Не целуясь

— Поттер! Поттер, у меня новая информация! Драко торчит перед камином в своей квартире, упёршись коленями и ладонями в мягкий ковёр. Языки позеленевшего пламени мягко облизывают его щёки. Он взбудоражен, страшно доволен и нетерпелив — пальцы глухо отстукивают нервный ритм. Уже за полночь, но он уверен, что Поттер не спит. Его ожидания оправдываются — слышатся поспешные шаги, а затем знакомая фигура появляется в гостиной, так же, как и Драко, опускаясь перед камином со своей стороны. — Что случилось? — жадно спрашивает он, и его лицо выглядит непривычно обеспокоенным. Он никогда не смотрит так на Драко — в конце концов, у него нет причин волноваться о нём. Это вновь больно, но совсем чуть-чуть, почти фоном. Боли так много, что она стала совсем привычной. — Помнишь странный браслет, который мы нашли у того культиста? Я ещё сказал, что это не артефакт — на нём нет магического отпечатка. — И? — Поттер неосознанно придвигается ближе, качнувшись вперёд — теперь его лицо превращается в сплошное рьяное любопытство. Драко позволяет себе залюбоваться этим живым выражением. Всего на долю секунды, даже не сорвавшись на ненужную паузу. — Эта штука не давала мне покоя, — продолжает он, усилием воли возвращая себя в рабочее русло. — Те символы на ней… Это шифр. Похоже на античный язык римских гоблинов, культисты уже использовали его в зачарованном круге, который мы нашли в самый первый раз. Я не уверен, что смогу расшифровать текст полностью, мне нужен маголингвист, но кое с чем я справился. Поттер прикусывает нижнюю губу, внимательно глядя на него, и Драко как-то разом тушуется. Он вдруг ощущает себя ужасно глупым — вот так появиться в камине Поттера среди ночи, чтобы поделиться информацией, которая вполне может подождать до утра… Он был так увлечён и воодушевлён своим успехом, что не успел себя затормозить. Поговорить с Поттером — естественное для него желание, полное немой жажды близости, вот только для самого Поттера всё ведь работает совсем не так. Драко вздыхает, чувствуя, что должен объясниться. — Слушай, извини, что я так ворвался, просто это… В общем, это показалось мне важным. Я бы поговорил с Грейнджер, но она наверняка спит, а ты со своей бессонницей… Он обрывается, ругая самого себя. Едва ли Поттеру приятна мысль о том, что Драко знает о нём такие вещи — все эти проблемы со сном и кошмары, которых он пытается избежать, ложась как можно позже. Но Драко ведь не виноват, что его память досконально фиксирует всё, о чём Поттер имел неосторожность обмолвиться. Он бы и сам рад заставить её быть менее въедливой, да только у него не получается. — Всё нормально, — неожиданно отвечает Поттер. Он как-то растерянно оглядывается по сторонам, а потом добавляет: — Я тут готовлю поздний ужин, не хочешь присоединиться? Расскажешь, что тебе удалось узнать. Сердце Драко сначала останавливается, потом делает крутой оборот вокруг самого себя и взрывается упругим скачком пульса. — Поздний ужин? — бровь скептически поднята, тон немножко колючий, чтобы спрятать волнение. — В первом часу ночи? — Ох, отстань, — фыркает Поттер, но как-то беззлобно, без должного задора. — Очень поздний ужин. Мне надо было занять руки. Ты идёшь или нет? — Иду, — слишком быстро отвечает Драко, тут же возненавидев себя за поспешность, и подаётся назад, чтобы в следующую минуту уже ступить в пламя камина целиком. Он страшно волнуется — так, как не волновался, кажется, никогда в жизни. Он знает, что Поттер не имел в виду ничего такого, приглашая его, но это первый раз, когда Драко попадает на площадь Гриммо не для того, чтобы заняться сексом. Всё выглядит совершенно другим — Поттер домашний, в своей магловской одежде; он подвижен, любопытен и пахнет брусничным соусом для мяса. Драко деланно уверено садится за потёртый стол на кухне, кладёт перед собой браслет культиста и пускается в объяснения. — В общем, — добавляет он под конец, когда Поттер уже ставит перед ним тарелку с ароматным стейком, — всё идёт к тому, что главный ритуал они готовят на день солнцестояния. Это сильное время, разгоняющее магические ядра до максимума. Не знаю, чего они хотят добиться, но мне не нравится эта история — того и гляди вытащат из могилы какого-нибудь змееподобного психопата. — Это очень плохо, — хмурится Поттер, опёршись локтями о стол. Он нервно грызёт ноготь на большом пальце, и даже эта отвратительная привычка уже давно кажется Драко милой. Цирцея, ему и в Мунго не помогут. Такое не лечат. — Думаю, нам стоит начать готовить боевые пятёрки, — заключает он, выпрямляясь. — И я скажу Робардсу, что тебе срочно нужен лингвист. — Да, — соглашается Драко. — Это первое, что нам нужно сделать утром. До солнцестояния всего десять дней. Поттер кивает и тоже усаживается за стол, придвигая к себе тарелку. Он задумчив, спокоен и, Драко может в этом поклясться, доволен. Поттер кайфует, когда становится ближе к тому, чтобы поймать плохих парней. Плохих парней такого масштаба — тем более. Драко подозревает, что дело тут не только в пресловутом синдроме спасателя, но и в том, что таким образом тьма, наполняющая его изнутри, приобретает более человечные формы. Ярость, направленная на тех, кто является сущим злом, гораздо более приятна и одобряема обществом, чем злость к самому себе и миру в целом. Драко вдруг понимает, что больше ни секунды не хочет говорить о работе. Он проглатывает кусок восхитительно нежного стейка и нейтрально интересуется: — Как прошёл твой вечер? Ну, помимо готовки очень позднего ужина. Поттер смотрит на него с удивлением — они редко говорят о чём-то, кроме работы. А затем сердце Драко делает ещё один стремительный оборот вокруг себя, потому что на смуглом лице появляется улыбка. О, как он любит эту улыбку. Ещё никогда она не была адресована лично ему. — Я решил, наконец, разобраться с летним садом на крыше, — после небольшой паузы отвечает Поттер. — У тебя есть сад на крыше? — недоверчиво переспрашивает Драко. — Ага. Там почти всё умерло, так что я позвал Невилла, и мы нашли, представь себе, одичавшую жующую капусту. Она чуть не откусила мне руку… Поттер говорит, а Драко не знает, как ему продолжать есть — мясо просто встаёт посреди восхищённо сжавшегося горла. Этот тон такой мягкий, совсем непохожий на рабочую жёсткость или деланную весёлость, которой Поттер одаривает коллег и друзей. И уж точно он не имеет ничего общего со злобным холодом, который почти всегда припасён у него для Драко. Он посмеивается, варварски отковыривает от стейка куски мяса вилкой, позабыв про ножик, жестикулирует энергично, и это так странно, что, Мерлин, Драко забывает, как дышать. Нет, конечно, Поттер уже бывал таким при нём, но всегда мимолётно, вскользь, так зыбко, что это можно было списать на разыгравшуюся фантазию. Потом он вдруг спрашивает: — А как твои дела? И Драко всё-таки бесславно давится, вновь чувствуя себя глупым четверокурсником, который нежданно смог завладеть вниманием кое-кого избранного. Когда они заканчивают с едой, Гарри взмахом волшебной палочки отправляет посуду в раковину и встаёт над ней, опёршись руками о край, словно без его наблюдения бытовое заклинание, заставляющее тарелки мыться, не сработает. Драко смотрит на его спину с тоской — ему больше нечего делать в этом доме, но он страшно не хочет уходить. Впрочем, у него всегда есть безотказный способ задержаться рядом с Поттером. Он медленно поднимается с места и подходит ближе, кладя руку ему на талию. Губами касается загривка, позволяя себе оставить невесомый поцелуй на вечно горячей коже, и тут же превращает его в ощутимый укус. Поттер вздрагивает и запрокидывает голову, упираясь затылком в его плечо. Драко вспоминает о россыпи родинок на сильной спине, скрытой сейчас тканью футболки, и умирает от желания пересчитать их неторопливыми поцелуями. Он даже не особо-то хочет секса прямо сейчас. Куда больше его привлекает идея развалиться на диване в гостиной, прижав Поттера к себе, и уснуть бок о бок с ним до утра, но это невозможно. Поэтому вместо нежных касаний он вновь кусает тонкую кожу — теперь уже рядом с гортанью, вдоль которой дёргается острый кадык, и шепчет: — На колени. Поттер заходится в судорожном вздохе, его веки трепещут под тихий плеск льющейся из крана воды. Драко скользит руками к его плечам, с силой надавливая, и он подчиняется, одним послушным движением падая коленками на пол. Взгляд его ярких глаз, когда он поднимает их на Драко, заволакивает тьма и похоть. — Давай, — коротко приказывает Драко, зарываясь пальцами в тёмные волосы, и Поттер тут же хватается напряжёнными пальцами за пуговицы его ширинки. Драко закрывает глаза, давя Поттеру на затылок. Член ещё мягкий, но от молчаливой покорности и горячности влажного рта стремительно твердеет, постепенно утыкаясь в заднюю стенку горла. Когда Драко не смотрит, он почти что может представить себе, что это по любви. Что сейчас они займутся самым обыкновенным, нежным сексом, и вместе уснут, сплетясь ногами и руками в единый тёплый клубок. Эти фантазии разрушительны, и он не позволяет им разыграться. Только сжимает пальцы в тёмных волосах, болезненно дёргая пряди, и принимается толкаться бёдрами вперёд, вбиваясь в податливый рот. Поттер беззвучно стонет, вибрируя горлом и, опустив взгляд, Драко видит, как он давится слюной и слезами. — Как же ты это любишь, — следуя выписанному сценарию, спокойно говорит Драко, не прекращая размеренно насаживать лицо Поттера на свой член. — Ты просто тащишься, пока сосёшь, не так ли? Он резко подаётся вперёд, входя на всю длину, и Поттер судорожно закашливается, вжимаясь носом в его лобок. Драко негромко стонет, начиная терять себя в ощущениях, потому что, каким бы ёбнутым не был Поттер, секс с ним — даже такой — всегда восхитительный. Он подаётся бёдрами назад, покидая мягкий рот, и слитным движением дёргает Поттера за волосы вверх, вызывая на его лице гримасу удовлетворённой боли. Он разворачивает его, толкая к столу в намерении разложить гибкое тело прямо там, и в этот момент руки Поттера обхватывают его, утягивая в удушливую темноту. Пространство схлопывается, и в следующее мгновение Драко падает на кровать. — Твою мать! — выругивается он, гневно глядя на Поттера. — Я просил тебя так не делать! Мы когда-нибудь расщепимся, говна ты кусок… Слова застревают на корне языка, потому что Поттер вдруг смеётся. Мерлин, этот вечер сведёт Драко с ума. Поттер ложится на него сверху, и на секунду, одну маленькую секунду, Драко почти верит в то, что сегодня всё будет нормально. Но эта мысль не успевает вонзиться в его сердце, потому что лицо Поттера быстро обретает привычные грубые черты, и он начинает больно кусаться и толкаться, безмолвно моля себя подчинить. И Драко даёт ему это — подминает вниз, переворачивая, садится на узкие бёдра, задыхаясь от ощущения твёрдого члена под задницей, и решительно смыкает пальцы на чужом горле. Поттер выдыхает, судорожно дёрнув рукой, но тут же роняет её рядом со своим безвольным телом, словно подавив рефлекторное желание защититься. Драко жмёт на гортань, чётко давя двумя пальцами по тем точкам, что заставляют Поттера извиваться под ним, краснея от нехватки воздуха. Ему, в целом, нравится эта часть — ощущать столь крепкий контроль, заключённый в простом прикосновении. Раз — и пальцы разжимаются, позволяя воздуху наполнить лёгкие. Два — и Поттер снова задыхается, дёргаясь под его руками. — Хочешь, чтобы я трахнул тебя? — негромко спрашивает Драко, наклоняясь к его багровеющему лицу. — Хочешь, чтобы я наполнил тебя, растянул и вбивал в этот матрас до тех пор, пока ты не забудешь собственное имя? Поттер смотрит на него абсолютно безумно, сверкая зеленью глаз и топя в темноте зрачков. Они так сильно теснят радужку, что Драко задыхается. Он разжимает пальцы, позволяя Поттеру сделать жадный вдох, и просит, на мгновение сбиваясь с приказного тона: — Скажи это. Скажи, что ты этого хочешь. — Хочу, — сипло отзывается Поттер, пожирая его взглядом. — Очень хочу. Драко шипит сквозь стиснутые зубы, а затем приподнимается и рывком переворачивает Поттера на живот. Когда всё заканчивается, они полминуты лежат бок о бок, не глядя друг на друга и тяжело дыша. Затем Поттер привычно переворачивается на живот, натянув на себя край одеяла, буркает что-то вроде «тебе пора» и засыпает. Драко сглатывает ком в горле и послушно поднимается, начиная одеваться. Что ж, по крайней мере, он продлил эту ночь. Так, как мог, и настолько, насколько мог. И, в конце концов, Поттер хотя бы поспит. Драко приятно ощущать себя лучшим снотворным для него. Перед уходом он закалывает волосы гребнем и бегло целует созвездия-родинки.

***

— Как думаешь, почему он такой? — спрашивает Драко у Грейнджер, когда они сидят в кафетерии. Она поднимает на него вопросительный взгляд, и Драко молча кивает за её плечо, где, ярдах в двадцати от них, стоит Поттер, выбирающий между отвратительной запеканкой и не менее отвратительным томатным супом. Драко терпеть не может оба этих пункта, поэтому по вторникам, когда они в меню, довольствуется овощным салатом. — О, — говорит Грейнджер, без лишних уточнений поняв, о ком Драко спрашивает. — Ты о его состоянии? — Можно и так сказать, — скованно кивает он, не в силах сформулировать свой вопрос конкретнее. Он просто надеется, что Грейнджер поймёт — в конце концов, поняла же она всё о Драко, хотя он каждый день проделывал огромную работу, замораживая свои чувства во льду безразличия. Она задумчиво покусывает нижнюю губу. Один её локоть упёрт в стол, пальцы беспорядочно гуляют в кудрявых прядях, выбившихся из причёски. — Он просто очень зол. — Это я заметил. — Да? — она вскидывает брови в удивлении. — Интересно. Мне казалось, никто не видит, кроме меня. — Ну, у меня свои способы, — с горечью усмехается Драко. Он с готовностью выдерживает проницательный взгляд Грейнджер, немного жалея о том, что допустил эту усмешку — её глаза теперь бегают по его лицу, силясь сложить очередную головоломку. — Ты хочешь помочь ему, да? — спрашивает она, и Драко стоит большого труда сохранить невозмутимый вид. — Не думаю, что я могу, — отвечает он, и это даже честно. Грейнджер задумчиво постукивает по столу кончиками пальцев. Пенка на её капучино медленно оседает. — Проблема в том, — говорит она после небольшой паузы, — что он ненавидит не столько мир, сколько самого себя. — Почему? Драко хмурится. Это кажется ему таким глупым — весь магический мир до сих пор готов носить Поттера на руках. — Он чувствует себя виноватым, — поясняет Грейнджер, понизив голос, и Драко приходится слегка наклониться к ней, чтобы разобрать слова в гомоне кафетерия. — Столько людей погибло… Дорогих ему людей. Я так и не смогла вернуть память родителям, Рон потерял брата… Никто не винит его, но он и сам справляется. Драко медленно кивает. Это имеет смысл. Мысль о том, как Поттер раз за разом вынуждает его ставить себя на колени, заставляет желудок неприятно сжаться. Они оба абсолютно, мать его, двинутые. В его горле как-то разом пересыхает, и он тянется за своим чаем. — Знаешь, мне кажется, у тебя есть шанс, — вдруг заявляет Грейнджер, и Драко, едва успевший отпить из чашки, чуть не давится. Он громко фыркает, медленно отставляя чашку в сторону. О, Мерлин, как бы он хотел согласиться с Грейнджер, но она ни черта не понимает. Ему хочется рассказать ей, потому что невозможно так долго держать в себе столь многое, невозможно постоянно желать блевануть собственной болью, но он не может. С некоторых пор обещания значат для него слишком много. — Даже не… — начинает он, но ему приходится поспешно закрыть рот, потому что Поттер незаметно возникает возле их столика. — О чём говорите? — весело спрашивает он, обращаясь к Грейнджер. Конечно, к ней. Он бы не стал так говорить с Драко — не с этой улыбкой. С другой стороны, так ли это плохо?.. По крайней мере, ему он не врёт, как врёт всем остальным, включая своих лучших друзей. — О том, как ужасна местная запеканка, — встревает Драко, пряча лицо за чашкой чая. — А по-моему, всё с ней в порядке, — хмурится Поттер, усаживаясь рядом с Грейнджер и пододвигая к себе поднос, на котором, да, этот самый творожный ужас. — Уж извини, что в кафетерии нет высокой кухни. Драко молча отворачивается. У него нет сил собачиться с Поттером — не по такому поводу и не сегодня. Он всё ещё помнит, как пару дней назад сидел у него на кухне, слушая об одичавшей кусачей капусте. Сейчас, когда Поттер даже не смотрит на него, это воспоминание кажется зыбким сном, пришедшим ему в голову особенно одинокой ночью.

***

— Ты в порядке? — не выдержав, спрашивает Драко у Поттера, который нервно сучит ногой последние полчаса. Он стоит у карты, висящей на стене, и мрачно пялится на соединения красных нитей. Весь отдел на ушах — осталось всего пять дней до солнцестояния, а они так и не вышли на след культистов. Драко подозревает, что Поттер пожирает самого себя заживо, купается в очередном витке чувства вины, не в силах выполнить свой мнимый долг перед обществом. Он выглядит ужасно — осунувшийся и побледневший. — Да, — сквозь зубы цедит Поттер, продолжая прожигать карту взглядом. — А что? — Ну, ты выглядишь просто отвратительно, — признаётся Драко, поднимая голову от своих бумаг и откидываясь на спинку стула. — Ты вообще спишь? — А тебе какое дело? — огрызается он, рывком обернувшись. Его глаза горят таким знакомым яростным огнём. Драко понимает, что распалил Поттера пуще прежнего своей заботой, но просто не может остановиться. Нелепая обида захлёстывает с головой — он всего лишь интересуется его самочувствием, чёрт побери. Это ведь самый обычный вопрос от коллеги, разве нет? — Очевидно, мне не всё равно, — мрачно бросает он, скрещивая руки на груди в бесплодной попытке защититься. — Ты правда плохо выглядишь, может быть, тебе пойти домой на пару часов… — Прекрати это делать, — прерывает его Поттер. — Тебе абсолютно наплевать на меня и… Драко не даёт ему договорить. Он просто не выдерживает. Что-то взрывается в нём яркой вспышкой, и гнев, настоящий, живой, бурлящий, захлёстывает его с головой. Он рывком поднимается с места, чуть не опрокинув стул, и в несколько широких шагов преодолевает расстояние до Поттера. Бледная рука сжимается на чувствительном горле, и в следующее мгновение он уже впечатывает Поттера в стену, хорошенько приложив о неё затылком. Тот только ухмыляется, в очередной раз получив доказательство чужой вины, в котором он так нуждается. — Ты прав, — шипит Драко, сжимая пальцы. — Мне абсолютно насрать. Мне насрать на всех, кроме себя, да? Меня и расследование это не волнует, подумаешь, сдохнет ещё десяток-другой человек. Второй рукой он хватает Поттера за подбородок, большим пальцем упирается в его губы. Тот тут же их размыкает, послушно пропуская палец Драко себе в рот. Ему это нужно — выплеснуть ярость, получить своё наказание. Раствориться, подчиняясь тому, кого он ненавидит даже сильнее, чем самого себя. По крайней мере, именно так думает Драко, толкая палец глубже в его рот. Эта складная мысль заставляет его чувствовать себя ещё хуже, чем обычно. Он с силой давит на корень языка, заставляя Поттера давиться, заходясь в кашле. — Но знаешь, что? — шепчет Драко, склонившись к его лицу так низко, что между их носами остаётся всего пара дюймов. — Я больше не буду этого делать. Он резко отстраняется, убирая руки. Поттер хрипло дышит, потирая горло, и поднимает на него непонимающий взгляд. — Что? — спрашивает он с лёгкой улыбкой — самым уголком губ, — явно не понимая, о чём именно Драко говорит. — Я больше не буду этого делать, — спокойно повторяет Драко. — С меня хватит. Разбирайся со своим дерьмом сам. Он отворачивается, прежде чем гримаса скорбной боли исказит черты его лица. Слушая сиплое дыхание за спиной, отходит к столу, чтобы собрать свитки пергамента, над которыми работал весь вечер. Ему хочется, чтобы Поттер окликнул его, сказал что-нибудь, попросил остаться. Если бы он только попросил… Драко бы сделал всё, как он хочет. Сделал бы, даже если бы это означало, что они продолжат друг друга разрушать. Но Поттер молчит. И Драко уходит, напоследок хлопнув дверью конференц-зала.

***

Сказавшись больным, Драко берёт работу на дом и проводит два дня в заточении. Ему нет нужды сидеть в офисе, он вполне может расшифровывать безумные символы, которые используют в своих ритуалах культисты, сидя на диване в гостиной. Он пьёт много чая, добавляя туда капельку бренди, почти не спит, мало ест и пытается не позволить отчаянию захлестнуть себя с головой. Ему не верится, что он и правда всё прекратил — вот так вот просто, в пару движений и несколько слов. Что-то маленькое, хрупкое и полное глупых влюблённых надежд медленно умирает внутри него, и он позволяет этой смерти произойти, надеясь, что за ней придёт исцеление. Он правда больше не может. Больше не хочет. Грёбаный Поттер может отправляться прямо в ад вместе со всеми своими демонами. Драко не позволит сделать из себя ещё одного. Даже если руки мелко трясутся в нехватке, а дорогой бренди имеет омерзительный вкус против обычного медово-фруктового. Звонок в дверь раздаётся, когда Драко сидит, скрючившись на диване, заваленном разбросанными свитками пергамента, и потирает уставшие глаза. Деликатное звучание заставляет его вздрогнуть, опасливо вскинув голову. Никто не знает его адреса — только Грейнджер, но та обычно приходит через камин. Все его школьные друзья уехали из страны после конца войны, а мать всегда предупреждает о своём визите чопорным письмом. Пару секунд Драко вслушивается в тишину, гадая, не начались ли у него галлюцинации от недосыпа, но звонок повторяется, уже более длинно, настойчиво, и ему приходится подняться с места. Когда, открыв дверь, он видит Поттера, ему едва удаётся удержать свою челюсть на месте. — Привет, — говорит тот, и Драко вновь задумывается по поводу галлюцинаций. Серьёзно, ему просто стоит поспать. И, наверное, перестать добавлять бренди в чай. — Где ты взял мой адрес? — спрашивает он, не в силах удержать изумление, что нагло просачивается в голос. — Гермиона дала, — как-то смущённо отвечает Поттер, перекатываясь с пятки на носок. — Это по делу? Что-то нашли? — Нет, я… Мне надо с тобой поговорить. Он кажется худым и ещё более взъерошенным, чем обычно. Белки глаз красные, на воротнике форменной рубашки с вышитой буквой «А» пятнышко от чернил. — Я могу войти? — уже более настойчиво спрашивает Поттер, глядя прямо на Драко. Драко ненавидит его глаза. Их сверкающая зелень обезоруживает его быстрее любого кручёного Экспелиармуса. — Допустим, — кое-как справившись с собой, отвечает он, и отодвигается, пропуская Поттера в квартиру. Тот проходит внутрь, оглядываясь с неприкрытым любопытством. Драко вдруг разом становится неловко за всё — за пыль на полке при входе, за грязную посуду на кухне, за чёртов бренди на журнальном столике в гостиной, рабочий беспорядок и общую пустоту и выстуженность своего жилища. Но хуже всего то, что то маленькое, хрупкое существо в его грудной клетке, что болезненно умиравшее последние несколько дней, вновь оживает. Наверное, оно зовётся надеждой, и Драко был бы рад оторвать ему голову. — Чай предлагать не буду, — мрачно говорит он, злой на самого себя. — Можем пойти в гостиную. Он взмахивает рукой в сторону арочного дверного проёма и, обойдя Поттера, идёт вперёд. В гостиной он падает на диван, не потрудившись даже сгрести с него свитки. Устроившись прямо посреди разбросанных бумаг, Драко складывает руки на груди и смотрит на Поттера с вызовом, стараясь не обращать внимания на то, как всё воет внутри. Тот прислоняется к каминной полке, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Драко не собирается ему помогать, задавая вопросы. Они проводят несколько утомительных секунд в тишине, сверля друг друга взглядами, а затем Поттер, тяжело вздохнув, произносит: — Слушай, думаю, мне стоит извиниться. Я сорвался на тебя в офисе. — О, — Драко не сдерживает короткого выдоха. — Ну, да, это было довольно ублюдски с твоей стороны. — Ага, — он кивает, как болванчик. — Так, значит, мир? — Ты пришёл только за этим? — спрашивает Драко, склонив голову вбок. Обкусанные губы Поттера дрогают в подобие улыбки. — Ну, может быть, не совсем, — он деланно беспечно пожимает плечами, окидывая Драко недвусмысленным взглядом. Тот медленно выдыхает и отворачивается, не выдержав этой прямоты. Если бы Поттер извинился перед ним сразу, ещё там, в аврорате, он бы позволил всему просто течь своим чередом, но у него было достаточно времени для раздумий. Так нельзя. Это сломает его, а он ведь уже надломлен. — Нет, — наконец выдыхает Драко, заставив себя твёрдо посмотреть на Поттера. — Мы не будем этого делать. Заманчивая полуулыбка тут же слетает с его лица. Он смотрит на Драко с таким недоверием, словно тот только что сказал, что умеет летать без метлы. — Что? — переспрашивает Поттер, отлепляясь от каминной полки. — Ты слышал, — повторяет Драко, выдерживая его взгляд. — Я больше не буду спать с тобой. — Но почему? — его искреннее недоумение почти поражает. — Слушай, я готов ещё раз извиниться, если хочешь. Или скажи, что мне нужно сделать, что ещё? Осознание накрывает Драко с головой. Всё это время он искренне полагал, что поводок находится в руках Поттера, и сам не заметил, как перенял его. Эта страшная зависимость обоюдна — мысль кажется ему сокрушающей. Существо в грудной клетке мечется и визжит, дробя рёбра. Драко мог бы просто позволить этому случиться. Протянуть руку, поманив Поттера ближе, и заняться с ним ещё одним замечательным, очищающим сексом — прямо здесь, на диване, сминая пергамент и, возможно, свернув в процессе бутылку бренди с журнального столика. Но… — Поцелуй меня, — решительно выдыхает он. — Поцелуй меня, и мы вернёмся к тому, что у нас было. Несколько секунд Поттер неотрывно смотрит на него, приоткрыв губы, а потом делает худшее — он смеётся. — Что? — выдыхает сквозь смех. — Хорошая шутка. Нет, серьёзно, что мне сделать? Драко молчит. Всё, что ожило в нём, умирает разом, одним ударом, без возможности восстановиться. Теперь точно конец, и у него нет ни единого слова для того, чтобы привнести в это сокрушительное завершение хоть каплю достоинства. Поттер перестаёт смеяться. Улыбка плавно сходит с его лица, пока он смотрит на Драко, а потом зелёные глаза широко распахиваются за стёклами очков, и в них отражается испуганное понимание. — Ты же не… Драко только усмехается — тихо, печально. Он не собирается ничего отрицать. Какой смысл? Это, по крайней мере, отвадит от него Поттера. А когда дело культистов закроют, они больше не увидятся — Драко точно уволится и наконец уедет из сраной Англии. Не нужно было вообще здесь оставаться. Панси, как обычно, была права, когда звала его к себе в Бельгию. — Нет-нет-нет, — бормочет Поттер, нервно вцепившись себе в волосы. — Бред какой-то. Драко вздыхает и потирает усталые глаза. Этот разговор пора заканчивать. — Уйди, — приглушённо просит он, отводя от Поттера взгляд. И тот на редкость послушно исполняет его просьбу.

***

— Поттер, собирай свою пятёрку, Боунс, Брэдли — вы тоже, — командует Робардс, размахивая своими огромными руками. — Малфой, с ними. Ты мой единственный артефактолог с опытом реальных боевых действий, чёрт знает, что эти ублюдки уже успели натворить. Обезвредь там всё, до чего дотянешься. Тебя прикроют. Всё, все по местам! Драко кивает на автомате, молча позволяя Грейнджер навесить на себя с десяток защитных заклинаний, которыми пользуются авроры. Ещё недавно он был бы испуган перспективой вновь оказаться на поле боя, но сейчас ощущает лишь странное спокойствие. Всё в нём умерло, стёрлось, и больше нет ничего пугающего в свистящих над ухом проклятиях. Он устало задумывается о том, не эту ли форму бесстрашия ощущают отбитые на всю голову гриффиндорцы, а затем прячет палочку в наплечную кобуру и присоединяется к ровному потоку авроров, устремившихся к точке аппарации. Они разносят защиту старого особняка, где всё это время скрывались культисты, в щепки. Драко с холодной сосредоточенностью скользит в потоке алых мантий и корчащихся на земле тел, то и дело прикрываясь Протего. Он пробегает через коридоры и лестницы, визуализируя поисковым заклинанием магический след, и наконец добирается до зала, в котором раскинут алтарь. Воздух под высоким сводчатым потолком идёт маревом от тёмных чар, предзакатный свет, проникающий в окна, преломляется, не выдержав мрака. Пока Уизли с Боунс освобождают горстку людей, привязанных к колонне в углу зала, Драко падает на колени перед чёрным камнем, испещрённым древними рунами. Его поверхность пульсирует, как живая, и от мёртвенной жажды, которой дышит камень, даже привыкшему к тёмным искусствам Драко становится тошно. Бегло оглядев руны, он задыхается от леденящего ужаса — чары нужно разрушить как можно быстрее. Они все взлетят на воздух, если к закату камень не получит свою порцию крови. Он делает глубокий вдох, усилием воли заталкивая панику как можно глубже и, выхватив палочку из кобуры, приступает к работе. Певучая латынь вьётся вверх, сотни цветных нитей опутывают камень, закрывая его в клетку, и Драко шепчет по кругу заклинание за заклинанием. Он не обращает внимания ни на крики за спиной, ни на яркие вспышки и грохот. Окно рядом с ним взрывается, потревоженное чьей-то Бомбардой, осколки ссыпаются ему на плечи переливчатыми капельками, но он едва их замечает, продолжая шептать — ему нельзя ошибиться. Капелька пота скатывается по виску, неприятно похолодив шею. Последняя формула срывается с губ Драко, нити вьются, сплетаясь в тесный кокон, и из камня, пугающе живого, раздаётся утробный вопль. Что-то словно разрывается в воздухе, яркая вспышка стирает пульсацию, и яркие нити исчезают, вобрав в себя весь мрак. Марево испаряется, забирая с собой и невыносимое давление темной магии. В лучах рыжеющего солнца, беспрепятственно залившего зал, Драко медленно выдыхает. — Всё! — кричит он, всем телом оборачиваясь назад. — С этим дерьмом всё, я… Он не успевает договорить, даже понять ничего не успевает. В его поле зрения появляется яркая фиолетовая вспышка, оглушительно бьющая прямо ему в живот, и в следующее мгновение он уже лежит, растянувшись на полу, и невидящим взглядом смотрит на расписной потолок. Тот старый и облупившийся, но на нём по-прежнему просматриваются очертания прекрасных вейл. Руки Драко крупно вздрагивают, когда он пытается дотянуться до своего живота, и тут же обессиленно падают на пол. Больно. Как же блядски больно. В его рту появляется привкус крови, а вокруг стоит её запах — тяжёлый, железный. Рубашка намокает, прилипая к телу, и Драко уносится далеко-далеко. Восемь лет назад, ледяной кафельный пол, вода вокруг, и тот же запах и вкус железа, та же боль. Он умирал тогда, не имея ничего против своей смерти. Ему было так спокойно, несмотря на то, что от боли лились глупые слёзы. Сейчас слёз нет, зато покой на месте. Ему почти хорошо, только в ушах так шумит и, о, как же невыносимо болит живот. — Малфой! Он устало прикрывает глаза. Снова этот человек. Конечно же. Ни шагу без него — он достанет Драко и на пороге смерти. Сильные руки подхватывают его, заставляя сесть, опёршись спиной на камень. Драко тихо шипит, опуская вниз безразличный взгляд. На белой ткани так много крови. В прошлый раз было так же? — Сейчас, сейчас, — беспорядочно бормочет Поттер, расстёгивая на нём рубашку. — Сейчас я тебе помогу. Вулнера Санентур… Он водит палочкой вдоль ран, но те не затягиваются — края смыкаются лишь на пару секунд, а затем расходятся вновь, выталкивая наружу очередную порцию крови. У Драко начинает кружиться голова. — Разве это не то, — он прерывается на кашель, брызгая кровью изо рта на воротничок Поттеровской форменной рубашки, — не то заклинание, которым пользовался Северус? — Когда? — переспрашивает взмыленный Поттер, вновь принимаясь водить палочкой вдоль открывшихся ран. — На шестом курсе, — слабо шепчет Драко, вновь откидывая голову и упираясь затылком в камень. — Да, но сейчас была не Сектумсемпра, — сосредоточенно отвечает Поттер. Его чёлка прилипла к вспотевшему лбу. — Вспышка другого цвета. Я не знаю, что это были за чары. Вулнера Санентур… Чёрт, чёрт, чёрт! Он делает ещё одну попытку, но быстро осознаёт её тщетность. Тогда, обернувшись назад, Поттер кричит группке авроров, скручивающих несколько культистов у двери: — Пробейте антиаппарационный барьер, срочно! Он умрёт, пока я буду тащить его до границы, она в ёбаной миле отсюда! — Гарри, — устало просит Драко, прикрывая глаза. Как же чертовски больно, как же мерзко во рту от железа и кислоты. — Перестань. — Заткнись, — бросает тот, стягивая с плеч мантию. — Не трать силы. Драко медленно выдыхает, корчась от усилившейся боли, когда Поттер прижимает ткань мантии к его животу. Он вновь бросает короткий взгляд вниз. Алое начинает цвести на алом. — Вот так, — беспорядочно бормочет Поттер, давя на его живот — Всё будет в порядке. Все вместе они пробьют барьер за две минуты, он хлипкий. Две минуты, хорошо? Потерпи, и я доставлю тебя в Мунго. Всё будет в порядке… Он как будто говорит это для самого себя, ведь Драко не нуждается в успокоении — он и так спокоен. Мягкая нега захватывает его, уносит за собой, и даже боль немного стирается, оставаясь где-то за гранью. Хлёсткая пощёчина не даёт ему закрыть глаза. — Не спать, — рычит Поттер. — Не смей спать, Малфой. — О, как же ты меня достал, — слабо отвечает тот. — От тебя нигде нет покоя, ты, ублюдок. Гарри смеётся — нервно, рвано, сипло. Его пальцы залиты кровью, и ему, неожиданно, это так чертовски идёт. Драко вновь закрывает глаза. У него совсем нет сил — ему нужно поспать, совсем чуть-чуть, может, всего десять секунд. — Драко, Драко, Драко, — нервная рука трясёт его. — Не засыпай, нельзя этого делать. Он хочет дёрнуть плечом, сбрасывая чужую ладонь, но не находит на это сил. Его словно несёт куда-то тёплый поток, и он хочет лечь на него, отдаться ему, не оказывая никакого сопротивления… Что-то вмешивается во вкус крови, зажатый между его губ. Что-то тёплое, сухое, мягкое, немного сладкое. Как мышки-ледышки, леденцы, что периодически жуёт Поттер с тех пор, как бросил курить. Блять. Драко поднимает налившиеся тяжестью веки. Поттер целует его. — Вот так, — шепчет он, задевая губами губы Драко. — Оставайся со мной. Пожалуйста. — Пробили! Пробили, Гарри, аппарируйте! Темнота схлопывается вокруг Драко, когда невидимая сила тянет его сквозь игольное ушко. Остаётся только кровь, железо и сахарный леденцовый привкус.

***

В больничной палате пахнет стерильной чистотой и бадьяном. Драко слабо шевелится в попытке найти положение поудобнее, и в итоге остаётся лежать на спине. Раны, скрытые пропитанными рябиновым раствором бинтами, закрылись, но всё ещё ноют, отдавая во внутренние органы. Он истощён — магически, физически, эмоционально. Мёртвое спокойствие, поселившееся внутри, продолжает плескаться, вяло окатывая его остатками тёплых волн. Ему почти хорошо, и он закрывает глаза, погружаясь в приятную темноту. Когда он просыпается в следующий раз, в палате горит светильник, а на стуле рядом с кроватью кто-то ворочается. Драко лениво поворачивает голову, и его губы трогает слабая улыбка. Поттер. Нервный, усталый, со следом заживлённого пореза на щеке. Он пахнет дымом и гарью, алая мантия с алым пятном прожжена в нескольких местах, а пальцы всё ещё покрыты бордовыми пятнами засохшей крови. Услышав шевеление, он поднимает взгляд, и его губы тянет отдающая неловкостью улыбка. — Хэй. Как ты? — Нормально, — тихо отвечает Драко, не сводя с него глаз. В них мягко ворочается нежность, и он больше не чувствует необходимости её скрывать. — Оказывается, есть дрянь похуже Сектусемпры, — выдаёт Поттер, зарываясь пальцами в волосы — нервничает. Драко знает все его жесты. — Кто бы мог подумать. — Ага, — короткий кивок. — Ну, всё в порядке. Кроме тебя никто особо не пострадал, так, порезы да ссадины. Мы всех положили, ты нейтрализовал камень, так что… поздравляю. Дело закрыто. Драко молчит. В нём нет радости по поводу окончания культисткого безумия — всё осталось где-то там, в зале с расписным потолком, на котором вечно танцуют вейлы. Есть только запах бадьяна, пороха и невысказанные вопросы. И Драко не собирается отодвигать их на потом. — Ты поцеловал меня, — озвучивает он очевидное, не сводя с Поттера внимательного взгляда. Тот разом запинается, рука замирает в беспорядочном движении по тёмным вихрам. Крепкие плечи напрягаются, и Драко чувствует, как в грудной клетке собирается холодок — это нехорошо. — Ну, да, — неловко отвечает Поттер, складывая руки на коленях. — Мне надо было как-то тебя шокировать, чтобы ты не отключился. — Шокировать? — Да. Сработало неплохо. Ну, я пойду? Драко сглатывает, дёргая кадыком, и медленно переводит взгляд на потолок. Он не плакал от боли, лёжа на полу и истекая кровью до смерти, а теперь глаза жжёт. Мерлин, он так жалок. Он так жалок и болен, потому что там, пока Поттер целовал его, ему казалось, что он был бы не против умереть. Его жизнь пуста, и единственная причина, ради которой её стоило продолжать, сейчас сидит на стуле рядом с ним, признаваясь в том, что поцелуй, буквально вернувший Драко на поверхность из тёмных вод, в которые он погружался, не значил ничего. — Иди, — выдавливает из себя Драко, чувствуя себя невероятно маленьким и жалким. — Малфой… — Иди! — рявкает он, задохнувшись. — Просто… Вали. Исчезни из моей жизни, прошу тебя. Наступает короткая пауза. Драко отворачивается к окну, за которым ласково плещется темнота летней ночи. Стул тихо поскрипывает, нестройные шаги гулко отдаются от пола, дверь прикрывается. Светильник гаснет, оставляя Драко во мраке.

***

Он сбегает из больницы через три дня, клятвенно пообещав принимать укрепляющие зелья и каждый день втирать в раны перемолотые листья бадьяна. И действительно это делает — ему не хочется заиметь ещё одну пачку шрамов, напоминающих о Поттере. Ещё он пьёт много чая с бренди, ходит в бар на Мун Стрит, чтобы взять их восхитительную рыбу с картошкой на вынос, курит позабытые было сигареты, вставляя их в длинный резной мундштук, пишет письмо Панси и заказывает порт-ключ до Бельгии на следующий месяц. Драко планирует получить все положенные ему денежные компенсации и оплату больничного, а потом написать заявление об уходе. Нет никакого смысла оставаться в Англии. Он любит её, всегда любил, потому и не стал уезжать, желая остаться на родине и получить искупление. Теперь ему кажется, что он сделал достаточно, а дышащие дождём и туманом улицы больше не тянут его к себе. Ему нужно скрыться, сменить всё, что его окружает. Ему нужно избавиться от навязчивой буквы «П» на губах и зелени глаз, если он хочет жить дальше. Всё это длится слишком долго. Больше десятилетия, если так подумать. Он слишком устал. На второй неделе, когда его раны окончательно заживают, сформировавшись в тонкие рубцы, которые Драко надеется окончательно свести бадьяном, дверной звонок оживает вновь. Молясь, чтобы это была Грейнджер, Драко неохотно выбирается из кровати, где провёл последние два часа, бесконечно пуская в потолок кольца дыма и перечитывая последний номер «Ежедневника зельевара», и плетётся открывать. Конечно же, это оказывается не она. Драко ведь уже говорил о полосе препятствий, о которую он содрал все колени, и сотни раз разбил нос? — Не заинтересован, — бросает Драко, захлопывая дверь, но Поттер, с присущей ему аврорской ловкостью, успевает просунуть ногу между створкой и косяком. Драко тяжело вздыхает, раздумывая над тем, вменят ли ему нападение на аврора, если он сейчас сломает Поттеру лодыжку. Будет ли это считаться, если говнюк не при исполнении? — Нам надо поговорить, — упрямо возражает Поттер, втискиваясь в образовавшуюся щель в попытке расширить проход. — Неа, — Драко тянет дверь на себя. — Не заставляй меня пользоваться Бомбардой, — хмуро угрожает Поттер, продолжая давить. Драко устало выдыхает. Его плечи опускаются, а хватка слабеет. Он так устал. — Я тебя ненавижу, — без задора отвечает он. — Говори. — Здесь? Может, хоть в коридор пустишь? — Цирцея, за что, — Драко качает головой. Это бесполезно, Поттер настолько ёбнутый и упрямый, что и правда ведь дверь вынесет. И ничего ему за это не будет. Драко ненавидит свою жизнь. После короткого колебания, он отпускает ручку, перестав наваливаться на дверь плечом, и отходит вглубь квартиры. Поттер тут же скользит внутрь юркой змеёй, явно опасаясь, что хозяин дома передумает. — О чём ты хочешь поговорить? — устало спрашивает Драко, прислоняясь спиной к стене — он не собирается пускать Поттера дальше коридора и вообще надеется, что это их последняя встреча. — Я не буду с тобой трахаться, сказал же. Если ты думаешь, что проклятье выбило из меня остатки мозгов… — Нет-нет, — Поттер быстро качает лохматой головой. — Я хотел… В общем, по поводу того поцелуя… — Я не тупой, — раздражённо перебивает его Драко, скрещивая руки на груди. — Ты хотел шокировать — ты шокировал. Спас меня, мой герой. Честь и хвала. А теперь, может, съебёшься уже? Я уеду в начале августа, так что, знаешь, наши встречи всё равно бы прекратились. — Уедешь? — тупо переспрашивает он. — Надолго? Драко ухмыляется уголком губ. Он получает странное удовольствие от того, каким растерянным выглядит Поттер — вероятно потому что устал быть тем, кто обычно не знает, куда себя деть. — Навсегда. — Нет, — выдыхает Поттер. — Да. — Слушай… — Да что тебе надо? Просто уйди… — Да послушай ты меня! — вспылив, восклицает Поттер, и Драко разом вжимается в стену — так ярко пылают его глаза. Чем-то странным. Чем-то незнакомым. Капли отчаяния и что-то ещё, резко отличное от мрака и ярости. — Про поцелуй, — твёрдо продолжает Поттер, когда Драко, наконец, перестаёт с ним пререкаться. — Я идиот. Я идиот, потому что соврал тебе в больнице. Я сделал это не для твоего спасения, а потому что страшно испугался. Испугался, что так и не поцелую тебя. — Знаешь, ты не обязан исполнять мои предсмертные желания. Сбавь уровень драмы. — Это не твои желания. То есть, не только твои. Тишина опускается на них, и мягкий перестук часов, обычно не воспринимаемый привыкшим ухом, вдруг звучит оглушительно громко. Так, словно они висят не в гостиной, а бьют боем совсем рядом с Драко. Он не шевелится. Даже толком не дышит. Рёбра фантомно ноют от ударов сердца. — О чём ты говоришь? — тихо переспрашивает он, сжимая пальцы вокруг своих острых локтей. — Я хотел тебя поцеловать, — так же негромко отвечает Поттер, не сводя с него отчаянного взгляда. — Думаю, уже давно. — Но я тебе отвратителен. — Нет, — Поттер весело усмехается. — Ты же не думаешь, что я настолько плох, чтобы более полугода спать с человеком, который мне неприятен? Драко тихо стонет и закрывает лицо ладонями. Он ничего не понимает — слова Поттера доходят до него вязкими толчками, их смысл кажется неочевидным, несмотря на свою простоту. Он не верит. Верил слишком много и рьяно, чтобы вновь позволить себе оказаться в этом. Мозолистые руки касаются его запястий, вынуждая отнять ладони от лица. Поттер теперь стоит совсем близко — упрямый, поджатый в сплошную линию. — Прости, что говорил тебе все эти мерзкие вещи. Прости, что вёл себя, как придурок. Просто всё это было так сложно, понимаешь? Всё во мне так… запутанно. Было тяжело признаться даже самому себе. — Что изменилось? — напряжённо спрашивает Драко, не предпринимая, впрочем, попыток вырваться из тёплой хватки его пальцев, что теперь нервно бегают по тонким запястьям. — Ну, — Поттер выдыхает, явно подыскивая слова. — Сначала ты послал меня, вполне справедливо, кстати, и я понял, что мне страшно тебя не хватает. Не секса с тобой, а тебя. Мне даже не хотелось никого другого, и это, знаешь, говорило о многом. А потом ты чуть не умер у меня на руках. Довольно отрезвляющая ситуация, как ни крути. Он слабо хмыкает. Драко только качает головой, медленно оббегая взглядом похудевшее за последние недели лицо. Оливковая кожа, крохотная ямочка на правой щеке, вспышка глаз и ширина упрямой переносицы. Тёмные брови, тонкая морщинка. Драко мягко высвобождает руку и ведёт по вертикальной линии кончиком пальца, разглаживая её. — Можно я тебя поцелую? — тихо спрашивает Поттер, когда он убирает руку. Драко смотрит на него целую вечность. Часы тикают в своём размеренном ритме, безразличном к переживаниям людей-песчинок. Затем он кивает. Снова этот вкус — мышки-ледышки, сахар, слюна. Шероховатость кожи и никакой больше крови. Поттер жмётся к нему, целуя нежно и вдумчиво, словно пытается поймать каждое крохотное движение. Драко раскрывает рот, пуская беглый язык гулять между губ, пока сердце кружит и бьётся с неистовой силой. — Ты на вкус как бренди, — делится Поттер, отстранившись, и Драко смеётся. — Добавил слишком много в чай. Осмелевшие руки принимаются танцевать на его бёдрах, опасливо не задевая живот, отгибают края рубашки, гладят плечи и шею. Драко задыхается, когда Поттер прижимается вплотную, вдавливая бёдра в бёдра, и мягко отстраняет его, как только прикосновения переходят черту однозначности. — Давай не будем? — тихо спрашивает он, удерживая чужие запястья. — Тебе ещё больно? — обеспокоенно спрашивает Поттер, смеряя его открытым взглядом. Он такой мягкий, тёплый и откровенный, что Драко едва заставляет себя дышать. — Нет, — качнув головой, находит силы пояснить он. — Но я так долго мечтал о том, чтобы просто полежать с тобой, обнявшись, что, честно говоря, предпочёл бы заняться этим. — О, — почти потрясённый выдох. — Да. Да, конечно, сколько угодно. Драко коротко целует его в лоб — прямо в неровность шрама, как всегда мечтал — и тянет за собой в спальню. Поттер ни разу там не был, они всегда встречались у него, ведомые очередным негласным правилом, и оттого его присутствие на чёрном атласном одеяле кажется вдвойне странным. Драко с силой прикусывает щёку изнутри, на тот случай, если всё это лишь бредовый сон, но реальность крепка и стабильна. В этой реальности Поттер лежит, растянувшись на его кровати, жмётся щекой к подушке и смотрит на него так внимательно. Так не мрачно. Драко укладывается рядом с ним, хрупким движением переплетая их пальцы. — По поводу секса… — начинает он, удивляясь собственной непривычной неловкости. — Я не думаю, что хочу всё время спать с тобой так, как мы делали это всегда. В смысле, я не против иногда ставить тебя на колени, это доставляет мне определённое удовольствие, но я не хочу делать так постоянно. — Знаешь, — задумчиво тянет Поттер, гладя его ладонь большим пальцем. — Думаю, мне самому уже это не так уж надо. — Есть другой способ справиться с тьмой? — спрашивает Драко, вскинув бровь. Поттер смотрит на него тягуче, задумчиво. Потом медленно кивает. — Да. Думаю, я его нашёл. — Хорошо. Драко тянет его ближе, укладывая на своё плечо. Поттер приникает к нему с радостью, опутывает руками, переплетает ноги, и они образуют единый тёплый комок двух тел. Тянущееся к горизонту солнце заглядывает в незанавешенное окно, раскрашивая комнату в оранжевые тона. — Куда ты поедешь? — спрашивает Поттер, коснувшись тёплым кончиком носа шеи Драко. — В Бельгию. Я уже пообещал Панси, так что мне в любом случае придётся туда наведаться. — А я отпуск взял. Впервые за пять лет. — Да? — Ага. Можно с тобой в Бельгию? И Драко смеётся, звуча светом и серебром.