Края Безмолвия

      Четенские болота не зря считаются одним из самых поганых мест в Арганде. Это окружённая холмами низина издавна навевала на людей безысходность и страх. В западной своей части низина смыкается с Эльфийским лесом, служа естественной преградой для желающих сунуть любопытный нос в тайны древнего народа. В болотах Четен впадает в Ислу, образуя маленькое озеро.       На правом берегу Четена в старые времена была возведена самая надёжная тюрьма королевства. На голом каменном острове возвышаются прямые серые стены прямоугольного здания с крошечными окошечками. По углам — дозорные вышки, в центре — внутрений двор. Узник Берштага может увидеть небо лишь во время прогулок. Маленький кусочек неба, стиснутый вечно мокрыми закопчеными стенами из грубо отёсаных камней. Впрочем, тюремные служители находятся в том же положении.       Берштаг не просто ломает души, он превращает самых отчаянных людей в дрожащих мышек. Этому способствуют и низкие коридоры, и многочисленные решётки, и приглушённый свет, и квадратные окошки под самым потолком камер. Узнику не добраться до окна, не вдохнуть воздуха. Подоконник на пол-иарда выше головы рослого мужчины. Сырые одиночные колодцы, запрет общаться с другими заключёнными, жестокие наказания за нарушение строгих правил сделали Берштаг ужасом для всех каторжан.       Знаменитый Гюнтер Бергмайер, отчаяный мятежник, лихой рубака, развесёлый поэт и непревзойдённый жизнелюб, повесился на дубе, едва перейдя мост через Четен. Мир испугал его яркостью красок, пением птиц, волнами зелёных трав на холмах за Четеном. Он повесился на тонком ремешке и был похоронен в ближайшей трясине, а картинки об этом долго ходили по Арганду, напоминая прочим что бывает с преступниками.       Именно в эту жуткую тюрьму привёз принца Вольфганга злющий оберст-лейтенант Хольман. Происшествие в Лисковице как будто ободрало вечную невозмутимость оберста — он окончательно сбросил прежнюю личину и в открытую носил на рукаве кожаной куртки повязку МАПО, а жандармскую каску сменил на чёрную с белым околышем форменную фуражку с рейхсадлером на тулье.       При нём остались всего два взвода — Виннегроде и Прохазки. Штаненберг внезапно заболел и был отослан куда-то на юг вместе с двумя другими лейтенантами.       Вольфа поместили не в одну из камер, а в служебное крыло. Комнатка окнами во внутренний двор, те же решётки, вид на противоположную стену и редкий шаркающий ногами в тяжёлых цепях круг тощих фигур в серых грязных робах. Ворота справа, будка часового возле них, тяжело марширующий каждые четыре часа караул. Лязг затворов, грохот сапог.       В комнате было сыро — солнечный свет проникал сюда лишь вечером, лаская подоконник. Тюремный врач осмотрел мальчика, выписал какой-то жутко горький порошок. Охранник из команды оберста приносил еду — варёные овощи и неизменный горький суп. Горьким он становился именно от лекарства. Вольфи попробовал не есть, но выдержал всего два дня. Его постоянно бил озноб, начался бесконечный понос. Едва проглотив противный обед, он бросался в угол, где в полу была сделана воронкообразная дыра, а над ней на толстой трубе торчал бачок с цепочкой для спуска воды.       Оберст иногда приходил, вставал на пороге и демонстративно ел что-то вкусное. Грушу, плитку шоколада или ветчину.       — Стоит поучиться привыкать ко всему, экс-высочество. — назидательно говорил он. — Ещё немного и вы полено переварите.       — Зачем вы так? — вырвалось однажды у Вольфи.       Хольман ухмыльнулся:       — Мы тут с герром фон Пальнау переписывались на предмет что же с вами делать, дорогой Вольфганг. Вряд ли вы оставите попытки навредить нам, вряд ли оставили надежду взойти на трон. Бросьте. Трон вам уже не светит. В декабре его величество сыграет свадьбу с высокородной damen из рода Эльрау. Трон займёт юный принц. Или принцесса. После воспитания в лесах, что к западу отсюда.       — Мерзавцы! Куррад! — Вольфганг сжал кулаки.       — Язык придержите. — процедил Хольман и с хрустом вонзил зубы в бок груши. — Так вот, в Вольных Землях есть разные колонии. Как коронные, так и анархические. Есть и те, где практикуется рабство. И оттуда вы уже точно не вернётесь. — Полуэльф криво улыбнулся. — Домашний раб — вот ваш удел, дражайший Вольфи, если не одумаетесь. Учитель рисования, музыки, этикета — чем вы ещё там развлекались? — Оберст швырнул огрызком в пленника. — На, погрызи чуток. Через месяц приедет герр фон Пальнау, хорошо подумай, что ты ему ответишь. Заодно, наверное, герр директор достроит свою жестянку. Вот на ней мы тебя и вывезем из Арганда, если вздумаешь кобениться. — Презрительно бросил он через плечо.       — Вас всех повесят! Повесят! — в отчаянии завопил Вольфганг. Он пинком отшвырнул полусъеденную грушу в угол, где воняла дыра, рухнул лицом в жёсткую казёную подушку. Его душили рыдания. Надежда умирала на глазах. Лучше бы он ушёл с волчардом и умер в горах среди ледяного ветра в белом снегу. Дверь комнаты грохнула, проскрежетал массивный замок.       Последующие семь дней Вольфганг провёл в одиночестве. Лишь приход охранника с едой нарушал течение однообразных дней. В окне сменялись всё те же унылые картины. Раз в день прогулка унылых теней, смотрящих в землю. Лязг кандалов, шарканье ног. Грохот сапог, короткие команды — меняется караул. Три раза за день, три раза за ночь. Если лежать на койке, увидишь разве что гребни шлемов, да ряд плоских штыков нового образца.       Мольберт ему не отдали, из книг дозволили только две — «Историю» за 5й гимназический класс и «Правила Учтивого Обхождения». Понятное дело — обе пылились на подоконнике. Раз простучал под окном мотор, завыли петли ворот. Проклятый полуэльф куда-то уехал.       А через день вечером вместо охранника пришёл помятый и небритый Виннегроде. Лейтенант сильно сдал последнее время. Он словно высох, сгорбился. Первым делом офицер приложил палец к губам и принц понимающе кивнул. Виннегроде поставил на грубый дощатый стол миску с противными воняющими половой тряпкой макаронами. Воровато оглянувшись, мужчина вытащил из карманов шинели и бросил прямо на постель пол-каравая хлеба, круг колбасы, две плитки горького шоколада и несколько чищеных морковок. Вольф мгновенно спрятал всё под одеяло и благодарно кивнул Виннегроде.       — У меня сын такой же. — шёпотом пояснил жандарм. — Как вы. Чуть младше. Выкиньте эту дрянь в парашу, а то неладное заподозрят.       Принц посмотрел на лейтенанта с немым вопросом. Тот виновато вздохнул, пожал плечами.       Тогда Вольф приложил ладони к голове, изображая уши.       — В Бранау укатил. — чуть шевеля губами пояснил Виннегроде. — Вчера ему депеша пришла. — И уже громко сухим тоном добавил — Посуду заберут утром.       Вольф выждал минут пятнадцать, соскочил с кровати, приложил ухо к двери. Тюрьма затихала, лязгали на отдалении двери, звенели ключи. Караульного у его комнаты не ставили, просто запирали. Он брезгливо стряхнул склизкую массу из миски в нужник и нырнул под одеяло. Свернулся клубком, постоянно ощупывая драгоценные дары.       «Когда-то я бы и не глянул на такое». — тоскливо подумал принц. — «Бедный Виннегроде! Он очень любит сына, наверное. И хочет вернуться домой».       Когда часы на стене гулко отбили десять вечера, принц принялся за хлеб и колбасу, попеременно откусывая то от того, то от другого. Он вслушивался в каждый шорох, боясь что войдут проверить — а такое случалось — и отберут еду. Кроме того этот противный тупой Прохазка наверняка поймёт кто принёс пленнику лакомства и судьба Виннегроде будет решена. Он так ужасно рискует ради него! Надо до утра съесть всё и вытряхнуть простыню, чтобы не осталось ни крошки.       Вечный, как же вкусно! Только живот опять заболел. Вольф поспешно рвал зубами куски, давясь всухомятку. Разок всё же протянул худую руку к кружке с водой. Её наполняли при выдаче отравы, три раза за день. Большая жестяная кружка холодной колодезной воды. Выпил половину, стало легче, брюхо утихло. Остатки воды ушли на последний этап трапезы, когда вслед за морковью он съел шоколад. Принц вытянулся на постели, утёр губы смоченым рукавом и первый раз за месяц уснул более-менее сытым.