Пленительный аромат

      Просыпаться было тяжело. Что-то давило сверху и вибрировало. А ещё было горячим. Вибрация отзывалась в течном теле приятной негой. Приоткрыв один глаз, встретился с желтым узким зрачком. Мгновенно открыл второй. На мне лежал огромный пушистый кот, придавив меня своим немалым весом. Кот смерил меня таким удивлённым взглядом, что в нём читалось: «У меня ещё никто живым не просыпался» — столько было в нём презрения к моей личности. Кажется, это что-то породистое. Какой-то там кун? Не помню.       Под пятой точкой было мокро и мягко, тело всё ещё горело. По ощущениям — второй день течки. Странно, задница совсем не болит, да и… Сжал ягодицы. Нет, меня точно не трахнули. Волна желания снова прокатилась по телу спазмом, и я простонал. Кот на мои завывания внимания не обратил, вытянул лапы, показав длинные когти, и уложил морду поверх них с таким довольным видом, что стало завидно.       — Черт, простите, Моти обычно не любит гостей, не знаю, что на него нашло, — альфа показался рядом с кроватью, неся на подносе чай и какой-то коктейль. — Моти, иди вон.       Коту было начхать, кто там что ему говорит. От его тепла и веса было спокойно и уютно. А ещё он был между мной и альфой, что придавало мне капельку уверенности.       — Пусть… пусть лежит, — хрипло выдал я. — Я… вы… мы не… Почему?       — Моти, — пихнул кота в бок его хозяин, за что был одарен злым шипением этого серого шерстяного монстра. — Странно, вы ему понравились, видимо, — пожал плечами альфа, а потом помог мне чуть приподнять голову, чтобы выпить чай. Сладкий, крепкий, с бергамотом. Или это запах альфы впитался в воду? — Я вами не пользовался, если вы об этом. Не волнуйтесь, отдыхайте, мне не сложно. Да и… Кажется, у вас всё же треснуло ребро. Как вам станет лучше, я отвезу вас в больницу и оплачу всё лечение.       — Почему… вы не… Как? Как вы сдерживаете себя? — удивился я, а мне в рот положили трубочку, чтобы я мог выпить коктейль. И не коктейль вовсе, а какой-то суп-пюре, при том очень вкусный, но питание меня беспокоило меньше всего.       — Нет, ну течный омега — это, конечно, здорово, но давно я не видел, чтобы кто-то настолько обезумел от этого, как те парни. Может они под кайфом были, — пожал плечами альфа. — Только с истинным голову же так сносит, чтобы насильствовать. Так, давай, допивай, мне нужно на работу на пару часов отскочить, в больнице кроме меня подменять других некому, так что отдыхай, пока я не вернусь. Моти за тобой присмотрит.       — Вы врач? — спросил я.       — Пластический хирург. На сегодня хирург общей практики.       — Вы пойдёте на работу?       — Да, а что, боишься в чужом доме остаться?       — Вы не чуете, — нервно усмехнулся я. — Загуглите. E30.8.12. Вам лучше найти одежду, на которую ещё не попал мой феромон и помыться.       — Это нарушения гормонального спектра… Да, я не ощущаю феромоны омег. С тобой что-то не так, — не вопрос, утверждение. И мужчина загуглил.       Сначала его брови нахмурились, потом губы поджались. Он переходил со статьи на статью и бледнел. Бросил на меня пару взглядов и вернулся к чтению. Я не отвлекал. Прекрасно знаю, что есть в сети, в каком порядке информация вываливается и какое впечатление производит. Именно такое — поджатые губы, бледное лицо и чуть трясущиеся руки.       — Сколько тебе лет? — спросил альфа, когда дочитал. Он смотрел куда угодно, только не на меня.       — Двадцать восемь, — я уже высвободил руку из-под одеяла и чесал Моти за ухом. Кот довольно урчал, подставляясь под незатейливую ласку. — Первая течка в четырнадцать. Да, все именно так, как пишут. Вчера могли поймать в двенадцатый раз. Если будете жалеть или утешать, не надо, пожалуйста, это унизительно. Я должен был уехать в дом за город, течка не должна была начаться вчера. Просто мой папа он в больнице и… Я испугался и получилось, что получилось, — не знаю, зачем оправдываться, но просто было немного стыдно за свою неосмотрительность.       — Понятно, — вздохнул альфа, посмотрев на меня впервые с тех пор, как узнал, в чем же дело. Смотрел спокойно, чуть устало, без капли ненужного сострадания и отвращения. — Я зарядил твой телефон. Запиши мой номер, если что-нибудь понадобится, напиши мне, я отвечу, как смогу. И никому не открывай, у меня уж точно есть ключи, — улыбнулся он мягко, протягивая мне мой телефон с тумбочки. Номер я набрал быстро, но как записать? Я вопросительно глянул на альфу. — Рамон.       — Рейнар, — представился я в ответ, и тихо проскулил, заерзав ягодицами по пелёнке. — Простите…       — Всё хорошо. Если нужно, впитывающие пелёнки в тумбочке, на второй полке. На первой подавители и обезболивающее. Не злоупотребляй. Я так понимаю, сбегать из моей квартиры ты не будешь, — мне снова улыбнулись. — Так, мне пора собираться. Постарайся ни во что не влипнуть, пока меня не будет.       — Простите, мистер Рамон, можно вас попросить? Купите марципановые конфеты, — очень хотелось ощутить этот сладкий пряный вкус. Безобидная просьба поймала альфу на выходе из спальни, и он сжал пальцами дверной косяк, полуобернувшись. Его плечи напряглись, и он сглотнул. — Если вам не сложно.       — Я куплю, — тихо отозвался он и взглянул на меня каким-то тоскливым взглядом, в котором я увидел то, чего видеть бы не хотел. Это была боль очень глубокой раны. Я прикусил язык, уже тысячу раз пожалев, что попросил.       Рамон ушёл спустя полчаса, в комнату предусмотрительно больше не заходил. Нет, его за омегу не примут, и домогаться явно не будут, но вот пристать с требованиями выдать им их истинного могут. Жар накатывал волнами, а внизу неприятно тянуло. Хотелось ощутить в себе хоть что-нибудь, но вот некоторые воспоминания убивали желание напрочь. И всё же всё тут пахло альфой. Очень привлекательным для меня альфой. Впервые в жизни мне жаль, что феромон не ощутили. Да и впервые в моей жизни это вообще произошло.       Через полтора часа игр в телефоне, мне стало скучно, захотелось пить и сполоснуться. Моти уже ушёл в ноги и там мирно спал, так что я без проблем поднялся, свернул мокрую пелёнку, положил новую, и, поджав булки, ушёл в ванную. Прохладный душ был чистым блаженством. В шкафчике нашёл омежью косметичку и средства гигиены. Всё лежало аккуратно, но как-то даже слишком. Да, если у Рамона есть омега, вернувшись домой он не пропустит мой запах мимо носа.       Квартира была небольшой, но очень уютной. Сделав себе чаю, имел наглость заглянуть в холодильник. В основном простые блюда, всё в строгом педантичном порядке. Я такое любил, но сам никогда не поддерживал. А ещё я отметил, что это дело рук одного человека. И тот же человек прибирался во всей квартире, он же развешивал вещи, он же кормил кота. Здесь не было ничего, что бы моему цепкому глазу говорило об.. омеге? Тут было много маленьких вещей, милых, омежьих, но будто бы оставленных. Если Рамон и расстался с омегой, то точно всё ещё хранил для него здесь особо место. Так не расстаются. Даже на тёплой ноте. Так оставляют память об умерших.       Я залез обратно в кровать и накрылся одеялом. Стало как-то тошно. Не моё ведь дело, что на душе у Рамона. Моти, будто бы ощутил моё настроение, и снова придавил меня, на этот раз растянувшись рядом. Он мурчал, мял лапами одеяло и позволял себя чесать. Его молчаливая поддержка усыпляла, и я провалился в спокойную дрёму.       Мне приснился отец. В те далёкие времена, когда семья была вместе. Когда я был ребёнком. Ведь они так любили друг друга. Отец бы никогда, я понимаю это сейчас, он бы никогда не поступил так, но он просто не смог. Это сильнее разума. Это нельзя простить, но я давно простил. В том не было его вины. Как не было и моей. Просто всё получилось так, как получилось.       — Бергамот, ты нашёл себе новую чесалку? — спросил рядом кто-то очень тихо. — Ты ведь никого кроме папочки не признавал, так почему сейчас ты решил… что пора жить дальше, — с надрывом прошептал Рамон. Его пальцы откинули с моего лица выбившуюся из косы прядь. Невесомо. — Как он может мне доверять, Моти? Потому что я не чувствую? Если бы я тогда ощутил изменения в запахе Шейна, смогли бы мы успеть спасти его? Я должен был ощутить.       Я сжался, закрывая лицо одеялом. Течка делала меня уязвимым к эмоциям, а сейчас мне хотелось плакать. Непозволительная слабость.       — Простите, что подслушал, — признался я, закусив палец. Слёзы уже лились по щекам. Чужая боль всегда была для меня важнее собственной. Сам ты не важен, а вот чужие страдания трогают, как свои уже не могут. — Я не… я не хотел, — а вот и рыдания, ну молодец, Рейнар, просто отлично! Злость сменяла собой всё остальное. А вот это уже знакомое, а вот это родное. — Не чуешь из чувства вины?       — Рейнар? — кажется, Рамон замер, услышав мой полный ярости голос.       — Простите, — проскулил я, сильнее зажимая одеяло в пальцах. — Ненавижу слёзы, ненавижу быть слабым, это меня злит, и я срываюсь. Особенно в таком состоянии. Я не хотел грубить, просто спросить. Если вы не ответите, ничего страшного. Я лезу не в своё…       — Мой муж умер от рака железы, я мог ощутить изменения на ранних стадиях, но не ощутил. В день его похорон я потерял обоняние на феромоны. Мне сказали, что это травма, что всё в моей голове, что я просто виню себя в его смерти. Моё наказание стало для тебя спасением. Неплохой исход, — кажется, Рамон даже улыбнулся своему открытию. А вот меня такой ход мысли возмутил.       — Да мне нужны ваши страдания что ли, чтобы свою жопу спасать? — возмутился я, откинув одеяло, и уставился в синие глаза напротив. Очень близко. — Я не это… сказать хотел.       — Хотел сказать, что мои терзания хуже, чем то, что тебя могли вчера изнасиловать? Ты правда так себя не ценишь? — грустно спросил Рамон, и я прикусил губу, спрятав глаза. — Как ты себя чувствуешь? Больно?       — Терпимо, — вздохнул я, сжав бедра. — Ребро, кажется, болит, — признался. Рамон сразу же уложил меня спиной на подушки и прикоснулся прохладными пальцами к моему боку, ощупывая. Я поджал губы, но всё же тихо зашипел. — Да, здесь.       — Как только течка кончится, я отвезу тебя в клинику. Тебе повезло, что удар был достаточно слабым. И всё же я виноват, — альфа ещё раз провёл пальцами по ушибу, щуря глаза, а после сместил ладонь на низ живота, прощупывая мои органы. — Внутренних повреждений вроде бы нет. Я надеюсь. Если бы я мог отвезти тебя сейчас, но, боюсь, это для тебя это будет худшим вариантом.       — Предпочту рискнуть и остаться здесь. Да и вы не виноваты, всё могло быть хуже, не сбей вы меня, или сразу отвези вы меня в клинику, — улыбнулся, даже слегка рассмеялся, но альфа моего веселья не разделил. Я нервно почесал затылок, начесывая рубцы до красноты.       — Метки… Это больно? — спросил Рамон очень тихо, будто боялся залезть не в своё дело.       — Просто дурная привычка, когда нервничаю, сдираю до крови, — пожал плечами.       — Ты бы хотел их свести?       — Это дорого. Страховка не покрывает такие операции, а свести столько меток… Не каждый бы взялся, да и такую сумму спустить на бесполезное занятие… Меня снова поймают, меня снова пометят, смысл? Как бы я не был готов, всегда что-нибудь может пойти не так. Как вчера, к примеру. Мне стоило уехать, но я не мог бросить папу, просто не нашёл в себе сил бежать, пока он на грани. Глупо. Никому от этого легче не стало, — безразличие в моём голосе заставило Рамона поджимать губы.       — Я могу посмотреть? — я сел, развернувшись к альфе спиной, и перекинул волосы через плечо. — Метки на железе…       — Я говорил, что не каждый возьмётся, я всё понимаю, — отмахнулся. Я уже давно забил на эти метки, ну есть и есть, всё равно едва ли именно они мешают мне забыть прошлое. Такое не забыть. Да и нельзя.       — Я бы взялся. Если ты захочешь, я сведу их. Все. Тебе нужно будет лишь оплатить лекарства и расходные материалы, и пару дней в стационаре. Да, это тоже приличная сумма… Или ты можешь восстанавливаться здесь, под моим присмотром. Так будет даже лучше. Думаю, это будет неплохой компенсацией за то, что я тебя сбил. Ты подумаешь, Рейнар? — Рамон мягко развернул меня, укладывая обратно.       — Вы же не совесть очистить хотите. Зачем это вам? — я нахмурился. От альф я никогда ничего хорошего не ждал, и даже сейчас искал подвох.       — Я могу это сделать, могу себе это позволить, а ты можешь об этом попросить. Нужно что-то ещё? Поверь, я не преследую никаких целей, просто искренне хочу помочь, — альфа встал и отошёл, скрестив руки за спиной. Он смотрел в окно, где вечернее небо уже окрасилось пурпурно-огненным заревом. — Может быть, я уже просто не знаю, зачем мне жить, если я никому не могу помочь.       — А разве жизнь должна иметь какой-то смысл? Это жизнь, и она такая, какая есть. Ужасная или полная ежеминутного счастья, она неповторима, она лишь одна, и она прекрасна просто тем, что она есть. Её нельзя перемотать или повторить, невозможно изменить прошлое или предсказать будущее, только принять её такой, какая она есть. Любить её. Даже если всё, что она делает, это пытается тебя уничтожить, — высказал я свои мысли. Рамон любил своего мужа, он был для него если не всем, то многим, и без него он и правда не видел смысла.       — Цитируешь своего психолога? — усмехнулся Рамон, хитро прищурившись через плечо.       — Цитирую себя. Я работаю с жертвами насилия, а они, как ты можешь догадаться, чаще всего жить не хотят. И не мне их за это осуждать, — я откинул голову в сторону, указав на шрам, что оставила верёвка на нежной коже. — Но я понял, что умереть — просто трусость. И, как говорит мой действующий психолог: «Делайте себе скидку на всю вашу историю».       — Кажется, от кое-кого я это тоже уже слышал, — улыбнулся Рамон.