Смерть во времени

Тишина обрушилась на уши. Здесь было гораздо темнее, чем в помещении с экранами. Гор сощурил и без того узкие глаза, привыкая к полумраку. Он чувствовал, как у него дергаются пальцы — самое большое, на что сейчас было способно его тело. Он не знал, сколько торчал на пороге: минуту, две или вовсе час, — пока из самого дальнего угла не поинтересовались: — И чего ты там стоишь? — Выбираю момент. — Он так никогда не придет, — магистр закашлялся. Игнорируя накатившую слабость, Гор с трепетом вслушивался в его голос. Он медленно шагнул вглубь комнаты, зная, что камеры наблюдают за каждым его шагом. — Ты принес мне обед? — охрипший голос загорелся интересом. — Ты похож на официанта. Только из какой-нибудь забегаловки. Уж извини, но в ресторан подороже с твоим лицом не возьмут, не-е-ет… Кто после избиения и утопления будет думать о еде? “Он либо безумец, либо очень хороший лжец”. — Я не официант, — сказал Гор. У него закружилась голова от запаха страха и крови, заполнившего комнату. “Будет так смешно, если я сейчас грохнусь в обморок,” — он невольно улыбнулся. — А кто ты? То, что ты Гор, я уже услышал, — хихикнул голос. “Калан, чтоб тебя…” Гор наконец привык к полумраку и смерил взглядом магистра, стоящего на коленях. Он снова подумал, что он никогда не видел более красивого человека, пусть даже избитого и ослабевшего. “Не человека,” — одернул он себя. Существо перед ним было хитроумным монстром, возомнившим себя божеством, но уж точно не человеком. Гор присел на корточки, чтобы их лица находились вровень. — А как зовут тебя? Не то, чтобы мне это было важно, но надо ведь с чего-то начать. Пленник разглядывал его в ответ. Почти по всему его обнаженному телу расползались синяки. По рукам и ключицам, по ребрам и животу, по бедрам… Оказывается, брат Вард перед уходом все-таки исхитрился надеть на него цепи. Хорошо. — Я уже сказал им своё имя, — он захлопал длинными ресницами. — Врунишка. Не забывай, мы хоть и люди, но не совсем обычные, мы практикуем магию. И мы чувствуем ложь, — я так точно. У лжи вкус гари и пепла. Магистр затравленно посмотрел на него. — И ты знаешь мое имя, — продолжал Гор. — А я твое — нет. Это очень нечестно. Не люблю нечестных людей. — А я и не человек, — признался он. Будто сообщил какой-то важный секрет. — Вы называете себя магистрами, я знаю, знаю… — тяжесть бритвы приятно оттягивала карман простых черных штанов. — Откуда? — Мне это сказал один из вашего племени. Перед тем, как я зарубил его своим топором. Гор чувствовал его страх всем своим существом. Он слышал стук сердца этой твари. Оно колотилось так сильно, что казалось, еще немного, и разобьется о грудную клетку. — Так ты и есть тот убийца, который расчленяет наших и сбрасывает в Лим? — голос его не подвел. Репутация Гора бежала впереди него. Хорошо. — Да, — он не видел смысла прятаться. Пусть знают, что он готов бросить вызов. Простой работяга заставляет понервничать почти-что-богов, — Гор слегка улыбнулся этой иронии. Магистр подался вперед, натянув цепи. Он жадно всматривался в лицо Гора, будто желая запомнить каждую черточку: — Тебя многие ищут. — Пусть лучше помолятся Змею, чтобы не найти ненароком. — Мы не молимся Змею. Только Матери богов. — Мы знаем о ней. Но почти не молимся, потому что… — он попытался вспомнить слова Калана и неловко закончил: — Ну, потому что она блудница, бросившая свое потомство. — Но благодаря ей я не боюсь смерти. — Вот как? Взгляд магистра затуманился. Он будто грезил наяву. — Я ведь тут все равно скоро сдохну. И вот когда я сдохну, когда мое тело окажется в земле и прорастет красными цветами, моя гене… генетач… тьфу ты, — он откашлялся и драматично просипел: — Моя память останется в недрах Библиотеки и от меня народится еще куча маленьких магистрят. Вот. Это ведь Матерь богов так повелела, да… И в Ночь памяти мои потомки призовут меня и всех, кто был до меня, и будут чествовать нас. Возможно, мой братец даже остепенится и возьмет на воспитание какого-нибудь моего второго сына… Ну или третьего… На первенца, конечно, я не надеюсь. Лицо пленника сделалось совсем печальным, он даже прикрыл подбитый глаз. — Хотя зная моего брата… Он любит только работу. Он и с девушкой-то никогда не водился, можешь себе представить? Не гулял, так сказать, по садам наслаждений… Гор посмотрел в сторону камер, висящих под потолком: — Ты не умрешь. Они сделают все возможное, чтобы ты продержался как можно дольше. Пока не расскажешь до последнего слова, все, что знаешь. А уж в этом они мастера, — “до этого часа я и сам не подозревал об их скрытых талантах”. — А ты? — хоть тварь и прикрыла глаза, Гор видел его лихорадочно блестящий взгляд из-под опущенных век. Гор потянул его на себя. Цепи заскрежетали. Ладонь скользнула по ноге вверх и сжалась на бедре. — А я хочу убить тебя и каждого из вашего племени. Всех до единого. Странное существо. Будто бы отравленное сладким, остро и пряно пахнущим заморским ядом. Его было страшно держать в руках, но убить — казалось еще страшнее. И приятнее. — Меня зовут Хет, — вдруг сказал он. Гор нашарил опасную бритву. Лезвие блеснуло в тусклом свете единственной лампочки. — Что ж, Хет, выбор у тебя невелик. Либо существуешь здесь долго, мучительно и под пытками этих остолопов. Либо рассказываешь мне все о вашем племени и умираешь быстро. Относительно, — он хмыкнул. Услышав его предложение, пленник съежился, обреченно уставившись куда-то в пустоту. — Очень выгодное предложение, — пробормотал он. — Просто “два по цене одного” какое-то! Гор провел лезвием по его коже. — Одно лишнее телодвижение, и твоя шея превратится в сито. Угрозы не имели смысла, он и так был скован. Но Гор чувствовал ни с чем не сравнимую радость, когда запугивал его. — А твое лезвие может перерубить этот ошейник? — Вряд ли, он выглядит крепким. Но тут и с ошейником достаточно места для творчества. А что в нем такого особенного? — Останавливает время. Что? — он заметил непонимающий взгляд Гора. — Мы же отдаем свое время, чтобы менять реальность, а он каким-то образом не дает этого делать. Понял теперь, глупыш? Бритва поехала вниз, оставляя на коже едва заметную царапину, и остановилась на ребрах. Казалось, магистра парализовало. — Ты можешь кричать, — Гор покрутил бритву, ввинчивая ее под кожу. — Я хочу, чтобы ты кричал. Хет прикусил разбитую губу и тут же скривился от боли. — У меня уже голос сел. Прости, — он смешно сморщил нос. — Но я все еще могу заплакать. Если нужно. — Пожалуй, не нужно, — обескураженно сказал Гор, но глаза магистра уже покраснели и наполнились влагой. — Я ведь даже не преступник! Я ничего им не делал! — Ты вор, — сказал Гор, надавив на его синяк на предплечье. — Так говорят братья. Они правы? Вместо ответа Хет опустил голову. Лезвие бритвы доползло до живота. — Нельзя так обращаться с людьми, — теперь его голос звучал очень наивно и обиженно. — Ты сам сказал, что ты не человек. — У нас красная кровь и прозрачные слезы! Мы кричим, когда ломаются наши кости, и закрываем глаза, когда боимся удара! Конечно, мы в каком-то смысле люди! Но на самом деле он так не думал, Гор это чувствовал. Просто манипулировал, взывая к совести своих мучителей. — А я думаю, что люди для вас — скот. Есть высшие существа, и это вы. И есть мы — какие-то отбросы, с которыми можно играть. А теперь я хочу поиграть. Это ведь честно, что скажешь? — Без вас не бывать и нам. Как и вам без нас. Гор нахмурился. — Да, именно этого мне и не хватало всю мою жизнь. Чтобы кучка высокомерных уродов сидела и решала, сколько налогов мне заплатить, кто сегодня станет председателем Альянса и из-за какой эпидемии мне на этот раз придется носить медицинскую маску, — Гор схватил его за подбородок. — Я вижу вас насквозь. Лживые, жадные до власти твари. Повисла тишина. Гор утратил представление о времени и даже о пространстве. Будто плыл в потемках, неотрывно следуя за рваным дыханием Хета. Наконец магистр безвольно повис на цепях. — Как скажешь, — кротко ответил пленник, видимо, впав в полузабытье. “Он сдался,” — подумал Гор, и это открытие обрадовало его больше, чем любая новость за прошедшие десять лун. Он не переставал поражаться слабости этих существ. Их хрупким телам, их ломкому разуму. Изнеженные даже больше, чем безвольные люди, которых они с Каланом сегодня обсуждали. “Если они правда считают себя высшей расой, то они фантастические идиоты”. — Вас так легко сломать, — выдохнул он. Они тайно управляли целым миром, но не могли оказать сопротивление одному-единственному человеку. Что же будет, если против них объединится хотя бы половина Урании? — Ты выслушаешь последнюю просьбу того, кого хочешь убить? — казалось, Хету с трудом дается каждое слово. — Изволь. — Ослабь их, — он дернул подбородком, указывая на цепи, удерживающие его запястья в воздухе. — Пожалуйста. У меня все руки в крови. Это нехорошо… Нехорошо умирать вот так, понимаешь? Просто ослабь эту хрень, я даже не дернусь, клянусь Матерью! Гор поднял глаза. Цепи заканчивались под потолком, недалеко от камеры, мигающим красным. “Даже если он попытается ударить меня… Так даже интереснее. Пусть он сопротивляется. Пусть покажет, что они не так слабы, как мне кажется”. Он так близко нагнулся к лицу Хета, что почувствовал его горячее дыхание. — Выкинешь какой–нибудь фокус — отрежу тебе ступни. Знаешь, что я делаю с хорошим мясом? Магистр дернулся. — Мое далеко не лучшее, — поспешно заверил он. — Я пью, курю, веду малоподвижный образ жизни и вообще у меня наверняка уже сифилис! Бритва надавила на бледную кожу чуть сильнее. — Как скажешь, — выдохнул пленник. — никаких фокусов. Мои ступни еще дороги мне как память. Я даже не шелохнусь, честно! Гор отложил лезвие и потянулся к цепи. Свободной рукой нащупал в кармане прихваченный электрошокер и найденную зажигалку. — Почему ты не носишь с собой пистолет? — вдруг спросил Хет. — Так ведь быстрее. Сподручнее. Почему именно лезвие? Сначала топор, теперь бритва… Цепь заскрежетала. — Ты не умеешь стрелять? — допытывался пленник. — Ненавижу, но умею, — тихо ответил Гор. — Тренировался на жестянках, рисованных мишенях, даже на подброшенных тарелках. Попадать легко. Надо лишь не думать и спокойно дышать. И знать, что попадешь. Этому меня научил отец. Он любил пострелять на досуге. Гор ослабил цепь, и Хет мешком повалился на пол. Постанывая, он принялся разминать запястья. — А обещал, что не шелохнешься, — усмехнулся Гор, поддразнивая пленника. Магистр вздрогнул и не с первого раза, но все-таки испуганно вскинул руки, демонстрируя ладони: — Прости. Прости. — Я не… — Гор не договорил. Было что-то бесконечно приятное в том, чтобы запугивать его. Он просто таращился на распростертого, болезненного стонущего магистра, пока не услышал: — Я готов. — А? — Ну, умирать, — блестящие серые глаза с вызовом уставились на переносицу Гора. — Сколько ударов ты обычно наносишь? Казалось, тема собственной смерти занимала его ничуть не меньше, чем потенциального убийцу. — Как повезет, — неуклюже ответил Гор. — Ясно, — Хет вздохнул. — Столько, сколько шагов до Цитадели… Гор, нагнувшийся, чтобы поднять бритву, замер. Лезвие лязгнуло о пол. Он слишком давно не слышал этих слов… — Что ты сказал? Хет сжался, заметив, как переменилось его настроение. — Это присказка, просто старая глупая присказка, — пробормотал он. Гор вцепился в его ошейник, заставив магистра приподняться. — Что это? Что это за присказка? — лезвие снова прижалось к шее. — Вижу, тебя это очень интересует, — хриплый шепот Хета был едва различим. “Сколько шагов до Цитадели,” — эти слова пульсировали в голове. В детстве Гор слышал их вместо колыбельной. Он помнил, как ребенком засыпал под них в своей постели, и как во снах они снова и снова преследовали его. — Что такое Цитадель? — Мой дом. Мир. Страна. Его отец вернулся с гражданской войны на следующий день после Великого пожара сто третьего года. Он стал жестче, он отупел и полюбил огнестрельное оружие, а еще принес с собой одну-единственную фразу. “Сколько шагов до Цитадели?” Все детство Гор задавался вопросом: сколько же их? Отец никогда не отвечал, лишь сильнее хмурился и гнал его на пробежку. В детских снах Цитадель виделась Гору то прекрасным цветущим городом, то обвалившимся стенами, по которым бежали трещины. Но одно оставалось неизменным. Это место звало его. — Где она? Что это за место? Как туда попасть? Хет заскулил от боли, когда чужие пальцы снова задели какой-то из кровоподтеков. Гор разрывался между двумя желаниями: убить эту тварь и узнать больше о Цитадели. Но побеждало первое. — Расскажи мне, — велел он. — Пока я считаю до трех, потому что потом будет поздно. Один… — Боюсь, я унесу эту тайну с собой в Библиотеку, — несмотря на боль, серые глаза искрились смехом и знанием, которое было недоступно Гору. И это сводило с ума. — У меня плохо с математикой, поэтому, когда я считаю до трех, то два пропускаю, — Гор резко вкрутил лезвие возле ключицы, и магистр завизжал. — Как мне попасть в Цитадель? — Никак! Без меня — никак! Но я ведь умру, так что какая разница? — Никакой, — согласился Гор. Интересно, если бы он попытался разговорить магистра при помощи магии, которую получил утром, это бы сработало? Он вспомнил, как ему поплохело, когда он внушил Марсию желание впустить его. Нет, наверное, ему еще не хватит сил… Рваное дыхание Хета казалось оглушительным. Он дернул головой, пытаясь смахнуть темные волосы, прилипшие ко лбу: — Не ешь меня, охотник, я тебе еще пригожусь. — …три, — сказал Гор. Из громкоговорителя раздался резкий голос Марсия: — Брат Гор, вы не можете убить такой ценный экземпляр! Это… это незаконно! Его слова вернули Гора к реальности. Он будто очнулся впервые с того момента, как вошел на территорию Храма. Камеры наблюдали за каждым его шагом. Какова вероятность, что Братство донесет на него в полицию, если сейчас он убьет эту тварь и лишит их такого удовольствия? “Я не могу оставить столько свидетелей. По крайней мере, не сейчас. Я еще слишком плохо управляю магией магистров”. Яростное возбуждение медленно утихало. Гор униженно поднялся и пошел к двери. — Возвращайся, когда захочешь узнать! — вслед ему несся громкий, захлебывающийся, визгливый смех магистра. Он вошел в соседнюю комнату. Свет голубых ламп ударил по глазам, привыкшим к полумраку. Марсий, Мэг и Вард смотрели на него с недоумением. “Что себе позволяет этот идиот?” — казалось, спрашивали они. В эту минуту Гор презирал их трусость и тупость. Калан успокаивающе положил руку на его широкое плечо, и Гор сбросил ее, чувствуя бессильную злобу. — Я пойду, — тихо произнес он. — Уже ночь, куда ты? Заболеешь ведь! Гор! Мгла тебя побери! Гор уже почти бежал вверх по лестнице, когда наконец перестал слышать оклики Калана. Он вышел за ограждение. Дорогу ему освещала луна, изгибающаяся в ехидной ухмылке. Ссутулившись, он поплелся прочь. Ледяной ветер ерошил черные волосы, забирался под воротник, неон слепил, а тротуар будто качался под ногами. В эту минуту Гор ненавидел болтовню с рекламных экранов, которые сплошь покрывали стены домов. Ненавидел последних прохожих, которые пытались торговаться с продавцами-роботами. Роботов он тоже ненавидел — на всякий случай. Ноги сами привели Гора в изумрудное здание с помпезной вывеской “Империя”. Там он залпом выпил первый попавшийся алкогольный напиток, раскраснелся и попытался рассказать бармену обо всем. О теориях заговора, об ублюдочной натуре магистров и о том, почему Цитадель была так важна для него. Даже зачем-то совал бармену под нос зажигалку, найденную на полу в Братстве. Наверное, бармен в итоге потерял терпение и попросил его успокоиться. Наверно, Гор в ответ послал его в известном направлении, но он точно не помнил. Помнил только, как ему заломили руки, протащили по полу и вышвырнули на улицу. — Ну и не надо, — Гор поднялся с заблеванного асфальта и кое-как отряхнулся. — Меню ваше — говно! И сами вы — контора говноедов! Я вам отзыв плохой напишу! Он осекся и задумался о том, не слишком ли это суровая кара. Бармен ведь вовсе не обязан был его слушать?.. Шатаясь, он побрел дальше, вслух проклиная и “Империю”, и ночь, и магистра, оставшегося в плену у Братства. Кто-то предложил ему заткнуться, и Гор отправил его в гости к бармену. Холод забирался под кожу, алкоголь обжигал желудок, и дорога до дома становилась все более запутанной. — Сколько шагов до Цитадели? — поинтересовался он у мусорных баков и почувствовал, что падает. Последнее, что он помнил — маленькие руки, ощупывающие его лицо, и копну рыжих волос. — Ас, это ты? — спросил он и провалился в забытье.