***
Фитц лежал на ледяном полу темницы. Его сломанный нос снова кровоточил. Крови было так много, что её приходилось то и дело сплевывать, просто чтобы не захлебнуться ею. Разбитые губы опухли и не были способны сомкнуться, а дышать он мог только ртом, из-за чего горло за ночь сильно пересохло и теперь нещадно саднило при каждом вздохе. Пришлось сглотнуть несколько раз кровь, чтобы смочить его хоть чем-то, но облегчения это не принесло. Всё тело было сплошным комком непрекращающейся боли от многочисленных ран, что ему нанесли во время пыток. Он мечтал о забвении, но и того не мог себе толком позволить. Страх того, что Уилл проберется в его мысли, пока он будет без сознания, не давал Фитцу поддаться соблазну попросту отключиться. Его голова, по ощущениям, раскалывалась на куски от постоянного давления чужой Силы, а отчаяние быстро и неумолимо завладевало им. Он почувствовал как его тело сотряс спазм и буквально все его раны стали болеть еще сильнее. Фитц знал, что у него начинается припадок. Он отдал бы что угодно, чтобы это избежать. Никогда в своей жизни он не чувствовал себя более беспомощным и слабым, чем в тот момент. Если бы у него были силы закричать, он закричал бы, но вместо этого он сорвался в болезненный вой… — Фитц! Фитц! Ну же, Любимый, просыпайся! Кто-то настойчиво тряс его за плечо. Фитц ощутил прохладное прикосновение шёлка к своей щеке и услышал голос, который мог бы с легкостью узнать среди тысячи. — От…пусти, — прохрипел он, с трудом выговаривая одно-единственное слово. Шут тут же прекратил его трясти и убрал от него руки. — Ох, как хорошо, что ты наконец проснулся, — выдохнул он с заметным облегчением. — Как ты себя чувствуешь? Фитц очень медленно открыл глаза — веки неожиданно показались ему невероятно тяжелыми и поднять их стоило немалых усилий. Шут склонился над его постелью. В темноте комнаты, слабо освещаемой тлеющим камином, его лицо было видно плохо, но оно показалось Фитцу обеспокоенным. — Ужасно, — честно ответил он. — Как будто я всё еще там. Пояснить, где именно, Шут его не попросил — видимо, по крикам Фитца он это понял. Что, пожалуй, и объясняло его появление — Жёлтые комнаты находились недалеко от его спальни, а слух, равно как и другие чувства, у Шута были развиты даже слишком хорошо. По крайней мере так Фитц всегда себе объяснял то, что никогда не мог застать его врасплох и появиться где-либо незаметно для него, притом, что Шуту этот приём всегда давался превосходно. — Тебе нужно время прийти в себя. Я пока приготовлю тебе успокаивающего чаю. Не торопись. Перед глазами Фитца мелькнули длинные тонкие пальцы в тёмно-синих шёлковых перчатках, аккуратным, почти неощутимым движением смахнувшие с его покрытого испариной лба прилипшие волосы, а потом Шут выпрямился и направился к камину. Фитц медленно дышал, приводя свое дыхание в порядок. Он слышал, как Шут возился у огня и ворошил угли, и совсем скоро в комнате стало ощутимо светлее. Не без усилия Фитц повернул голову и принялся наблюдать за его действиями, надеясь, что боль вот-вот пройдет и он найдет в себе силы встать с постели. Добавив в огонь пару поленьев и убедившись, что всё горит как нужно, Шут, вопреки собственному возрасту, неизвестно на сколько превышающий возраст Фитца, очень ловко и легко выпрямился. А потом, с такой уверенностью, будто бывал в этой комнате раньше и знал где что лежит, без лишних пояснений со стороны Фитца, отыскал за камином сундучок с травами, что тот хранил, и на свой выбор принялся забрасывать их в котелок с водой. — Надо же, годы идут, а твои привычки не меняются. Эльфийская кора, лечебные травы, пара-тройка ядов — не самые необходимые ингредиенты для вечернего чаепития, ты так не думаешь? Фитц бы с радостью закатил глаза, но боялся, что от этого его голова разболится еще сильнее, поэтому только едва слышно выдохнул и попытался встать. Шут правильно сделал, что не прикасался к нему и оставил приходить в себя — он как никто другой знал, как сложно первое время после подобных кошмаров переносить физический контакт. Тем не менее, в этот раз не сказать, чтобы это сильно помогло. Боль в теле несколько ослабла и стала более выносимой, но окончательно пропадать никак не желала. Встать с кровати оказалось не самой просто задачей. Фитц покачнулся и медленно побрел к своему тяжёлому креслу у камина. — Моя коллекция, к сожалению, недостаточно обширна, — попытался усмехнуться он. — Сейчас я, пожалуй, не отказался бы и от какой-нибудь из тех травок, что спаивали перед смертью королю Шрюду. Зря я тогда так ворчал из-за этого, теперь я, кажется, понимаю, что он в них находил… Лицо Шута исказилось в болезненной гримасе от воспоминаний о последних днях его короля, и Фитц почти пожалел о собственной совершенно несмешной шутке. Почти. Отчасти он испытал какое-то злое удовлетворение от того, что ему удалось уязвить Шута. И пусть ему самому было горестно вспоминать о том периоде и страданиях своего деда, привязанность Шута к Шрюду была куда больше, чем его собственная, и эта привязанность, судя по всему, была настоящей, в отличие от той, что Шут якобы питал к Фитцу. И это не могло его не злить — будь Шут просто отличным актером, безразличным абсолютно ко всем, кого обманывал и очаровывал, с этим, наверное, ещё можно было бы как-то смириться, но с тем, что он был способен на настоящую привязанность, но она не распространялась на Фитца — нет. Добравшись наконец до своего кресла, Фитц со стоном рухнул в него. Все мышцы в его теле напряженно гудели и никак не могли расслабиться. Его пока не трясло и не колотило, но в остальном по ощущениям это и правда очень напоминало начинающийся приступ, которых у него не было уже много-много лет. — Фитц, что с тобой? — Не знаю. Напряжение всё не покидает тело… Шут подошел к нему и внимательно вгляделся в его лицо в свете камина. Его брови беспокойно нахмурились. — Думаю, дело в твоей голове, Фитц. Во сне всё настолько реально, что твое тело ждет возвращения боли и не может расслабиться… Шут обошел кресло и встал за его спиной. Его руки едва ощутимо коснулись плеч Фитца, заставив его поднять голову и посмотреть на него. — Помнишь, как я однажды облегчил твой приступ много лет назад? Позволишь мне попытаться помочь тебе тем же способом? Фитц помнил. Помнил боль, скрутившую его тело, помнил голос, умоляющий ему довериться — такой взволнованный и искренний, что казалось, будто Шуту тоже было очень больно, — помнил он и облегчение, что наступило после… Это заставило Фитца вспомнить о том, что это был не единственный случай, когда действия или слова Шута облегчали его страдания — не только телесные, но и душевные. Шут помогал ему и поддерживал его, он подбадривал и утешал. Он держал его за руку и выслушивал, когда Фитц в этом нуждался, или же молча обнимал его, когда ему было плохо. Тогда ему казалось, что Шуту и правда было до него дело, ведь чтобы использовать Изменяющего, нужно лишь сохранять его жизнь, а не душевное благополучие, а Шут беспокоился и о том и о другом. Так почему тогда он ушёл так просто и не пожелал вернуться? Чем были эти проявления доброты с его стороны? Может быть жалостью? Фитц уверен, если был он был Шуту по-настоящему дорог, тот не смог бы так надолго исчезнуть и совсем никак не давать о себе знать. Он бы скучал Фитцу и обязательно навестил бы его давным давно. Или хотя бы писал ему — поддерживал бы хоть какую-то связь. Но он этого не делал. А теперь объявился лишь ради Би, которая была его новым предназначением. И только до этого ему было дело. Как всегда. Фитц почувствовал, что его снова захлёстывает чувство обиды и прикрыл глаза. Вспомнив, о чем Шут его спрашивал, он заставил себя кивнуть. Какими бы ни были мотивы Шута сейчас, отказываться от его помощи было бы глупо, учитывая то, что он и правда мог ему помочь. В этот раз Фитц не потерял сознание. Пальцы Шута давили на его лоб, скулы и затылок. Они болезненно впивались в его шею и плечи, надавливали на какие-то точки в сплетении мышц на его запястьях и лодыжках. Они выполняли все действия безжалостно и планомерно, не останавливаясь и не сбиваясь с курса из-за страдальческого шипения и вскриков со стороны Фитца. Казалось, «лекарь» выполнял свои манипуляции с легкостью и не испытывал и капли сострадания к своему «пациенту», но когда Шут закончил и обессиленно опустился во второе кресло, у него блестело от испарины лицо, сбилось дыхание и подрагивали руки. Его полный сочувствия взгляд впился в лицо Фитца. — Ну как? Помогло? — спросил он с надеждой. Фитц тяжело дышал, возвращая себе контроль над телом. Его ночная рубашка промокла от пота и его слегка бил озноб, но это было в основном от холода и облегчения — напряжение из мышц ушло и теперь он чувствовал себя гораздо лучше, пусть и очень слабым. О чем и сказал. Шут поспешил стянуть с кровати Фитца одеяло и укрыть его им. Тот благодарно кивнул ему, продолжая приводить дыхание в порядок. Немногим позже, окончательно придя в себя и согревшись, он потягивал из чашки чай с добавлением валерьяны и болеутоляющих трав, который Шут ему вручил. Сам он расположился в соседнем кресле и пил такой же, не став заваривать себе чай отдельно. Уходить он совсем не торопился и Фитц испытывал от этого облегчение — он не хотел оставаться один, — пусть и корил себя за снова проявленную по отношению к этому человеку слабость. Шут не так давно вернулся в его жизнь, а Фитц уже нуждался в нём больше, чем в ком-либо за эти долгие годы. Такого нельзя было позволять, но противиться желанию находиться в его обществе, особенно сейчас, когда он чувствовал себя таким усталым и разбитым, не было совершенно никаких сил. Когда половина чашки Фитца опустела, Шут тихо сказал: — Так много лет прошло, а тебе всё еще снится это… — Редко, но бывает. А тебе нет? — так же тихо спросил Фитц. — Тоже нечасто, но я надеялся, что тебя постигла лучшая судьба, чем меня, — грустно хмыкнул Шут. — Да и лет у тебя прошло больше. Несправедливо так долго об этом помнить, человеческая жизнь слишком коротка для этого… — Надеешься дожить до того момента, когда оно окончательно забудется? Шут покачал головой и промолчал. — Что ж, может быть, если бы я старел как нормальные люди, к этим годам память моя стала бы слаба и кошмары уже покинули бы меня окончательно, но увы — этого я оказался лишен. — Ты жалеешь об этом? — осторожно поинтересовался Шут, обратив на него взгляд. — Жалел. Часто жалел все эти годы, что Молли старела и медленно увядала на моих глазах, пока я оставался молодым и до постыдного здоровым по сравнению с ней. Мне потребовалось немало времени, чтобы смириться с мыслью, что она умрёт намного раньше меня, но когда это случилось, я понял, что на самом деле мне это почти не удалось… Фитц молчал долго. Шут сидел тихо и, кажется, даже не шевелился, позволяя ему справиться с воспоминаниями и прийти в себя. Когда Фитц глубоко вздохнул и, вспомнив о том, что всё еще держит в руках чашку с остывающим чаем, сделал глоток, Шут зашевелился тоже, а потом спросил: — А сейчас всё еще жалеешь об этом?.. Ты использовал прошлое время, когда ответил на вопрос, — уточнил он, поймав задумчивый взгляд Фитца. — Незадолго до нашей с Би поездки на ярмарку в Дубах-у-воды она попросила меня побриться, сказав, что хочет, чтобы люди видели рядом с ней её папу, а не дедушку. Шут с нежностью улыбнулся. — О да, Би вполне могла такое сказать… Фитц и сам не заметил, как ответил на его улыбку такой же — мысли о дочери смягчали его сердце. — Да уж, моя малышка такая… — Ты поэтому… уже не так расстроен тем, что не стареешь? Фитц посерьёзнел. — Би нужен отец. И если ты окажешься прав в том, что касается скорости её роста и продолжительности жизни, он будет ей нужен ещё долго. Кто знает, может и с очередным спасением мира ей помогу? Если таким образом мне удастся её уберечь, я не против. — Боюсь, когда придет время, это придется решать только ей, — мягко заметил Шут. Фитц испытал вспышку раздражения — он терпеть не мог всю эту тему с судьбой и пророчествами, тем более в отношении своей маленькой дочери. — Я её отец — я должен её оберегать! — Да, но по этой же причине ты хочешь её оберегать, независимо от того, нуждается она в этом или нет. Поверь, Фитц, я хочу этого не меньше тебя, и тоже с радостью отправился бы за ней хоть на край света, чтобы уберечь от опасностей. Но она пророк. Рано или поздно она вырастет и решит найти свой путь в этом мире. И когда это случится, нам с тобой придется её отпустить. — Тебе легко говорить, ведь она не твоя дочь! — разъярился Фитц. — Фитц… — Шут явно хотел возразить, но сдержался и не стал снова упоминать о факте их общего отцовства. — Я беспокоюсь о ней не меньше, чем ты, и хочу для неё лучшего. — Нет, ты беспокоишься только о том, как ей управлять и заставлять делать то, что ты считаешь правильным. А я беспокоюсь о том, чтобы она была в безопасности и, по возможности, счастлива. — Не говори так, — с отчаянной мольбой посмотрел на него Шут. — Я пытаюсь помочь ей и научить её справляться со всем этим лучше, чем я когда-то. Я хочу, чтобы у нее получилось, и чтобы этот путь был легче для неё. И то, что она не просто пророк, но и наша дочь… Шут даже голоса не повышал — он говорил тихо и настойчиво, сохраняя спокойствие, как если бы имел дело с разъяренным ребенком, но от этого Фитц разозлился лишь сильнее. Он долго копил в себе эти мысли, а теперь, едва начав их озвучивать, уже не мог остановиться. — Она моя дочь! Моя и Молли! А ты пришел только для того, чтобы использовать её! Так же, как в своё время использовал меня! Кто знает, вдруг это и был твой изначальный план? Ты долгие годы манипулировал мной, говоря, что я твой Изменяющий, чтобы достичь какие-то одному тебе понятные и нужные цели. Но тебе было мало того, что ты со мной делал — ты должен был притвориться моим другом, втереться ко мне в доверие, проникнуть под мою кожу так, чтобы я уже себя без тебя представить не мог и готов был умереть за тебя! А когда я сделал всё, чего ты от меня хотел, и я стал тебе не нужен, ты просто меня бросил, не оборачиваясь и не вспоминая обо мне долгие годы. Теперь же, когда подоспели плоды твоих трудов и на свет родилась Би — пророчица, которую — какое совпадение! — тебе предсказано учить и наставлять, ты явился сюда и снова стал притворяться таким хорошим, забавным, добрым и понимающим, таким всем из себя полезным и незаменимым — ну просто идеальным другом, отцом и матерью в одном флаконе! Скажи мне, Шут, как надолго ты планируешь здесь задержаться? Сколько еще тебе предстоит меня терпеть и пытаться угодить мне, чтобы я позволял тебе общаться с моей дочерью? До тех пор, пока Би к тебе как следует не привяжется и ты не сможешь её забрать с собой? Ну что ж, я вижу, что ты отлично справляешься с задачей — ты ведь всегда умел очаровывать нужных тебе людей, чтобы добиваться того, что тебе нужно. Достаточно лишь надеть подходящую к случаю маску, и готово! Как жаль, что из-за меня ты не можешь притвориться женщиной и изобразить добрую матушку для сиротки, чтобы очаровать её быстрее и начать уже наконец использовать для своих непонятных целей! Под конец этой полной гнева и обиды обличительной речи у Фитца закончился воздух в легких и даже немного закружилась голова. Он озвучил самые худшие догадки, из тех, что приходили ему в голову с того дня, как Шут вдруг неожиданно объявился в его жизни и снова стал очаровывать его самим своим присутствием. Более того — Шут пусть и медленно, но вполне успешно проделывал этот же трюк с Би. Фитц боялся, что этот человек вскоре наиграется и разобьёт его сердце, но, что важнее, он не мог позволить, чтобы Шут сделал то же самое с его малышкой. Фитц обессиленно откинулся в кресле, тяжело дыша и сверля своего фальшивого друга полным ярости и боли взглядом, в ожидании ответа на своё обвинение, и готовился с силами, чтобы продолжить ссору. Шут, однако, криком на крик не ответил. Его губы задрожали, глаза увлажнились, и Фитц не без злорадства почти ждал слезливой истерики, ставящей своей целью его разжалобить, но Шут резко сжал губы, сдерживаясь, и отвернул от него лицо. Плечи его не дрогнули, поза не изменилась, и Фитц не знал плачет он или нет, но, несмотря на злость, в глубине души был рад, что не видит его лица — он всегда очень сентиментально реагировал на слезы Шута — они жгли его сердце сильнее собственных — и потому опасался, что может легко поддаться им и отступить. — Ты правда думаешь, что я настолько беспощаден и корыстен? — тихим и безжизненным тоном заговорил Шут. — Моё имя «Шут», а не «Обманщик», Фитц. Я дурак, а не злодей! Дурак! Потому что только дурак, будучи Белым Пророком, может всей душой полюбить своего Изменяющего! Того, кого ему предстоит использовать, как инструмент, ради будущего мира, наплевав и на его чувства, и на свои собственные. Разве тот великий и безжалостный стратег, коим ты меня видишь, стал бы совершать столь глупую и нелепую ошибку?.. Шут обернулся. Лицо его казалось почти спокойным и бесстрастным, если не обращать внимания на две влажные дорожки на его щеках и полные боли глаза. Он направил прямой взгляд на Фитца и продолжил: — Ты вправе на меня злиться. Эль видит, у тебя для этого достаточно причин. Но не смей сомневаться в моей искренности, Фитц! Признаю, я многого тебе не говорил и хранил от тебя уйму секретов — какие-то потому что считал это правильным для выполнения нашей миссии, какие-то потому что боялся быть слишком уязвимым, — но я никогда тебе не врал, Фитц! Никогда! Мы были близки долгие годы, мы были связаны с тобой силой, мы были в телах друг друга и даже на несколько мгновений слились и стали одним единым существом. Ты видел саму суть моей сущности, моё сердце и мою душу — так не смей теперь говорить, что всё это ложь! Кого ты пытаешься убедить в этой чуши — меня или себя? — под конец голос Шута сорвался почти на крик. В глазах его полыхали возмущение и обида до того праведные и жгучие, что Фитц даже усомнился в своей позиции. Сердце его болезненно сжалось, но злость никуда не делась. — Если всё сказанное тобой было правдой, а твоя привязанность ко мне настоящей, то как ты мог с такой легкостью меня бросить? — Ты думаешь, для меня это было легко, Фитц?! Серьезно? — А разве нет? Столько лет — и ни одного письма, ни единой строчки, я уже молчу о том, чтобы меня навестить… — Я ведь говорил тебе: в твоем счастливом будущем меня не было. Ни в каком виде! Я не хотел всё испортить, это было слишком рискованно! — Чушь! Сейчас ты ведь объявился в моей жизни, и тебя не беспокоит, что такого будущего ты не предвидел! — Я предвидел будущее, в котором я помогаю Би. Я здесь не… — Шут умолк, поняв, что сам завел себя в ловушку, но Фитц продолжил: — Ты здесь не ради меня. Ты пришел не ко мне, а к ней. Фитц отвернулся, хмуро уставившись на пламя в камине, и какое-то время они сидели молча, а потом Шут совсем тихо сказал: — Я встретил её только потому, что захотел тебя увидеть. Фитц непонимающе покосился на него. — Объяснись. Шут опустил взгляд на свои руки, вздохнул и нерешительно заговорил: — Я знал, что мне предстоит встретить пророка или в самих Шести Герцогствах, или по дороге туда, если отправлюсь в путь в правильное время, поэтому довольно долго не мог покинуть Клеррес в ожидании подходящего знака… Когда я добрался до этой земли, так пророка по пути и не встретив, стало очевидным, что мне придется искать его, ведь никаких подсказок о его точном местонахождении у меня не было. Я планировал затеять большое путешествие по всем Шести Герцогствам ради этого, но сперва… — Шут сделал небольшую паузу, неловко поерзал в кресле и еще тише продолжил: — Пусть наша встреча и получилась случайной, я оказался в тот день в Дубах-у-воды не просто так — я направлялся в Ивовый Лес. Сердце Фитца забилось чуть быстрее, но он не позволил дать сбить себя с толку так просто. — То-есть мы всё равно бы встретились? — спросил он недоверчиво. — Не совсем. — Что? Ты только что сказал, что направлялся в моё поместье, а теперь… — если бы Фитц не был так вымотан своим кошмаром и этой ссорой, он точно начал бы снова раздражаться, а так ему хватило сил лишь на непонимающую гримасу и неопределенный взмах рукой. — Я сказал, что направлялся в твоё поместье, чтобы тебя увидеть. Но в мои планы не входило позволить тебе увидеть меня, — Шуту хватило совести произнести это виноватым тоном, но от этого Фитцу было не сильно легче. — По крайней мере, в изначальные планы это не входило. Я намеревался выяснить как ты и… я солгу, если скажу, что совсем не искал причины нарушить собственное слово… но и сейчас я не могу с уверенностью утверждать, что действительно нарушил бы его, сложись всё иначе. Фитцу было очень жаль, что он не хранил в своей спальне бренди, оно бы ему сейчас очень пригодилось. Обычного чая с валерьяной для такого разговора было явно мало — пусть тот уже и начинал действовать, он лишь навевал сонливость, но никак не помогал справиться с обрушившейся на него информацией. — И как ты планировал проникнуть в поместье, оставаясь незамеченным? — преувеличенно спокойно и с каплей насмешки поинтересовался Фитц. — Ты что, рассчитывал, что у меня с возрастом совсем откажет зрение или память и я тебя не узнаю? Странноватый юмор Фитца достиг цели и Шут снова на него посмотрел, слегка изогнув уголок губ в улыбке. — Я надеялся попасть в поместье среди артистов и акробатов, если тут будет устроен прием в честь Зимнего Праздника — у меня даже были костюм и маска на этот случай. В Дубах-у-воды я как раз пристраивался к небольшой труппе и устроил с ними представление, когда вдруг увидел над толпой Би, светящуюся мириадами вероятностей, и пошел её искать, едва выступление закончилось. Фитц задумчиво кивнул: это объясняло почему Шут в тот день вдруг решил вспомнить своё прошлое при дворце, принявшись жонглировать на потеху публике, но… — А если бы большого праздника не было и обошлось без артистов, — начал Фитц, поймал взгляд Шута и недовольно пробурчал: — Да, мы совсем никак не отпраздновали и так — эта прогулка в город и была у нас вместо праздника в этом году. К столпотворению людей в доме и громкой музыке мы были не готовы. Шут не стал еще раз напоминать, что он пытался их расшевелить в тот день, но мало чего добился этим, и уныло кивнул, принимая его позицию и позволяя продолжить. — Ну так вот… — вернулся к теме Фитц, напоминая себе, что всё еще злится на друга, ведь он еще не всё ему высказал, а если смягчится, то так и не выскажет, а он уже устал молчать. — Если бы мы не встретились в городе, ты бы просто отправился дальше на поиски пророка, так и не навестив меня? Смешаться с толпой артистов — это был весь твой план? — Нет. На крайний случай у меня был… плащ-бабочка, как его назвала Би. Фитц вспомнил диковинный плащ Шута, из-за которого при встрече с ним остался в глубокой растерянности касательно целостности его тела. Плащ был одним из магических изобретений Элдерлингов и имел свойство сливаться с пейзажем, маскируя одетого в него человека почти под что угодно. Но при передвижении это его свойство работало хуже, из-за чего человек становился уже не таким незаметным. Поэтому такое средство и правда подходило лишь как запасной вариант, когда нет ничего получше. — Интересно, что бы ты делал в таком случае? Следил за мной, прячась за деревьями в саду? Шут пожал плечами. — По крайней мере, я мог бы убедиться, что ты жив и здоров. И, если повезет, увидеть хоть кусочек твоей жизни, посмотреть напоследок как ты улыбаешься, услышать как смеешься… — А если бы ты увидел меня несчастным и больным? — неожиданно смутившись, слишком грубо парировал Фитц. — Ты не представляешь, как сильно я этого боялся, — признался Шут. — То-есть, я был почти уверен, что у тебя хорошая жизнь и ты по-своему счастлив — я ведь видел это будущее в своих пророчествах, но старым и, скорее всего, больным, ты к этому времени должен был быть почти наверняка, а я… я ведь отчасти покинул тебя ещё и потому что боялся увидеть как ты умираешь. Но вот, все равно не удержался перед соблазном и пришел, чтобы взглянуть на тебя еще хотя бы раз… Речь Шута превратилась практически в бормотание, настолько он погряз в своих переживаниях. Фитц громко кашлянул, привлекая его внимание: — Шут, посмотри на меня. Шут поднял на него непонимающий взгляд. — Посмотри на меня очень внимательно, а затем повтори, какое там будущее ты для меня видел? Глаза Шута растерянно распахнулись: — Я правда не знал, что Сила сотворит это с тобой и ты не состаришься. Я… в последние дни я много думал о том, почему не видел этого в своих пророчествах и, может, это тоже как-то связано с тем, что я выжил. Или с тем, что некоторое время я пробыл в твоем теле. Возможно та частица Белого, что в тебе осталась и поспособствовала рождению Би, заодно как-то подпитала ту магию, которой мы тебя исцелили, и она продолжила работать, хоть изначально и не должна была. — Уже поздно рассуждать о том, почему это случилось и как, — жестко отрезал Фитц. — Я хочу чтобы ты увидел то, что вижу я, и понял о чем я говорю: ты ошибся, Шут. Ты не знал, что я не состарюсь, и ты не знал о Би — так почему ты так уверен, что не мог ошибиться и в остальном? Вот теперь Фитц добился от Шута именно той реакции, которой хотел: тот ошеломленно замолчал, лихорадочно соображая и не зная как возразить. Его подбородок то и дело опускался, когда он собирался что-то сказать, а потом рот закрывался, так и не вымолвив ни звука. Его незыблемая уверенность в собственной правоте, наконец, пошатнулась, и Фитц почувствовал себя почти отмщенным. Почти. — Помнишь, что я сказал о твоих предсказаниях перед тем, как мы расстались? — спросил он. — Ты говорил мне, что во всех твоих видениях будущего ты мертв, а я веду свою почти счастливую жизнь. Я же ответил тебе, что я это изменил. — Фитц сделал паузу, дав Шуту прочувствовать всю весомость своего аргумента, а потом продолжил: — Ты попытался притвориться будто и правда умер, навсегда исчезнув из моей жизни, но ты ушел из того мира, который я уже изменил. Ты бросил меня на той тропе будущего, которую не видел. Поэтому не пытайся делать вид, что ты знаешь какой она была… и что я мог быть по-настоящему счастлив без тебя. На последних словах голос Фитца дал слабину и отчетливо дрогнул. Он перевел взгляд на огонь, не в силах больше смотреть на растерянное лицо Шута. Прошло несколько долгих минут в полной тишине, прежде чем послышался тихий шорох, а затем к его ноге прислонилось плечо севшего у его ног Шута. Тот склонил голову на его колено и тихо выдохнул: — Ты прав, Любимый, я ошибся. Прости меня, пожалуйста. Фитц слабо улыбнулся и с удивлением второй раз за ночь вспомнил короля Шрюда: когда-то очень давно, еще мальчишкой, Шут так же сидел у его ног, а старый король порой трепал его бесцветные пушистые волосы, как если бы тот был его любимым внуком. Теперь же Шут сидел у его собственных ног — уже совсем не мальчишка, но оттого такой незатейливый и простой жест доверия и привязанности казался только ценнее и весомее. Фитц потянулся к его голове, зарылся пальцами в его длинные бронзовые локоны и мягко погладил. — Ты даже не представляешь себе как сильно я скучал по тебе все эти годы, — признался он печально и совсем не зло. Шут грустно хмыкнул и очень осторожно потерся о его руку, как безумно жаждущий ласки, но всё ещё опасающийся, что его прогонят прочь, кот. — Я всегда думал, что скучал по тебе намного сильнее, чем ты по мне. Что ты счастлив и тебе некогда вспоминать о своём старом друге, который вечно усложнял тебе жизнь. — Ты ошибся, — тяжело и ёмко возразил Фитц. — Да-да, больше не буду с этим спорить, — отозвался Шут с улыбкой. Они долго так и сидели перед камином, просто наслаждались тем пониманием, единением и спокойствием, которое им дарило общество друг друга. Признание вины и извинения не исправили совершенных ошибок, но значили очень много. И пусть горечи и обид пока оставалось достаточно, боль, которую они причиняли, стала уже не такой невыносимой, ведь искренность их друг к другу отношения больше не ставилась под сомнение.Часть 3
25 мая 2024 г. в 21:53
Фитцу пришлось немного собраться с мужеством перед тем, как сказать Неттл о приезде Шута. Он и без того в её глазах выглядел никудышным и безответственным отцом, неспособным справиться с заботой о ребенке, так теперь еще его старый друг вернулся — вдруг дочь решит, что он из-за этого совсем забудет о своих родительских обязанностях, посвятив всего себя общению с ним и совместному пьянству? О том, что тот объявился не для того, чтобы его навестить, а чтобы обучать пророческим премудростям Би, Фитц решил и вовсе не говорить.
На самом деле он с радостью поделился бы этим с кем-то, предпочтительно с Чейдом, чтобы услышать хоть одну разумную точку зрения на это бредовое предположение, с которым никак не мог до конца смириться, несмотря на видимые даже невооруженным глазом доказательства, но прекрасно понимал, что ни к чему хорошему это не приведет и, чего доброго, ему в итоге еще предстоит всерьез противостоять Неттл в вопросе опеки над младшей дочкой, если Чейд не сдержит язык за зубами. Всё-таки один не слишком адекватный отец у маленькой девочки это еще полбеды, а вот два безумных отца — явно перебор.
Поэтому, когда Фитц связался с Неттл посредством Силы через несколько дней после приезда Шута, он обыграл его визит как радостное и не лишенное пользы событие, поспешив описать его неоценимую помощь с выбором одежды для Би, а так же проявляемый Шутом энтузиазм в вопросе обучения девочки музыке. То, что Би к этой идее пока не выказала особого интереса, Фитц благоразумно упоминать не стал, озвучив лишь ту часть правды, что старшей дочери могла понравиться — та ведь высказывала идеи о необходимости всестороннего обучения сестры, не слишком интересуясь её мнением и желанием на этот счёт, ну так Фитц лишь использовал эту информацию против неё же. К его удивлению, Неттл в этот раз не стала настаивать на том, чтобы поскорее забрать Би в Олений Замок. Они просто немного поболтали о всяких мелочах и событиях последних дней, а потом мирно попрощались.
Прошло совсем немного времени, как новости достигли ушей Дьютифула и Чейда, так что Фитцу пришлось пообщаться на эту тему и с ними. Чейд, разумеется, не обошелся без некоторой подозрительности касательно столь неожиданного визита Шута спустя столько лет отсутствия, но Фитц не сдался под напором его вопросов, придерживаясь изначальной версии: к Шуту не вернулись его способности и явился он не для того, чтобы снова сделать его своим Изменяющим и подвергнуть его жизнь сложностям и опасностям, а раз так, Фитцу нет особого дела до его мотивов и он просто рад принимать старого друга в своём доме так долго, сколько тот пожелает остаться. Чейд не скрыл некоторого недовольства таким развитием событий, но в итоге всё же оставил его в покое, сказав на прощание, что, несмотря на их прежние разногласия, он рад возвращению Шута как минимум потому, что теперь Фитц звучал куда более живым, чем все последние месяцы.
Если бы не необходимость держать цель визита Шута в секрете, Фитц бы с этим поспорил, а так ему пришлось промолчать. Впрочем само желание спорить и способность злиться уже говорили о том, что Чейд был не совсем неправ в своем предположении — прежде у Фитца не было сил вообще ни на какие эмоции, и ему лишь изредка удавалось выплывать из своей апатии благодаря Би. Теперь же эмоций на которые он был способен однозначно стало больше, пусть и не все они были приятными и добрыми. Вот даже для общения с родственниками и небольшой лжи терпения и выдумки хватило, хотя совсем недавно мог лишь упрямо стоять на своём и угрюмо отмалчиваться, пока не отстанут и не оставят его в покое. Вероятно, Неттл тоже заметила его оживленность, и потому волновалась за него и Би меньше чем обычно, допустив, что дела у него идут на поправку, а значит он может справиться. Или же то, что она знала о Шуте из рассказов Фитца, а порой и Кетриккен, убедило её в том, что тот был человеком надежным, а значит вдвоем на них можно более-менее положиться?
Сам Фитц касательно всего этого был не так оптимистично настроен. Новость о происхождении дочери с трудом укладывалась в его голове, и то, что ему предстояло смириться с тем фактом, что она не только его и Молли дочь, как он считал прежде, но еще и дочь Шута, было еще не самой большой проблемой, как ни странно. А вот то, что она унаследовала от того дар предвидения, а потому видела пророческие сны и распознавала какие-то неведомые и непонятные Фитцу пути в паутине вероятностей судеб этого мира, и должна была, по словам Шута, стать Белой Пророчицей этого времени, Фитца пугало до ужаса.
Шут утешал его как мог, убеждая в том, что сделает всё от него зависящее, чтобы научить её справляться с этим. Так же он говорил, что благодаря тем изменениям, что они совершили с Прилкопом в Клерресе, если она пожелает туда отправиться, чтобы продолжить своё обучение, ей там не будут грозить те опасности и преграды на пути, что поджидали в своё время его самого. Шут явно хотел его успокоить, но в то же время старался быть честным, а потому не скрывал, что жизнь Би, как и жизнь всякого Белого Пророка, скорее всего, будет непростой. Что ей неоднократно придётся делать сложные выборы, пытаясь направить мир по правильному пути, но то, что правильно для мира, далеко не всегда может быть правильно лично для неё. Что, возможно, временами она будет ошибаться, а результаты её ошибок могут быть катастрофическими. Что морально это будет трудно, потому что размер ответственности, которая легла на ее плечи в момент рождения, куда больше, чем у большинства людей на свете. Но выносливости и моральной устойчивости в ней от природы тоже несколько больше, чем у обычных людей.
Шут не сказал лишь о том, что путь пророка довольно часто это путь одиночества, потому что его привязанности не должны влиять на его выборы, и что сам он пару раз едва не сошел с нужного пути из-за чересчур глубоких чувств к своему Изменяющему. Но даже если бы он сказал это, Фитц всё равно бы его не услышал, потому что того, что Шут уже ему озвучил, было и так более чем достаточно…
Много лет тому назад Фитц был согласен на что угодно, чтобы уберечь свою старшую дочь от участи наследницы трона Видящих. Он хотел для неё тихой и спокойной жизни, лишенной интриг королевского замка и той ответственности, что кровь в её жилах могла на неё наложить. Тогда он считал, что ничего хуже этого быть не может. Возможно он был не совсем прав, ведь Неттл справлялась со своей ролью при дворе куда лучше него в свое время, да и не жаловалась на это никогда, пусть и сталкивалась с определенными сложностями своего положения. Но в случае Би… её участь выглядела совсем уж неприглядно. Его маленькая девочка, его хрупкая малышка, которую он только-только узнал, которую планировал оберегать и баловать, ограждая, насколько это возможно, от тревог, оказывается, простой и легкой жизни скорее всего не увидит. С этим трудно было смириться…
На самом деле Фитц был бы и рад отказаться от помощи Шута и махнуть на это рукой, сказав, что никакой пророчицей он своей дочери быть не позволит, но по своему опыту знал, что отсутствие учителя не освобождает от врожденных способностей — просто те развиваются неравномерно, а может и неправильно, и еще это может быть очень опасно. В случае Би — не только для неё, но, возможно, и для окружающих, причем в мировых масштабах. Шут же… неважно как сильно Фитц на него обижался, он всё равно ему доверял. По крайней мере он мог быть уверен, что тот не навредит его… их дочери, и действительно постарается ей помочь.
Но того, что Фитц не мог перестать считать Би только своей дочерью это не отменяло. Он знал, что был паршивым отцом и что по-настоящему обрел Би как своего ребенка только после того, как они оба потеряли Молли и им ничего не осталось, кроме как стать семьей и постараться понять друг-друга. Он стал ей отцом совсем недавно, и потому не мог с чистой совестью отстаивать превосходство собственного права им быть у Шута. Именно поэтому он не смел вмешиваться в общения Шута и Би, позволяя им знакомиться и узнавать друг друга.
Сначала Шут лишь читал её дневники сновидений, помогал ей в них разбираться и отделять в них самое важное. Этот процесс был Фитцу почти непонятен, но дочь находила в словах Шута разумное зерно, а тот хорошо понимал её, и это, наверное, было главное.
Потом Шут начал аккуратно и заботливо давать Би советы касательно того, как правильно одеваться. Те наряды, что он подобрал для неё, уже произвели на девочку впечатление, но умение сочетать цвета и фасоны разных элементов одежды, оказывается, тоже было чем-то важным, и Би постепенно стала понемногу прислушиваться к нему. Фитц в этом совершенно ничего не понимал, но про себя не мог не признавать, что дочь выглядела куда милее и очаровательнее, когда Шут помогал ей в выборе нарядов. А уж когда он подравнял её отросшие волосы ножницами и Би стала иногда позволять ему их заплетать, она и вовсе стала походить на восхитительного маленького ангелочка, и сердце Фитца таяло как лед при взгляде на неё, пусть умиление это и было с примесью досады.
Затем Шут, вдобавок к этому, начал учить её шить и иногда изготавливал для неё игрушки, припомнив своё прошлое кукольника. Би принимала его помощь и подарки с некоторым недоверием лишь поначалу, а потом любопытство перед очередными замысловатыми игрушками, непохожими ни на что из того, чем она обладала прежде, стало постепенно преобладать над осторожностью. А еще Шут планировал научить её играть на дудочке. И пусть Би пока соглашалась не на все его предложения, её интерес и желание ответить согласием от Фитца не укрылись.
Шут нравился ей. Его обаяние и дар рассказчика сыграли ему потрясающую службу и в этот раз, постепенно и понемногу располагая её к нему. Фитц и сам неоднократно, поддавшись его обаянию, вовлекался с ним в долгие разговоры, отвечал на его улыбки, смеялся с его шуток. Порой всё это так захватывало его, напоминая о старых добрых деньках, что он забывался и позволял себе ненадолго погружаться в иллюзию тепла и уюта, по которым до боли в сердце скучал много лет. Потом же он вспоминал о том, как внезапно и безжалостно всё однажды закончилось, напоминал себе о том, что это может, и наверняка случится снова, и отгораживался от своих чувств.
Шут пытался поговорить с ним. Фитц не раз и не два замечал как их разговоры сворачивали на опасную тропу и буквально чувствовал намерение друга в эти разговоры углубиться, но сам ничего тревожного обсуждать не желал и находил способы сменить тему разговора или сбежать, сославшись на какие-то дела. Фитц знал, что порой бывал не слишком вежлив и что исходящие от него раздражение и обиду ему удавалось скрывать не всегда. Он и не сказать, чтобы сильно старался это делать — Шут провинился перед ним и должен был об этом знать, но и обсуждать свои обиды Фитц желанием не горел. Пока между ними царило хрупкое, но всё же перемирие — в конце концов они разговаривали друг с другом, а не игнорировали и не играли какие-то роли, — но если тяжёлый разговор начнется и Фитц даст себе волю, дело может кончиться кошмарной ссорой, и тогда даже то немногое, что осталось от из дружбы сейчас, может кануть в небытие. Да и какой смысл обнажать душу перед тем, кому плевать? Только выставлять себя чересчур эмоциональным дураком. Поэтому Фитц держал свои обиды при себе. В конце концов, ему не впервой было мириться с некоторыми заскоками и шуточками Шута. Разве что в прошлом те никогда его так сильно не трогали и Фитц был куда более уверен в его дружбе и симпатии, что позволяло ему закрывать на них глаза, ведь их связь значила для него куда больше чем мимолетные обиды. Но не в этот раз.