#
Биг спускается вниз, после того как проводил Кинна с Таваном до их апартаментов («Малыш, ты, похоже, уже очень устал.»), смена наконец-то закончилась, и он почти не узнает человека, что сидит за барной стойкой. Его пиджак висит на спинке стула, рукава рубашки закатаны, галстук развязан, а глаза пытливо изучают полупустой бокал для хайбола. Кан даже не оглядывается на него. — Биг, иди сюда, мне нужен собутыльник. Биг не дебил. Он присаживается рядом, позволяет Кану встать за стойку и обслужить себя. Чистый скотч. Не самый лучший выбор по мнению Бига (Ага, как будто он когда-нибудь скажет об этом Господину Кану.) Медленно пьет, просто чтоб выразить признательность. — Понравился вечер? — Кан все ещё стоит за стойкой. — Семья всегда устраивает классные тусовки. — Грохот смеха Кана заполняет пространство бара. — Правильный ответ. — Кан оценивающе осматривает Бига сверху вниз. — Как долго ты работаешь на моего племянника, Биг? Сколько тебя помню — всё шляешься за ним тенью. В детстве Бига Кан постоянно мелькал там и тут, то приходя, то уходя со встреч с Корном. В моменты, когда Корн отстранялся от всех, даже, по наблюдениям Бига, от Кинна — Кан всегда был открыт, с ним можно было посмеяться, он в любой момент мог стать судьей в пацанских боях, а в кармане главы побочной семьи всегда лежала конфетка для победителя. — Двенадцать лет, — Отвечает Биг. — До этого я тренировался, а ещё раньше был одним из воспитанников Корна. -Точно. — Кан обходит стойку и садится рядом с Бигом. — Знаешь, Вегас вас обоих боготворил. Постоянно: Кинн то, Биг сё… Ты вырос. — Он потягивает свой коктейль, рассматривая Бига поверх бокала, после добавляет — Ты очень сильно вырос. Я б тебя даже не узнал. Вместо ответа Биг залпом выпивает весь оставшийся в стакане скотч. По пути вниз он обжигает нос и горло, глаза слезятся, и Кан, конечно же, замечает это. Усмехается. — Слышь, это хорошая штука. Один глоток дороже моей тряпки. Кан оттягивает свой галстук. Блестящий голубой шелк с тонкими полосками ярко-розового и золотого. Биг даже представить себе не может, за сколько Тирапаньякун-старший купил его. — Простите, Сэр…- Но Кан лишь отмахивается. Фамильное кольцо с печаткой поблескивает на свету, когда он выхватывает у Бига бокал. — Не извиняйся, просто отдай должное напитку. — Он снова наполняет стакан, а затем подносит его к носу Бига. — Вот. Понюхай. По спине пробегают мурашки, Биг смотрит на мужчину, наклоняется вперед и послушно нюхает стакан. Пары опять обжигают ему нос. — Не так, — говорит Кан. Его глубокий голос звучит немного мягче. — Открой рот. Биг сглатывает, чтобы не пересохло в горле, облизывает губы, а затем открывает рот, снова наклоняется вперед, прижимается носом к стеклу и вдыхает. — Что ты чувствуешь? — спрашивает Кан, и Биг пытается придумать, что бы такое сказать, кроме банального «я не знаю». — …может быть, древесный дым? Глаза Кана загораются, будто он впечатлен, и, несмотря ни на что, Биг делает ещё один вдох, приоткрыв рот и высунув язык между зубами. — Нет, — добавляет он, — Нет, не древесный. Трубочный. Как табак. Прям хороший такой табак. Кан улыбается. Он протягивает стакан Бигу, как награду, и телохранитель принимает его как должное. — Теперь сделай глоток и задержи во рту. Биг подчиняется. Рецепторы снова обдает огнем, в уголках глаз собирается влага, а Кан снова смотрит на него. Глаза мужчины потемнели, а полурасстегнутая рубашка обнажает впадинку горла. — Задержи. — Повторяет Кан. Биг кивает, плотно сжав губы. На его языке образуется что-то темное, темно-золотое и огненное. — Чувствуешь? Биг снова кивает. — А вот теперь глотай. Кадык Бига дергается, и вот виски уже течет вниз как растаявший мед, а Кан кладет свою руку ему на бедро. Биг удивленно открывает рот и тут же его закрывает, а после сдавленно хрипит: — У меня смена через восемь часов… Кан ухмыляется, и Биг чуть было не отзеркалил его, но смог взять себя в руки. Мужчина мурлычет: — Ты живешь только ради семьи? И о. Боже. Мой. Это очень, очень скользкая дорожка. Биг почти видит, как разбивается всмятку о последствия. Если бы не одно НО. Он не может вспомнить, когда его в последний раз трахали — вот чтоб прям реально хорошо трахали. У него есть руки, естественно, да и Кен не настолько натурал, чтоб отказываться от отсоса, когда Бигу необходимо, чтобы его отымели в рот, но чтоб прям реально выебали, так чтоб под веками ещё несколько минут сияли звезды… Малыш, ты, похоже, уже очень устал. И чувствовать себя желанным так приятно. Фантомное воспоминание о скотче обжигает горло. Кан наблюдает за ним, и Биг впервые замечает, что его лицо светится добротой, или, по крайней мере, пародией на неё. Конечно, он видел, как глава младшей семьи пачкал стены брызгами человеческих мозгов, но здесь и сейчас, с ним было так тепло… Биг облизывается и повторяет совсем другим голосом и совсем с другим значением: — У меня смена через восемь часов. — Глаза напротив влажно блестят.#
Кан ведет его в одну из гостиных. Он придерживает дверь для Бига, пропуская его внутрь первым, а затем закрывает её. Он включает лампу, стоящую на одном из боковых столиков, и комната наполняется тусклым розовым сиянием. Биг никогда не слышал от других телохранителей, что Кан любит развлекаться с мальчиками, но тот слишком уверенно раздевал телохранителя для новичка в подобном. Обувь? Нахрен. Пиджак? Улетает куда-то в полумрак. Пистолет с кобурой? Громко шлепается на пол. Галстук? Биг уже не помнит, куда он делся. Щелчок пряжки ремня, брюки падают вниз, рубашка скользит вслед за ними, и вот Биг уже стоит абсолютно голым в гостиной своего начальства, пока сам Кан, все ещё полностью одетый, стоит и смотрит с нескрываемым вожделением. Он обхватывает подбородок Бига обеими руками, прижимая ладони к его шее, и притягивает его к себе, чтобы поцеловать, крепко и глубоко. Прижатый обнаженным к груди Кана — к его шелковой рубашке, нагретой теплым телом— с языком Кана во рту, Биг чувствует себя таким… Живым. Это неописуемо. Хочется встать на колени и заскулить. Кан толкает его на диван, забирается сверху и выключает лампу, а страждущий Биг тянется к нему. Но тот с усмешкой хватает парня за запястья и прижимает их к изголовью дивана. — Будь послушным. Биг изворачивается, пытается получить свой поцелуй, но Кан прижимает палец к его губам и шикает. — Где мой хороший мальчик? Биг целует кончик пальца, но послушно обмякает. Такое ощущение, что все его тело дрожит, и когда Кан наклоняется, чтобы поцеловать его в шею, ему внезапно приходит в голову, что он голый на мебели своего работодателя — это его обнаженное тело на их белом бархатном диване, Кан собирается трахнуть его в той же комнате, где Господин Корн принимает его утренний чай, та же комната, за пределами которой Биг провел годы, со стволом в руке… Кан оставляет аккуратный засос на шее Бига и засовывает пальцы ему в рот. Биг понимает, что это сигнал, и набирает столько слюны, сколько может, облизывая пальцы Кана. Капли стекают по его подбородку, шее. — Ты уже делал это раньше, да? — говорит Кан, и Биг кивает. — Такой хороший мальчик. Даже не нужно приказывать. Он вынимает пальцы изо рта Бига, наклоняется, чтобы прижать его губы к своим, и тут у Бига перехватывает дыхание, когда он чувствует эти пальцы у себя между ног. — У меня давненько не было… — выдавливает он между поцелуями. Кан целует уголок его рта. — Все в порядке, расслабься… просто расслабься… Биг потирает запястья, которые все ещё держит над головой. — Могу я прикоснуться к вам? — шепчет он. Кан ухмыляется. — Да, малыш, можешь. Ему не нужно повторять дважды. Он обхватывает руками крепкую шею Кана, запускает пальцы в волосы, и это успокаивает настолько, что Кану удается без дальнейших затруднений засунуть в него два пальца. Боль сладка, и он очень надеется, что она пронзит его насквозь, когда Кан… А потом пальцы исчезают, и Бига переворачивают, как тряпичную куклу. Кан приподнимает бедра Бига, обхватывая его рукой за талию, чтобы подложить под него шелковую подушку — жест, который удивляет Бига своей продуманностью. Он краснеет, когда Кан позволяет ему лечь ровно — подушка, которая приподнимает его бедра, выставляет его на всеобщее обозрение. Биг вжимается в неё лицом и отклячивает задницу. Кан раздвигает его ягодицы руками, и секунду спустя влажное тепло стекает на дырочку Бига. Слюна. Он слышит собственное хныканье: Пожалуйстапожалуйстапожалуйстапожалуйста… Биг чувствует тугое давление, а затем Кан обхватывает его за талию и толкается… Внутри все холодеет, а затем раскаляется добела. Из горла вырывается звук, от которого горят уши, и ему приходится засунуть пальцы в рот, чтобы заглушить себя. Парень опускает голову, прикусывает костяшки пальцев и заставляет себя расслабиться. Кан сзади бормочет ругательства себе под нос, и погружается ещё глубже. — Вот так… Все делаем правильно, да, малыш? Он не может сказать, действительно ли член Кана такой большой, или он просто забыл, каково это, когда тебя хорошо трахают. Это больно. Это восхитительно. Бигу кажется, что он может разорваться на части, если Кан зайдет ещё дальше. — Шшшш… — Кан поглаживает большим пальцем бедренную кость. — Тише, тише, просто дыши… Биг вскрикивает, когда они внезапно натыкаются на ту самую точку. Кан немедленно отстраняется. Рука обхватывает член Бига, большие пальцы медленно, осторожно обводят головку. Внутренности Бига горят ещё жарче. — Ещё немножко, малыш. Ты с этим справишься, справишься. Биг скулит, но кивает. — Простите…у меня просто давно… — Я уже понял, малыш. Кан целует затылок Бига, а затем снова входит в него. На этот раз немного легче, но Биг все ещё хнычет в его руках. Даже не верится, что он должен влезть целиком. — Все хорошо, — мурчит Кан. — Просто дыши, сладкий, позволь мне… Кажется, он немного запыхался, и это Биг довел его до такого — вводит его в такое состояние — и он все ещё продолжает что-то говорить, этот тигриный голос урчит у него в ухе… — Вот так… всё… — Он тихо смеется. — Ох уж эти пацаны с узкими бедрами… Что ж с тобой делать… Он замолкает, когда снова попадает по той самой точке. Биг прерывисто втягивает воздух сквозь зубы. Кан целует его в ухо, крепко обхватывает за бедра и толкается. Биг вскрикивает, но недостаточно громко, чтобы его услышали охранники, дежурившие дальше по коридору. Но Кан внутри, полностью внутри него, потирает бока Бига руками вверх-вниз, чтобы унять дрожь, и Бигу кажется, что мужчина достает до горла, он заполнен полностью. Мысли в голове разбегаются. — Держись крепче. — шепчет Кан. И это было единственным предупреждением, которое Глава побочной семьи сделал, перед тем как начал его, грубо говоря, ебать. От первого толчка в глазах Бига вспыхивают звезды. Он хватает себя за загривок, впиваясь ногтями в кожу и прикусывая пальцы на другой руке. Кан ещё даже не нашел любимое местечко Бига, но ему это и не понадобится. То, как Кан распирает его изнутри, боль, к которой тело Бига учится приспосабливаться к этому, прикосновение кожи к коже, слова… — Это просто… Красавец… Блять, ты такой узкий… У него дрожат ноги. Единственное, на чём Биг всё ещё держится, — это подушка под ним и жесткая дисциплина, но он не уверен, что ещё долго протянет. Биг всхлипывает сквозь пальцы, на глаза наворачиваются слезы. Он не может раскрыть рот — Биг не уверен, будет ли умолять его остановиться или, наоборот, о большем. Вот так они и раскачиваются вместе: Биг скулит в кулак, Кан шикает на него, когда он наваливается на него сверху, и это настолько отвлекает, что Бигу требуется гораздо больше времени, чем следовало бы, чтобы заметить маленькую мигающую лампочку под потолком, над окном. Маленькая красная точка камеры наблюдения. Он должен был помнить. Но сейчас Биг ничего не может с этим поделать. Он прижимается лбом к подушке, просит быть пожёстче, и тогда Кан прижимает его к груди. Его член каким-то образом проникает глубже — Биг прикусывает костяшки пальцев, чтобы заглушить тихие вскрики, которые выбивает из него член Кана, но тот убирает руку. — Дай мне услышать тебя, детка. Дай мне услышать тебя. Вот и все — сделай это для меня… Биг даже отключается на какое-то время. Его голова откидывается на плечо Кана. На самом деле оседлать мужчину не получается, Биг просто разваливается у него на коленях и позволяет Кану трахать себя, как большую игрушку — возможно, это все, чем он является. Может быть, это все, чем он когда-либо был. Может быть, именно это мурлычет ему на ухо Кан, когда Биг кончает ему на руку. Биг перевозбужден и сверхчувствителен, но Кан ещё не кончил. Он укладывает его обратно на живот, снова толкается внутрь — его было бы легко взять сейчас, если бы не ощущение, что все его нервы поджарились — и трахает его быстрыми, резкими толчками. В перерывах между вдохами, под стоны Бига от удовольствия и боли, на грани удушения, он продолжает этот поток похвалы. Какой он сексуальный, как хорошо у него внутри, какое он сокровище, чертова драгоценность в руках Кана.#
Когда всё закончилось, Биг начинает проваливаться в сладкую дрёму, убаюканный теплым, медленным и ровным поглаживанием руки Кана по его спине.#
Биг резко открывает глаза, но Кана в комнате уже нет. Судя по часам на стене, прошло всего пару минут. Дверь гостиной слегка приоткрыта, в комнату проникает луч красновато-золотого света. Из-за двери доносятся голоса. — Что ты здесь делаешь? — Жду тебя. Кан и Вегас. — Макао уже дома, — продолжает Вегас немного быстро, как будто предвосхищает следующие слова Кана. У него странный голос, немного выше, мягче и более хрупкий, чем привык слышать Биг. — А я вернулся. — …вернулся, потому что…? — Потому что ты меня просил? Наступает короткая пауза, и когда Кан заговаривает снова, в его голосе звучит легкое удивление, как будто он забыл. — …Да, я просил. Бормотание становится все тише и тише, как будто они направляются по какому-то коридору, прочь от Бига. Телохранитель вскакивает с дивана и подбирает свою одежду из этой позорной кучи на полу. Ковер под его босыми ногами кажется неправдоподобно плюшевым. Одевшись, он бросает последний взгляд на диван, чтобы убедиться, что мебель чиста — на всякий случай он протирает всё салфеткой, — а затем наконец покидает гостиную.#
Кен спит и не реагирует, ни когда Биг открывает дверь в их комнату, ни когда он раздевается, и даже когда он чертыхается, обнаружив тонкую струйку крови на своих боксерах. Он и не подозревал, что Кан выебал его так сильно. Телохранитель все ещё чувствует запах одеколона на своем теле. Он ложится спать, так и не сходив в душ, и наслаждается этим ароматом так долго, как только может.