***
Дом — это стены и стены осыпающейся штукатурки… Узкие переходы лестничных маршей. Мошкара, танцующая под балконными фонарями. Розовые рассветы сквозь марлевые занавески. Мел и замусоренные парты. Солнце, тающее в красной пыли дворового прямоугольника. Блохастые собаки, дремлющие под скамейками. Ржавые трубы, перекрещивающиеся и свивающиеся в спирали под треснувшей кожей стен. Неровные ряды детских ботинок со скошенными носами, выстроенные вдоль кроватей. Дом — это девочка, прячущаяся в пустоте коридоров. Засыпающая с недошитой юбкой в руках на уроках технологии, покрытая красными пятнами от стыда, состоящая из множества кличек. Железяка и Болячка. Зараза и Повторяшка. Повторяшка, которая хоть на секунду хотела стать настоящим домовцем, которая просто хотела найти себе друзей. К входящему Дом поворачивается острым углом. Это угол, об который разбиваешься до крови. Потом можно войти. Их было шесть. Их называли «желтухами», «чепухой» и «неспокойными». Довольно смешные обзывательства для старших девушек и довольно обидные для младших. И как только умудрились смешать все возраста в одной комнате? Самой старшей уже исполнилось шестнадцать. Она носила кличку Гадюка, была русоволосой, бледно-зеленой, до ужаса тощей, с до скрипа зубов противным характером. Взглянув на нее, и не подумаешь, что она какая-то не такая. Она во всем отличалась и от старших и от младших. Однако уважение с обеих сторон смогла добиться. Ей нельзя было дерзить, огрызаться и перечить. Она мудрее их всех на пару десятков лет, а таким могла похвастаться только Ведьма. Злюку и Заику за глаза называли Мартышками, отдельных кличек у них не было. Да они им и не нужны были: они никогда никуда не ходили врознь. Косолицые, полные и голубоглазые, с двумя руками на двоих. Они не родственницы и, если бы не Дом, то они никогда не нашли друг друга. Удивительное совпадение, которое их объединило. Мартышки говорливы до безобразия: они могли услышать сплетни с другого крыла Дома и разболтать их всем подряд. Иногда они за свои длинные языки получали, но даже это их в следующих раз не останавливало. Мартышки — сломанный телефон Дома. С младшими дела обстояли похуже. Муха всегда боялась разговаривать с незнакомцами и иногда казалось, что она или глухая, или немая. Хотя глаза у нее понимающие, задумчивые. Она пряталась под кроватью на целый день и вылезала только под самый вечер. С Бедой старались не общаться. Прошел слушок, как только она появилась в Доме, что, кто с ней будет дружить, того ждут семь лет несчастий. А какой ребенок захочет на себя сам такую беду накликать? Их комната была образцовым показателям в глазах воспитательниц, которые умилялись, как старшие девушки помогали во всем младшим. Но только закрывалась дверь, наступал момент, когда Желтая комната превращалась в настоящую стаю. Не хуже, чем в мальчишечьем крыле. Вечные крики и разорванные игрушки. Порванные платья и разбитые зеркала, надписи на стенах и мыши под подушками. Дурная слава делала их сильнее, более закалёнными. Но самым любимым развлечением стали младшие. Мамины деточки, пахнущие еще Наружностью, плаксы и нытики, недостойные кличек. С младшими можно было развлекаться множеством способов. Можно было пугать их пауками и тараканами. Можно было давить их подушками и засовывать в шкафы. Выскакивать на них из-за углов и кричать в уши. Подсыпать им в обед перец и соду. Приклеивать их одежду к стульям и отрезать клочки волос на голове. Можно было их просто лупить. Много чего можно придумать, если умеешь думать о таких вещах. Желтая комната умела. — А ну-ка иди ко мне! — визжала Гадюка, хватая одну из младших за ухо. Глаза ее сверкали охотничьим азартом, потные ладони крепко сжимали хрящик. — Ура! — завопили Мартышки, прыгая от радости. — А мы все знаем, что ты натворила! Негодяйка! Негодяйка — Зараза — которая даже и не пыталась вырываться. А зачем, если все равно не поможет? Гадюка таскала ее за ухо по всей комнате, читая лекцию о хорошем поведение. Мартышки поддакивали, иногда больно шлепая по рукам мокрыми тряпками. Им быстро это наскучивает и они уходят из комнаты. Зараза гневно смотрит им вслед, встает и оттряхивается от пыли. — Мда, — сказала она. — Силовое преимущество по-прежнему на их стороне. Беда, уткнувшаяся от страха носом в коленки, промолчала. Зараза повернулась к ней. Видимо, ее и коснулось это проклятие несчастья. — Перестань, — попросила она. — Сегодня было не так больно, как на прошлой неделе. Я сама во всем виновата… — Ты ни в чем не виновата, — мрачно отозвалась Беда, не поднимая головы. — Но толку от этого все равно никакого. — Это тебе так кажется, — Зараза прохрустела больной спиной и поморщилась. — Помнишь, ту рыжеволосую соплю? — не дождавшись ответа, она продолжила, потирая красное опухшее ухо. — Так я ей сегодня в лицо плюнула в столовке! Ну невозможно уже ее слушать, все: ” бе-бе-бе-бе… Слепой такой…бе-бе-бе… Слепой этакий». Достала! Вот и получила… Беда с любопытством взглянула на нее: — Ты плюнула в лицо самой Рыжей? — Не Ведьме же, — объяснила Зараза. — Да и вообще, мне не страшно ничего. Самое страшное остается со мной в Могильнике. А здесь, — она обвела пальцем комнату. — Я могу делать все, что взбредет в голову. Беда вздохнула: — Гадюка и Мартышки так не считают. Зараза пренебрежительно фыркнула: — Нам осталось протерпеть их годика три-четыре, и уже МЫ будем старшими. И никакие Гадюки и Мартышки нам не будут страшны. А ты поменьше себя накручивай. У тебя какая-то дурацкая привычка — все время что-то надумывать. Это очень вредно для твоей головы. — Если мы доживем до этого времени, — мрачно добавила Беда. — А если и дальше все будет, как сейчас, мы до их выпуска не доживем. — Ты ужаснейший пессимист, — грустно сказала Зараза, завалившись на кровать к Беде. Стянула цветастый платок с головы и пару раз провела ладонью по гладко выбритой макушке. — Надо что-то менять в тебе. Срочно!***
Зараза остановилась перед дверью самой дальней спальни в девичьем крыле. Около Проклятой комнаты. Дверь была выкрашена в бледно-розовый цвет, а на косяках нарисованы мелкие цветочки. Зараза, тяжело дыша из-за незапланированной прогулки по всему третьему этажу, стояла прислушиваясь. Беда перечитывала надписи, которые и так знала наизусть: «Выход из Наружности». «Цветик-семицветик исполнит все ваши желания». «Сначала думай — потом стучись». «После девяти Дом засыпает, просыпаются вампиры». В Доме дверь в чужую спальню — не всегда дверь. Для некоторых это глухая стена. Эта дверь была стеной, поэтому, когда Зараза постучала в нее, Беда испуганно ахнула, вцепившись в костыль соседки. — Ты что? Нам сюда нельзя! Зараза, не дожидаясь приглашения, вошла. — Сиди тута пока. Если кто спросит что, ничего не говори. Я попить чай пошла. Беда села перед закрытой дверью на корточки. Она догадывалась, зачем и кто понадобился Заразе в Проклятой комнате. Через некоторое время дверь отворилась. Надписи уехали и появились опять. Беда встала. Зараза придержала дверь костылем и махнула головой, чтобы соседка вошла в комнату. — Бегом, — прошептала она. — Не хватало нам только, чтоб кто-то нас заметил. Пока этого рыжего монстра нет в комнате надо действовать. Сердце Беды подпрыгнуло и провалилось куда-то в глубину живота. Коленки задрожали. — Спасибо, — прошептал она еле слышно. — Спасибо тебе. — Я для своего блага стараюсь, — тут же поправила ее зеленоглазая и закрыла дверь. — Так что не обольщайся. В Проклятой комнате было темно и душно. Шторы были занавешены, чтобы не видеть всего кошмара Наружности. За круглым столом сидела девушка в черном, закрывая свои ведьминские глаза широкими полями шляпы. Та, чей взгляд мог сглазить любого до конца жизни. К ее таинственным способностям относились с опаской. И только смельчак или полный дурак обращался к ней за помощью. — Я тебе уже все рассказала, — мялась около окна Зараза, едва заметно поглядывая в щель между шторами. Разглядывала тени расчесочных муравейников. — Это, — не отрываясь от окна, махнула она головой в сторону соседки. — Беда. В нашей комнате еще Муха водиться, но она человек неразговорчивый. Да и ее меньше всего трогают. — Я так и не поняла, что именно ты от меня хочешь? — почесывая нос, спросила старшая. — Мне поговорить с этими кракозябрами? Беда застенчиво мялась в дверях, не решаясь войти. — С кракозябрами мы и сами можем потом разобраться. Сейчас нужна гарантия… — Зараза! — на выдохе произнесла Беда, белея как мел. — Ты сейчас все испортишь! — А ты то чего хочешь? — спросила Ведьма, скучающе постукивая отросшими ногтями по столу. — Подойди. Беда подошла настороженная, одеревеневшая от страха, хотя и знала, что Ведьма не вскочит и не набросится на нее с проклятиями и порчами (даже если такая мысль придет ей в голову). — Она хочет того же самого… — Нагнись, — сказала Ведьма. — А ты помалкивай, пока я к тебе не обратилась, — рявкнула она на Заразу, и та тут же, скукожившись, отвернулась к окну. Беда присела рядом, Ведьма потянула свои длинные прямые пальцы к ее ладоням, крепко сжимая их. — У тебя очень упрямая подруга, — сказала Ведьма, не смотря ей в глаза. — Упрямая и настырная. Оба эти качества похвальны, но действуют на нервы окружающим. Я не помогаю малолеткам. Но вам повезло. Вы будете исключением. — Кому ты врешь, Ведьма, — хихикнула Зараза. — Я то знаю, кому ты еще помогаешь… — Не заткнешься, — пригрозила ей старшая. — Запру в Могильнике. Навсегда. Зараза только фыркнула на ее слова. Напугала. Ее все равно, рано или поздно, запрут там. И это даже не будет заслугой Ведьмы. — Придете ко мне на следующей неделе. Когда и куда, узнаете потом, — шепотом произнесла Ведьма и, тяжело вздохнув, добавила. — А теперь проваливайте-ка вы отсюда. Устала я от вас. Беда заморгала, оглушенная словами Ведьмы. — Ой! — опустив голову, она с благоговейным страхом смотрела на свои руки, которые минуту назад держала Ведьма. — ТЫ нам поможешь, — прошептала она. Ведьма засмеялась. — Помогу-помогу, только избавьте меня от своего общества. — Спасибо, — сказала Беда. Следовало сказать еще что-нибудь, но она не знала что. Она плохо разбиралась в таких вещах. Наверное, за нее все должна была сказать Зараза. Но та только молча смиренно кивала. Губы сами растягивались в улыбку. Глупую и счастливую. Она смотрела в пол, улыбаясь от уха до уха, и тихо повторяла: — Спасибо, спасибо… — И еще… Беда перестала улыбаться: — Мы уже уходим. — Тогда ты беги, — Ведьма прошуршала в карманах пиджака и достала пачку сигарет. Посмотрела на часы. — Я и так потратила на тебя уйму времени. А ты, — указала она на Заразу. — Пока останься. И как только за развеселившейся Бедой с громким хлопком, от которого Ведьма поморщилась, закрылась дверь, Зараза присела на соседний стул. — Чтобы я больше не слышала и не видела драк с твоим участием, — по-воспитательски произнесла старшая. — Много плохого ты в себя впитываешь. С тобой работать будет бесполезно. — Я… — Только не оправдывайся, — прервала ее речь Ведьма. — С Гекубой я завтра поговорю, решим, что с вами делать… — Я… — Молчи, пока говорю. Слушай внимательно, для кого я распинаюсь тут? — Для нас… — Вот именно. Не для себя. А для тебя и твоей подружайки.После медосмотра дуй быстро на крыльцо, там уже поговорим. А сейчас беги к себе, надоели вы мне…