***
Ветер уже давно растрепал аккуратную прическу, белые кудри свободно развевались, поддаваясь холодным воздушным потокам. Прогуливаясь по парапету, Сатору с удовольствием разглядывал мельтешащую жизнь на улице, думая при этом о чем-то своем. Взгляд с высоты помогал отдалиться от людей и взглянуть на свет совсем иначе. С высоты восьмого этажа мир внизу казался таким маленьким и незначительным. Рассматривая панораму города, он думал о том, насколько неважной теперь выглядела жизнь девушки-бариста, насколько бесполезными были сплетни миссис Уайт. Важно было другое, важны были факты. Беспощадные убийства мирных жителей являлось злом — это факт. Алчность, желание нажиться на чужом, грабеж, манипуляции и шантаж были такими же фактами. Сатору достал телефон из кармана и открыл галерею, быстро просмотрел фотографии. Окровавленные лица, выпадающие наружу органы, ожоги, а рядом сухой отчет на белоснежной бумаге. — Бессмысленно… — проговорил Сатору, — это не имеет смысла. Отвращение нахлынуло на него волной, накрыло с головой и не желало отступать. Сатору быстро спрыгнул с парапета и сел на землю. Он зарылся пальцами в свои волосы и крепко сжал и у корней. — Думай, думай… — повторял он все с большим и большим раздражением. — Кто способен на бессмысленное убийство? Кто убивает организованно и массово без явной цели? Цель. Цель. У него должна быть своя собственная цель… Но ее нет… нет зацепки… В голове слышался лишь постоянный шум: тысяча мыслей роилась в голове, но ни одна идея из этого множества не подходила по определению. Гул становился непереносимым, череп, казалось, вот-вот расколется. Телефон в кармане завибрировал, Сатору моментально его выхватил и уставился на экран, не столько ради того, чтобы проверить, кто же ему написал, сколько ради простого отвлечения. Больше всего он ненавидел отсутствие логики, беспорядок буквально выворачивал весь его внутренний мир наизнанку, заставлял стонать от беспомощности и бить кулаками в стену от бессилия. Но в то же время Сатору сам тянулся к нерешаемым, беспорядочным загадкам. Он сам решил сделаться детективом — вся его работа состояла из выискивания путаниц и выстраивания их в ряд, пока они не приведут его к причине своего появления. Он вздохнул полной грудью, чтобы успокоиться, потер глаза и еще раз глянул на уведомление уже более осмысленно. Неизвестный номер прислал простую картинку с изображением Христа и каким-то стишком. Сатору уже был готов разочарованно засунуть телефон обратно в карман, как вдруг застыл… — Религия… — пробормотал он. — Секта. Это секта! Его руки слегка задрожали, а в глазах читалось возбуждение. Выглядел он так, будто готов был начать скакать и прыгать прямо на этом месте, а глаза его блестели нездорово. Но не менее чем через минуту выражение его лица стало прежним, и он снова задумался. А что именно творилось в его голове, и какие планы там формировались, человечество, наверное, не узнает никогда. Хотя в этом и был весь Годжо: никогда нельзя до конца понять, что он задумал, и результат всегда оставался непредсказуем — только лишь в его голове жизнь выстраивалась в ровную цепочку логических размышлений.***
Из долгого раздумья его вырвал неожиданный звонок. Неизвестный номер. — Вам хватит полчаса на сборы? — проговорил в трубке голос, отдаленно напоминавший все того же, уже порядком надоевшего Сатору, старину Джона. — Вот так без «здрасьте» без «извините»? — Дело важное, требует быстрой интервенции. — «Быстрой интервенции»... Скажи, а ты эти слова специально заучиваешь, чтобы потом кичиться терминами или просто все остальное время выдаешь себя за дурака? — Вообще-то, я закончил исторический факультет, – буркнул Джон. — Вам хватит половины часа? — Хватит, хватит. Хоть сейчас забирай, все равно тут пока скука смертная. А какой университет ты закончил? — Кхм, к двери подъедет бмв. — Он сбросил трубку. Спустя полчаса у дверей действительно припарковалась новая черная бмв, будто только из салона забрали, только низ дверей и колеса были покрыты слоем пыли и грязи. Можно было предположить, что путь будет долгим: может, снова в очередные катакомбы, а то и вовсе за черту города. За рулем, что удивительно, Джона Сатору не обнаружил, от чего даже испытал легкое разочарование. Удивительно, но стоит признать, что компания трех джентльменов перестала казаться такой раздражающей, ведь эта троица была прекрасным развлечением. Да и кроме того, теперь Годжо чувствовал настоящую обязанность за собой – узнать, где же учился Джон. Устало вздохнув, Годжо устроился поудобнее на заднем сидении и принялся рассматривать салон авто. Кожаные кресла, все еще свежий запах новизны чехлов, как из салона, напичканная разноцветными кнопочками и лампочками панель управления — да, выбирать такие машины было очень в стиле «важного лица»: желания выделиться в нем явно было куда больше, чем любой другой эмоции, хотя это было в каком-то смысле забавно. Теперь, смотря на все свежим взглядом, Годжо стал замечать, что все уж очень похоже на декорацию, а деталями так и вовсе будто было списано из каких-то криминальных фильмов. Режиссер облажался. Годжо невольно улыбнулся собственным мыслям. Хотя машина и двигалась с невероятной скоростью — по крайней мере так казалось человеку, который привык по возможности передвигаться пешком — к месту назначения Сатору был доставлен только спустя час дороги. Он нехотя выполз из машины и принялся оглядываться. Прямо перед ним возвышался костел. В городских масштабах здание едва ли показалось бы ему большим, но вот среди полного отсутствия зданий рядом казалось, что кресты на башнях чуть ли не касаются облаков. Заниматься прикидыванием способов побега почти не имело смысла: куда тут убежишь, если на расстоянии нескольких километров есть только деревья и лишь одна дорога, по которой, возможно, раз в пару месяцев кто-то да проезжал. — Вы, наверное, не совсем такую картину ожидали увидеть? — Джон подкрался со спины совсем незаметно. — И зачем нужно было тянуть меня в эту глухомань? — Для безопасности. Улыбка тут же пропала с лица Сатору. Он обернулся и посмотрел прямо в глаза Джону. Что удивительно, в них не было ни доли агрессии, но вот лицо выражало озабоченность. И что же не так с этим человеком? Почему с каждой встречей он из безмозглого громилы превращается в совершенно другую личность? — Как я понимаю, у вас есть какая-то информация для меня. — Уже значительно более осторожно проговорил Сатору. — Вчера вечером клиент обнаружил у себя в сейфе очередное послание. — Он протянул белый конверт. — Это статья из будущего номера газеты. К письму также прилагались четыре мертвые птицы. — Четыре птицы… — повторил Сатору и усмехнулся. — Господин преступник очень ценит свои традиции. Артист… — И что это значит? — Мысли вслух, пока это не особо важно. — Он быстро извлек из конверта содержимое и пробежался глазами по тексту, задержав взгляд только на строке с подписью автора. — Только не говорите мне, что вы нашли автора? — Придется вас огорчить. — Нет… да как можно… — Сатору поморщился и сделал глубокий вдох. — Он признался в авторстве? — Ну, в общем-то да. Давайте лучше вы сами с ним поговорите. Ничего не ответив, Сатору лишь молча проследовал за мужчинами в здание. Костел, для своего места расположения, был убран богато. Некоторые витражи все еще были покрыты полотном, кое-где опирались о стену строительные леса и лестницы, но большая часть здания уже была отремонтирована. Свет, проходя, через витражное стекло падал разноцветными пятнами на каменный пол, создавая непередаваемую атмосферу красоты и таинственности. Пройдя через небольшие двери у боковой стены, они спустились в пыльный подвал. В голове Сатору только и успело пронестись: «Господи, да вы издеваетесь?». Но на этот раз подвальные коридоры не казались такими необитаемыми, какими были катакомбы под центральным парком. Словно в древней крепости, тут и там по пути встречались тюремные камеры и ржавые решетки. Вскоре послышались голоса людей, света в коридоре стало в разы больше, и содержимое камер рассмотреть удавалось значительно лучше. Хотя разглядывание и описание следов чужой смерти едва ли стоило времени, потому Сатору лишь равнодушно пожал плечами и прошел мимо, будто ничего и не видел. В самом конце коридора, в небольшой камере спокойно обсуждали планы на выходные двое мужчин. Своим появлением делегация во главе с Джоном явно прервала их бессмысленный диалог — только услышав шаги, они тут же замолчали. — Джерми Уокер, журналист, работающий на газету “Проспект”. У него двое детей и жена, — Джон указал куда-то за спину двух мужчин. Теперь, приглядевшись, Сатору заметил третьего присутствовавшего в камере. В самом темном углу на стуле развалился парень лет двадцати пяти. Медленно, будто стараясь не разбудить его, Сатору подошел ближе и принялся разглядывать ужасающую картину. Из-за кровоподтеков не удавалось рассмотреть реальные раны. Тем не менее, по большей части кожа просто была испещрена порезами тонким лезвием, кроме того особо крупные вены не были задеты, но вот синяки на шее и груди могли оказаться серьезными внутренними кровоизлияниями, как минимум приводящими к тяжелому состоянию, если не смерти. Парень пребывал в полусознании, явно не без усилия удерживая глаза приоткрытыми, словно знал, что, закрыв глаза уже их никогда не откроет. — Он признался. — Бросил кто-то за спиной Годжо. — Во всем. Он виновен. — Да что ты! — прокричал Сатору, но тут же словил на себе остерегающий взгляд Джона, который будто твердил ему: «Не стоит, мистер, не стоит. Иначе пожалеете». Годжо и сам это понимал — не стоит рваться на рожон перед такими людьми — не очень умными, но все еще опасными и, что еще хуже, судя по всему очень пугливыми. В нескольких километрах за чертой города среди лесов и полей, в подполье какого-то храма… едва ли здесь кто-нибудь придет на помощь. — Вам просто нужно уяснить, — уже значительно спокойно проговорил он, — что не всегда пытки гарантируют вам результат. Если человека резать ножом и избивать его до потери сознания, то он в чем угодно признаться может, даже в том, чего не совершал. Однако, подняв глаза и осмотрев присутствующих, Годжо не встретил ни толики взаимопонимания. Лишь пустота и полное безразличие в чужих лицах. Его будто не слышали. — И зачем нужно было тащить меня сюда? — Мы действовали по приказу сверху. Мы полагали, что вы сможете достать нужную нам информацию, но, судя по всему… — Он невиновен, это ясно как день. — Он сознался. — Просто доставьте меня домой. — Сатору быстро вышел из камеры и решительно направился к выходу. Троица джентльменов неизменно направилась за ним. И только на полпути их догнал звук выстрела. И снова тишина. Тишина, в общем-то, и положенная церкви.***
На этот раз за руль машины сел сам Джон. На первой половине пути в салоне царила неловкая тишина, изредка Сатору ловил на себе настороженный взгляд в отражении водительского зеркала. Хотя все эти знаки детектив старательно игнорировал, делая вид, что устал и просто не намерен коммуницировать. Когда же они въехали в город, Джон все же осмелился к нему обратиться. — Тебе нужно быть осторожнее. — Совершенно несвойственным для себя тоном проговорил он. — Я сам о себе позабочусь. — О, в этом я как раз не сомневаюсь, но в этот раз своими действиями ты ставишь под угрозу не только себя. — О нет, как жаль, что мне все равно на вашу компанию громил, — усмехнулся Сатору. — Ну, надеюсь, что Утахиме не входит в категорию «компания громил». Только услышав это имя, Сатору в миг выпрямился и подался вперед. — А сейчас, — он наклонился как можно ближе к водительству сиденью, ухватившись за его спинку, и почти прорычал, — расскажи-ка подробнее. Джон только усмехнулся такой резкой перемене настроения собеседника. — Извини, но даже тебе доступ к этой информации запрещен. Лезвие блеснуло в солнечных лучах. Холодный метал угрожающе прислонился к шее водителя. Джон лишь громко рассмеялся, словно Сатору очень смешно пошутил, а не угрожал ему ножом. — Вообще, — начал Джон, с трудом подавив смех, — я большего ожидал от лучшего ученика академии. Во-первых, я за рулем, а ты на пассажирском. А учитывая то, что мы в самом центре города, ты едва ли успеешь справиться с управлением. Во-вторых, мы скоро приедем, так что сядь уже нормально. Машина затормозила у крыльца на Йорк-стрит. Разочаровавшись, Сатору уже готов был в поражении покинуть авто, но его догнал голос Джона: — Она сама вам расскажет, если сочтет нужным. Мое же дело простое — предупредить. Так что будьте осторожнее, пожалуйста.