Взращивая монстра

Открываю глаза и понимаю, что так и не смогла заснуть. Гадкое, как вкус прокисшего масла, предчувствие кружило в воздухе всю ночь, оседая в моем горле, не позволяя хоть на секунду отключиться. Я перепробовала все способы борьбы с этим. Читала. Пила чай. Считала овец. Ничего не помогло. Решаю бросить идею заснуть и просто таращусь на облака, которые бегут по небу, подгоняемые ветром, за окном. Оно цвета грязной воды, как будто солнце в это время года не существует в Лондоне, вызывая у всех осеннюю хандру и полную апатию. Ощущение нарастающей тревоги заставляет меня встать с кровати. Может, я забыла что-то упаковать? Подхожу к столу и проверяю вещи, которые подготовила для поездки. Джинни сказала, что там тепло. Дотрагиваюсь до одежды, проговаривая список в голове. Вроде все на месте. Почему тогда такое поганое ощущение? Оно настолько неописуемо, прилипшее ко мне, что, кроме как ассоциация дешевой ириски на зубах, ничего не приходит на ум. Мне срочно нужно взбодриться. Пока кофемашина работает, по моим ощущениям, громче, чем реактивный самолет, а запах зерен распространяется по комнате, я прикрываю глаза. Надо сконцентрироваться на позитивном. Впереди новое путешествие в страну великой архитектуры, уникальной еды и теплой погоды. Моя докторская работа названа лучшей в этом году, а моим консультантом станет самый узнаваемый историк в мире, лекции которого я просмотрела до дыр. В Испании все пропитано атмосферой вдохновения и страсти. Там живут интереснейшие люди и… Драко. Неужели мое ощущение, наполненное нервозностью и напряженностью, — это обычный страх случайной встречи с ним? Кофемашина пищит, информируя о проделанной работе. Наконец-то. Аромат кофе разносится по квартире, а гам улицы за окном создает свой неповторимый шум Лондона. Делаю первый глоток и прикрываю глаза. Да, я знаю, что Малфой давно туда переехал. Но не могла же я отказаться от такого предложения из-за отношений, которые закончились восемь лет назад. Я не узнавала о нем специально, только слышала за ужином у Поттеров, кем он стал и какие задания выполняет. Натыкалась на колдографии с его свадьбы в местных газетах и на статью о разводе больше года назад. Лондонские журналисты все еще писали о нем, собирая грязные слухи, кромсая его имя, как бекон в салат. Заголовок гласил: «Известный детектив и просто любимчик испанских моделей Драко Малфой снова свободен. Отношения с Агатой Гомес продлились меньше года. Вы готовы побороться за его сердце?». Как будто оно у него есть. Перестань! Прошло много лет. Я не могу нести в себе обиду всю оставшуюся жизнь. Делаю второй глоток кофе и решаю все-таки проверить погоду в Мадриде. Нахожу телефон на тумбочке, разблокирую его и, прежде чем успеваю открыть поисковую строку, на дисплее отображается «Джинни». — Да? — Гермиона, — слышу, что она улыбается и растягивает мое имя по слогам, — надеюсь, что ты собралась, потому что я почти готова отправляться к тебе и начинать наш женский день, наполненный покупками одежды и косметики и поедания уличной еды, — ее голос такой возбужденный, что я не могу унять улыбку. — Не представляю, как я буду без тебя два месяца, — вздыхает Джинни. — Мы никогда так надолго не расставались. — Всего лишь два месяца. И тем более ты всегда можешь использовать центральный камин на Кингс-Кросс и оказаться в Мадриде. В любой момент, лисичка. — Не называй меня так! — она смеется. — Буду у тебя через десять минут. Проверь, что камин открыт. Он всегда для нее открыт. Джинни отключается, и я делаю третий глоток кофе. Зеваю и плетусь на кухню. Как же хочется спать. Ставлю стакан в мойку и решаю принять теплый душ. Еле переставляя ноги, захожу в душевую и кручу кран, пытаясь настроить оптимальную температуру. Как только добиваюсь успеха, встаю под напор воды и снова закрываю глаза. Все пройдет сказочно. Я проведу с пользой каждую секунду. Поездка будет запоминающейся. Мне не о чем волноваться. «Маски Греха» — моя лучшая написанная работа. Все ее оценят. А может, причина проигранного боя с бессонницей не что иное, как неуверенность в своей докторской работе и боязнь, что сам Жак Бруно назовет ее слабой? Я задаю себе слишком много вопросов. Пока они, как рой мух, не облепили меня, будто я банка забродившего варенья, решаю очистить мысли и просто следовать за своим дыханием, одновременно смывая водой это гнилое ощущение чего-то наступающего. Когда я выхожу из душа, укутанная в полотенце, Джинни уже листает журнал, сидя на моем кресле, перекинув ногу на ногу. Не могу поверить, что когда-то из нее вылез Фредди. Она не изменилась с того дня, как мы окончили Хогвартс. Конечно, она повзрослела, но сохраняла изумительный баланс между матерью болеющего ребенка и владелицей модного журнала. Ее огненно-рыжие волосы доходили до задницы, делая ее самой заметной, где бы она ни появлялась. Вычитав, что при беременности и кормлении грудью стрижка — нежелательный процесс, она твердо решила дать волосам возможность дорасти до пят, не позволяя мне взывать к ее логике и мнению целителей. Они с Гарри поженились в первый год после окончания школы. Сначала Джинни решительно отвергла предложение Поттера, аргументируя это тем, что последнее, чего ей действительно хочется, — это выйти замуж по «залету». Меня коробило, когда подруга произносила это. Ее настрой буквально кричал: «Я сделала ужасную ошибку». Мы пытались убедить ее многие дни в том, что рано или поздно они все равно бы поженились, что Гарри ее любит и беременность — не причина брака, а только его ускорение. Видимо, приняв тот факт, что ситуация не изменится, Джинни дала свое согласие через семь месяцев каждодневных уговоров. Так как она уже была достаточно округлившейся, ее желание спокойного и уютного вечера только с самыми близкими людьми было воспринято полным согласием. — Гермиона! — вскрикивает подруга. — И года не прошло. Давай быстрей, у нас не так много времени. Я открываю рот, чтобы сказать что-то в свою защиту, но Джинни останавливает меня поднятой рукой. — Ничего не хочу слышать! Я улыбаюсь и плетусь в комнату. Натягиваю нижнее белье, темные джинсы и теплый красный свитер. Использую палочку, чтобы высушить волосы, и закалываю их на макушке, оставляя две пряди, обрамляющие лицо. Нахожу носки и возвращаюсь к подруге. — Лисичка, я готова. — Наконец-то, — отзывается Джинни. — Я так рада, что мы проведем весь день вместе. Она смотрит на меня, и я не могу унять то тепло, которое оживилось в животе и улеглось на груди, как жирный пушистый кот. Ее глаза, которые меняют окрас с темно-коричневого на цвет раскаленной лавы, когда она вдохновлена или взволнована, забирают все внимание, и улыбка невольно появляется на моем лице. — Обещаю не ныть и разрешить тебе выбрать любой наряд, который ты хотела бы видеть на мне. Джинни открывает рот в удивлении и хлопает в ладоши. — Кто ты и что сделала с моей подругой? Я смеюсь и заканчиваю одеваться. — Давай, Джинни. Нас ждет прекрасный день. Запираю дверь, нажимаю на ручки и пару раз дергаю ее. Я чувствую прикосновение чего-то к ладони. Небольшой сверток, перевязанный белой нитью. Джинни отошла на лужайку ближе к дороге и смеется, разговаривая по телефону. Может, кто-то из старых знакомых заходил ко мне, а меня не было дома? Нет. Они бы позвонили. С тех пор, как маглы создали телефоны, лояльные к таким изобретениям маги оживленно их использовали. А приверженцы других взглядов в моем кругу не существовали. Отрываю нитку и достаю сверток. — Гермиона, все хорошо? — спрашивает Джинни, которая, видимо, уже закончила разговор, и подходит ко мне. — Да, все отлично, — кладу листок в карман пальто и поворачиваюсь к подруге. — Пойдем? — стараюсь улыбнуться, отгоняя тревогу, снова оседающую на моих плечах. Мы выходим на тротуар и решаем дойти до торгового центра пешком, намереваясь обернуть каждую мысль в наших головах в яркую упаковку и вручить друг другу, как подарок на Рождество. Мое любимое качество в Джинни. Она давала мне возможность быть полностью высказанной и не ожидать в ответ осуждения или порицания. Тогда почему я промолчала про находку? Следующие четыре часа проходят непринужденно. Мои плечи, атакованные тревогой, расслабляются. Неосознанные попытки Джинни спугнуть мою нервозность благополучно срабатывают. Мы заходим в каждый отдел, примеряя наряды и устраивая мини-показ мод прямо в примерочной. Все приправлено большим количеством смеха и неугомонного веселья. Записка перестает жечь карман, и я в скором времени о ней забываю. Выходя из очередного магазина, понимаю, что силы меня оставляют, а желудок начинает своим урчанием взывать к совести своей невнимательной хозяйки. Предлагаю передохнуть и поужинать в ближайшей кофейне. Джинни соглашается, и спустя десять минут мы уже сидим в уютном месте, поедая вкуснейшие сэндвичи. — Как Фредди? — интересуюсь я, откусывая мягкую булочку. — Все хорошо. Весь мрак, через который нам пришлось пройти четыре года назад, забывается с каждым днем все больше. Он растет умным мальчишкой. Ему все еще нужно принимать таблетки, но их количество становится меньше. Блейз говорит, через год мы сможем забыть о любых лекарствах, — Джинни улыбается и делает глоток кофе. — Фредди постоянно спрашивает о тебе. — Мы виделись с ним три дня назад, — я умиляюсь той связи, которую у нас получилось создать с этим маленьким бойцом. — Ты знаешь, как он тебя любит. — Что Гарри говорит насчет Хогвартса? — спрашиваю я ее и вытираю руки салфеткой. — Если Блейз скажет, что любая опасность миновала и Фредди больше не нужно принимать лекарства, он сможет отправиться в школу через четыре года, — она замолкает и берет в руку сэндвич, а после продолжает свою мысль: — Понимаю, что обучение дома — не то же самое. Знаю, что ему нужны друзья его возраста. Он постоянно спрашивает о школе, но риск — это не то, что я могу себе сейчас позволить. Ты ведь знаешь, кроме обучения дома, он ходит в Крин. Как только его лечение будет закончено, уверена, мы начнем думать о Хогвартсе. — Джинни, — я накрываю своей рукой ее ладонь, которая лежит на столе, — ты все делаешь верно, тебе не о чем волноваться. — Спасибо. Быть матерью ребенка, который болеет, а тем более так сильно, выматывает. Но почти все в прошлом. Фредди начал испытывать боли в животе и пояснице четыре года назад. Поначалу они были незначительными. Джинни думала, что сын, возможно, переел один из пирогов у бабушки Молли или простудил спину, когда летал с отцом на метле. Но каждый следующий день только усиливал недуг, словно благоволя болезнь прогрессировать. Ежедневные проверки ребенка как в магических, так и в магловских больницах создавали больше вопросов, чем давали ответов. Врачи широко разводили руками, ставя дюжину различных диагнозов. Когда Фредди после принятия пищи начал выблевывать остатки непереваренной еды с кровью и кричать уже от разрывающей его боли, паника накрыла всех большим куполом беспомощности и полного непонимания, где искать спасение. Бальзамы, которые я варила, хоть и уменьшали боль, но не могли ее полностью сдержать. Перепробовав все, от легких зелий в виде леденцов до дозированных настоек, которые я давала когда-то раненым на войне, мы были готовы вылетать в другую страну, опасаясь, что промедление может привести нас к точке невозврата по спасению одного из самых важных людей в нашей жизни. Чудо пришло в лице Блейза Забини, который стал первоклассным целителем и уже три года отработал детским хирургом в магической больнице Франции. Он сообщил, что узнал от знакомого из Мунго о болезни Фредди. А у нас не было никаких причин отказывать ему с учетом ситуации, в которой мы оказались, как заложники в маятнике посреди бушующего океана. Сначала Забини попросил показать ему заключения целителей. Джинни тогда вынесла все документы, которые хранила с прошлых визитов. Кипа бумаг, по размеру больше напоминающая ту книгу, в которой я впервые прочитала о философском камне, чем просто протоколы заключений целителей. После она проводила Блейза в комнату сына, позволяя тому осмотреть бледного и слабого ребенка. Я помню этот разговор как сейчас. — Привет, малыш, — здоровается Блейз и садится на кровать к ребенку. — Сколько тебе лет? — Три с половиной, — отвечает Фредди своим детским голосом и показывает пальцами Блейзу цифру, которую только что сказал. — Ты совсем большой, — улыбается Забини. — Позволишь мне потрогать твой живот? Фредди переводит взгляд на маму, и Джинни кивает. — Да. Блейз отодвигает майку ребенка и несколько минут смотрит на солнечное сплетение. После переводит взгляд на Фредди. — Я надавлю вот здесь, — Забини показывает на низ живота. — Если будет неприятно, сразу скажи. Больно? — спрашивает он и смотрит на Фредди. — Нет. — Отлично, а вот тут, — Забини надавливает ближе к желудку ребенка, — больно? — Нет. — Хорошо. А если так, — он давит под левой грудью малыша. Ребенок вскрикивает, и Забини резко отдергивает руку. — Ты мой герой, Фредди. Выдержал все испытания, как настоящий мужчина, — говорит Блейз, помогая ему надеть футболку. Затем встает с кровати и подходит к нам. — Это печень. Думаю, у него синдром Алажиля. Один случай на семьдесят тысяч. Избран, как и его отец, — Блейз улыбается, а после продолжает: — Это генетическое заболевание. Нам нужно сделать тестирование и лучше всего сегодня. — Блейз, ты можешь объяснить чуть подробнее? — спрашиваю я, видя, что Джинни побледнела. — Да, простите. Начнем с того, что это лечится. Заболевание серьезное, не буду лукавить, но с нужными лекарствами и правильным уходом пройдут все симптомы. Останется только проверяться раз в два года. Слышу, как из Джинни выходит выдох облегчения. — Что… Что я должна сделать? — спрашивает она. — Мне нужны твои и Поттера пряди волос и немного вашей крови. Я проведу анализ. Заболевание передается по аутосомно-доминантному типу. Он вызван мутацией на коротком плече двадцатой хромосомы. Забини смотрит на наши лица и улыбается. — Вы не поняли ни слова, — говорит тот, и мы обе киваем. — Сможешь прислать до вечера ваши пряди и кровь? — он достает из своего портфеля две небольшие пробирки и протягивает Джинни. — Или можете оба приехать в Мунго, и я все сделаю сам. — Нет, не нужно, — Джинни резко выхватывает пробирки из его рук. — Я прямо сейчас отправлюсь к Гарри на работу и все сделаю. — Спасибо, — она буквально шепчет. — Это моя работа. Джинни обнимает Блейза, а после поворачивается ко мне. — Гермиона, пожалуйста, присмотри за Фредди, — она стягивает пальто с вешалки и надевает его. — Будет сделано. — Я отправлюсь в Мунго, как только возьму образцы у Гарри, — адресует она Забини и трансгрессирует. Однако я отчетливо видела это в ее глазах то, что, мне казалось, было давно утеряно, — надежду. — Гермиона! — Джинни вытаскивает меня из воспоминаний. — О чем задумалась? — Прости, просто вспомнила, как быстро Блейз определил диагноз. — Да, это было чудо, — как-то отстраненно отвечает она. — А знаешь, что еще было чудом? — спрашиваю я и сразу продолжаю мысль: — Что Гарри в итоге имел этот ген, явившийся причиной болезни, но сам никогда не испытывал симптомов. Блейз сказал, это первый случай в его практике. Что отец носитель, но без признаков недуга. Лицо подруги меняется, оставляя на себе след желания что-то опровергнуть. — Джинни, я что-то не так сказала? — Нет, дорогая, все хорошо. Просто не люблю это вспоминать. Рада, что на Гарри это не отразилось. Я улыбаюсь ей и смотрю на часы. — Лисичка, я очень не хочу заканчивать наш с тобой ужин. Но мне еще нужно успеть собрать чемодан и использовать камин. Жак договорился, что мне предоставят доступ для перемещения сразу в Мадрид. — Да, конечно, — как-то рассеянно отвечает она, начиная одеваться. А меня не покидает ощущение, что я сказала что-то не так.

Гриммо 12.

Мы добираемся с Джинни до моего дома, и она использует камин, чтобы вернуться к себе. На прощание она много раз меня обнимает и берет обещание звонить каждый день. Как только остаюсь одна, мысль о странном листке, все еще хранящемся в моем пальто, возвращается ко мне с новой силой. Достаю его из кармана и продолжаю смотреть на белый сверток на ладони. Что-то внутри меня раздражающе призывает выкинуть находку, но мозг будто блокирует сигналы сознания, так и твердя: «Это всего лишь бумага. Просто раскрой». Отгибаю углы и смотрю на буквы, накарябанные на ней. Мои руки леденеют, а волнение подступает к самому горлу. То, что я изначально принимаю за красные чернила, таковыми не являются. Корявым почерком, выведенным кровью, на листке указано: «Позвонишь в колокол по Нарциссе?» Я разжимаю пальцы, давая бумаге упасть. Мне становится не по себе. Дыхание ускоряется, будто бы я пробежала марафон. Смотрю на записку, лежащую на полу. Кто это написал? Раздается три стука. Глухой звук, который, как выстрел, проносится по всей квартире, заставляет вздрогнуть. Выхожу в коридор и пару секунд смотрю на дверь. Не помню, чтобы кого-то ждала. Продолжаю просто стоять, игнорируя любые импульсы мозга. Я не хочу открывать. Может, кто-то ошибся домом? Я подхожу вплотную к проему и прикладываю ухо. Меня встречает только тишина, но потом я слышу треск половицы, созданный удаляющимися шагами. Почему я не захотела открывать? Еще какое-то время остаюсь в оцепенении. Да, точно. Кто-то просто ошибся. А записка? — Инсендио, — беру палочку со стола и произношу заклинание быстрее, чем успеваю понять, что решила сжечь листок. Мой собственный страх вызывает во мне столько ярости, что я просто хватаю вещи со стола и начинаю бросать их в чемодан. Переодеваюсь в более легкую одежду. Джирон сказал, что встретит меня рядом с домом, где находится камин. Испания не позволяет использовать трансгрессию внутри страны, придерживаясь почти полного равенства между магами и маглами. Поэтому нам придется воспользоваться такси. Интересно, водит ли машину Малфой? Почему-то я представляю, какое у него лицо, когда он это делает. Как он плавно крутит руль и переключает передачи, полностью концентрируясь на дороге. Возможно, он открывает окно. Я фантазирую, как ветер развевает его волосы, как он убирает руку с коробки передач и кладет ее мне на колено. Закатываю глаза, как только последняя мысль приходит мне в голову. Вот это меня понесло. Чертова записка заставила сознание притянуть образы возможных событий, где, по его мнению, было бы спокойно. Проверяю время и понимаю, что мое разрешение на перемещение наступит через минуту. Хватают чемодан, беру в руку пепел и захожу в камин. Громко произношу: — Мадрид. Пан Бендито, дом четыре. Не успеваю подготовиться, как чувствую, что внутренности закручиваются, неприятно отдавая ломотой в позвоночник. Почти умудряюсь испугаться, как уже оказываюсь в другом камине. Выхожу из него и осматриваюсь. Обычная комната, наполненная только пластиковым стулом, стоящим точно посередине. Быстро нахожу выход и толкаю дверь, позволяя сквозняку распушить мои волосы. А тут прохладнее, чем я думала. Обнимаю себя руками, понимая, что меня атакует давно забытое ощущение, которое я испытывала каждый день на войне против Волдеморта. Кто-то смотрит на меня. Не успеваю развить мысль, как замечаю приближающегося Джирона. У него в руках красные розы. Не люблю красные розы. Они ассоциируются у меня с кровью на снегу. Однако приятно, что он встретил меня. Я читала его работу. Он действительно талантливый историк. — А вот и наша звездочка, — он улыбается и тянется, чтобы обнять меня. — Спасибо, что встретил, — говорю я и обнимаю его в ответ. — Давай возьмем такси и немного прокатимся по городу, а после поужинаем? Что скажешь? Скажу, что устала и хочу в отель. — Отличная идея. Джирон берет мой чемодан и протягивает руку вправо, чтобы остановить такси. Ощущение, что кто-то смотрит на меня одолевает с новой силой, заставляя вертеть головой по сторонам в попытках найти источник, вызвавший холод на спине. Джирон открывает для меня пассажирскую дверь, и я устремляюсь внутрь. Не успевает он ее захлопнуть, как я слышу хлесткий звук шин. Сажусь поудобнее на сиденье, наблюдая, как историк располагается рядом и говорит с водителем на испанском, видимо объясняя, куда нужно ехать. Сорок минут мы колесим по городу, осматривая места, наполненные потрясающей архитектурой и слоняющимися людьми. Город живет, позволяя туристам впитывать в себя прохладный воздух, запах свежеиспеченной выпечки и голоса сотни людей, говорящих на разных языках. После того как своеобразная экскурсия заканчивается, мы оказываемся в ресторане. Джирон постоянно говорит, делая мое вымотанное состояние еще более переполненным только одним желанием — лечь спать. Ночь без сна дает о себе знать, и мои и без того односложные ответы начинают звучать только как «да», «нет» и «угу». Когда мы наконец заканчиваем ужин и выходим из ресторана, он тормозит для меня такси. Через двадцать минут я уже на площадке перед отелем. Место невероятное. Оно окружено парком, который будто обнимает четырехэтажное здание серого цвета в готическом стиле, украшенное громоздкими пиками, тут и там выступающими на крыше постройки. Фонари, приютившиеся по всей территории, рассеивают теплый желтый свет, отгоняя от себя атакующие их тени. От парковки до дверей отеля ведет прямая брусчатая дорога, ставшая для меня последним препятствием перед получением главного приза — ощущением моей головы на подушке. На то, чтобы зайти внутрь и пройти регистрацию, уходит меньше десяти минут. Как только оказываюсь в номере и закрываю за собой дверь, снимаю кроссовки и ложусь в одежде на кровать, сразу же проваливаюсь в глубокий сон. Открываю глаза и понимаю, что уже рассвело. Пение птиц доносится с улицы, а солнечные лучи проникают сквозь витражи в окне, создавая на полу причудливый узор из света. Чувство легкой головы улучшает мое настроение, позволяя ощутить себя отдохнувшей. Я смотрю на часы и понимаю, что до встречи с Жаком еще есть время. Это дает мне возможность насладиться городом и провести время с пользой. Решаю принять душ и переодеться. Стараюсь делать все быстро, чтобы после не торопиться при осмотре окрестностей. Распахиваю чемодан и примеряю широкую зеленую толстовку и черные легинсы, вспоминая, что вчера было прохладно. В выборе обуви решаю себе не изменять, надевая белые кроссовки. Использую магию для сушки волос, намечая, какие достопримечательности хочу исследовать сначала. Хватаю сумку со стола и кладу телефон внутрь, но, застигнутая внезапным стуком в дверь, замираю на месте. Чувствую, что пульс немного подскакивает. Тревожность, подкормленная вчерашним происшествием, вновь берет контроль над моим телом. Я точно никого не ждала. Но на этот этаж просто так не зайти. Мне нечего бояться. Пересекаю комнату и прикасаясь к замку. Как только дверь начинает открываться, мое тело понимает, кто стоит передо мной прежде, чем это осознает мозг. Терпкие ароматы цитруса, ванили и мускуса, как рыболовный крючок, подцепляют мой желудок и пробуждают воспоминания, связанные с этими запахами. Он не сменил марку. Я смотрю на черный свитер, а затем, набравшись смелости, поднимаю взгляд к лицу пришедшего. Драко. Ощущение горячей волны проходит от моих стоп до самой макушки, заставляя меня одновременно вспотеть и замерзнуть. Он как будто стал еще выше. Лицо обрамляет небольшая щетина, делая его старше, чем я видела на прошлогодних колдографиях. Попытка выдавить из себя хоть слово проваливается, стоит мне только открыть рот. Наверное, прямо сейчас я напоминаю рыбу, которую выбросило на сушу. Я удивлена и почему-то взволнована. — Гермиона, — произносит он. Звук его хриплого голоса посылает сотни мурашек по моему телу. Я не слышала его на протяжении долгого времени. Он был как призрак, присутствие которого еще сквозило в доме, если забыть закрыть окно. Он был эфемерным и едва уловимым. Но прямо сейчас, вдыхая аромат его одеколона и смотря прямо ему в глаза, я все еще надеюсь, что просто забыла захлопнуть створки. — Я не хотел тебя беспокоить. Но мне нужно кое-что тебе рассказать. Позволишь войти? Не знаю, что ожидала услышать, но точно не это. — Ладно, — я отхожу от двери. Он заходит внутрь и направляется к окну. Его широкие плечи захватывают все внимание. Драко поворачивается в мою сторону и опирается на подоконник. Закрываю дверь и продолжаю смотреть на него. Непонимание того, что происходит, и встреча с призраком из прошлого похожи на погружение под воду. Звуки размыты, а движения замедлены. — Это будет звучать как бред, — говорит он, — но я хочу, что бы ты дослушала до конца. — Хорошо, — говорю я и хмурю брови. — Ты знаешь, кем я работаю? — Да, аврором, — не понимаю, к чему он ведет. — Не просто аврором. Под моей ответственностью расследования только тяжких преступлений. Убийства, изнасилования, наркоторговля, торговля людьми и еще по мелочи. Он говорит «по мелочи» с таким спокойствием, как будто только что не перечислил самые мерзкие пороки людей. Работая с осязаемым злом, рано или поздно ощущаешь его все глубже. Как будто выключаешь любые эмоции, движимый одной целью — заманить темноту в клетку. — Драко, я не совсем понимаю… — Два дня назад у меня появилось новое дело, — перебивает он меня. — Молодая девушка жестоко убита, а на ее лице надета маска, на которую наложено заклинание. Мои ребята пробовали разобраться, какая именно магия использована, но пока что безрезультатно, — он смотрит на меня несколько секунд, как будто что-то обдумывает. — Вчера, — продолжает Малфой, — была обнаружена другая жертва. Мужчина, только исполнилось двадцать. Голова отделена от тела. Снова маска на лице. На обеих жертвах есть странный символ, круг с крестом внутри. Мы просматриваем информацию, но пока не нашли, где бы этот символ был задействован. Ощутимый тремор касается моих пальцев. Он буквально описывает маски греха. Он здесь поэтому? — Оба раза, — он снова продолжает, — рядом с жертвой был обнаружен сотовый. И оба раза на него поступил звонок от убийцы. Мне прямо сейчас хочется его перебить, но я просто слушаю, как того попросил Драко ранее. — Он обязал меня принять участие в игре. Правда или действие. Как работает первое, пока что я не знаю, потому что выбрал второе. Психопат пообещал, что убьет еще, если я не выполню свою часть сделки, — он замолкает, а после снова продолжает: — Встретить тебя и попросить о помощи — вот его условие, — он проводит рукой по своей щетине. — Хочу, чтобы ты понимала, я не выполнил свою часть. — Вторая жертва… — едва слышно произношу я. — Да. — Но почему? Он же прямо сейчас говорит со мной. — Ты же тут. — Я должен был встретить тебя на Пан Бендито. Вчера. — Откуда этот человек знал, что я там буду? — паника маленькими цепкими зубами начинает покусывать мою кожу. — Без понятия, — нетерпеливо отвечает он. — Прямо сейчас я только хочу не допустить третий жертвы и выкрасть немного времени для себя и своей команды. Страх, что существует психопат, который не просто знает обо мне, а использует это как условие для втягивания Драко в непонятные игры, сжимает мои легкие, посылая сигналы телу ускорить пульс. Он не просто убивает — урод клеймит жертв. Как судья, выносящий приговор, он обличает их в маски греха. — Я знаю, чем могу помочь, — произношу я и не распознаю свой собственный голос. — Просветишь? — Ты знаешь, зачем я здесь? Отвечать вопросом на вопрос было нашим любимым способом коммуникации. И судя по тому, что Драко ухмыляется, он тоже об этом помнит. — Знаю, — говорит он. — А самое странное, что об этом известно и убийце. — Ты в курсе, как называется моя работа, которую я приехала дописывать под редактурой профессора? — вижу, как он хмурит брови, и понимаю, что ответ на этот вопрос ему неизвестен. — Маски греха, — продолжаю я. Замечаю, как Драко сглатываю слюну, как будто она застряла прямо в его горле. — Маски носят такое название, потому что с шестнадцатого по восемнадцатый века использовались как наказание за грехи внутри секты Рохи́ров. — Секты? — Драко засовывает ладони в карманы брюк и отталкивается от подоконника. — И что они проповедовали? — Отказ от магии, — я заправляю выбившуюся прядь за ухо. — Они верили, что магия сама по себе была волей Сатаны, испытывающего их на верность Богу. По мнению Рохиров, единственный способ заполучить место в раю — это полный отказ от сил, которые им даровал сам дьявол. Поднятые брови на лице Малфоя воплощают в себе просьбу продолжать говорить. — Стихийная магия означала, что человек, испытавший ее, примкнул к воле зла, а значит, должен быть исключен из секты. Однако Рохиры были убеждены, что выгнать тех, кто использовал магию, недостаточно. Тот факт, что колдовство было применено рядом с ними, с их точки зрения, делал их грязными. И единственный способ смыть грязь — это боль тех, кто предал веру. — О каком виде боли идет речь? — Пытки. Долгие и страшные пытки. — Подожди, — Драко вытягивает перед собой руку, останавливая меня. — Но стихийная магия — естественное состояние, присущее почти всем детям волшебников, — он зажмуривает глаза, а после открывает их, всматриваясь в мое лицо. — Они что, пытали детей? — В большинстве своем. Были и взрослые, пойманные за колдовством. Но их количество намного меньше, — я перекрещиваю руки на груди. — Перед тем как приступить к пыткам, ребенку всегда предъявляли выдуманный Рохирами грех. Список длиннющий: ложь, ярость, непослушание, подслушивание, могли даже наказать за чрезмерную радость, что, по их мнению, было также поклонением дьяволу. — Психи, — выпаливает Драко. — Как они использовали маски? — Они применяли кровь того, кто должен был быть подвергнут очистке, тем самым смыв «грязь» с других. Ею обмазывали лицо человека и магией связывали с материалом маски. — Магией? — переспрашивает он. — Разве ты не сказала, что ее использование было наказуемо? — Именно. Но они были убеждены, что люди, нарушившие веру, должны были испытать на себе магию как способ пыток. Так сказать, клин клином. Только одному человеку было позволено прибегать к ней — верховному епископу. Считалось, что его вера настолько сильна, что он может противостоять силам зла, даже используя магию. — Что маска делала? — Сама маска не была опасна. В роли кары выступали шипы, расположенные на ней. Ответственный палач приходил в дом жертвы и вкалывал их снаружи внутрь. Совсем понемногу. Каждый день на пару миллиметров до момента, пока жертва не скончается от болевого шока или заражения крови. Это долгая и мучительная смерть, полная агонии. Лицо Драко стало бледнее, чем было до разговора. Он тарабанит пальцами по своему бедру. — Это многое объясняет, Гермиона. — На масках есть отличительная черта? — Что ты имеешь в виду? — Каждая маска была разной. На ней выделялось то, за что якобы наказывали человека. Язык, глаза, уши. — Да, отличительная черта есть, — отвечает он. — Ты знаешь, как снять маски? — Да, но заклинаний несколько, и каждое надо видоизменять в зависимости от магии, которая была наложена. Мне нужно посмотреть на них. — Нет. — Я не боюсь мертвых, Драко. — Хорошо, но я даже не знаю, во что ты себя втягиваешь. Я не продвинулся ни на йоту в этом деле. Я не знаю, кто убийца, какие у него мотивы и что он хочет лично от меня. Это может быть опасно. — Разве ты не говорил, что ему известно, кто я и зачем приехала в Мадрид? Если он владеет этой информацией, то сколько еще психопат скрывает? — Говоришь как Тео. — Я просто хочу сказать, что уже замешана, — я замолкаю на несколько секунд. — Тем более два дня назад… — воспоминание о записке оседает в мыслях, заставляя присесть на край кровати. Лицо Драко выглядит обеспокоенным. Я не могу сказать о записке. Мне тогда придется открыть ему правду, а это приведет только к яростной ненависти. И сверток может быть совсем не связан с его делом. Чувствую снова тремор в руках и начинаю тереть ладони друг о друга. Не хочу, чтобы он заметил это резкое изменение. — Гермиона, — отзывается Драко. — Что случилось два дня назад? Я молчу несколько секунд, пытаясь выдумать ответ. Ложь всегда ассоциировалась у меня со змеей. Склизкая, мерзкая и до одури отталкивающая своим естеством. Но если ты аккуратен, то достаточно схватить змею за шею быстрее, чем она укусит, выпуская свой яд в кровь, позволяя тебе умирать в мучениях. — Кто-то постучался в мою дверь. Возможно, просто ошибся, забудь. Зря рассказала. — Это был он, — сообщает Драко с каким-то странным спокойствием. И садится рядом со мной на кровать. Мне кажется, я перестаю дышать, а пульс отбивает свой ритм прям внутри моих ушей, как от новости, так и от близости наших тел. — Когда звонок поступил в первый раз, я сначала отказался от игры. Но он стал угрожать, что… — Драко почему-то замолкает. — Что он сказал? — Что зайдет к тебе в дом. Я слышал, как он постучал. — О господи! — я накрываю руками свой рот. Жестокий убийца двух человек стучал в мою дверь. Меня пугало не нахождение психопата всего лишь в нескольких сантиметрах от меня, а сам факт, что источник зла был мне неизвестен. Я не знала мотивов этого человека. А если тебе недоступна информация о том, чем зло кормится, то есть большая вероятность, что обедом для него однажды станешь именно ты. Осведомленность о мотивах преступника, как щит, помогает вовремя увернуться от надвигающегося удара. — Гермиона, поэтому я и отказываю тебе быть внутри всего этого. — А если бы я открыла дверь? — смотрю на Малфоя, но вопрос остается без ответа. Только вижу, как он переводит взгляд на мои руки. — Хорошо, — он нарушает несколько секунд молчания. — Мы поедем в морг. Ты посмотришь на маски, а после займешься тем, ради чего приехала в Мадрид. Тебе не о чем переживать, мои ребята охраняют тебя с того момента, как ты оказалась тут. — Десять минут назад я бы возразила на такое грубое нарушение моей частной жизни, но, зная всю новую информацию… — я замолкаю. — Спасибо, Драко. Он встает с кровати и идет к входной двери. — Я подожду тебя в машине. Мои вчерашние фантазии о нем новыми картинками проигрываются в голове. — У тебя есть автомобиль? Никогда бы не подумала, что в какой-то из версий вселенной есть Драко Малфой, который водит машину, — мне кажется это таким забавным, что улыбка сама по себе растягивается по лицу. Однако следующие его слова стирают ее, словно судмедэксперт снимает скальп с головы трупа. — Для тебя эта версия Драко Малфоя является незнакомцем. Пусть так все и останется. И он уходит, закрыв за собой дверь, вынуждая меня застыть на месте. Он прав. Но его слова все равно застревают где-то внутри горла. Он прав. Но мне казалось, что связь, которая у нас была, пусть и восемь лет назад, сохранит нас в подобии близких душ. Он прав. Но лучше бы промолчал, оставив меня в тумане моих собственных демонов. Не позволяя тем пусть и ненадолго, но брать контроль надо мной. Я помогу ему, а после полностью отдам себя тому, зачем приехала. Закончу работу, стану великим историком и вернусь в свой дом в Лондоне. Все верно. Всего лишь незнакомец. Человека, которого ты любила, больше не существует, Гермиона, возьми себя в руки. С этими мыслями я встаю с кровати, хватаю сумочку и выхожу из комнаты. Оказавшись на улице, вижу, как Малфой, склонившись над машиной, говорит с кем-то через открытое окно. Замечая, что я вышла, он снова поворачивается к людям в авто и бросает еще пару фраз, а после следует по направлению ко мне. Мне не нужно гадать, какой автомобиль на стоянке принадлежит Драко. Я и так знаю, какую машину он бы выбрал. Поэтому, когда он подходит к огромной черной BMW, которая больше походит на танк, чем на джип, я еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Показушник. Он открывает пассажирскую дверь и облокачивается на нее, ожидая, когда я соизволю тронуться с места, к которому, видимо, приросла, и сяду в машину. Я делаю первый шаг, но еле заметное движение со стороны деревьев привлекает мое внимание. Я поворачиваюсь вправо и не могу даже понять, что вижу. Это, как мне кажется, человек в красном балахоне. Все его тело, включая голову, полностью покрыто тканью. В таком случае это он не может нас видеть. Но он видит. Я опускаю взгляд на часть ладони, которую не покрывает полотно. Длинные черные когти обосновались на руке серого цвета, покрытой черными выпирающими венами. — Драко, — мне кажется, я произнесла это так тихо, что услышать было невозможно. Однако Малфой делает шаги по направлению ко мне. Как только он оказывается рядом, то поворачивает голову в ту сторону, куда я уставилась. Драко поднимает руку, и я вижу, как моментально после этого из машины выходят четыре массивных мужчины. Они чуть ниже Драко, но все же огромные, как чертовы скалы. Они буквально бегут по направлению к нам. Рука Малфоя тянется к заднему карману. Ожидания, что он сейчас вытащит палочку, разбиваются о блеск пистолета, который тот вытаскивает. Я читала об этом. Авроры в Испании создали магические патроны из костей умерших драконов. Оказалось, что в них можно заточить заклинание «Иммобулюс», которое парализовывало преступника, одновременно заставляя того испытывать боль от проникновения пули в тело. Но я думала, что они используют это в крайнем случае. — Садись в машину, Гермиона, — он даже не смотрит на меня, продолжая направлять все свое внимание в точку, где стоит то существо. Как только его люди добегают до нас, Драко делает шаг по направлению к незнакомцу, а я хватаю его за предплечье, не успевая даже подумать зачем. Мое отчетливое нежелание, чтобы он туда шел, вооружается своей собственной мотивацией, беря мой необоснованный импульс на себя. Он поворачивается, бросая взгляд на мое лицо, а после на то место, где моя ладонь соприкасается с его рукой. После снова поднимает голову, смотря мне в глаза. — Сядь в машину, — он говорит это, растягивая каждое слово. — Не сяду. — Садись в машину, Гермиона, или я запихну тебя туда сам! Я отдергиваю свою руку, иду к автомобилю и запрыгиваю на пассажирское сиденье, хлопая дверью чуть громче, чем следовало бы. Знаю, сейчас не время для капризов, но я не хотела, чтобы он пострадал. А вместо слов «Все хорошо» Малфой пригрозил запихнуть меня внутрь силой. Когда он таким стал? Но когда слышу звук блокировки дверей, раздражение становится буквально осязаемым. Этот придурок запер меня! Хочу показать ему, что думаю об этом действии, но вижу только удаляющуюся спину Драко. Как только он делает несколько шагов, существо медленно поворачивается и направляется в сторону парка, точнее, мне кажется, что оно летит, а не идет. В тот момент Драко и его сотрудники резко переходят на бег, оставляя мне возможность лишь смотреть им вслед. Откидываюсь на кресле и продолжаю смотреть в том направлении, где минуту назад стояло существо. Как-то жарко. Очень жарко, и с каждым вздохом температура повышается. Смотрю на руки, кожа которых становится красной, чувствую, как пот выступает по всему телу, а капли начинают катиться по моей спине. Что происходит? Возможно, вчера мы с Джироном съели что-то не то в ресторане и теперь у меня галлюцинации. Или нас сбила фура, пока мы были в такси. Любое объяснение кажется адекватнее и реалистичнее того, что происходит прямо сейчас. Температура повышается до немыслимых значений, а от моих рук идет пар. Боль стремительно пронзает каждую частичку моего тела. Ощущаю, как тысячи игл проникают под кожу, доходя прямо до костей, тараня их острыми краями. Я зажмуриваю глаза, понимая, что боль от плавления кожи становится невыносимой, и горло выпускает крик. Мне хуже с каждой долбаной секундой. Стискиваю руками сиденье и прикусываю губу, чувствуя металлический вкус во рту. Когда я уверена, что сейчас потеряю сознание, агония отпускает. Открываю глаза и смотрю по сторонам. Темнота. Настолько материальная, что кажется — протяни руку и сможешь зажать мрак в своей ладони. Понимаю, что все еще в машине, чувствую руками обивку сиденья, которую обхватила секундой ранее. Мои легкие работают на пределе, заставляя меня широко открывать рот в попытках вдохнуть воздух. Может, наступила ночь? Нет. Темно, как будто меня засунули в металлическую комнату без окон. Я не вижу даже своих рук. Вспоминаю про сумочку у ног и тянусь к ней, доставая палочку. — Люмос. Как только свет озаряет машину, свечение выхватывает лицо, смотрящее на меня с другой стороны стекла. Я отшатываюсь, роняя палочку. Она катится по полу салона, создавая хаотичные тени в автомобиле, превращая лицо за стеклом в подобие монстра. Несколько секунд уходит у меня, чтобы понять, что свет не искажает то, что я вижу, а только отражает реальность. На лице существа застыло выражение улыбки. Зубы желтые и покрыты какой-то слизью. Они сточены и больше похожи на клыки. Однако ужасает меня не только это. Глаза зашиты черной нитью, создающей очертания узора. Меня сейчас вырвет. Лицо резко прижимается к окну. А я кричу. Воплю так, что свои собственные уши закладывает. Эта тварь пытается открыть глаза, отчего нити натягиваются, выпуская капли черной жидкости катиться по щекам. Существо дергает за ручку машины, которая не поддается, оставляя меня в подобии защиты. Я ползу спиной в сторону водительского сиденья, когда уродец начинает трясти ручку еще сильнее. А его лицо меняется, вбирая в себя ярость, которую тот, видимо, испытывает. И мне становится по-настоящему жутко. Страх, как смола, вместо крови начинает бежать в моем теле. Ручка не выдерживает и отлетает, и это заставляет мое сердце сжаться в судороге. Монстр начинает открывать дверь, а я кричу еще сильнее. — Драко, помоги! — знаю, что машина закрыта, но все равно жму на ручку, выплескивая на нее весь ужас, испытываемый прямо сейчас. — Драко, пожалуйста! — я бью ладонью по стеклу. Существо тянет свои руки ко мне. Все те же когти, что я видела на том человеке в парке. Я прижимаюсь к окну и зажмуриваю глаза, чувствуя, как коготь касается моего пальца. Дверца машины открывается, позволяя моему телу начать вываливаться. Готовлюсь к падению, однако, ощущая сильные руки на спине, понимаю, что мое тело не двигается. Открываю глаза и натыкаюсь на державшего меня мужчину. Драко. Темноты больше нет. Стоит яркое солнце, которое было перед тем, как я села в машину. Прохладный воздух окутывает лицо, а руки Драко все еще держат меня в крепкой хватке, не позволяя встретиться лицом с асфальтом. — Гермиона, — он хмурит лоб и протягивает свою руку к моим губам, которые кровоточат после того, как я их прикусила. А мне кажется, я не могу дышать. Только смотрю на пассажирскую дверь, которая сейчас закрыта, а ручка на своем месте. — Гермиона. Перевожу взгляд на Малфоя и открываю рот, чтобы сказать хоть что-то, но понимаю, что задыхаюсь. Начинаю хвататься за горло, как будто это поможет сделать вдох. — Грейнджер, дыши, — он сажает меня обратно на сиденье и прикасается двумя руками к моему лицу. Я таращусь на ладони, которые еще недавно, по моим ощущениям, горели. — Смотри на меня! — Я перевожу взгляд на его лицо. — Хосе, принеси воды, — говорит он на испанском. — Давай вместе, Гермиона. Вместе у нас получится. Я быстро киваю в знак согласия, а глаза застилают слезы. Паническая атака наматывает мою нервную систему себе на кулак, посылая одну-единственную мысль — я умираю. — Вдох. Пытаюсь вдохнуть. И первое усилие отдает жаром в легких. Драко смотрит прямо на меня. — Выдох. Снова вдох, Грейнджер. Чуть легче, но ощущение, что булыжник застрял в моем горле. — Выдох. Вдох. Когда я пытаюсь последовать инструкции в третий раз, легкие начинают гореть, но раскрываются, заставляя меня широко открыть рот, чтобы вдохнуть как можно больше воздуха. Резкое поступление кислорода заставляет голову кружиться и созерцать красные точки вместо лица Малфоя. Драко забирает стакан из рук своего сотрудника, который уже вернулся, и передает мне. Я хватаю его и пью так жадно, будто провела неделю в пустыне под палящим солнцем. — Еще? Я отрицательно мотаю головой. Прижимаюсь спиной к сиденью, все еще пытаясь продышаться. Лицо Драко отражает полную озабоченность и непонимание происходящего. Но он, видимо, решает дать мне время. Он отходит от машины к ребятам, которые успели уйти на пару метров от него. Они о чем-то говорят, и Малфой весьма яростно размахивает руками. Он злится? Через десять минут понимаю, что меня полностью отпустило, и осознание произошедшего стоп-кадрами проносится в моей голове, вынуждая раз за разом усомниться в своей адекватности. Но мне не могло показаться. Поворачиваю голову в сторону пассажирского сиденья — ни намека на случившееся. Кроме моей палочки, валяющейся на полу и все еще испускающей свет, больше никаких доказательств того, что я видела. — Драко, — я зову его, выходя из машины и наблюдая, как он идет в мою сторону. — Мне лучше, мы можем ехать. — Мы никуда не поедем, Грейнджер, пока ты не расскажешь, что за херня только что произошла, — Малфой переводит взгляд на мою руку. Потом хватает ее и поднимает на уровень своих глазах. — Гермиона, что это? Я выдергиваю ладонь и обнаруживаю то, о чем он только что меня спрашивал. На тыльной стороне среднего пальца выкорбакано, как будто иглой, три слова: «Лгуньям отрезают язык».