· · ─────── ·•· ─────── · ·
Танджиро отшатнулся, как от удара тока, спиной прижался к стене и, рвано выдохнув, присел. Сердце, что до того момента лениво отстукивало ритм, вдруг будто бы сорвалось с цепи, забившись частой дробью у самых ребер. Мир вокруг поплыл, краски стали ярче, звуки — отчетливей. Кровь все еще приливает к лицу. Всего лишь легкое прикосновение к его лбу, не более, но внутри юноши вспыхнул пожар. «– Какого черта это было?...» — с тревогой спрашивает он себя, пытаясь унять дрожь в коленях. До этого они тысячи раз соприкасались руками, дружески обнимались. Но сейчас то прикосновение ощущается совсем по-другому, будоража и пугая одновременно. Камадо пытается найти объяснение своей реакции, но в голове царствует лишь путаница. В его душе зарождается нечто непонятное и тревожное, то, чему он не может найти имя. Прикосновение обожгло, оставив после себя след на мягкой коже, похожий на тлеющий уголек, а в животе тянет как-то по-особому приятно. Внутри бушует ураган непонятных, противоречивых эмоций. Смущение и трепет смешались с внезапно проснувшимся любопытством. Ему хочется стереть со лба фантомное ощущение прикосновения, но в то же время что-то неудержимо тянет его обратно, как мотылька на свет. Он чувствует себя бабочкой, только что выбравшейся из кокона — растерянной, уязвимой, но в то же время ощущающей невероятную легкость и свободу. В душе расцветает дивный сад, полный невиданных цветов и порхающих птиц, о существовании которого он даже не подозревал. Это чувство новое, неизведанное, пугающее и притягательное одновременно. Мальчонок не знает, что с ним делать, как назвать его, куда спрятать от посторонних глаз. Но одно он знает точно — его жизнь уже, похоже, никогда не будет прежней. «– Может, и вправду просто приболел?» – стараясь найти хоть какие-нибудь оправдания, которые объяснили бы его странное поведение, Танджиро поднялся на ноги. Дрожь в коленях не собиралась уходить. Но она, к его же собственному удивлению, была даже приятной. Парень, переплетая ногами, невольно начинает подозревать, что, кажется, он забыл, как ходить. Он направился на первый этаж — сказал ведь, что надо позавтракать, значит, он пойдет завтракать. Где-то внутри он питает слабую надежду, что все эти чувства, его поведение из-за плохого питания и недосыпа, ибо до вчерашней встречи с Томиокой спал он мало — часа два-три, может, и ел он только тогда, когда уже начинал чувствовать дикую слабость во всем теле, или тогда, когда все вокруг слышали его жалостное урчание желудка. Утро задалось, конечно, на все сто.***
– Ты в порядке? – Зеницу подходит к другу, садится рядом за стол. – Бледный какой-то. «– Еще один...» – проносится в мыслях у Камадо. – Все хорошо, – бодро отвечает он. – Мне рассказали про твой бок и про твое сражение с демоном. Какуши сказали, что еще бы пару часов и, наверное, тебя бы нашли где-то поблизости. Удивительно, что ты вообще смог дойти с такой глубокой раной. Ходить не тяжело? – блондин пронизывает щенячьим взглядом, в котором читается искреннее переживание. – Все в порядке, правда. Мне просто улыбнулась удача, да и кровь я останавливал, концентрируя дыхание, так что я бы не помер на пороге, – убеждает Танджиро. «– Прости, пожалуйста, Зеницу, что вру тебе, но я не могу тебе рассказать, как все произошло на самом деле». – Вот как... Слова его товарища, легкие и беззаботные, как летний ветерок, огибают Агацуму со всех сторон. Но он не верит почти ни единому слову. Он слышит — отчетливо, до последнего толчка, — как трепещет сердце юноши, запутавшись в сети лжи. Острый слух, насмешка судьбы, открывал светловолосому не только мир звуков, но и мир чужих эмоций, скрытых под разными масками. Он слышал дрожь в голосе, замечал неуловимые изменения в ритме дыхания, чувствовал малейшее колебание пульса. И сейчас сердце Камадо кричит ему о том, что практически каждое произнесенное слово — не более, чем тщательно спланированный обман. Но Зеницу молчит. Легкая улыбка коснулась его губ, глаза смотрят с участием и пониманием. Он не хочет разрушать иллюзию, которую так старательно создает его лучший друг. Возможно, этот обман необходим ему самому, как защитная оболочка. В глубине души Зеницу разворачивается тихая драма понимания и принятия. Он принял выбор Танджиро лгать, принял его право на сокрытие своих истинных чувств. Думает, что как придет время, то он обязательно все ему расскажет, ибо так было всегда. Камадо что-то долго утаивать ничего не умеет. – Иноске уже ушел на задание? – спрашивает юноша, решив сменить тему разговора и закидывая в рот очередную порцию отварного риса. – Да, ранним утром ушел, – блондин бросает погрустневший взор в окно, вглядываясь в каждую тучку на небе. – Не понимаю... Почему нас перестали отправлять на задания хотя бы по два человека? Так не только шансов выжить больше, но и быстрее завершить задание можно. Танджиро замолкает и перестает пережевывать свой завтрак, задумавшись. – Зеницу, а ты сам как? – он решает вновь сменить тему, ибо понимает, что никакого ответа на довольно-таки хороший вопрос он не даст. – Уже лучше, яд демона не успел сильно распространиться, поэтому остается только ждать, пока эти... – лицо Агацумы заметно позеленело. – Пока эти горькие и отвратительные лекарства будут действовать...***
В приглушенном полумраке комнаты, легким движением Гию опускается на мягкий футон, словно плывет на волне тишины. Складывая ноги под себя, он устраивается в удобной позе, прикрывая шумами мира вокруг себя. В руках он держит книгу, которую поднял с пола. Остальные продолжают лежать. На уборку сил нет. Его глаза, полные меланхолии и скрытой боли, скользят по строкам, словно путешествуют по мирам вымышленных героев и событий. Но каждый раз, когда его взгляд случайно скользит, а затем задерживается на своих когтях, проходит слегка дрожь его пальцев. В этот миг ненависть, окутывающая его сердце, просачивается наружу, и он стискивает зубы, сдерживая свое внутреннее бешенство. Истории, запечатленные в книжных страницах, обретают новые оттенки в его раздумьях. Слова касаются его самого, призывая к самоанализу и самопрощению. Но внутри него горят пламенные руины, наполненные мрачным негодованием и самоубийственной ненавистью. Каким-то образом он борется с этим навязчивым чувством, держа его в узде, чтобы в очередной раз не нанести вред себе. Где-то в голове слышатся шепоты мыслей, потаенные монологи и брань самому себе. Но он не позволяет злобным мыслям одержать верх над собой. И продолжает читать, ища вдохновение, ища ответы, ища спасение от этой сокрушительной ненависти к самому себе. Спустя пару часов дверь как-то противно скрипнула, нарушая мирное уединение комнаты. В проеме появился человек — его опора. Роскальзываясь по полу, легкие шаги наполнили пространство комнаты приятным звучанием. – Читаешь? – спрашивает Камадо, присаживаясь подле демона. – Читаю, – отвечает тот, не отрываясь от строк в книге. – Позавтракал? – Позавтракал. – Хорошо. Затем между ними вновь повисла тишина — неловкая и даже напряженная, — нарушаемая лишь тихим дыханием и шелестом страниц. – Танджиро... – Да?! – мальчишка резко вздрагивает, заставляя вздрогнуть и Гию, что тут же взглянул на него с нескрываемым изумлением. – Чего ты... такой дерганый? – Я?! Нет, вовсе нет! Просто, видимо, отвык находиться рядом с тобой. Когда ты пропал, Зеницу как-то сказал, что такое может быть. Не волнуйся, скоро снова привыкну! А еще, он задал довольно интересный вопрос, почему нас начали поодиночке отправлять на задания. Я не знал, что ему ответить, потому промолчал, и решил после разговора с ним спросить у тебя. Что думаешь? – Зеницу?... – Томиока приподнимает бровь, игнорируя вопрос младшего. – А кто это? Лицо парня в мгновение оцепенело, словно время замерло в его глазах. В тени переживаний и тревоги его черты застыли, будто отливок, вылитых из мрамора. Глаза, обычно полные живости и энергии, теперь отражают лишь беспокойство и испуг, подобно замершим озерам в холодном зимнем утре. Его губы приоткрылись, немой вопрос: «Чего?» читается в его взгляде, но слова застряли в его горле, как птицы, запертые в клетке, не в силах найти выход из этой тесной тюрьмы. Мгновение страха пронзило его сущность, заставив замирать сердце и застывать кровь в жилах. Взгляд его словно пронзал непроницаемую пелену, пытаясь найти ответ на пугающий вопрос, который висел в воздухе, словно меч над его головой. – В смысле «кто это»?... – голос мальчонки дрогнул. – Ты шутишь же, правда? И в этот момент все вокруг словно остановилось, и кажется, что природа сама задержала дыхание, ожидая ответа. – С чего ты взял? – вопросом на вопрос отвечает темноволосый. – Я правда не понимаю, о ком ты говоришь. – Хватит уже, не смешно! – юноша посмеивается нервно. Он старается поверить в «шутку» Гию, однако его собственный нюх говорит только об одном — он не прикидывается. Он и в самом деле не понимает, о ком идет речь. – Разве похоже на то, что я шучу? Мне кажется, это ты смеешься. Я не знаю никакого Зеницу. – Скажи, а кого... кого ты знаешь? – в голосе парня мелькнула нотка надежды. – Нет! Лучше скажи, что и кого именно ты вообще помнишь? – Помню тебя и... И вдруг осознание обрушилось на него как лавина. Он не помнит ничего и никого, кроме Камадо. Все его воспоминания, все лица и моменты замазаны туманом, кроме одного — лица Танджиро, которое словно вырвалось из прошлого и укоренилось в его разуме. Это ужасное осознание пустоты, заполнившей его прошлое, словно страницы, вырванные из альбома воспоминаний. – Что двигало тобой вчера ночью, когда ты пробирался сюда через окно? – мальчишка блуждает перепуганным взглядом по не менее перепуганным глазам старшего. – Страх быть кем-то замеченным. – А утром? Ты помнишь, о ком мы говорили утром? – О... – Томиока хмурит брови. Он точно знает, что разговор был, но о ком не помнит. Забыл. «– Он даже забыл своих какуши, которые служили ему верой и правдой... Какого черта происходит? Меня он тоже скоро забудет?...» Лицо мальчишки пронзила очередная тень беспокойства, словно ледяной ветер проникает сквозь его душу, оставляя за собой тревожные следы. В его глазах отражается страх, будто море, накатывающее на берег, грозящее затопить все его мысли и чувства. Губы его дрогнули, как хрупкие лепестки весеннего цветка, готовые рассыпаться при малейшем прикосновении. Он молчит, потому что слова кажутся ему слишком ничтожными перед бурей эмоций, бушующих в его сердце. Страх окутывает его, словно пелена тумана, загораживая путь к ясности мыслей и чувств. В его глазах мерцают огоньки надежды во мраке неопределенности. Он боится быть забытым, потеряться в бездне времени. Он дрожит от мысли о том, что их связь может рассыпаться на ветер, как песок в пустыне, и он останется один, пленник собственных страхов и сомнений. И в этот момент он почувствовал, как сердце его сжимается от боли предчувствия утраты. Он понял, что страх потерять другого парня столь же сильный, как страх быть забытым им же. Его глаза сверкнули от слез, и он резко подался вперед, словно пытаясь остановить время. Камадо обнял Томиоку с такой силой, будто пытается передать через объятия все свои чувства. Слова застряли в его горле, а лицо выражает мольбу не забывать его, не покидать его. Слезы, которые он упорно старался сдержать, словно драгоценные камни, все же блестнули на его щеках, подчеркивая искренность его эмоций. В этот миг он кажется уязвимым и сильно сбитым с толку. Демон ответил на объятие с такой нежностью, словно он прочел каждую мысль своего возлюбленного. Его руки обвили его тело с ласковостью, будто храня в себе всю истину и тепло этого момента. – Я не забуду тебя, даже если захочу. Танджиро. Слова, произнесенные с такой убедительностью, звучали как заветное обещание, несущее в себе обет вечной привязанности и любви. Каждое его слово пропитано искренностью, каждое прикосновение наполняет воздух сладким ароматом обещаний. И юноша чувствует, что тот не врет.***
Солнце сменилось луной, день — ночью. Камадо твердо настоял на том, чтобы пойти к демонице-целительнице. По его мнению, она с большей вероятностью может знать, что произошло с Гию, из памяти которого стерлись абсолютно все его знакомые, кроме одного единственного паренька. Однако Томиоке эта идея не понравилась с самого начала. Он не был готов стать подопотным кроликом в окружении других демонов, которые выясняли бы причину его странной и частичной потери памяти. Несомненно, ему и самому любопытно было узнать, что, как и почему, но он предпочитал узнать это каким-нибудь другим способом. Но мальчишка был слишком настойчив и на все фразы «я никуда не пойду» отвечал одним словом: «Пойдешь». И Гию все же сдался, понял, что пытаться отговорить бессмысленно.· · ─────── ·•· ─────── · ·
– Госпожа Тамае, – светловолосый демон слегка вздрагивает, бросая взгляд на лестницу, ведущую наверх из подвала. – Кажется, к нам гости. Один из них демон. Сильный. Демоница молча поднялась со стула и, так же не проронив ни слова, не спеша побрела на первый этаж их дома. Она не была удивлена словам своего помощника, будто заранее знала, что к ним придут. Юширо последовал за ней. Танджиро, пройдя сквозь деревянный забор, оказался на территории известного ему дома, но неизвестного для Томиоки, который то и дело, что с опаской поглядывал по сторонам, будучи готовым в любой момент начать защищать мальчишку. Хоть никакой угрозы он и не чувствовал, он все равно был напряжен. Дверь впереди распахнулась и на пороге появились два силуэта. Темноволосый свел брови к переносице. – Гию, успокойся, пожалуйста, они не враги... – проговорил юноша, стараясь сделать это как можно тише. – Здравствуй, Танджиро, – Тамае приветливо улыбнулась ему и жестом пригласила войти в дом пришедших. – Все расскажете внутри. Парень дружелюбно улыбнулся в ответ не только ей, но и Юширо, чем невольно вызвал неприятное и будто режущее чувство внутри Томиоки. Войдя в дом, они прошли в весьма уютную гостиницу, где затем расположились на полу друг напротив друга, каждый рядом со своей «парой». – Томиока, мы не причиним ему вреда, – демоница слабо кивает в сторону мальчонки. – Волноваться тебе не о чем. Гию продолжает молчать, хмурится все так же, лишь украдкой взглянув на сидящего рядом Камадо. И только после того, как он заметил слабый кивок уже от него самого, взгляд темноволосого смягчился. – Госпожа Тамае... – в глазах мальца читается жуткое переживание. – Я хочу узнать, почему Гию не помнит ничего и никого, кроме меня. Этим утром мы разговаривали о его... Наших какуши, но со временем, они из этого разговора бесследно исчезли из его памяти, будто их и не было никогда. Я подумал, что только вы можете объяснить, в чем кроется причина... Пожалуйста, – Танджиро слегка склонил голову сильно зажмурившись, словно готовясь к удару. – Томиока, как давно ты стал демоном? – целительница перевела на него взгляд. – Полтора месяца назад. Может, чуть больше, – холодно, как обычно это бывает при общении с другими, ответил Гию. – Как проходило твое обращение? Какие чувства ты испытывал в тот момент? – Тамае продолжала заваливать вопросами новообращенного, а Юширо, сидящий подле нее, что-то записывал в небольшом блокноте. – Не помню, как оно проходило. Я не заметил этого. Окончательно понял, что обратился только тогда, когда взглянул на свое отражение. Испытывал чувство страха и неутолимую жажду крови и людской плоти, – то хладнокровие в его голосе, с которым он отвечал на вопросы, заставляло мальчишку рядом немного вздрагивать невольно. И старший мысленно извинялся за это перед ним, но он понимает, что нужно говорить только правду, иначе в данной проблеме они не разберутся. На самом деле, он считает, что даже Госпожа Тамае не сможет с этим разобраться, какой бы умной и опытной в демонических делах она не была. – Ты испытывал страх за себя, за то, что с тобой будет? – Отчасти. Но это было не основной причиной. – Какова была основная причина? – Я испытывал и продолжаю испытывать страх за людей, за то, что могу не сдержаться и причинить им боль, может, даже убить. – За что ты цепляешься, чтобы не сорваться? И в этот момент Томиоку будто ледяной водой облили. – Каждый раз, когда у меня возникает желание убить, я вспоминаю Танджиро. Это помогает мне подавить то желание. – Ты думал о нем и вспоминал его в первый день своего обращения? – Да. – Как часто? – Постоянно. Камадо с нескрываемым удивлением хлопает глазами, смотря на своего товарища. «– Все это время он вспоминал только меня? Это я был твоей главной причиной никому не вредить?...» – в голове юноши градом посыпались неозвученные вопросы, которые, возможно, он озвучит позже, но уже наедине с ним. – Юширо, каков твой вердикт? – Тамае, закончив с расспросами, взглянула на своего помощника. – Постоянные мысли и воспоминания о Танджиро сдерживали и продолжают сдерживать Томиоку от убийств и все еще наделяют его сильной силой воли, сохраняют его человечность. Это отразилось и на его памяти, затмив другие воспоминания из его жизни. В ней он выделил Танджиро, сделав его самым главным и важным человеком в своей жизни. На подсознательном уровне он боялся и все еще боится того, что Танджиро в какой-то момент разочаруется в нем, отвернется от него и покинет его. Говоря вкратце, если Танджиро уйдет, то с ним уйдет и человечность и самообладание Томиоки, ибо ему попросту будет незачем потом больше сдерживать себя, – сказал Юширо, не отрывая взгляда от своих записей в блокноте. – Но теперь, когда Танджиро находится рядом, этот страх быть брошенным кажется намного сильнее и намного пугающим, верно? Гию снова нахмурился, сжав руки в кулаки на своих бедрах. Костяшки побелели, а острые когти больно впились в кожу. Этот светловолосый демон пиздецки прав. – Томиока, – демоница вновь устремила взор на темноволосого, – ты уталял свой голод теми же мыслями и воспоминаниями о Танджиро? – В основном. Иногда спал, но не сильно долго. – Тогда ключ к загадке именно в тебе, Танджиро, – Тамае мягко посмотрела на взволнованного мальчонку. – Ты сильно повлиял на него еще тогда, когда он был человеком. Вы многое пережили вместе, многие пережитые эмоции и моменты отпечатались в душе, в самом разуме и в сердце Томиоки — это и стало причиной того, что он помнит только тебя. Но, думаю, что не основной. – А какая тогда еще причина?! – похоже, один лишь Камадо не понимает. Он бегает взглядом по присутствующим, стараясь отыскать хоть какие-нибудь ответы, и в конечном итоге задерживает его на Гию, который, опустив голову, смотрит на пол. Он-то уж точно все прекрасно понял. – Прости, Танджиро, но ответ на твой вопрос может дать только сам Томиока. Целительница медленно поднялась с места, направилась к выходу из гостинной, решив оставить их наедине друг с другом. Следом за ней пошел и Юширо, но он ненадолго остановился, взглянул на охотника и сказал чуть ли не шепотом, перед тем, как уйти: – Не оставляй его, если не хочешь, чтобы все, кого ты знаешь, погибли от его рук. Слова демона больным эхом отразились где-то в грудной клетке юноши. Тишина легла на комнату, плотная, как застывший туман. Она не давит, но сковывает, заставляя воздух в легких становиться тяжелым. Два силуэта, сидящие друг с другом рядом, невольно растворялись в ней, будто бы два дерева, уходящие корнями в молчание. Один, с потерянным взглядом, блуждающим по стенам, не понимает, что происходит. Его мысли метаются, словно бесцельно брошенные в шторм корабли. Он чувствует что-то невнятное, непонятное, но объяснить его не может. Второй, с прищуренными глазами, в которых отражается глубокая тишина, все прекрасно понимает. Он спокоен, как старый дуб, стоящий веками на горном склоне. И в этой тишине, словно в пустоте Вселенной, слышно лишь биение двух сердец. Томиока почувствовал, как на него смотрят. Взгляд пронизывает его насквозь, ища ответы. Он знает, что этот парень не отступится, пока не получит их. Но он сам не знает, какие слова сказать, как вновь открыть ему свою душу. Его сердце бьется в груди, словно пленная птица, бьющаяся о стенки клетки. Он хочет сказать все, что чувствует, но слова застревают в горле, превращаясь в немую боль. Он не может вот так признаться, что любит его. Он не может сказать, что именно эта любовь не дала ему забыть этого парня, заставила его все это время думать о нем. Гию все же глянул на мальчонку. Увидел в его глазах ожидание, нетерпение, и это лишь усиливало его страх. Он похож на корабль, дрейфующий в тумане, не видя берегов, не зная, куда плыть. Он не может ответить на его вопросы, не может выпустить из себя свою тайну. Он может лишь молчать, может лишь надеяться, что когда-нибудь он найдет в себе силу сказать правду. – Гию, – юноша подсаживается ближе, накрывает чужую руку своей ладонью, – пожалуйста, будь уверен в том, что я никогда не оставлю тебя одного. Мир вокруг него растворился в нежной дрожи. Все звуки померкли, оставив лишь ощущение тепла, проникающего в него через кожу. На самом деле, он ожидал, что это будет просто касание, знак поддержки, легкое и сострадательное. Но в этом жесте было что-то иное, что-то, что невозможное описать словами. Его щеки покраснели, уши будто ярким огнем вспыхнули, и он засмущался, словно сделал что-то неправильное. Он чувствует, как его сердце стучит в груди, отбивая ритм неизвестной мелодии. Он хочет понять, что происходит, но ему все так неясно, все кажется таким запутанным. Он понимает, что в этом простом жесте скрывается нечто больше, нечто, что может буквально перевернуть весь его мир. Он не знает, как назвать это ощущение, но оно кажется ему прекрасным, и он не хочет его отпускать. Он продолжает держать его руку, наслаждаясь теплотой и дрожью, проходящей через него. Он не знает, куда приведет его это ощущение, но он готов следовать за ним, куда бы он ни вел. – Я не отпущу тебя. И вновь мир внезапно сжался, оставив лишь тепло и запах кожи. Танджиро в один момент оказался в объятиях, мягких и нежных, словно в коконе из солнечного света. Он не может пошевелиться, не может дышать, не может даже подумать. Лишь тепло и тишина окружают его, заставляя его сердце по-новой ускорить ритм. Он засмущался еще сильнее. Он ощущает дыхание Томиоки, легкое и ровное, словно шепот ветерка в листве. Он чувствует его тепло, проникающее в него, растворяющее его. В этот момент он осознает, что чувствовал подобное и раньше, когда просто находился рядом с ним. Это неловкое смущение, этот трепет в груди, это желание прикоснуться, дабы почувствовать еще больше тепла. Он просто игнорировал все эти непонятные чувства, отталкивая их от себя, словно нежелательных гостей. И сейчас ему совестно из-за этого. Но теперь он понимает, что больше не в силах игнорировать их. И в этом сознании есть и страх, и радость, и нечто непонятное, что заставляет его дышать чаще и смотреть в пустоту с нескрываемым восторгом. Вскоре Танджиро почувствовал как руки, обнимавшие его, ослабели, словно ветер отпускает листья, чтобы те парили в воздухе. Тепло, окутывавшее его все это время, начинает уходить, оставляя за собой пустоту, холодную и неуютную. Он не хочет отстраняться. Он хочет остаться в этих объятиях навечно, чувствовать это тепло, это дыхание, это нежное прикосновение. Но Гию отстранился. Не резко, не грубо, а медленно, будто лодка, отходящая от берега, оставляя за собой песчаный след. В этом отстранении ощущается что-то невыразимо грустное. Камадо хочет сказать старшему, что ему нравится это тепло, что он хочет остаться в этих объятиях, но слова застряли в горле, словно запутавшиеся в лианах. – Скажу так, Танджиро... – Томиока прочистил горло, прежде чем продолжить: – Ты... мне небезразличен. Он не отводит взгляд, хотя очень хочется. На душе ощутимо полегчало. «– Я правильно его сейчас понял, или это просто я сам хочу так думать?...» – думает юноша. – А... Я знаю, – вдруг произносит парень, улыбаясь, – иначе ты бы не вел себя со мной вот так открыто, не разрешил бы обращаться к тебе на «ты», звать тебя по имени, касаться тебя, когда вздумается, и... Он резко прерывает свою речь, услышав глубокий вздох. «– Не понял или притворяется?...» – думает демон. – В общем, думай сам. Я тебе все сказал. Гию, прикрыв веки, поднялся с места и направился к выходу из внезапно ставшей душной комнаты. Захотелось выйти на улицу, освежиться, да мозги проветрить. – Так и скажи, что любишь... И мир вокруг Томиоки словно растворился в тумане, оставив лишь смутные очертания реальности. Все его существо поглощено потоком мыслей, бурлящих в его голове, как буря в океане. Будто удар грома среди ясного неба, прозвучали эти слова, сказанные тихим, но уверенным голосом. Они пронзили его насквозь, заставив его остановиться, как вкопанного. Он почувствовал, как кровь отхлынула от лица, оставляя его бледным, как полотно. Ноги будто окаменели, отказываясь двигаться. Он не может повернуть голову, не может посмотреть в глаза тому, кто произнес эти слова. Словно невидимая сила приковала его к месту, заставив замереть в позе ожидания неизбежного. В его ушах звенят слова, повторяясь снова и снова.Так и скажи, что любишь…
Так и скажи, что любишь… Они проникают в глубину его души, раскрывая тайны, скрытые в ее потаенных уголках. Он любит его. Он любит его давно, еще с тех пор, как впервые увидел его улыбку, услышал его голос, в полной мере почувствовал его присутствие. Но он никогда не признавался в этом, скрывая свои чувства за маской безразличия. Он страшился ответа, страшился отвержения, страшился остаться один на один со своими неразделенными чувствами. Но теперь, когда слова были произнесены, он не может взять и убежать. Он пойман в ловушку своей собственной тайны, и ему не остается ничего, кроме как выпустить из глубины души слова, которые он так долго держал в себе. Он не знает, что будет дальше. Он не знает, каким будет ответ. Но он знает, что ему необходимо сказать все, о чем он думает, всю правду, потому что она сидит в нем, как неукротимая птица, жаждущая свободы. И он готов отпустить ее, невзирая на то, что ее полет может принести ему боль. Все-то Танджиро все-таки понял.