На твоей шее снова змея Я так хочу услышать тебя Звезды стекают по твоей коже Почему тебе больно смотреть на меня? Меня царапают твои вздохи Мне режут слух твои слова И будешь бить так сильно в душу Чтобы раниться острее меня? (Больно)
ailie — агония
Сидя на краю кровати, Драко накидывает на плечи рубашку и замирает, так и не потянувшись к пуговицам. Он оборачивается через плечо — Поттер спит, растянувшись на животе. Между его нахмуренными бровями залегла трогательная морщинка, и всё, чего Драко хочет на самом деле — это провести по ней кончиками пальцев в нелепой попытке разгладить. Он складывает руки на коленях, крепко прижимая ладони к ткани брюк, чтобы этого не сделать. Поттер всегда мгновенно засыпает после секса. Буквально полминуты, пока Драко собирает по полу свои вещи, чтобы одеться, и он уже крепко спит, почему-то всегда на животе. Сбившаяся простыня свисает с края кровати, одеяло закрывает сильную спину наполовину — так, что видно россыпь созвездий-родинок на оливковой коже. Почти так же сильно, как разгладить морщинку, Драко хочет поцеловать их все. Он чувствует себя немного, совсем чуть-чуть, маньяком, или, по крайней мере, кем-то откровенно нездоровым, потому что каждый раз, когда Поттер крепко смежает веки, а его дыхание становится сонным и медленным, Драко позволяет себе задержаться в спальне, чтобы посмотреть на него. Просто посмотреть — вот так открыто, не таясь, с искренней нежностью, которую не нужно прятать за злостью. Он знает, что это действует на него разрушительно, но, эй, всё, что они с Поттером делают, разрушительно. Разве когда-то было иначе? Он поднимается с места, одёргивая воротничок рубашки. Проводит ещё несколько томительных секунд, глядя на Поттера, а потом всё же наклоняется вперёд и касается его волос — невесомо, холодной ладонью, что жаждет прижаться ближе. А потом он застёгивает пуговицы на рубашке, собирает волосы в неряшливый пучок, закалывает их гребнем из чёрного металла и уходит.***
Жизнь Драко всегда была похожа на бег по полосе препятствий, с той лишь оговоркой, что бегун не перемахивает через них, победно вскидывая руки к небу, а спотыкается о каждое, пропахивая землю лицом. В целом, нет ничего удивительного в том, что в конечном итоге она превратилась в это. Он думает об этом, когда стоит перед зачарованным окном допросной, в которой Поттер разносит подозреваемого. Грейнджер сидит на стуле рядом с ним, с серьёзным лицом постукивая пальцами по столу — добрый следователь. Поттер, по логике, играет злого аврора, с той лишь разницей, что это вовсе не игра — для Драко этот факт очевиден, потому что Поттера он видит как под лупой, разложенного со вскрытым брюхом, из которого вываливается наружу весь мрак. Он ведь на самом деле такой — злой и бескомпромиссный, втайне ненавидящий и себя, и весь мир, что сотворил с ним много неприятных вещей, с тех пор как… Пожалуй, с тех пор как ему исполнился год. Он может улыбаться друзьям, может болтать с коллегами, стоя у кофейника с чашкой в руках, но Драко прекрасно знает, что у него внутри. Разве это не странно? Разве должен он знать о Поттере больше, чем все его близкие, чем его названная семья? Драко ничему не удивляется — жизнь такая ироничная сука, что уже не знаешь, с какой стороны ещё она наподдаст. Поттер наклоняется к трясущемуся мужчине, запястья которого скованы переливающимися линиями магии, упирается руками в стол. Драко видит его глаза — сияющие гневом, тёмные от колодцев-зрачков. Они всегда сильно расширяются, когда он заходится в яростном запале. Ну, или когда Драко его трахает. — Не переигрывай, Поттер, — бормочет себе под нос Робардс, который стоит рядом с Драко, сложив руки на своём объёмном пузе. Поттер хватает мужчину за подбородок, сжимая пальцы. Драко хмыкает себе под нос, не сдержавшись. Ему смешно, потому что Поттер не переигрывает. Просто Поттер такой. За ореолом его мнимой святости, который воздвигла вокруг него общественность, никто не может этого разглядеть. Разве что Грейнджер — она всегда была слишком умна, чтобы покупаться на этот дешёвый фарс. Иногда Драко кажется, что он застрял посреди дурной постановки, сценарий к которой написал какой-то на голову отбитый мудак. Поттер, тем временем, разжимает пальцы, отталкивает подозреваемого от себя и выходит из допросной. Грейнджер выжидает несколько секунд, а затем придвигается ближе к столу, и начинает вести свою вкрадчивую беседу — как по нотам. — Ну что? — сурово спрашивает Робардс, обернувшись к Поттеру. Тот собран, спокоен, статичен. Только искорки гнева в глазах, где-то совсем-совсем глубоко, прячутся, маскируясь под блики от тусклых светильников. — Сейчас Гермиона с ним побеседует и дожмём, — отчитывается Поттер, поправляя очки. Робардс кивает и вновь оборачивается к стеклу. Из зачарованного динамика доносится приглушённый голос Грейнджер — ровный, спокойный, заботливый. — Поттер, — говорит Драко, обернувшись. — На пару слов. — Я занят, — хмурится тот, деланно не смотря на собеседника. Драко вскидывает вверх правую бровь, не сводя с Поттера пристального, гипнотизирующего взгляда, наверняка зная, что тот почувствует его кожей. Ощутит до бегущих по шее мурашек. Драко так хочет к нему прикоснуться, что его вот-вот разорвёт. Он страшно соскучился. — Грейнджер будет ломать комедию ближайшие двадцать минут, — холодно чеканит Драко. — Я отниму у тебя десять. — Малфой… Злится. Как всегда. Драко молча продолжает смотреть, встречая зелёные глаза в ловушке взглядов. Поттер мнётся секунду-другую, потом коротко взглядывает на Робардса, тот безмолвно даёт отмашку. Драко разворачивается на каблуках и уходит вперёд по коридору, улыбаясь краешком губ, когда позади слышится твёрдая поступь чужих шагов. Он мог бы забавляться своей властью над Поттером; о, в школе она привела бы его в восторг. Вот только он знает, кто здесь кого контролирует на самом деле. В чьей руке поводок. В любой момент Поттер может потянуть за него, наматывая на руку, и Драко бесславно задохнётся в своём ошейнике. — Чего тебе? — раздражённо бросает Поттер, когда они заходят за поворот. Драко оглядывает пустой коридор, делает ещё несколько шагов, а потом хватает Поттера за плечо и заталкивает в туалет. Тот шипит, дёргается, но Драко не обращает на это никакого внимания, только тянет за собой, жёстко сцепив пальцы, чтобы одним толчком пихнуть в одну из кабинок. Закрывает дверь, щёлкнув задвижкой. Поттер ничего не говорит. Зрачки широкие — теперь уже не от злости. Драко вжимает его в стенку, склонив голову. Разница в росте в полголовы всегда так кстати — с той лишь поправкой, что Драко предпочёл бы находить её милой, а не подавляющей. Он сжимает крутой подбородок длинными пальцами. — Ты был таким яростным, — шепчет Драко, склонившись к его уху. — Таким властным. И никто не знает, какая ты на самом деле течная сука, у которой аж ноги трясутся от желания их раздвинуть. Он сжимает пальцы крепче, так, чтобы стало больно. Задевает зубами мочку уха, а затем с силой прикусывает кожу на шее, вызывая рваный выдох и дрожь. Это единственный вид поцелуя, который доступен Драко — короткие касания губ и жёсткие укусы. За все полгода регулярного траха они так ни разу и не поцеловались. Таков уговор. Правило, озвученное в самый первый раз. «Я не буду с тобой целоваться» — злобно выдохнул тогда Поттер. Это было больно. — Как думаешь, может, стоит им рассказать? — продолжает шептать Драко, удерживая Поттера прижатым к стене кабинки. — Или показать? За сколько я смогу продать свои воспоминания о том, как ты скулишь подо мной, мечтая о моём члене в заднице? — Не смей, — выдыхает Поттер, дёргаясь, и Драко рывком разворачивает его спиной к себе, с силой впечатывая щекой в стену. — Я не разрешал тебе разговаривать, — холодно говорит он, путанными пальцами залезая в карман брюк за крохотным стеклянным пузырьком. После пятого раза он стал носить с собой смазку везде, где они могли пересечься с Поттером — это было проще и приятнее, чем каждый раз трансфигурировать жидкость. Ему быстро стало понятно, что заняться сексом они могут в любой момент. Сразу же, как только у Драко снесёт крышу от желания коснуться или поддержать; от нежности или чувственности, которую не выразить никак иначе, чем жестокостью. Ничего иного Поттер не примет. — Штаны, — приказывает Драко, одной рукой отвинчивая крышку с флакончика, а другой продолжая удерживать Поттера за загривок. Тот издаёт тихий звук — вздох и скулёж — и послушно начинает возиться с ремнём. Им так легко обладать. Пара грязных слов, пустых угроз и жёстких касаний, и он уже теряет голову. Им невозможно обладать в самом деле. Драко размазывает по пальцам смазку, не слишком сильно усердствуя. Он готов тянуть Поттера долго, мучительно нежно и сладко, но тому это не нужно. Зато нужно быстро и грубо, так, чтобы при проникновении было немного больно — не настолько, чтобы нанести реальный вред, но достаточно для острого жжения на грани терпимого. Драко вставляет в него сразу два пальца. Новый негромкий всхлип, слабый удар раскрытой ладонью по стенке. — Надеюсь, ты ценишь моё милосердие, — горячо шепчет Драко, вновь прерываясь на терзания зубами нежной мочки уха. — Я ведь мог бы и не делать этого. Я мог бы тебя порвать, ты понимаешь? Ты должен быть мне благодарен. Поттер слабо кивает, подаётся бёдрами назад, явно уже ничего не соображая. Драко добавляет третий палец, делает несколько быстрых движений, а затем высвобождает собственный член, уже тяжёлый, влажный на головке. Поспешно размазывает по нему остатки смазки. Мерлин, как бы он хотел сделать всё по-другому. Кто-то появляется в туалете в тот момент, когда Драко проталкивает член в туго сжимающуюся задницу Поттера. Дверь закрывается, слышатся неспешные шаги по кафелю. Драко, хмыкнув, шепчет на грани слышимости, едва-едва выдыхая: — Как думаешь, я закрыл щеколду? Никак не могу вспомнить. Поттер замирает, дрожь сотрясает его спину, отдаваясь в ноги. Драко жмётся ближе, входя до конца, плотно-плотно, животом к пояснице, грудной клеткой к лопаткам. Одной рукой он опирается о стену, мозолистые пальцы вцепляются в неё. Невидимка заходит в соседнюю кабинку — слышится стук поднимаемой крышки унитаза и щелчок задвижки. Пальцы Поттера сжимаются на предплечье Драко — том самом, замаранном — молчаливо умоляя не шевелиться, чтобы не создавать шума. Драко только едва слышно фыркает и мучительно медленно подаётся бёдрами назад, а потом вновь вперёд, вжимая крепкое тело перед собой в стену. — Такая сучка, — он звучит почти нежно, касаясь языком чужой ушной раковины. Он продолжает двигаться медленно и тягуче, едва сталкиваясь бёдрами с упругой задницей, до тех пор, пока посторонний не покидает туалет, напоследок громко хлопнув дверью. Как только это происходит, Драко срывается — он движется быстро, рвано, сильно, без остановки. Его пальцы путают тёмные волосы, дёргают за пряди, и с губ Поттера срывается болезненно-сладкий стон. — Кончай, — выдыхает Драко, обхватывая пальцами его член, и этого слова, что, должно быть, уже работает для Поттера на уровне условного рефлекса, оказывается достаточно. Поттер изливается на стенку кабинки, пачкая свою одежду, и Драко, не издав ни звука, следует за ним, не выдержав судорожного сокращения мышц вокруг члена. Он не отстраняется сразу же — у него есть несколько секунд, во время которых загнанно дышащий Поттер приходит в себя. Драко тратит их на то, чтобы коснуться губами его взмокшего затылка — невесомо, будто бы случайно задев. Так, как хочет на самом деле. Лишь затем он вытаскивает член, бормочет беспалочковое очищающие, и, быстро застегнув пуговицы на брюках, выходит из кабинки. Поттер появляется чуть позже — успокоившийся и практически ровно дышащий. Только алые пятна цветут на скулах. — Придурок, — бросает он, проходя мимо Драко, который намыливает руки, стоя у раковины. — У меня допрос в разгаре, вообще-то. — Десять минут, — ровно отвечает ему Драко. — Как и обещал. Поттер фыркает с нотками презрения — то ли к Драко, то ли к самому себе, то ли собирая всё это вместе, а потом исчезает за дверью. Драко медленно выдыхает и подаётся вперёд, прижимаясь лбом к замызганному ледяному стеклу зеркала. Ему тошно.***
Всё это началось так странно, что Драко мог бы свихнуться, если бы думал об этом слишком часто. Следственное подразделение аврората, в котором он числился штатным специалистом по темномагическим артефактам и проклятиям, по понятным причинам постоянно взаимодействовало с боевым отделом, но каким-то образом им с Поттером удавалось ловко избегать друг друга в первые пять лет службы. Даже когда представители так называемых боевых пятёрок, в которые были сформированы авроры, активно помогали следователям, Драко везло — едва ли не впервые в жизни, — и он работал со всеми, кроме Поттера. Но, конечно, удача не могла сопутствовать ему так долго, и в конечном итоге он споткнулся об очередное препятствие на пути своего жизненного забега и привычно пропахал лицом землю. Драко правда старался. После войны он потратил немало сил на то, чтобы стать лучшей версией себя — у него даже был целый список собственных прегрешений и неприятных черт характера, с которыми он пытался работать. В целом, у него сложились неплохие отношения с коллегами и, пусть он и не пользовался особой популярностью, проблем, в целом, не было. Когда полгода назад им с Поттером поручили общее дело, Драко делал всё для того, чтобы избежать конфликтов — он держал перед собой броню холодной вежливости и профессионализма, вознамерившись её не опускать. Вот только Поттер был с ним не согласен. Иногда Драко казалось, что рядом с ним Поттер выворачивался наизнанку, являя миру всё то тёмное и неприятное, что обычно пряталось за фасадом его дружелюбия. Он хамил, язвил, провоцировал и всячески намекал, а порой и говорил открытым текстом о том, что ни капли не верит Драко. Ни ему самому, ни произошедшим в нём изменениям; для него Драко оставался всё тем же неприятным мальчишкой, втянутым в дела тёмной стороны. Это было горько, неприятно, порой даже отвратительно, но Драко держался изо всех сил. И всё же он не являлся образчиком терпения, поэтому, в целом, не было ничего удивительного в том, что одним поздним, дышащим напряжением вечером, он схватил Поттера за грудки и повалил его на пол. Тот смотрел на него с видом победителя. Вот оно, явное доказательство его правоты — Драко всё тот же. Неприятный, омерзительный, тёмный. Неспособный на покаяние, не достойный искупления. — Ты должен был сдохнуть в Азкабане, как твой отец, — выдохнул Гарри ему в лицо, и Драко, зарычав, ударил его. Поттер только рассмеялся, сплюнув кровь, и в этот момент Драко, сидевший у него на бёдрах, понял, что он сделал это специально. Поттер был одной из лучших единиц боевого формирования, и Драко ни за что бы не смог не то, что ударить, а даже повалить его на пол, если бы только он сам этого не захотел. Это было тёмное, острое своей странностью открытие. Поттер хотел боли. — Ну? — с вызовом спросил он, глядя на Драко. Кровь пятнала его подбородок. — Что ещё сделаешь? Драко молча наклонился вперёд и сгрёб в саднящий кулак его волосы. Он с силой дёрнул за пряди, увидел, как приоткрылись полные губы, как расширились зрачки, и поражённо выдохнул: — Тебе это нравится. Поттер вздрогнул. Он словно не ожидал, что его раскроют, хотя искусственность этой игры была столь очевидна, что разобрался бы даже ребёнок. — Что ты несёшь? — Тебе нравится, — повторил Драко, склоняясь над его лицом. Он сжал тёмные пряди ещё сильнее, немного сдвинулся и поперхнулся воздухом — затвердевший член Поттера упёрся ему в задницу. Зелёные глаза распахнулись шире. — Да ты чёртов извращенец, — шепнул Драко, с силой оттягивая его волосы. Голова запрокинулась, обнажив беззащитную шею. — Заткнись, Малфой, — просипел Поттер, не делая, впрочем, попытки вырваться. — Так заставь меня, — хрипло ответил Драко и слегка двинул бёдрами вперёд, вынудив Поттера коротко застонать от откровенного трения. — Но ты не станешь этого делать, верно? Ты даже не пытаешься. Поттер молчал и всё просто… произошло. Они отдрочили друг другу прямо там, на пыльном полу пустого посреди ночи офиса аврората, шипя, толкаясь и кусаясь. Перед самым оргазмом Поттер попросил ударить его по лицу, и Драко отвесил ему несколько хлёстких пощёчин — не без удовольствия. Когда они оба кончили, Драко, повинуясь порыву, склонился к губам Поттера за поцелуем, и в тот же момент оказался сброшен на пол. — Я не буду с тобой целоваться, — злобно выдохнул тот и тут же принялся застёгиваться на все пуговицы. Драко лишь горько хмыкнул. Ну конечно. Вернувшись в пустоту и одиночество своей квартиры, Драко всю ночь думал о том, почему это вообще произошло. Возможно, дело было в том, что к нему слишком давно никто не прикасался — отношения определённо не были тем, в чём он был хорош, а случайный секс интересовал его постольку-поскольку, воспринимаясь скорее как более сложная форма мастурбации. Да, это определённо многое объясняло и, вероятно, ему просто стоило как можно скорее найти себе перепихон на одну ночь… Но, может быть, дело было не в тактильном голоде и простом человеческом желании хорошенько с кем-нибудь трахнуться. Может быть, всё это началось намного раньше — лет десять назад, на четвёртом курсе. Поттер всегда интересовал Драко слишком сильно. Он так и не смог его отпустить, и осознавать это было неприятно. Он поклялся себе, что забудет об этой странной ситуации, как о температурном сне, но уже через три дня они с Поттером трахнулись в пустом конференц-зале. Драко никогда не умел вовремя дать по тормозам, если дело касалось этого человека.***
В новом баре магического квартала на Мун Стрит душно и многолюдно. Молоденькая официантка с цветочным венком на голове лавирует между столиками, левитируя перед собой тяжёлые подносы. Аврорская компания шумит хлеще всех остальных, пугая случайных волшебников обсуждениями очередных отрезанных конечностей. Они празднуют существенное продвижение в деле, выедающем всем мозги уже второй месяц — мужчина, которого на днях неистово прессовал Поттер, всё-таки сдал некоторых подельников и поделился со следствием важной информацией. У Драко эти культисты, не брезгующие самыми тёмными ритуалами, включающими человеческие жертвоприношения, уже стоят поперёк горла. Он бы многое отдал за то, чтобы не осматривать очередное место преступления, пытаясь разглядеть спрятавшиеся под слоем крови древние руны, но деваться некуда — в конце концов, его работа всегда включает в себя довольно омерзительные вещи. Просто обычно их градус чуть пониже. Обычно Драко не ходит с коллегами в бары, даже на традиционные вечера четвергов, в которые все мирно выпивают по пинте пива в «Дырявом котле» и расходятся по домам, но сегодня он поддался всеобщей волне радости. По крайней мере, так он говорит сам себе. Дело, конечно же, вовсе не в том, что в эту субботу на Мун Стрит выбралось и боевое подразделение. Кому он, блять, врёт. Его одержимость Поттером с каждым месяцем приобретает всё более устрашающие масштабы. Он не понимает, когда это с ним произошло — когда он успел влюбиться. Его тошнит от этих чувств не меньше, чем от чёртовых обмазанных человеческой кровью культистов. Драко тянет через трубочку ярко-зелёный коктейль, откинувшись на спинку дивана. Он зажат между раздражающе шумным Финниганом, который занят тем, что в очередной раз подзывает несчастную официантку, и задумчивой Грейнджер. Последняя в разы приятнее первого — в конце концов, у Драко сложились с ней исключительно хорошие отношения, да и следовательница она отличная. Лучшая среди молодых. Драко всегда был падок на умных людей, и стоило выбраться из паутины чистокровной лжи, чтобы понять, что Грейнджер одна из них. Он мог бы получать удовольствие от вечера — да, даже несмотря на одного громкого ирландца, — если бы не Поттер. Конечно, это всегда Поттер. Поттер сидит напротив, пьяный, раскрасневшийся, деланно счастливый. Он хохочет над дурацкой шуткой Боунс с таким видом, словно нет никакой пожирающей его с костями тьмы, и всё время касается локтя сидящего рядом с ним Брэдли. Брэдли назойливый американец с глупым акцентом, сияющий голубыми глазами и имеющий раздражающую Драко привычку крутить на пальце прядь своих светлых волос. У них с Поттером чертовски неоднозначные отношения — Брэдли вечно крутится рядом с ним, всё время его касается, и все то и дело искромётно шутят о том, что они на самом деле любовники. Драко кипит от одной только мысли об этом. Поттер ловит его напряжённый взгляд, прищуривается и, когда сердце Драко пропускает удар, а желудок делает кривое сальто, вновь отворачивается, приобнимая Брэдли за плечо. Драко на пару секунд прикрывает глаза. Ему хочется кричать. Или хорошенько проклясть сраного Брэдли — так, чтобы ещё неделю его лицо истекало гноем. — Они не спят вместе, — раздаётся рядом с ухом Драко мягкий голос Гермионы. — Что? Он смотрит на неё с недоверием, а по его спине гуляет туда-сюда мерзкий холодок. Она не должна знать. Откуда она, блять, знает? — Гарри и Брэдли, — она почти шепчет, склонившись к нему, и он чувствует запах спирта и вишни. — Это просто шутки. Злость ударяет Драко под дых с новой силой. Он едва не рычит, сжимая руки на коленях. Поттер рассказал ей. Рассказал, когда сам поставил Драко жёсткое условие — никто не должен узнать, иначе всё прекратится. Какого хрена… — И давно ты знаешь? — сквозь зубы шипит Драко, еле удерживаясь от того, чтобы подойти к Поттеру, который, улыбаясь, гоняет одинокую горошинку по своей тарелке, и хорошенько врезать ему. Мерлин, в какой момент злость вновь стала его постоянной спутницей? Он ведь сделал так много для того, чтобы избавиться от неё… Поттер всё испортил — опять. Поттер всегда всё портит. Это, мать его, аксиома. — Ну, — голос Грейнджер приобретает смущённые нотки. — Всё время, что вы работаете над делом культистов. Это не так уж заметно, если что, я просто всегда умела подмечать такие вещи. Ты хорошо держишься, уверена, Гарри ни о чём не догадывается. Стоп. Погодите-ка. — Гарри ни о чём не догадывается? — тупо переспрашивает Драко, обернувшись к ней. Кончик его носа задевает её висок. Грейнджер вздрагивает, заправляет прядь пушистых волос за ухо, и смотрит на него с непривычной робостью. — О твоих чувствах, — шепчет она. Затем, прерывисто вздохнув, отворачивается, и лицо её вспыхивает красным. — Боже, Драко, прости. Я не должна была заговаривать с тобой об этом, это всё ликёр. В противовес собственным словам, она разом осушает остатки алкоголя в высоком бокале. Её губы алеют следом за скулами — вероятно, от вишни. Откашлявшись, она добавляет: — Я просто хотела сказать, что тебе не о чем волноваться. У него никого нет. — Никого нет, — вновь глупо повторяет Драко, переводя взгляд на Брэдли. Что ж, возможно, он всё-таки не проклянёт американца. По крайней мере, не сегодня. Хотя то, что Грейнджер обо всём догадалась — это полное дерьмо. Он должен лучше контролировать это — себя и свои щенячьи взгляды. Поттер вновь смотрит на Драко — прямо, цепко и мрачно. Пользуясь тем, что Грейнджер отвлеклась на попытки дозваться до официантки, Драко отвечает на его взгляд. Он вдруг сглатывает, облизывает губы нервным движением языка и поднимается с места. Драко идёт за ним и вытрахивает из него все мозги в мерзком переулке за баром, а потом они возвращаются обратно и больше друг на друга не смотрят. Драко всё ещё хочется закричать.