Я видел, в кого ты превратишься

Чувства голода здесь не существовало, впрочем, как и потребности во сне. Что еще ожидать от бестелесной души. Древний замок, теперь как тюрьма без выходов и входов, оставался молчаливым. После нескольких дней, или того, что тут могло ощущаться как дни, Том привык слышать только звук своих шагов. Лестницы перемещались бесшумно, в туалетах из кранов не текла вода, Тайная комната, как и Выручай-комната, не открывалась, на столах не появлялась пища, кухня была пуста. Только на потолке в Большом зале иногда темнело небо, облака сменялись россыпью звезд и луной. Чисто синим небо бывало редко. Том не возвращался в директорский кабинет после встречи с Ней. Но, так или иначе, ограниченность локаций снова привела его туда. Кабинет был пуст и, кажется, даже более темен, чем ранее. Омут словно слегка светился, и Реддл не удержался, подошел, опустил лицо почти к самой воде. Дальше было чувство свободного падения. Первое, что он увидел, как только пространство перестало проноситься вихрем перед глазами, был нестерпимо яркий цвет весенней травы. После битвы за Хогвартс поляна перед замком осталась сильно вытоптанной и усыпанной камнями разной величины. Скорее всего, часть из них вскоре вновь станет стенами, магия исправит все дефекты. Рядом с одним из этих камней на земле стоял гроб, накрытый чёрной тканью. Том замер. К гробу подошли несколько волшебников. Среди них Том узнал Макгонагалл и Кингсли, еще два человека были ему незнакомы. Они говорили о чем-то между собой, но Том видел только шевеление губ и жесты, звук их голосов словно заглушался пологом накинутого заклинания, но мужчина не мог понять, в этом ли дело, или в потусторонности его реального местонахождения. Впрочем, его взгляд все равно был обращен прежде всего не на этих магов. Макгонагалл резким взмахом руки вскинула палочку и начала одно за другим снимать защитные заклинания, окружавшие гроб, после чего откинула ткань в сторону. Бледное длинное тело, лежащее там лицом вверх, едва напоминало своими очертаниями человека. В полуприкрытых глазах уже не различался красный проблеск, веки, как и остальные черты лица сильно деформировались, оплыли, кожа приобрела странный сизый оттенок, местами переходящий в серый. Одна рука лежала на груди этого тела, непропорционально длинные, тонкие пальцы были сжаты трупным окоченением под неестественным углом, будто вывернуты из суставов или сломаны. Том смотрел. Мир вокруг затих на мгновение или два, а потом все вокруг словно стало расфокусированным, воздух подернулся рябью, как в излишне жаркий день. В это время маги продолжили какой-то разговор, отойдя от недолгого молчания. Мелькнувший первоначально на их лицах страх сменился отвращением. Кингсли обратился ко всем остальным с какой-то короткой фразой, получил утвердительные кивки в свой адрес, однако Макгонагалл что-то резко ему возразила, указав на себя. А затем на одного из мужчин: тот держал в руках колдокамеру. Её строгие черты лица заострились, пропитавшись гневом. Макгонагалл вновь что-то произнесла, и накрыла камеру тканью, до этого укрывавшую гроб. Мужчина выронил ее из рук и слегка попятился. Остальные маги также стали отходить от тела на расстояние в несколько больших шагов. Макгонагалл подняла труп из гроба в воздух, после чего пространство вокруг тела охватило Адское пламя и мгновенно поглотило останки. Через несколько секунд от тела величайшего тёмного мага столетия не осталось ничего. Директор Хогвартса опустила слегка подрагивающую руку с волшебной палочкой. Том продолжал стоять, совсем недвижимый, устремивший пустой взгляд в пространство. Все-таки пару раз сверкнула вспышка фотоаппарата, хотя снимать уже по сути было нечего. Кингсли с сопровождавшими его мужчинами пошел в сторону замка. Макгонагалл осталась на несколько минут, оглядываясь вокруг слегка отрешенным взглядом, после чего трансфигурировала пустой гроб обратно в каменный осколок стены, каким он и был изначально, и направила его вверх, встраивая в одну из башен Хогвартса. Легкий ветер разносил по округе частицы пепла еще несколько дней, пока они не впитались в землю. *** Он думал будет больно, но это не было даже близко похоже на физическую боль. Это было чувство, словно хочешь выйти из собственного тела, стать чистой эмоцией без остатка и кричать, кричать, кричать от безысходного гнева. А потом мысли сменялись отрицанием. «Этого не могло быть. Этого не могло произойти. Не со мной, никогда». И снова образ сгорающего в огне тела, и снова на земле лежит искорёженный силуэт, и снова зеленый луч, летящий в ответ, и снова страх. «Я видел, что с тобой случится». «Нет, Гарри Поттер, ты не видел. Вот, что случилось». Третий курс, боггарт, собственный труп под завалами взорванного бомбой детдома. Кровавые ошметки кожи и сломанные кости. Оторванные кисти рук, проломанный череп. Рядом такие же трупы маггловских сирот, ничем не отличимые. Словно одна большая каша из камней и тел. Боггарта можно победить смехом, стандартный урок третьего курса. Посмейся над своими страхами, над собой. «Они посмели сделать это со мной. Нет… Я убью их, я сделаю это медленно и заставляю страдать, полностью насладившись агонией, я заставлю их чувствовать то же самое». — Том, неужели и сейчас в твоей душе нет ни капли сожаления? Ты стоишь на своём прахе, а думаешь как бы причинить боль другим. Реддл дернулся в сторону говорившей с ним женщины. Она выглядела как и в прошлый раз, может только ещё больше холода было в её голосе. Он посмотрел на нее с яростным оскалом, но ничего не сказал. — Разве Минерва жестоко поступила с тобой? Разве это та самая унизительная смерть, как ты себе представлял? Нет, вовсе нет. Она даже защитила труп от попыток устроить посмертный самосуд, хотя будем честны, ты ничем этого не заслужил. Предпочла уничтожить тебя способом, подходящим для крестража. Может, на всякий случай… Да и могилу не сделать, опять же, будут мстить, выкопают. Том молча смотрел в сторону Хогвартса, по-прежнему мало что видя на самом деле перед глазами. Через несколько минут напряженного молчания произнес: — Я не в состоянии признать собственного поражения. Он проговорил эти слова тихо, но очень чётко. Женщина повернулась, внимательно вглядываясь в мужчину. — Однако, не ожидала я таких слов. Одно то, что ты смог облачить свои чувства в близкую к реальности формулировку, дает мне возможность перейти с следующему этапу. Мужчина перевел на нее уже более осмысленный взгляд, все еще полный хладнокровной ярости. — Не знаю, в какой момент я показался тебе идиотом, не способным осознавать собственные чувства. То, что мне по большей части плевать на чужие эмоции, не значит, что я не могу ощущать и анализировать свои собственные. — Что ты чувствуешь сейчас, когда увидел свои похороны? Том колебался с ответом. — Я чувствую слишком много. Больше всего гнев. — Но, может, в небольшой степени есть и чувство завершенности? Оно может принести тебе некоторое спокойствие. — Да, будто свершились в одно мгновение все страхи моей жизни, но я все еще способен мыслить и этого достаточно. Могу я остаться один, чтобы подумать? — Безусловно. Через мгновение Том вновь оказался в кабинете с Омутом памяти. Первое, что он сделал, это столкнул на пол чертову каменную чашу, затем подставку, на которой она стояла, после перешел к креслу и письменному столу. Через минуту все пространство круглой комнаты представляло из себя кучу поломанного хлама и перевернутых вещей. «Тут нет физической боли, только боль от моих эмоций, больше ничего. Я же… Я хочу уничтожить тут все, и мне этого будет мало». Мужчина сидел в центре комнаты, посреди разрушенной мебели, смотрел на свои руки, попеременно сжимавшиеся в кулаки и вновь разжимавшиеся. «Развеяли прах над Хогвартсом. Пусть так… Пусть над моим единственным домом». Он медленно выдохнул, прикрыв глаза. Опустился на пол, прислонившись спиной к перевернутому креслу, устремил взгляд в окно. Свет словно стал сильнее, и прорывался несколькими лучами через туман, скрывавший привычный вид территории волшебной школы. «Это конец. Всё, теперь всё. Если дальше путь только за грань, то зачем она показала это мне? Зачем приходила ко мне?» Перед глазами вновь и вновь вставала картина зеленой травы и бледного мертвого тела, которое поглощал огонь. «Как я дошел до этого? Когда это… черт, голова раскалывается… Не хочу этого помнить, исчезни, ничтожество, ты сам виноват в своей смерти, сам сделал это с собой, имей смелость признать. Ты настолько слаб, что победила тебя кучка детей, уничтожили части твоей души, а ты ничего не понял. Это ли не унижение, сильнейший темный маг столетия? Кто ты, как ни это отвратительное, бесславное существо, победу над которым сейчас празднует вся магическая Англия, и даже не в первый раз, но теперь-то уже наверняка. Победитель смерти — он, а ты — пыль в хогвартской траве». Том кричал, сжав пальцами виски так сильно, будто хотел проломить их и вцепиться в собственный мозг. — Пожалуй, я вынуждена прервать твое одиночество, а заодно и попытку сойти с ума. — Уйди! Уйди от меня! — Нет, Том, прости, я не уйду. Посмотри на меня сейчас. Том едва смог приоткрыть глаза в направлении звучавшего голоса. Она присела рядом с ним, и медленно положила руку ему на голову. Боль чуть отступила. — Помнишь тот день, когда ты открыл Тайную комнату. Сколько чувств было в твоей еще целой душе. Конечно был и страх, но он преодолевался тобой очень легко. Порой ты был почти бесстрашен, всесилен. Ты знал, что нет вещи или существа, которое остановит тебя на пути к твоим целям. Когда ты призвал василиска, был момент, когда ты подумал, что все это только старые сказки, но он откликнулся на твой зов. Зачем же ты решил выйти с ним на поверхность, Том? Почему не оставил его там, внизу, скажи мне? Мужчина тяжело сглотнул, все еще лежащий на полу, с остекленевшими от сдерживаемой боли глазами. — Я… не… Я хотел показать его… показать, чтобы они увидели, кто я… — Оно того стоило, Том? Твоя глупость, самонадеянность и гордыня? Это был единственный способ, скажи мне? Единственный? — ее голос был требовательным и холодным. — Я не… не убивал ее… — О, неужели? Даже не предполагал, что кто-то мог пострадать, когда ты дал путь этому созданию на поверхность? Ведь это такая безвредная змейка, которую ты толком даже не контролировал, не так ли? — Я приказывал ему… уйти, не смог остановить. — Еще раз, Том, ответь на вопрос, это был единственный способ решить твои проблемы? — Очевидно…- он сглотнул слюну и закашлялся, — не… нет. Н-но… я не знал тогда…что еще могу представить к-как… доказательство… с-своего родства. — Тебе жаль, Том, что тогда так вышло, скажи мне? Ее смерть стоила того? — Я с-сказал, что не хотел… ее с-смерти. — Поступил бы иначе, будь сейчас там, в свои шестнадцать? — Да я бы убил эту тварь и продал на органы, блять… Что т-ты от меня хочешь? Мне все равно на Миртл, н-но я знаю, что это бессмысленная смерть. Ш-шел сорок третий год, я х-хотел остаться в Х-хогвартсе летом, а не… не в чертовом Лондоне под обстрелами. Т-такие, как я… моего возраста… уже умирали на войне в… в это время, я создал крестраж… от этой случайной смерти… когда понял, что не останусь… в безопасности. Том постарался перевести дыхание, через пару секунд продолжив: — Я бы открыл… Тайную комнату… с преподавателями. Этого было бы… достаточно. Продал бы… труп василиска на компоненты…скорее всего, мне бы разрешили… Летом бы снял комнату… в Косом переулке. — Принято. — Ты же знаешь… что под пытками… можно сказать что угодно! — его голос сорвался в конце. «Как я сейчас… хочу… действительно туда вернуться, все бы… отдал». — Ты сравниваешь собственное чувство сожаления с пытками? И этот человек говорил мне о том, что не идиот и может анализировать свои эмоции! Том промолчал, но вскоре, собравшись с силами спросил: — Там была не… иллюзия? Это действительно… то, что… они со мной сделали? — Да, это именно то будущее, в котором тебе уже не суждено жить. Омут памяти здесь показывает, что происходит после твоей смерти. Боль вернулась десятикратно, но какая-то иная, словно прорывавшаяся сквозь сердце, сметавшая все своим потоком. Из глаз все-таки хлынули слезы, сдержать их стало невозможно. Так безысходно и бессмысленно. А потом перед глазами стали мелькать воспоминания, словно знакомые и незнакомые одновременно. Рыжая девочка, маленькая и тихая. Мальчик, с упрямыми зелеными глазами. Подземелья и трубы, плеск воды, шипение и холод металла. Пронзительная боль. Буквы складываются в имя. «… мое прошлое, настоящее и будущее». Слезы феникса заливают кровоточащую рану. «Я побуду с тобой… Посмотрю, как ты умираешь. Нам торопиться некуда». Собственные предсмертные крики из прошлого сливаются со звучащими в настоящий момент. *** Том приходит в себя одним болезненным коротким рывком, обнаруживая, что лежит в центре Большого зала и смотрит в заколдованный потолок. Тонкие перистые облака скользят по бирюзовому небу. Он продолжает лежать, пока оттенки заката не разукрасят потолок, сделав его оранжево-желтым. Лежит, когда загораются первые звезды, лежит, пока звезды не утонут во тьме набежавших тяжелых, грозовых облаков. «Мне все еще больно, хоть и боль эта иная. Не знаю, какая хуже, но эта все тянется и тянется, и на каплю не становится меньше, как неисчерпаемый горный ручей. Мерлин, я и ручьев больше не увижу. И гор». Он много думает о прошлом. Переваривает воспоминания крестража, словно воскрешает в памяти забытый маггловский фильм. «Гарри, ты и правда безрассудно смелый в безвыходных ситуациях. Всего двенадцать лет, такой маленький, на голову ниже меня в твоем возрасте. Как быстро у тебя появились друзья, в этом чужом незнакомом мире, ради которых ты был готов отдать жизнь». «Как вообще ощущается это чувство? Когда готов ради кого-то отдать жизнь? Я помню жизнь в приюте, в котором ты готов отдать чью угодно чужую жизнь, чтобы твоя стала лучше. Помню Хогвартс, где одни на тебя смотрят с отвращением, если ты попал определенный факультет… а другие смотрят с тем же отвращением из-за крови сомнительной чистоты». «Помню возвращения на лето, каждый раз с чувством, что здесь меня и похоронят». «Помню как познакомился с родственниками. Обоим семьям я нахрен не сдался. Ну так и сдохните все вместе, или в своем прекрасном особняке, или в тюрьме». «Помню, как все знакомые аристократы после школы устроились на должности в Министерстве или иные теплые местечки, которые им подготовили родители. Лучший ученик школы, сирота и полукровка, не достоин и должности преподавателя, о чем тут говорить. Большая часть магглорожденных вернулась после учебы обратно в мир магглов, для них мест работы нет, жить им негде. Только вперед, прямо в объятия войны». «Работа продавцом антиквариата, с постоянными масляными или откровенно пошлыми взглядами клиентов. Да меня до сих пор блевать тянет». — Ценность чужой жизни, поставленная выше своей собственной, складывается из чувств. Когда боль от предполагаемой смерти близкого настолько велика, что проще пережить собственную смерть, чем видеть страдания другого. Или же когда чувство вины от бездействия сильнее, чем риск подвергнуть себя опасности. Кто-то еще называет это безусловной любовью, но это не всегда так. Тебе не знакомо чувство вины, не так ли, Том? А боль от смерти другого человека, тебе знакома? — Будь я еще жив, я бы сказал, что не ощущаю вину вовсе. Но сейчас я чувствую вину перед самим собой. Я не оправдал собственных ожиданий, раз они завели меня сюда. Можно сколько угодно обвинять младенцев и женщин, отбивающих своими жертвами смертельные заклятья, но… Но не предусмотрел этого я. — Что на счет боли от смерти других людей, умерших по твоей вине? — Как ни странно, мне жаль, что пришлось убить Снейпа. Конечно, как выяснилось, он давно предал меня, но… может, поведи я себя тогда иначе, этого бы не случилось. Все ведет ко мне, как к источнику поражения. Снейп же… Он был действительно талантлив. В чем-то похож на меня. Смерть таких людей всегда потеря. Еще и такая бессмысленная смерть. Том помолчал какое-то время, после чего продолжил. — Конечно, мне жаль, что умерли действительно преданные мне люди. Белла долго сражалась за меня, до последнего была рядом. Дай ей возможность, она бы и тут меня не оставила, хотя я бы не предпочел вечность с ней. Да… — Я не уверена, что по отношению к другим ты чувствуешь вину, скорее чувство досады, как от испорченной, сломанной вещи, которую уже не починить. Но вот по отношению к себе… Да, это интересно. Иными словами, ты готов признать свою неидеальность, Том Риддл. — О, я мертв. Что может продемонстрировать мою неидеальность больше, чем моя собственная смерть, — Том равнодушно рассмеялся. — Наверное, только твоя жизнь, ты уж прости. Он засмеялся сильнее, в голосе даже послышались какие-то новые ноты, отзвуки согласия. — Не извиняйся, все так. Я сейчас смотрю на это, и не понимаю, как все скатилось в такое убожество. Я про мои попытки убить его трижды. Посмертно буду известен тем, что умер от руки этого же мальчика несколько раз. Прожил в итоге меньше, чем большинство волшебников. Унес с собой в могилу половину чистокровных семей с их последними представителями. — Уже не так весело, да? Том помолчал, улыбка постепенно исчезла, а выражение лица стало задумчивым. — То, что сегодня со мной произошло, было присоединением осколка души? — Да, конечно. Для их полноценного объединения недостаточно умереть. В каком-то смысле, ты действительно получил целостность, но только раскаяние от всей души вернет тебя в изначальное состояние. — Зачем мне это изначальное состояние, если моя участь решена? Чем мне это поможет? Не вижу никаких преимуществ, только лишняя боль сейчас, в этом несуществующем настоящем, которая мне совершенно не сдалась. — А кто сказал, что я пытаюсь упростить твое существование здесь? Чем дальше ты пройдешь по пути объединения осколков своей души, тем глубже погрузишься в боль. Единственное преимущество — так и только так ты сможешь узнать самого себя. Возможно более никогда тебе такого шанса не представится. — Сомнительное преимущество. — Вовсе нет. Разве ты знаешь самого себя достаточно, чтобы понять, на что ты действительно способен с цельной душой. Разве ты не был склонен к тому, чтобы расширить границы своих способностей. Почему бы не узнать о себе больше сейчас, когда твой единственный настоящий страх уже не может повлиять на тебя. — «Да последний же враг истребится — смерть». Может я и мертв, но боль ощущаю все отчетливее. — Она пройдет, как проходит все в этом мире. Времени у тебя действительно много. — Что, ему все-таки уготована долгая жизнь? Или время здесь идет иначе? — Наверное, все вместе. Они некоторое время помолчали. — Кстати, не думала, что ты врешь себе даже в своих мыслях. Тебя Гораций Слизнорт рекомендовал на несколько не самых плохих должностей. То, что ты от них отказался, не вина аристократов и их детей. — Я не мог долго выносить подчинения. Работать на кого-то и терпеть приказы, власть над собой, пренебрежение моим происхождением… Причем как чистокровным, так и маггловским. Да и не так уж хороши были те должности рядовых мелких сотрудников. По-настоящему в безопасности я чувствовал себя только в Хогвартсе. Я хотел ту должность, я знал, что буду хорош как преподаватель. Думаешь, я бы смог создать настолько сильное проклятье, если бы это был всего лишь один из моих вариантов, даже пусть и основной? Нет, я видел себя там и только там, и никого больше не мог допустить на эту должность. Ни один из них даже близко не сравнился бы со мной за все эти годы, за пятьдесят лет! — Нужно уметь принимать отказы, Том. И искать иные законные пути к целям. Ты смог потерпеть работу в антикварной лавке, смог бы и в Министерстве на вторых ролях. Выждал бы и получил рано или поздно законную власть. — Будь и ты честна, раз такой разговор. Я не мог. Слишком… остро реагировал. Мне было семнадцать, я не смог справиться с собой. Уже было два крестража. Потом я отчасти жалел о своих действиях, но вернуть прежнюю репутацию уже не мог. Впрочем, жалел это сильно сказано. Я отвергал саму мысль о том, что поступил опрометчиво. — Ты можешь представить иные сценарии своего поведения, окажись ты сейчас перед тем выбором? Как бы ты убедил себя пойти на те должности? — У меня были некоторые изобретения, не имеющие отношения напрямую к черной магии. Возможно стоило использовать их, чтобы выбить себе должности получше. Запатентовать их и стать известным за счет новаторства в некоторых областях. Потом, постепенно, я бы все равно разобрался с этими недобитыми идиотами в Министерстве. — Убил бы их? — Нет, уволил, — он слегка улыбнулся одним уголком губ. — Может, немного проклял напоследок. Она также улыбнулась в ответ. — Я оставлю тебя одного пока что, совсем скоро увидимся вновь. Советую посмотреть в окно. Том перевел взгляд на одно из небольших окон, расположенных у основания винтовой лестницы, подошел поближе и увидел гладь Черного озера, отражающую рассветные лучи, огромный Запретный лес и горы, совсем вдалеке.