Смерть во времени

Регент заявился только под вечер. Кэс его не осуждала: не к лицу правителю Цитадели торопиться. К моменту, когда он появился на пороге, она уже успела выпроводить протрезвевших гостей вечеринки Хета. Те торопливо одевались и, стараясь не смотреть на нее, быстро выскальзывали в коридор. Осталась лишь спящая бронзовокожая девушка, возлежавшая на ковре так величественно, будто сошла с полотен, изображающих Матерь богов. Кэс решила не будить ее. Раздался звонок. Она открыла дверь. Регент коротко поклонился в знак приветствия. — Давно не виделись, Кэс, — он улыбнулся, кивком отпуская своих сателлитов. Четверо магистров, неотрывно следующих за правителем, с поклоном вышли за дверь. Остался только Мин, и именно его Кэс недолюбливала больше прочих. Крепкий громила в идиотской широкополой шляпе поверх ярко-красных волос казался недалеким и вечно сонным растяпой. Кэс не понимала: кто надоумил Регента сделать его своими глазами и ушами? — Давно — не то слово. Согласно этикету, при виде Регента ей стоило поклониться до земли и прижать к губам его пальцы, усыпанные перстнями. Вместо этого она, чуть виляя бедрами, прошествовала к стойке: — Выпьешь? Регент вежливо отказался. Его темно-серые глаза исподтишка исследовали разруху, царящую в комнате. Когда его взгляд в третий раз прошелся по красным трусам, свисающим с люстры, Кэс не выдержала: — Ты всего на пару минут разминулся с Хетом. — Какая жалость, — вздохнул Регент, присев на корточки перед спящей девушкой. Его аккуратные небольшие руки ощупали ее шею. — Она мертва, кстати. Кэс вздрогнула: — Уверен? Вместо ответа Регент продемонстрировал ей циферблат часов, болтающихся на запястье женщины. — По нулям! — ахнула Кэс. Она проклинала свою неосмотрительность, пока ее пальцы быстро набирали на коммуникаторе номер медицинской помощи. — Мгла, да как же я могла не заметить? “Перепутать сон и смерть — это, конечно, сильно. Браво, Кэс! Прекрасный из тебя ученый, ничего не скажешь”. Мысли путались. Пальцы не попадали по кнопкам. — Подожди, — чужая рука легла на ее ладонь. — Медики ей уже не помогут, увы. А я хотел бы поговорить с глазу на глаз, если позволишь. До того, как прибудет бригада в белых халатах. Кэс медленно отложила коммуникатор. — С глазу на глаз? — она выразительно посмотрела на Мина, застывшего у входа, подобно гигантской тени. Понимающе улыбнувшись, Регент попросил Мина выйти, наказав ему, чтобы он не пил чай в соседнем квартале. Так как поступали сообщения, что, мол, пьет он там далеко не чай. Кэс подумала, что, будь она телохранителем Регента, тоже пила бы далеко не чай. — Так о чем ты хотел поговорить? — чувствуя, как пересохло горло, она плеснула в бокал итакское вино. Первый приступ паники почти прошел, и Кэс снова стала собой: хваткой, бойкой и циничной. Регент прав: покойнице уже не помочь. Регент перевернул опрокинутое кресло и уселся. Кэс, будто загипнотизированная, следила за его движениями, почти такими же изящными, как у его брата, но более быстрыми и точными. Его волосы, выкрашенные в синий по последнему писку столичной моды, растрепались, и девушке внезапно захотелось их пригладить. — Старая песня о том же, — голос Регента переливался множеством оттенков. В нем была и грусть, и властность, и легкая растерянность. — О людях. — О тех убийствах? Кажется, они тебя сильно заинтересовали. Регент пожал плечами. — Их как раз можно было ожидать. Рано или поздно люди должны были совершить нечто из ряда вон выходящее. — В самом деле? — Таков закон систем. Встраиваешь предохранители на случай оплошностей, но что-то в этих предохранителях и приводит к непредвиденным ошибкам. — То есть ты называешь всего лишь ошибкой того психа, который вырезает наших граждан, как беспомощных зверушек? Она вспомнила фотографии, увиденные в лаборатории. Тело. Туловище с распоротым животом, из плеч и таза торчат беловатые кости. Руки и ноги отрезаны. Голова с изуродованным лицом закинута назад. В грязной речной воде мокнут серые слипшиеся внутренности. “Он не любит кожу. Должно быть, убийце хочется соприкоснуться с еще теплой плотью, ощутить сеть мускулов, жесткость костей, всю плоть… А куда он девает вырезанные куски плоти? Может, их еще обнаружат?” Регент посмотрел на нее так мягко, что ей стало стыдно за свой выпад. Но за этим милым взглядом таилась сталь, которая могла оборвать жизнь каждого магистра в мгновение ока. “Не обманывайся,” — напомнила она себе. Этому худощавому низкорослому мужчине едва миновало четыреста лун, но в его руках была сосредоточена огромная власть. Кэс знала Регента с детства, и он всегда имел невероятную способность давить на других магистров. Он никогда не угрожал. Напротив, он всегда был вежлив и учтив. Он не обладал красотой своего брата, но он был обаятельнее и притягательнее. Что-то в нем заставляло ловить каждое его слово. — Ошибкой я называю магистров, которые действуют в обход законов и продолжают свои вылазки в Уранию без разрешения Совета. Если бы только каждый выполнял свою работу так, как ее выполняю я… Сейчас, когда у него появился недостижимый статус, его речь стала официальнее, а обаяние — более жестким, но все равно сохранило манящую таинственность. — Я ведь знаю о тех, кто обманом выманивает у людей время, — продолжил он, задумчиво подперев кулаком острый подбородок. — Уверена, это единичные случаи. Регент неодобрительно поцокал языком. — Опять ты его покрываешь, да? — От тебя ничего не утаишь, — хмыкнула Кэс. Интересно, как там Хет? Нашел ли Юю? Вспомнил ли о нем вообще, или так увлекся своей хитрой игрой, что забыл о самом близком друге? Честно говоря, иногда Кэс ревновала его. Эти двое, казалось, существовали в какой-то отдельной вселенной со своими секретами, куда не пускали никого. Даже Кэс. Даже Регента. — Вот видишь, — мужчина устало откинулся на спинку кресла. — Если мой родной брат так легко нарушает законы, что уж говорить об остальных? Кровные узы всегда были для Регента чем-то особенным, чего Кэс никогда не могла понять. Магистры появлялись на свет в лабораториях Библиотеки, их буквально лепили из генетического материала предков. Братьями и сестрами могли считаться все, чей материал совпадал на семьдесят процентов, и, хоть такое случалось нечасто, это не было чем-то из ряда вон выходящим. — То, что Хет — твой родственник, не означает, что он будет следовать букве закона. Да и ты был тем еще… — она запнулась. Регент улыбнулся. Кэс никогда не умела рисовать, но когда он улыбался, единственное, чего ей хотелось — взять лист бумаги и запечатлеть его портрет. — И я когда-то рьяно боролся против своего предшественника. Ты это хотела сказать? — Я хотела выразиться менее цензурно, но да. Ты уловил самую суть. Когда Двенадцатый Регент погиб под завалом, Кэс, подобно миллионам магистров, замерла в ожидании следующего претендента на самый почетный титул Цитадели. Она как сейчас помнила, что тогда лежала на кровати, смотрела телевизор, ела соленые крекеры… И едва не подавилась, услышав знакомое имя. Впрочем, с того дня у него не было имени. Даже краткого прозвища, обычного для всех магистров, не осталось. Только титул: Регент. Как вечное напоминание о том, кем он стал. Наместник Матери богов, исполнитель ее воли. Низенький бойкий паренек, с которым они вместе росли, учились, влюблялись, прятались по подвалам, печатали агитационные плакаты, прыгали с крыш гравикаров, грабили магистров побогаче. И мечтали, мечтали, мечтали. О том, как когда-нибудь они найдут способ не зависеть от жестокого времени. Когда-нибудь магистры откроют глаза и поймут, что к людям нельзя относиться, как к расходному материалу. Когда-нибудь тирания Двенадцатого Регента закончится. Кто же знал, что она закончится именно таким образом? Конечно, кто-то должен был занять место покойника. Каждый правитель Цитадели выбирался на следующий день после смерти предыдущего, и выбирался не абы кем, а самой Матерью богов. Да, теоретически Регентом становился “достойнейший из достойных”. Но на практике им мог стать кто угодно. Любой магистр мог просто проснуться и увидеть на своих часах число в пятьдесят тысяч. Фантастический запас лун, который в дальнейшем можно только приумножить. Символ того, что теперь время над ним почти не властно, и теперь его магия практически безгранична. Он не умрет от того, что потратил свои луны на какой-нибудь навороченный мобиль. Он не заболеет и не постареет. Его покой охраняют сателлиты, а его решения — Совет. Единственное, что может погубить его — собственная глупость, как это случилось с Двенадцатым. Новоявленному Тринадцатому глупость не грозила. Но вот блистательный ум… Да, ум может принести ему немало бед, подумала Кэс. — До сих пор помню, как ты взобрался на Центральный банк. Как ты вообще туда влез? Прошел охранных дроидов, взломал защиту четырех уровней… Ты тогда еще красил волосы в белый. Щеголял со сломанным носом. Стоял на крыше как какая-то модель на подиуме и орал революционные лозунги. Тебя еще потом вроде с вертолетом снимали? — С военным челноком, — поправил Регент, и его глаза заблестели. — Я потом полгода числился как кандидат в Бастион [1], пока Юю не стер меня из правительственной базы. Кэс захихикала в кулачок: — Славное было время. — А ничего ведь не изменилось, Кэс, — он снова накрыл ее ладонь своей. — Ну да, — фыркнула она. Но руку все же не отдернула. — Только теперь ты сам сидишь на троне, который так ненавидел. — Разве я его ненавидел? — теперь он смотрел виновато, как нашкодивший ребенок. Кэс устала считать, сколько раз за время их разговора он поменял маску. — Я лишь хотел, чтобы все наладилось. Чтобы магистры открыли глаза. Ради их же жизней. — Что ж, надеюсь, хотя бы тебе полегчало! Потому что лично я особых изменений не наблюдаю. Все, что я вижу — наша отвратительная суть. Да, отвратительная, и не говори мне, что это не так! Мы измельчали. Мы трясемся над нашим драгоценным временем как последние скряги, а потом спускаем его на пустяки. Мы предаемся нашим порокам! Мы ведем роскошную жизнь, и с каждым годом забираем у людей все больше энергии во время ритуала Жатвы! Регент откинулся на спинку кресла. Ордена на его черным ланге зазвенели. — Да. Потому что когда-то наши предки решили создать дойное животное. И вывели человека. Наше дело — контролировать человеческое стадо, Кэс. Этот контраст его ласкового голоса и жесткого, прямолинейного смысла его слов… Девушка вскочила со стула и зашагала по комнате, чувствуя себя диким зверем, запертым в клетке. Она подошла к распахнутому окну и не почувствала ни малейшего дуновения ветра на своей коже. Мир затих в остром предвкушении бури. Отсюда Цитадель была видна как на ладони. Она очаровывала и погружала в отчаяние. В ней было место красоте и разложению, старине и новейшим технологиям. Шпили гордо тянулись к оранжевым небесам, будто желая пронзить их. — А я думаю, что в людях наш ключ к спасению, — упрямо проговорила Кэс. Знал бы Регент о ее экспериментах в лаборатории… Но он не знал, и это было к лучшему. Она не слышала, как он подошел, только почувствовала теплое дыхание на своей шее. — Поэтому я и пришел к тебе. — Ты пришел к Хету, — напомнила Кэс, чувствуя, как у нее розовеют щеки. — Ты в этом уверена? “Конечно, — догадалась девушка. — Хитрец! Знал, что я предупрежу его непутевого братца и тот успеет сделать ноги”. Чужая ладонь легла на ее узкую талию. — Кэс, без тебя Цитадель потеряла бы еще одного вменяемого магистра помимо меня... — Тот, кто сказал, что ты вменяемый, жестоко тебя обманул. Не общайся с ним больше. Смешок защекотал ее ухо. — Только в одном ты не права, Кэс. Людей нужно держать в узде. — Мы уже следим за ними через камеры на каждом углу Урании! Мы и так контролируем все социальные лифты! Без нашего ведома человек может подняться только до определенной ступени… — Помнишь, что я говорил про непредвиденные ошибки? — На то они и непредвиденные. Тонкие пальцы пробежались по ее позвоночнику и замерли на шее. — Но мы могли бы избежать их. И если так продолжится, мы посадим людей на цепь и наденем намордник. — Ты помешан на контроле, — бросила она, обернувшись. Он развел руками, — мол, да, я такой, и что ты мне сделаешь? Ее взгляд жадно облизывал его лицо, которое впервые за долгое время было так близко. Тонкие черты, маленький аккуратный нос, мягкий изгиб губ, на которых быстро мелькнула притягательная усмешка, прямые темные брови, уши со множеством старых проколов — наследие прошлой жизни, когда он еще не был Регентом, когда все было так просто… Регент был ниже ростом, но рядом с ним она чувствовала себя маленькой и нуждающейся в опоре. — Я знаю, ты интересуешься людьми, — сказал он. — Но… — Ты же не думала, что сможешь скрыть что-то от своего Регента? — он подмигнул, и Кэс почувствовала, как по спине пробежала ледяная дрожь. “Он знает. Знает, чем я занимаюсь в лаборатории в нерабочее время. Знает о моей главной цели”. — Парочку нарушений правил дорожного движения? Тройку несанкционированных подключений к камерам Урании? — она невинно похлопала ресницами, еще надеясь соскочить с крючка. Взгляд невольно наткнулся на распростертое тело девушки, которой давно нужно было вызвать медиков, чтобы они хотя бы указали время смерти… Регент осторожно прикоснулся к ее подбородку, заставив смотреть на него: — Я ведь не против, Кэс! Мы очистим генофонд людей, и ты сможешь продолжить свои исследования. Развлекайся, сколько душе угодно. Но сначала мы разберемся с одной важной проблемой. Жаль только, что Совет никогда не дремлет... Честно говоря, меня самого уже достало их неусыпное наблюдение, особенно в этом деле, — с его губ снова сорвался смешок. — Пошли их во Мглу, ты ведь уже большой мальчик, — она игриво провела ладонью по его груди. Он, казалось, напрягся, еле удерживаясь, чтобы не отодвинуться. — Не могу. Как крысе сбежать с корабля, если она его капитан? Не все так просто, — переплетая их пальцы, Регент заглянул ей в глаза. Его пронзительный взгляд будто забирался под кожу. От него пахло нагретым металлом и тонким ароматом прохладного парфюма. Кэс затаила дыхание. Ей пришлось напомнить себе, что его призывные влажные губы, его горящие щеки лишь очередная маска. Регент — живое доказательство того, что некоторые рождаются неспособными на любовь. Конечно, что-то там бьется внутри, но оно не способно давать и не способно получать. Просто что-то пошло не так. — Думаешь, Совет сочтет тебя чокнутым? Так им не привыкать. Его взгляд сделался задумчивым. — Мне вот, что интересно, Кэс… — М? — она подалась ближе, повинуясь властному движению его руки. — Многие сочли бы тебя чокнутой, узнай они, что ты на досуге скрещиваешь молекулы ДНК магистра и человека? Кэс вздрогнула, отпрянув, как от пощечины. — Не скрещиваю, — отрезала она и застегнула верхнюю пуговицу на своей строгой рубашке. — Почему же? — допытывался Регент, мило склонив набок взлохмаченную голову. — Потому что… — слова давались с трудом. — Потому что я пока не нашла подходящий генетический материал. Для человеческой особи. — А в Урании? Кэс покрутила головой. Ее густые черные волосы выпали из тугой прически и рассыпались по плечам. — Так любишь подчиняться законам? “Так люблю тебя. А ты и есть закон,” — подумала она. А вслух сказала: — Не вижу смысла лезть в Уранию без крайней необходимости. — Я тоже. Но, кажется, сейчас мы без этого не обойдемся. — Из-за убийцы? — Дался тебе этот человечишка, Кэс! Мы поймаем его быстрее, чем ты думаешь. Держу пари, он уже на крючке. Я об этом позаботился. Кэс замерла. С одной стороны, спокойствие Регента внушало надежду. С другой стороны… Не мог ли он ошибаться? Когда-нибудь его блестящий ум должен дать осечку. Это лишь вопрос времени. — С чего вдруг ты так уверен? Вместо ответа Регент приложил палец к губам и шепнул: — Я говорю о другой беде. Мысли глобальнее, Кэс. — Теряюсь в догадках. Что там в очередной раз взбрело в твою светлую голову? — Мы вырождаемся, вот что, — его лицо стало жестче. — Ты ведь сама говорила мне об этом. Мы вынуждены забирать у людей все больше и больше энергии. Знаешь, что сейчас творится в Библиотеке? — То же, что и всегда? Куча снующих докторов, пробирки и орущие новорожденные карапузы? — предположила девушка. — Нет. Сейчас там пусто, как никогда. Может, это и к лучшему. Нам уже не хватает времени даже для тех, кто успел родиться. Знаешь, люди часто говорят о том, что время стало бежать быстрее. Кэс кивнула: — Это у них такая фигура речи. Чтобы оправдывать свою прокрастинацию. — А что, если я скажу тебе, что оно не просто бежит быстрее? Его подгоняют... Мы его подгоняем, потому что нам его слишком мало. Кэс нахмурилась, лихорадочно соображая. Выходит, все еще хуже, чем она предполагала. Но почему он говорит об этом именно здесь и сейчас? По сути, это государственная тайна. — И что же нам с этим делать? — поинтересовался Регент, глядя на нее так, будто ее мнение имело значение. — У тебя ведь уже есть план, не так ли? “И, кажется, я — его часть. Иначе бы ты не пришел сюда, зная, что Хета здесь уже нет. Зато есть я”. Он демонстративно отключил коммуникатор. Интимный и вместе с тем вызывающий жест: без коммуникатора, озвучивающего его мысли синтезированным голосом, Регент сильно заикался. — Е-есть. Я найду к-кое-кого. — Кого-то, кто решит все наши проблемы? — Кэс усмехнулась. — Ты уж прости, но я достаточно живу на свете, чтобы не верить в мгновенные чудодейственные решения. И где же ты его найдешь? Регент возвел к потолку прекрасные темно-серые глаза и прекрасным мягким голосом сообщил: — Н-на той стороне. — У Матери богов, что ли? — буркнула Кэс, кося под дурочку. — В м-мире людей, — каждое слово давалось ему с трудом. — Ты… Да ты сам только что чуть ли не проклинал магистров, которые развлекаются в Урании! И теперь сам хочешь туда? Слушай, в твоем генетическом коде случайно не было слабоумных? Это явно что-то семейное! — Я буду искат-ть давно забытую расу. Кэс ахнула, не веря своим ушам. — Хочешь сказать, среди людей скрываются жнецы? Да это же глупые байки! Сказки для детей! Их не существует, они вымерли еще до Великого пожара, все до единого! Он склонил голову, терпеливо выжидая, пока ее эмоции иссякнут. Но в его глазах плясали искорки смеха, и это взбесило Кэс еще больше. — Ну же! — прикрикнула она. Узнай кто, что она разговаривает с Регентом в подобном тоне, упал бы в обморок как припадочная девица. — Скажи мне, что ты не свихнулся и понимаешь, что жнецов не бывает! — Я п-пока не могу раскрывать тебе всю информацию, которую получил из проверенных источников. Я лишь прошу тебя поверить мне, — он был так сосредоточен, что даже почти не заикался. Кэс медлила. Жнецы. Наследие старых легенд. Давно вымершая раса кочевников между мирами, которые, по слухам, превосходили в силе каждого из магистров. Покрытые шрамами, жестокие и опасные, они владели тайным волшебством и могли жить вечно. И праздновали жизнь, потому что каждый день для них был и яростным боем, и неистовым пиром. Но чаще — боем. — Кэс, ну же. Прикрой меня, как в старые добрые. П-пожалуйста. Он наконец будто снял маску. Всего на секунду, но этого было достаточно. Теперь он смотрел на нее так, как смотрел когда-то давно. Кэс понимала, что тянется за своими воспоминаниями, за его давним теплом, его светом, стремится за своей детской любовью с миллионом загадок, за магистром с двойным дном, нет, даже тройным... Или все же бездонным? И Кэс сказала: — Я прикрою. Что мне нужно делать? — — — — — [1] Бастион — засекреченная тюрьма для особо опасных преступников, находящаяся на острове. Попасть туда можно только через официальное разрешение Регента. Строители тюрьмы оказались большими фантазерами и соорудили специальные камеры, где преступники содержатся в полной сенсорной депривации: не могут двигаться, видеть, слышать, чувствовать и говорить. При этом они остаются в сознании и имеют достаточно лун в запасе, чтобы подумать над своим поведением (прежде, чем сойдут с ума).