–✤–
Вблизи дом выглядит даже добротнее, чем через забор с улицы. В этой части деревни мало молодёжи и больше тех, кто близок к старшим волкам, потому и людей тут не так много. А учитывая, что церемония только закончилась, улица и вовсе пустовала, позволяя Джисону бессовестно заглядываться на аккуратные садики и весьма нескромные жилища. Передний двор у Минхо оказывается совсем небольшой, по классике имеющий веранду со стеной, закрывающей входящих в дом от улицы. Оборотни спокойны к наготе, сопутствующей каждому обращению, но светить пятыми точками перед всеми соседями даже для них не самое приличное поведение. К предусмотрительности альфы Джисон не готов. Он уже мысленно настраивался просить для себя какую-нибудь одежду, пока его скромный набор вещей не перенесли сюда. Но, видимо, не зря Минхо входит в состав старших. Он молча показывает омеге сменную одежду на скамейке напротив двери, а сам отходит к краю веранды, где оставил собственные вещи. Джисон неловко благодарит за заботу, а сам то и дело косится в сторону Ли, надеясь разглядеть его в виде человека. Волка он уже взглядом изучил, осознал, что тот не имеет шрамов разве что на хвосте, а потому и любопытствовал — неужели он настолько часто участвовал в охотах и драках? Его внешнее спокойствие разнится с количеством полученных в прошлом ран. Так подглядывать, в общем-то, невежливо. Наверное, у Минхо есть причины не светиться лицом, потому что альфа оборачивается в человека, стоя спиной к парнишке. Всё, что ему удаётся увидеть — красноватый оттенок волос, всего два небольших шрама на спине и знатная задница, от вида которой Джисон захлопывает глаза и отворачивается. Как хорошо, что он всё ещё волк и до сих пор не может покраснеть. — Не будешь оборачиваться? — интересуется Минхо хрипловатым после обращения голосом. Омега от неожиданности тявкает, поворачивает голову, не так поняв чужие слова, и запоздало паникует, что увидит Ли спереди во всей красе. Благо, тот уже успевает одеться и даже натянуть на половину головы капюшон лёгкой, вязанной кофты. Лицо всё равно оказывается практически скрыто пушистыми волосами. — Я задумался. Сейчас обернусь. Альфа благородно не смотрит в его сторону и вздыхает. — Если тебе так удобнее, то я не настаиваю. — Да нет же! Я редко хожу волком, мне это не слишком привычно...— омега неловко пыхтит, но быстро меняет форму, стараясь при одевании не запутаться в штанинах и рукавах. Чужие вещи ему несколько велики, но хотя бы в поясе не сползают до середины бёдер. А просторность мягкого свитера ему очень даже нравится, несмотря на то, что от одежды немного пахнет альфой, и их запахи так звучат ещё более сплочёно. Чувствовать себя ведомым — даже более смущающе, чем всё, что было до этого. Джисон в одиночку спокойно бы зашёл в дом и сам разобрался с устройством комнат. Но это чужое жилище и маленькая вынужденная экскурсия только больше сковывает, словно ты не просился в гости, а хозяин тебя и не приглашал, но вы всё равно каким-то образом оказываетесь в этой ситуации. Хотя бы дом выглядит уютно, несмотря на малое количество декора и всего того, что придавало бы комнатам обжитый вид. Деревянные стены и полы, много мягеньких ковриков, и всего три комнаты, не считая кухни и банной комнаты. Джисон с любопытством осматривает крепкую мебель и искренне удивляется, когда Минхо распахивает перед ним одну из комнат. — Она небольшая, и я старался проветрить её. Если что-нибудь понадобится — скажешь, я постараюсь достать. Действительно компактная комнатка с одной кроватью, комодом и креслом у окна. И ещё один мягенький коврик, просто кричащий о том, как Минхо любит пушистый текстиль на полу своего дома. Да, тут всё ещё можно было почувствовать чужой феромон, въевшийся во все предметы, но эта крохотность и простота в интерьере делают Хана неожиданно счастливым. — Это будет моя комната? — с искрящимися от восторга глазами спрашивает омега и поворачивается к мужчине, не веря в то, что ему дают собственное! уединённое! место! для жизни! — Конечно. Мне жаль, что она таких размеров. Чердак плохо прогревается зимой, а общая комната проходная, вряд ли бы тебе понравилось там жить, — Минхо оставляет дверь открытой, позволяя войти и осмотреться. Широкий подоконник достаточно вместителен для худощавого Джисона, а пустые полочки умоляют напичкать их какой-нибудь приятной сердцу ерундой. Живя в общей комнате для омег, Хан никогда не мог позволить себе собирать декоративный хлам. Теперь может. — Спасибо. Я благодарен, что ты...вы...эээ позаботились об этом. — Ты собираешься обращаться ко мне на "Вы"? — альфа качает головой. — Не стоит, не думаю, что ты настолько младше меня. — А сколько тебе лет? — аккуратно любопытствует юноша, мысленно надеясь, что его маленький анализ правилен и вряд ли Минхо в два раза старше. Хоть альфа и является наставником, у него довольно звонкий голос и та часть лица, которую удаётся выловить взглядом (как он умудряется так естественно оставаться в тени и отворачиваться?) не покрыта морщинами. — Двадцать восемь. Ох. Ох. Ладно, восемь лет это не два-три года, разница ощутима. Однако Джисон чувствует только слабый трепет, похожий на восхищение. Для члена совета Минхо ОЧЕНЬ молод. Омеге даже любопытно, как он добился такого положения столь рано. Ему вообще многое сейчас стало интересно, в конце концов, им жить вместе, и такое любопытство вполне обоснованно. — Я не могу сказать точно, но мне около двадцати. Может, всё-таки на "Вы"?. . — Нет. Так ко мне обращаются мальчишки, не хочу ассоциировать тебя с ними. Идём на кухню, — Минхо жестом зовёт с собой, и омеге ничего не остаётся, кроме как следовать за ним. Мысленно он уже таскает книги из общей комнаты и читает их на своём чудо-подоконнике в лучших традициях лиричных героинь романов. Джисон думает, что сейчас будет неприятное знакомство с истинным лицом омеги, ведь если его оставить на кухне, то неминуемо произойдёт что-нибудь ужасное. После всего хорошего, что успел сделать Минхо, хочется как-то вернуть ему это ощущение, как будто Джисон задолжал хорошее отношение к себе. Не то чтобы к нему так уж плохо относились в стае (скорее избегали по возможности), но такого рода забота была новым опытом. Мысленно собираясь стать главным разочарованием дня, Хан доходит до кухни уже без былого энтузиазма. На удивление, эта комната выглядит самой живой и даже немного захламлённой посудой и всевозможными кухонными примочками. Джисон смотрит на то, что висит вдоль стенки, на то, что покоится на стеллажиках, и думает, что у бо́льшей части даже не знает названия. Минхо уверенно проходит к дальней части кухни, откуда-то из духовки вытаскивая восхитительно пахнущее мясо на противне, окружённое нарезанными овощами и какими-то специями. Глаза омеги увеличиваются, потому что одного аромата этого блюда оказывается достаточно, чтобы он ощутил себя страшно голодным. — Не могу поверить, что ты заказал у кого-то мясо заранее! — Заказал? — переспрашивает альфа, качнув головой так, что на секунду их взгляды сталкиваются. Джисон замирает, боясь спугнуть момент, но быстро ориентируется, стараясь не делать вид, что он пялится. Минхо, наверное, не замечает, что его волосы несколько сдвинулись, позволяя рассмотреть чужие черты лица немного чётче. — А откуда тогда?.. — Я плохо спал прошлой ночью, поэтому ушёл охотиться и за утро как раз закончил готовить. Мне показалось, что будет грубо привести тебя к себе домой и оставить голодным, — совершенно спокойно поясняет Ли, ставя противень на стол. Красные глаза лихорадочно поблёскивают, пока их хозяин старается не шуметь истерящим от восторга желудком. — Получается, что я грубиян...я никак не готовился к тому, что ты будешь делать для меня столько всего, — Джисон делает усилие и отворачивается от мяса, ощущая, как совесть давит на него страшным весом. Какая-то у них печальная история получается, где Минхо весь из себя идеальный муж, а Джисона ему послали в наказание за излишнюю хорошесть. — Мы не договаривались обмениваться, это только моё желание. К тому же, лекарь сказала, что тебе нужно лучше питаться. — Всё разболтала, — закатывает глаза омега, — раз уж я всё равно тут косячный, то сразу признаюсь: я ужасно веду быт, не люблю все эти милые хобби, которых от меня можно ожидать, но могу быть чем-то вроде помощника. Так что мне жаль, но я правда никогда не смогу устроить тебе нечто подобное в ответ. Лёгкий смешок заставляет омегу нахмуриться и приготовиться спорить. Он знает, что обычно следует после его откровений о способностях к жизни. «Ну и кому ты будешь нужен, если даже кашу сварить себе не в состоянии?» — Не понимаю, с чего я должен делать тебя домашним поваром, — альфа продолжает улыбаться уголками губ, — я бы не отдал никому свою кухню даже под пытками. Можешь считать это моим милым хобби, потому что я готовлю утром до патруля и вечером после. Очень здорово разгружает голову. — То есть тебе всё равно, что я такой неумелый? — подозрительно уточняет омега, скрещивая руки на груди и ища подвох. — Никто не рождается мастером,— Минхо качает головой, — предлагаю делить домашние обязанности напополам, раз уж нас двое. Это честно. А если что-то не умеешь, просто говори и сделаем вместе, пока не научишься... — А ещё я не умею заталкивать одеяло в пододеяльник! — А я ненавижу мыть посуду. Мы квиты. Альфа позволяет себе посмеяться, а Джисон сглатывает и думает, что вляпывается во что-то крайне опасное. Что-то, что однажды может сыграть против него, потому что, чёрт возьми, Минхо похож на того, в кого можно влюбиться. Даже если Джисон не умеет любить. Пока что.–✤–
Шрамы Минхо выглядят, как иллюстрации из книжечки про анатомию. Джисон мысленно просит прощения, но пока они обедают, омега то и дело кидает взгляды на мужчину, отмечая разнообразие форм, цветов и выраженности чужих шрамов. Минхо его зрительное любопытство игнорирует и ест, словно не замечает, насколько залип парнишка перед ним. А ведь это лишь малая часть, которую возможно увидеть на шее, части рук и немного на лице. Кажется, омега осознает причину такой скрытности. Те следы, что видны на лице, выглядят особенно заметными и крупными. А мясо на вкус даже лучше, чем думалось. Минхо и вправду хорош в готовке, Джисон согласен соблюдать любую диету, если она будет настолько умело приготовлена, ещё и осознание, что это старались для него, будто бы делало трапезу в разы приятней. Да и Ли признался, что волновался до бессонницы. Ну чем не доказательство того, что даже у волков-воинов есть свои слабости? Пока они мирно и молча заканчивают есть, к дому подходят несколько воспитателей, Джисон не знает их лично, но видел, как те работали с осиротевшими щенками помладше. В последние полгода к ним всё чаще примыкали семьи из разрушенных селений, и маги, и оборотни, а от количества детей оставленных в лесу, становится просто страшно. Хан слишком хорошо помнит, что это такое — потерять семью. Волчицы передают теперь замужнему омеге его вещи, помещающиеся в несколько походных сумок. Минхо спрашивает, где всё остальное, но Джисон молчит, и альфа больше не задаёт этот вопрос. Да, у него скромное приданое, зато большое сердце! Пока юноша занимается раскладыванием одежды, Ли исчезает где-то в доме, появляясь у дверей спальни, только дождавшись, когда Хан закончит. Комнате не помогло то, что в неё въехал Джисон — она продолжала пустовать, обзаведясь лишь несколькими памятными открытками на выдуманный день рождения и глиняной кружкой с инициалами. Роспись в виде мелких, красных ягодок греет душу не хуже дорогущих сервизов. Джисон сам сделал эту кружку, когда ему однажды удалось побыть подмастерье у гончаров. В руках у альфы какая-то баночка сомнительного содержания. На вопросительный взгляд Хана Минхо протягивает баночку, позволяя увидеть на ней клеймо старейшины-лекаря. — Нужно обрабатывать ухо. Вау. Джисон с переездом совсем думать забыл о том, что у него теперь есть серьга! Болезненная пульсация не замечалась им в течение дня, но теперь, когда ему напомнили, ухо повторно заныло. Никакой магии и романтики в этой свадьбе, не могли что ли духи там поколдовать и снять боль? Озвучив свои мысли, Хан хочет уже забрать баночку, чтобы помучиться с обработкой уха в одиночку, но ему ожидаемо не дают этого сделать. Минхо едва слышно ворчит на то, что Джисон очень уж туго принимает заботу о себе. Мужчина усаживается рядом с ним на кровать, поворачивает к себе удобным образом и, игнорируя сопротивление, принимается мазать место вокруг прокола чем-то резко пахнущим. Омега правда пытался сначала доказать, что онсамвсёсебеобработает, но сдаётся, как только чувствует, что его брыкания для альфы не более, чем агрессия котёнка. Минхо твёрдо решил обработать ему всё лично, видимо, для наглядности. С виду грубые ладони вдруг очень аккуратно обращаются с Джисоном, а близость чужих рук позволяет рассмотреть чуть больше, чем за обедом. Зараза, эти тренированные альфы всегда хвастаются своими мышцами рук и выступающими венками, а тут подобное зрелище добровольно-принудительное. Хан не знает, так ли он расстроен, учитывая, что от прикосновений его здорово прошибает мурашками. Мазь холодит, но быстро сохнет на воздухе, оставаясь почти неощутимой плёночкой. Процедура недолгая и безболезненная. Бонусом Джисон теперь снова чувствует запах земли и дождя, определённо несущий в себе спокойствие. Это всё и вправду не похоже на то, как обычно описывались взаимодействия истинных. Никакой тебе внутренней истерики, ни фантастического ощущения чужих эмоций на расстоянии, ни искр, звёзд и прочих метафорических восторгов. Слишком...спокойно. Правильно. Правильно, что когда альфа собирается уходить, Джисон ловит его за вязанный рукав. Раз самостоятельно мазать ухо этой штукой неудобно (по мнению Минхо), то и у него самого это выйдет с трудом. — Нужно ухо обработать, — зеркалит омега, бесстрашно скалясь в улыбке. Пусть не думает, что Хан не может ему ответить, как говорится, он его воспитанникам носы разбивал, и с этим добряком как-нибудь разберётся. Его почти забавляет то, как Минхо зависает после его слов. —...у меня больше опыта в обработке таких вещей. — Я не смогу наработать навык без практики. — Хороший ответ, — выдыхает мужчина, всё же усаживаясь обратно. Лёгкая победа радует Джисона, который вдруг понимает, что для того, чтобы добраться до уха Минхо, нужно снять с него капюшон. Звучит-то легко, но вот проблема. Кажется, он никогда не снимает ничего с головы. — Ты...эээ...не против, если твой капюшон? Было видно, что против. Это чувствовалось в том, как медленно и тяжело альфа выдохнул, в том, как он самостоятельно спустил с головы ткань и тут же повернулся к Джисону щекой, чистой от шрамов. В этом было что-то болезненное, пока не слишком доступное, но явно такое, о чём говорят только с близкими и очень наедине. Неприятно колет понимание, что они не в тех отношениях, чтобы спрашивать о травмах. У Джисона небольшой опыт в обработке проколов или царапин, но с такой ерундой даже он справляется без каких-либо проблем. С какой-то стороны этот маленький жест доверия друг к другу ему даже нравится — хочется думать, что они смогут как-то подружиться и не жить молчаливыми тенями в одном доме, не зная, как друг у друга дела. Хан не против одиночества, но игнорирование от волка, с которым ему жить до конца жизни? Это было бы очень сложно. Их серьги выглядят гармонично. Золото красиво смотрится со смуглой кожей и рыжиной Минхо, добавляет его образу какую-то эстетику. И зря он так прячется, Джисон не считает, что его шрамы такие уж страшные, чтобы прятать их от окружающих. Может, конечно, тут сам Минхо их не любит, и на мнение других волков ему по боку, но тогда он бы не волновался так. Омега очень хорошо чувствует, как окутывающий его запах тревожно переливается предгрозовой сухостью, горчит и заставляет его самого нервничать, словно от небольших касаний произойдёт нечто страшное. — Готово. Выглядит симпатично. Альфа накидывает свой капюшон с облегчением, Джисону становится немного жаль, что Ли испытывает настолько большой дискомфорт будучи открытым, но старается промолчать. — Спасибо. Я оставлю мазь у тебя, обрабатывать нужно будет дважды в день, но не так много, как сегодня. — Значит, тебе придётся слушать меня, как минимум, дважды в день, — слова произносятся до того, как голова начинает думать, поэтому Джисон жалеет о сказанном уже на слове "значит". К счастью или не очень, на лице Минхо довольно трудно прочитать эмоции, но его запах не кажется раздражённым. — Я не против? У тебя приятный голос, — то, с каким спокойствием разговаривает этот волк, для Джисона невыносимо. Он задерживает дыхание и мысленно кричит. Это ведь даже не флирт — Минхо просто честно ему отвечает, и это во много раз ХУЖЕ. Хан не знает, как на такое отвечать, поэтому лишь кивает и провожает взглядом альфу, покидающего теперь чужую комнату и, да сколько уже можно, закрывающего за собой дверь. Если бы они не были женаты с сегодняшнего дня, Джисон сделал бы ему предложение сам.–✤–
Жить с Минхо вдруг означает видеть его всего пару часов по вечерам. Нет, Джисон не то чтобы против, но он не представлял, что волк-наставник пропадает на работе буквально весь день. По утрам он встаёт настолько рано, что у омеги нет никакой силы воли, чтобы повторить такой подвиг. Он знает, что вставать рано, вроде как, полезно для здоровья, но живым себя ощущать получается только ближе к полудню. И да, Минхо, помимо раннего подъёма, умудряется приготовить завтрак себе, Джисону и заодно оставить что-нибудь на обед. Первые несколько дней это казалось неловким. Как и всё пребывание Хана тут. Он жевал свои полуденные блинчики и чувствовал, что необратимо привыкал к такому шикарному образу жизни. Все его дела сводились к тому, чтобы сделать свою половину быта, помыть посуду, а потом, как и хотелось, лирично читать на подоконнике. Словно ему устроили бессрочные каникулы. Альфа никаких претензий к чужому безделью не имел. Он вообще выглядел непробиваемым на негатив, и если бы не его рык в день свадьбы, Джисон никогда б не поверил в то, что этот волк способен быть недовольным. Они мирно ужинали по вечерам, взяв в привычку хотя бы в это время взаимодействовать на кухне и немного после для обработки проколов. Хан не рискует ничего делать из готовки, но с радостью вызывается помогать, не замечая, что постепенно от ничегонеделанья ему становится смертельно скучно, а помогать Минхо вообще-то не трудно и здорово. Его безотказно подкармливали ингредиентами, а сам альфа позволял разводить себя на небольшие, бессмысленные разговоры. Так Джисон вновь слышит про патруль. Нет, это не то, о чём он забыл, плавно вливаясь в комфорт совместного проживания. Такая передышка позволила ему привыкнуть к новым обстоятельствам и понять, что лучше шанса судьба подкинуть просто не могла. Джисон так молил о месте в патруле, что духи кинули в него практически вожаком всего альфьего молодняка. Стоило разузнать из первоисточника, как же омеге, из всех критериев имеющего только огромное желание, стать защитником? — Это было действительно смешно. Ему десять, а волчонок по размерам не больше шестилетнего. Потом на спарринг с ним выходит двенадцатилетка и проигрывает, впервые такое вижу, — со смехом рассказывает Ли, постепенно чувствуя себя легче в обсуждениях с Джисоном. Это была не первая история, о которой он говорил, но то, с какой теплотой альфа отзывался о воспитанниках, казалось чем-то из личного. Хан слушает такие рассказы с удовольствием и вовсе не потому, что они медленно перетекают потом в обход границ. Просто Минхо в такие моменты будто оживает. Смеётся, подшучивает, добавляет подробностей про сложности работы с детьми. А ведь он ежедневно общается с подростками, молодёжью и теми волками, что входят в основной состав стайных защитников. Про уроки малышни Минхо рассказывает охотно, но стоит теме перейти на патруль, как он становится крайне осторожен в том, что говорит. Доходит до того, что Джисон не выдерживает первый. Ему быстро, очень быстро надоедает сидеть дома, как будто он половинка от примерной хозяйки. Все те дела, которые обычно сваливались на него для поддержания жизни сиротского дома, исчезают слишком резко. Невозможно наслаждаться отдыхом, если мышцы не ноют, а ты с шилом в одном месте. — Я бы тоже хотел в патруль, — добавляет Джисон в день, когда Минхо, наконец, рассказывает что-то о границах с чужими территориями. Ожидаемо, альфа замолкает, как только слышит чужую просьбу, и Хан уже мысленно готовит себя к ранним подъёмам и многочасовому бегу, ведь Минхо с ним мягкий и безопасный. Безотказный. — Нет. Омега слышит, как трещит собственная гордость, для которой и так было нелегко пережить столько подобных ответов. Мужчина возвращается к нарезке овощей, но эта война ещё не проиграна. — Почему? Потому что я омега? — Эти вещи не связаны... — Я слышал только необоснованные отказы и, насколько мне известно, омеги никогда не становились частью стражи. Ты же наверняка знал, что я туда хочу уже давно. Альфа откладывает нож и молчит некоторое время. Джисону неуютно от этого молчания, но продолжать свой монолог, пока Ли раздумывает, чувствуется неправильным. Может он сейчас переварит это всё, взвесит за и против... — Отказ связан не с твоим полом, а с твоими намерениями. Не нужно идти в патруль, если ты просто хочешь что-то кому-то доказать. Каждый из ребят лично выбран мной, и каждый из них с того момента отвечает за безопасность общины. Они готовы ко многим вещам, о которых не говорят в деревне, и они обязаны знать, что и ради чего они делают. Это не то место, где позволительна нерешительность. Голос Минхо звучит непривычно твёрдо и именно так, как его описывали знакомые Джисона. Бескомпромиссно до обидного. И ни слова, к которому Джисон хотел бы придраться. «Что-то кому-то доказать» Ему становится стыдно. Омега проглатывает чужие слова, больше не возмущаясь, и не хочет признавать, что альфа неспециально резанул по больному. Всего несколько фраз, а мыслей становится много, они занимают голову плотно и на добрые три дня, в которые Джисон не возникает, не спорит и даже как будто просыпается сразу загруженный. Чан и Чанбин никогда не говорили ему про серьёзность патруля, а Джисон, наивный, и не думал, что для вступления туда нужно нечто большее, чем рождение альфой. Как будто Хан всё это время был чёртовым эгоистом, думающим лишь о том, чтобы найти своё место в стае, а не о её безопасности. К вечеру третьего дня Джисон приходит на кухню, собираясь разобраться с этим раз и навсегда. Минхо дал ему возможность подумать, и это стало толчком для его собственной философии. — Я хочу в патруль. Минхо поднимает голову от книги, кажется, глядя на Джисона с удивлением. Возможность читать эмоции всё ещё была тут невозможна. — До сих пор? — Может я и не альфа, — юноша сжимает ладони в кулаки, нервничая не хуже, чем на свадьбе, — и мне далеко до твоего уровня, но я действительно хочу там быть. Я всегда старался защищать более мягких ребят и злился, что кто-то более сильный и резкий позволят себе быть таким придурком. Признаю, ты прав и я... хотел попасть в патруль, чтобы меня признали. Но! Это не настолько слабая причина. Ли слушает его, чуть наклонив голову в бок, не перебивая и позволяя прочувствовать всю силу этого порыва. Джисон поднимает на него взгляд, и тот полон отчаяния, прямо как его запах, набирающий нервную силу по мере усиления внутреннего напряжения. Он знает, что если Минхо его не поймёт, то это уже точно всё. Можно забыть про свою мечту и начинать вязать носки, как примерная домохозяйка. —...она движет мной уже не первый год. Да, я сделал больше глупого, чем хорошего, чтобы попасть в патруль. Но я хочу стать его частью, несмотря на то, что это будет трудно. Поэтому, пожалуйста, — запах кисловатых, слишком ярких ягод достигает своего пика, — научи меня идти к этой цели правильно. Конечно, он не слишком надеется на положительный ответ. Уговаривать знакомых — это какое-то ребячество, нащупывание границ "можно/нельзя". Тут же либо он серьёзно подходит к своему желанию (а Джисону кажется, что он так серьёзен не был вообще никогда), либо отступает от цели и формирования в своей голове чего-то большего. Чего-то близкого к причине, движущей Минхо, вожаком, всеми волками, рискующими для всеобщего блага. Минхо неуловимо улыбается, быстро пряча свою улыбку за кружкой и падающей с капюшона тенью. Джисона же колотит от волнения, ещё немного и он будет нервно вибрировать, заставляя крепкий деревянный дом ходить ходуном. — То, что я начну помогать тебе, расценят как поблажку из-за брака. — Что бы я ни сделал, мою цель поймут неправильно. Зачем тогда переживать об этом? Я не могу стать порядочным для староверов, думающих, что мой максимум заканчивается на рождении детей. — Разве это не будет противоречить твоей цели что-то доказать? Джисон мнётся. Это тоже одна из вещей, о которых он думал последние дни и искал для себя ответы на слишком тяжёлые вопросы. У него недостаточно жизненного опыта, чтобы правильно думать, особенно, когда никакого "правильно" на деле и не существует. — Это доказательство не для стаи. Оно для меня самого. Почему-то такой ответ устраивает Минхо. Он обещает подумать над тем, какие могут быть варианты, но советует начать с занятий спортом. Даже если в патруль так и не возьмёт, то всегда проще быть защитником, имея возможность постоять за себя кулаком. Или пастью, зависит от формы.–✤–
Постепенно Джисон начинает ловить себя на мысли, что день — это самая скучная и долготянущаяся часть суток, от которой он бы с радостью избавился. Днём в доме было тихо, слабее пахло землёй после дождя, а сам омега смотрел в потолок, кусая губы и никак не отпуская то, что ему говорил Минхо. Ни "да", ни "нет". Противная, скользкая неопределённость, с которой волк скатывался то в абсолютную уверенность в своих силах, то в самокритику за недостаточные старания и подход к цели. Да, он не из рассудительных, но у него остаётся большое сердце, упорство и чувство справедливости. Которое гадостным голоском шепчет ему о том, что не Джисону тут топить за справедливость. Он, глупый и эгоистичный, сейчас находится в чужом доме и чудесно поживает лишь потому, что забрал чей-то шанс на счастье. Должен ли был кто-то попасться Минхо в тот день вместо Джисона? Эта мысль похожа на червяка, точащего яблоко до сердцевины. Его пугало то, что в костре могло оставаться третье, настоящее имя пары для Ли. Какова вероятность что в общей суматохе никто просто не заметил его? Что вдруг, если Джисон тут и быть вовсе не должен? Сползая с кресла в своей комнате, Хан решает посидеть на заднем дворе и подышать воздухом. Уже становящаяся привычной смесь его и альфы запахов сейчас только будила это тревожное чувство, твердящее о том, что Джисон подлый воришка и когда стая узнает, беды не избежать. Будет хорошо, если просто выгонят, позволив уйти без каких-либо проблем. Омеге думается, что он заслуживает наказания за свой поступок. На улице во всю расцветает лето. Жаркое, солнечное, на радость волчатам, снующим по соседним улицам лающей и смеющейся толпой. Шум от соседей, скота и детей немного отвлекает от бардака в голове, поэтому омега разрешает себе посидеть в беседке, чудесно стоящей в тени какого-то дерева. Джисон вообще не разбирается в сортах, но для него это нечто сладко пахнущее. До прихода Минхо оставалось ещё много часов. Насколько Хан знает, он уходит ближе к озерной цепи, в полевых условиях гоняя мальчишек в человеческой и волчьей форме. Кажется, будто он даёт им только физическую составляющую, но альфы-подростки после таких тренировок становились менее заносчивыми и более терпимыми для окружающих. Вся энергия, которую они пока не знают и не умеют никуда девать, тратится именно на занятиях с Минхо, а заодно он объясняет им какие-то вещи, заставляющие молодняк вести себя чуть более адекватно. Не исключено, что на них просто действовал авторитет Минхо среди стаи и старейшин. От размышлений Джисона отвлекает шуршащий звук прямо рядом с ним. На столике посередине беседки должны были стоять кружка с морсом и кувшин. Третий, усатый и рыжий предмет рассматривает Джисона с не меньшим любопытством. — Мяу, — подтверждает своё присутствие кот, располагаясь на столике с наглостью хозяина беседки. О, да, волк точно гость, которому снисходительно позволили тут находиться. — И тебе здравствуй. Ого, ты что, местный? — омега смеётся, протягивая ладонь и давая кошке обнюхать его руку. Ритуал ознакомления проходит хорошо и хозяин беседки тут же утыкается в ладонь головой, активно напрашиваясь на нежности. Джисона затапливает радость: признание котом себя безопасным человеком — это почётно и достойно. Под равномерное мурчание тревога растворяется, особенно когда из-под сидений показываются ещё две мордочки, более мнительные, чем первый рыжий хвостик. Хан, кажется, попал в совершенно чужое место, ведь коты ведут себя крайне вальяжно, едва человек оказывается исследован. Ладно, Джисон уже не так уверен, что он действительно плохой. Говорят, животные очень тонко чувствуют натуру у людей, и, точно как волки, бывают только честными в своих реакциях. С сидящим на коленях рыжиком омега почти не дышит, боясь спугнуть такое благословение. Он ещё не знает, что отдаст этим наглецам несколько порций мяса, которое откопает специально для них в ледянющем подвале. Вечером он рассказывает о кошках Минхо. Тот не выглядит удивлённым. — Да, они часто приходят, спасибо, что покормил в моё отсутствие. Они хорошо выглядели? — Я подумал, что это их беседка, — Джисон ставит чайник на огонь, молясь, чтобы вся эта магическая техника не сломалась по его незнанию, — хм, думаю, что выглядели очень культурно для уличных котов. Это твои? — Нет, — голос альфы сереет, а он сам поджимает губы, — я не забираю их к себе, зная, что мало бываю дома и во время большой охоты могу отлучиться на неделю и больше. Некому будет присматривать, так что лучше так. — О. Кажется, ты давно заботишься об этих троих, — омега не может сдержать печальной улыбки, думая о том, что в Минхо очень много заботливого. Это его язык любви? В противовес тому, каким серьёзным и суровым он выглядит, когда чему-то учит (но не Джисона). — Если они придут к тебе ещё раз, дай им что-нибудь вкусное...и посмотри, в порядке ли ухо у самого тёмного, — альфа как бы невзначай показывает, где хранит аптечку, а после ужина остаётся на кухне, нарезая мясо на небольшие, помещающиеся в порционные пакетики, кусочки. Монотонность дней приобретает своё очарование, ведь теперь у Джисона появляется компания. Три кота, поняв, что новый человек не просто безопасный, но ещё и умеющий давать им еду, стали наведываться чуть ли не каждый день. Они прятались в саду, бегали вдоль грядок и бессовестно заползали на крышу, откуда снимать их получается далеко не сразу. Вроде как все трое — это мальчишки, и Джисон мысленно считает, что это его мини-версия воспитанников, как у Минхо. Шкодят они, по крайней мере, очень одинаково. Но, как известно, после самой сильной жары наступают и самые долгие дожди. Грозы опускаются на деревню, лишая Минхо возможности нормально проводить тренировки, а Джисон был вынужден сидеть в комнате почти безвылазно. Ему всё ещё казалось странным разгуливать по дому, когда там есть вероятность встретить альфу и плевать, что они живут вместе уже не день и не два, а каждый ужин считается обязательной совместной трапезой. Как будто бы Джисона осудят за то, что он контактирует с собственным мужем. Минхо дождь, очевидно, не любит. Возвращаясь с патрулей, он отряхивается волком на улице, а заходя в дом человеком, обувается в мягкие на вид тапочки, быстро прячась у себя в спальне, либо в банной комнате на другом конце дома. После долгих, настолько горяченных, что из-за двери шёл пар, водных процедур альфа усаживался в общей комнате, расслабляясь с книгой или вовсе засыпая, сморëнный работой и баней. В такие моменты Джисон даже более старается не выглядывать из комнаты, потому что вид спящего, расслабленного Минхо, полулежащего на диване с тёплым полотенцем на глазах, будит в омеге непрошенное волнение. Не такое, чтобы становилось дурно от переизбытка, а скорее мягкое и греющее. Да и обнажённые в домашней одежде руки вдруг становятся причиной, Джисону жуть как стыдно, но ЭТО он не может забыть, даже закрыв глаза и пытаясь в невинность. Никто не способен быть культурным, видя красивые руки, и если кто-то считает, что шрамы Минхо портят, то эти волки ничего не понимают в красоте. Так они и прячутся друг от друга, приходя в норму только к ужину. Негласно, по-подростковому неловко, но аккуратно друг к другу. Это продолжается, пока маленькая идиллия не нарушается в один из вечеров. Минхо возвращается с обхода, привычно отряхивается после дождя, беспощадно льющего уже несколько дней подряд, а потом прислушивается к звукам в доме. Понимая, что никого нет. Все теоретические места тут же проверяются, но омега не прячется у себя в комнате, не пропадает в умывальнике, не грызёт яблоки на кухне, и даже в подвале с чердаком пусто и тихо. Минхо не паникёр, но резкая пропажа обычно домашнего Хана его напрягает. Альфа косится на улицу, думая, что даже представить не может, какая причина заставила Джисона высунуть нос наружу в такой ливень. А чужой запах останавливается именно на входной двери. Причина не заставляет себя ждать. Омега подбегает ко входу, громко шлёпая ботинками по лужам и безостановочно бормоча что-то себе под нос. Минхо вопросительно смотрит на то, как парнишка, насквозь мокрый, с потяжелевшими от воды кудрями и водой, хлюпающей в обуви, застывает, увидев альфу на пороге. Быстрый, словно незаметный шаг позволяет омеге зайти в тёплый, прогретый дом. — Что ты— — МИНХО! Я всё тебе объясню! — Джисон чуть не захлёбывается в словах, обнимая себя за пропитанную влагой рубаху, — понимаешь, там ведь льёт уже суток двое, вообще без остановки, а я вдруг подумал, что там же наверняка тоже вода везде, а ещё скамейка холодная без обивки, беседка вообще вся ветер пропускает! Ну я не мог, просто не мог, они же там всё это время просидели, из-за дождя не уходили, я случайно совершенно услышал! Если бы Джисон мог разглядеть шок в чужом взгляде. Минхо слушает причитания Хана, наблюдая, как тот из-под своей промокшей рубашки достаёт не менее промокших котов. Два рыжих и один тёмный. Все четверо дрожат от холода, а на полу образуется самая настоящая лужа из капающей с хвостов и одежды воды. Альфа быстро отправляет Джисона к камину, а котов, послушных от шока и усталости, заворачивает в полотенца и несёт туда же. — Я их к себе в комнату заберу, они тебя вообще не побеспокоят, только позволь им остаться. Нет ничего хуже, чем быть наполовину нужными, — Джисон не унимается, переодевается в сухое быстро, нервно, лишь бы дождаться хоть слова в ответ. Омега подрагивает, сам не понимая, от холода или эмоций. Его сердце так сильно сейчас болит, боясь за трёх котов, куда более приспособленных к смене места. Усатые мордочки поудобнее укладываются, вылизываясь и не обращая внимания на оборотней, замерших у камина. Как же ненавистно, что Минхо всегда берёт себе время для раздумий и ответа. Джисону кажется, что мир расколется, если он ответит отрицательно. Они смотрят друг на друга и это не скрыть ни волосами, ни стеной, которую Ли тактично возводит между собой и окружающими. В янтарно-жёлтых глазах отражаются огненные блики, а у Джисона неизменно алый, светящийся ожиданием. Их лица достаточно близко, чтобы рубцы на загорелой коже были видны до мельчайших деталей, а в лёгких оседал смягчающийся, невыносимо уютный запах, становящийся для Джисона всё более привычным. — Спасибо, что спас их. И в этой благодарности был ответ. Омега улыбается, кусая щёки изнутри и чувствуя что-то большее, чем счастье. Что-то распирающее и заставляющее волков бежать за горизонты. Ведущее сквозь дождь на помощь. Минхо улыбается и чуть наклоняется, заставив Хана задержать дыхание, а сердце забиться с утроенной силой. Их дыхание смешивается, омега почти чувствует тепло чужой кожи рядом с собой. Альфа легонько, очень осторожно трётся носом об его и, сославшись на то, что сделает ужин, уходит из комнаты. Джисон ещё не знает, что на следующий день ему скажут начать подготовку к обучению в патруле.