Блин блинский

— Какой же ты потрясающий, — бормочет Антон, вылизывая его грудь. — Сам как блинчик: такой же горячий и так же хочется в тебя впиться зубами! Арсений хихикает и запускает пальцы ему в волосы, выгибается навстречу губам. С Шастом ему так легко и комфортно, что непонятно, как он раньше вообще сексом занимался. Антон отпускает свои дурацкие каламбуры вперемешку с искренними комплиментами, подшучивает над собой и над какими-то смешными ситуациями, и у Арсения просто не остаётся времени для того, чтобы загнаться или зажаться — только фырчать от смеха и затыкать дураку рот поцелуями. А тот и рад: вон как глазищи сверкают. — Готовил для меня, старался, — урчит Антон, прикусывая его сосок. — В следующий раз приеду пораньше и надену на тебя фартучек и больше ничего. Ужас, какой ужас, это так пошло и банально, почему у Арсения на это встаёт? Метафорически, конечно, так-то член уже давно истекает смазкой. Но идея с фартуком на голое тело и пожирающим его в таком виде глазами Антоном звучит так возбуждающе, что он невольно стонет и трётся стояком о бедро Шаста. — Я же не умею готовить, Антош, — шепчет он. — Тебе и не надо, детка, — тут же отвечает тот, теребя нежный, припухший от укусов сосок между пальцами, отчего Арсения подкидывает. — Ты просто передо мной покрутишь своей соблазнительной жопкой и у меня всё в глазах потемнеет, очнусь уже, когда буду трахать тебя на столе. — На столе неудобно, — протестующе скулит Арс, краснея, по ощущениям, до корней волос. Но картинка, описываемая Антоном, такая яркая и влекущая, что он всерьёз подумывает заказать где-нибудь розовый фартук с оборками (боже, какой позор) и забить хуй на спину. В конце концов, зря, что ли, у него фастум-гель в аптечке валяется? Но Антон, его потрясающий, заботливый Антон, не даёт смириться с собственным дискомфортом: — Хорошо, закину на плечо и утащу в спальню, как пещерный человек. И по жопе ещё шлёпну, чтоб не дрыгался. Арсений фыркает от смеха и тянет его за волосы наверх. Антон подчиняется и нависает над ним, сверкая довольной ухмылкой. — Что, кисунь? — спрашивает он, с нежностью чмокая Арсения в кончик носа. Тот улыбается и притягивает его к себе за шею, шепча ему в губы: — Люблю тебя. — И я тебя, мой золотой, — урчит Шаст, сминая его губы поцелуем. — Бриллиантовый, яхонтовый… — Дурак! — прыскает от смеха Арс и отворачивается от него, не давая себя целовать. — Твой дурак, — довольно говорит Шаст, мгновенно ориентируясь в ситуации и припадая ртом к обнажившейся шее Арсения, на что тот ахает и рефлекторно откидывает голову сильнее, предоставляя больше доступа. — Мой, — шепчет Арс, зарываясь пальцами в пружинистые кудряшки и оттягивая. — Мой Антон. Шаст проводит языком по его шее, прикусывает и засасывает нежную кожу и довольно урчит, когда Арс стонет и вцепляется в него крепче. — Какой ты вкусный, — приговаривает он, не отрываясь от своего занятия. — Колобок-колобок, я тебя съем. Арсений не выдерживает и хохочет в голос, отпихивая лыбящегося Шаста от себя. — И как мне теперь с детьми эту сказку ставить? — утирая слёзы, спрашивает Арс. Он только вчера рассказывал Антону, что они собираются начать её репетировать, и вот, пожалуйста, накаркал. — Ты ужасный! — За это ты меня и обожаешь, — самодовольно ухмыляется этот дурачина, и Арсений закатывает глаза и дёргает его за прядь. — От скромности не умрёшь! — Умру от любви к тебе, — пафосно отвечает Шаст, и Арсений уже успевает повторно закатить глаза, как тот добавляет: — Или от спермотоксикоза. Тоже, кстати, ты виноват будешь. — А что я-то сразу? — А чё ты такой сексуальный-красивый-умный-смешнючий-заботливый… — Господи, замолчи! — кричит Арсений, зажимая ему рот руками, но этому бесстыднику всё нипочём: он вываливает язык и облизывает пальцы Арсения на собственных губах, из-за чего тот брезгливо взвизгивает и отдёргивает руки. — …хороший-талантливый-добрый-ласковый… — как ни в чём не бывало продолжает Шаст. Арсений готов его убить. Ну или расцеловать — одно из двух. — Ша-а-а-ст, — обречённо стонет он и приподнимается на локтях, прижимаясь своим лбом к Антоновому. — Мы оба умрём от спермотоксикоза, если ты не займёшь рот чем-нибудь, кроме комплиментов мне. Антон тут же затыкается и расплывается в коварной усмешке. — Для тебя — всё, что угодно, детка, — бросает он всё-таки напоследок, чмокает Арсения в губы, тут же ныряет вниз, сползает по телу Арса и без лишних слов (удивительно) втягивает его напряжённый член в рот. Арсений всхлипывает и зарывается пальцами в кудрявые волосы, тянет за них и перебирает, пока Антон творит совершенно незаконные вещи своими губами и языком. Он отдаётся этому процессу так самозабвенно, наслаждается происходящим так искренне, что невозможно не заразиться его открытостью. Раньше Арс жутко стеснялся стонать во время секса, но, как ему с важным видом заявил Шаст, «это потому что у тебя меня не было» — и ведь прав, чёрт. С ним у Арсения просто нет другого выбора: звуки удовольствия сами срываются с губ и даже (какой кошмар) складываются в слова: — Антон, любимый… — Руки Шаста на его бёдрах сжимаются сильнее, показывая, что тот всё слышит. — Да, ещё, пожалуйста… Мне так хорошо с тобой, Анто- ах! — его выгибает, когда Антон трёт подушечками пальцев его вход, не выпуская изо рта член. — Возьми, возьми меня… Пожалуйста, Антон… Шаст отрывается от него и оглядывается вокруг в поисках смазки и презервативов, постоянно облизывая по-блядски распухшие губы. У него так сильно расширены зрачки, что радужки почти не видно, и Арсений уверен, что и у него самого вид не лучше. Шаст находит, наконец, бутылёк и выдавливает из него немного себе на пальцы. — Сейчас, детка, сейчас, — успокаивающе бормочет он. — Сейчас растянем твою жопку как следует, чтобы ты смог на мне хорошенько прокатиться, да? Сядешь на меня сверху? И этого Арсений тоже избегал до того, как начать встречаться с Антоном. Ему всегда казалось, что это так неловко и глупо: непонятно, куда смотреть и куда девать руки, колени затекают, угол проникновения совсем не тот, да и нет в этой позе того доминирования, которое ему так нравится ощущать на себе. Но как выяснилось, неважно чей член в чьей жопе и в какой позе, если в итоге всё равно трахают тебя. — Да, — тихо выдыхает он. — Да, котик, сяду, конечно, всё, что захочешь, Антон, любимый… — Как же я тебя люблю, — стонет Шаст, подтягиваясь на руках и буквально впечатываясь в его губы своими. — Какой же ты охуенный, мне крышу сносит от тебя, говори, говори ещё, малыш, хочу тебя слышать, пока буду тебя растягивать. — Я люблю твои руки, — скулит Арс, когда Антон проникает в него смазанными пальцами. — Они у тебя такие горячие, большие, ты так хорошо меня трогаешь, я просто умираю каждый раз, когда ты хватаешь меня за колено, или шлёпаешь по заднице, или в волосы зарываешься… — Или дырочку твою ласкаю, — вставляет Шастун, отчего Арс стыдливо жмурится, но не возражает — правда. — Ты так смотришь, когда на спектакли приходишь, что я весь горю. — Арсений уже сам не соображает, что говорит, так ярко вспыхивают перед глазами звёздочки удовольствия от движений умелых пальцев внутри. — Мне так стыдно и так приятно, ты смотришь на меня так, будто мысленно раздеваешь и трахаешь прямо на сцене. — Так и есть, — рычит Шаст, особенно резко вгоняя пальцы внутрь, вырывая у Арсения вскрик. — Похуй на детей и на их родителей, на бабушек и дедушек, хочу тебя поставить на колени и выебать твой блядский ротик. От грубых слов, сказанных низким, вибрирующим от напряжения голосом, по телу проходит крупная дрожь. Только Антону позволено так с ним разговаривать, только Антон может трогать его так бесстыдно и откровенно, и только с ним Арс может полностью отпустить себя — потому что уверен, что всё прекратится по первому же его слову. Да даже не слову — Антону порой хватает одного только взгляда, намёка на дискомфорт, чтобы тут же пойти на попятную. Самое возбуждающее, что только может быть в человеке, — уважение твоего активного согласия. Поэтому Арс не сдерживает жаркого стона: — Выеби, — умоляет он. — Выеби меня, Антон, любовь моя, прошу… Антон рычит и вытаскивает пальцы, отчего Арс против воли жалобно хнычет. — Тих-тих-тих, кисунь, — бормочет тот, дрожащими от нетерпения руками пытаясь разорвать упаковку презерватива, но Арсений мотает головой: — Не хочу с ним. Хочу тебя. Шастун резко выдыхает, смотрит на него пару секунд неверяще, после чего откидывает так и не распакованный квадратик и прижимается к бедру Арсения поцелуем, полным обожания. Арсу, конечно, приятно, но от члена Антона внутри было бы ещё приятнее, и он недовольно хнычет, елозя по постели. — Сейчас, малыш, сейчас, — успокаивающе бормочет Антон и тянет его на себя за руку, намекая сесть. Арс подчиняется, дрожа от предвкушения, и, когда Антон откидывается на спину и выпрямляет ноги, быстро забирается на него верхом. — Можно, Шаст? — жадно спрашивает он, нетерпеливо потираясь задницей о твёрдый член. Он знает, что просить не обязательно, его никто не заставляет, но ему хочется: и оттягивать наслаждение, ожидая разрешения, и скулить умоляюще, когда Антон мычит в деланной задумчивости. — Пожалуйста, Антон, хочу… — как он там говорил? — …поскакать на тебе. Можно? — Конечно, детка, — стонет Шаст и сам помогает, направляет свой член в растянутую дырку Арсения и подкидывает бёдра, вгоняя его сразу глубоко. Арс вскрикивает и невольно вцепляется ногтями в грудь Антона, зажмурившись от восхитительного ощущения наполненности и сползая по члену всё ниже и ниже, пока не касается ягодицами Шастова паха. Они оба синхронно выдыхают, после чего Арс открывает глаза и смотрит вниз, на Антона. Глаз цепляется за татуировку, сползающую вниз, до плеча, по блестящей от пота шее, обвивающую бицепс изящными линиями. Хочется прижаться к ней губами, проследить языком завитушки рисунка, подняться выше и оставить свою метку на самом краю, где распустил нежные лепестки ирис. Цветок будто оживает, когда Шаст запрокидывает голову и стонет, вцепляясь пальцами в бёдра Арсения. — Ебейший, — благоговейно говорит он, крепко сжимает ладонями его ягодицы и немного разводит их. — Давай, кисунь, оттрахай себя моим членом как следует. Арсения дважды просить не надо — он медленно приподнимается и опускается пару раз, привыкая к распирающему его члену, после чего откидывается назад, выгибается мостиком и упирается руками в колени Антона за своей спиной, срываясь на быстрый темп. — Блядь, ебать мой хуй, — ругается Шаст от переизбытка чувств, стискивая его кожу, и Арсений фыркнул бы от смеха, если бы рот не был занят стонами. — Арсений, сука ты блядская! У тебя мой член из живота торчит! Формулировка под давлением обстоятельств, конечно, кривоватая, но Арсений понимает — опускает голову и, не прекращая выгибаться и двигаться на Антоне, кладёт ладонь на собственный живот. Действительно, если правильно двинуть бёдрами, внизу чувствуется бугорок от выпирающего члена. Он на пробу крутит задницей, пытаясь определить наиболее эффективный угол, пока Антон следит за ним с приоткрытым ртом. Арс подчиняется внезапному приливу вдохновения и, оторвав Шастову ладонь от себя, прижимает её к низу живота и низко мурлычет: — Большой мальчик. — Он видит, как зелёные глаза вспыхивают почти демоническим огнём, и подливает в него масла: — Ещё чуть-чуть — и порвёшь меня. — Сука! Из Арсения вышибает дух, когда его резко опрокидывают на спину. Антон нависает над ним, стискивает его запястья над головой (когда успел?!), кусает Арсовы губы. У него в глазах горит такая любовь, что Арсению хочется кричать от счастья. На него в жизни никто не смотрел с таким восхищением, почти детским восторгом, с такой обжигающей страстью вперемешку с бесконечной нежностью, и за это хочется платить только такими же чувствами, увеличивая общее удовольствие в стократ. — Обожаю тебя, — тяжело дыша, говорит Шаст. — Обожаю, не могу, сейчас сдохну. — Если ты сдохнешь, кто меня будет трахать? — хихикает Арсений и обвивает ногами его талию, пришпоривая пятками. — Мне не дал скакать, теперь сам давай! — Да ты бы себя видел, я чуть не спустил за секунду, — фырчит Антон и вытаскивает член почти полностью, тут же снова вгоняя на всю длину. — Сильнее, — умоляет Арсений, и Антон издаёт уж совсем животный звук и наконец-то начинает трахать его так, как нужно — сильно, жёстко, глубоко. Перед глазами всё темнеет, Арсений даже не слышит своих же криков, двигается навстречу Антону и сжимается вокруг его члена, не помня себя от крышесносного наслаждения. После такого феерического начала им обоим нужно совсем немного: движения Антона вскоре становятся резче и беспорядочнее, он стонет в губы Арсения и откровенно вылизывает его рот. — Хочу, чтобы ты в меня кончил, — исступленно шепчет Арсений, и Антон фыркает от смеха. — А вдруг ты залетишь? — хрипло шутит он. Арсений вздрагивает всем телом, распахивает глаза и смотрит на обалдевшего от такой реакции Шаста, который — боже, благослови его — тратит ровно одну секунду на то, чтобы сориентироваться в ситуации, и расплывается в пошлой ухмылке: — Или ты хочешь, чтобы тебя раздуло от моей спермы? Хочешь ходить с животиком? А, кисунь? Хочешь от меня ребёночка? Арсений на секунду представляет себя действительно беременным — с круглым, твёрдым животом, представляет заботливого Антона, крутящегося рядом с гордой ухмылкой, и внутри всё как будто кипятком обдаёт. Он не знает, почему его так вставило с этого, но оно определённо заслуживает того, чтобы подумать над этим позже. — Да, — скулит Арс, извиваясь под Антоном и с наслаждением ощущая крепкую хватку на запястьях. — Хочу, Шаст, наполни меня, пожалуйста… — Какой же ты охуенный, — стонет тот, вбиваясь в него ещё резче. — Не волнуйся, детка, ты у меня точно залетишь, я тебя наполню под завязку, ещё и пробку тебе вставлю, чтоб не вытекло ни капли. Кажется, в списке их совместных кинков пополнение. Бадум-тссс. — Антош, — скулит Арсений, чувствуя, как подбирается оргазм. — Антош, любимый мой… Антон, слава богу, всё понимает — отпускает его руки, упирается одной в матрас рядом с головой Арса, а вторую опускает к члену последнего, жёстко надрачивая в такт со своими толчками. Арсению хватает всего пары движений чтобы с протяжным стоном кончить, извиваясь под Антоном и отчаянно цепляясь за его плечи. Шаст толкается в него ещё пару раз и тоже доходит до пика, давя стон в шее Арсения. Его горячая сперма обжигает внутренности, и Арсу на секунду кажется, что он сейчас кончит второй раз только от этого ощущения. Они лежат пару секунд, восстанавливая дыхание и унимая дрожь в конечностях. — Пиздец нахуй блять, — отдышавшись, с чувством говорит Шаст, приподнимаясь на руках и нависая над Арсением. — Ты пиздец, Арс. — Спасибо, — хихикает тот, обнимая его за шею и снова притягивая к себе, чтобы поцеловать. Антон отвечает жарко, влажно и в какой-то момент даже чуть толкается всё ещё находящимся внутри Арсения членом, на что тот ахает и тонко скулит, когда от этого движения из него начинает вытекать сперма. — Антош. — Ему ужасно неловко об этом говорить теперь, когда всё уже случилось, но он превозмогает стыд и еле слышно произносит: — Антош, из меня течёт. Антон тут же отстраняется и смотрит вниз, туда, где их тела всё ещё соединены. На его лице такое откровенно любующееся выражение, что Арсений невольно краснеет. «Сейчас-то что, — закатывает он сам на себя глаза. — Ты вообще-то сам попросил!» — И правда, — довольно говорит Шаст. — Ты так умолял тебя наполнить, жалко будет, если всё это пропадёт, да? И прежде чем Арсений успевает его остановить, он вытаскивает член и ныряет вниз с абсолютно очевидными намерениями. — Антон! — в ужасе вскрикивает Арс, рефлекторно пытаясь прикрыться руками. — Антон, не надо! Шаст тут же вскидывает голову и замирает, встревоженно глядя на него. — Прости, кисунь, — поспешно извиняется он. — Не надо, точно? Сердце тает, как шоколад на языке. Какой же он у него хороший. И извращенец. Крышесносное сочетание. И что Арс там говорил про уважение активного согласия? Пожалуйста, получите и распишитесь — мгновенно хочется позволить сделать именно ту дико смущающую вещь, от которой он только что пытался откреститься. Он стыдливо жмурится, но всё-таки подхватывает себя под коленками и разводит ноги шире. Один взгляд из-под ресниц на Антона даёт ему понять, что тот близок к обмороку, и это странным образом приободряет и позволяет сказать почти не дрожащим голосом: — Вылижи меня, пожалуйста. Антон даже ничего не отвечает: молча падает на живот перед ним и прижимается ртом к чувствительному входу, с хлюпаньем и другими заставляющими щёки гореть звуками высасывая собственную сперму и проходясь широким языком по нежным складочкам. Арсения подбрасывает, он выгибается и скулит, подставляясь под ласки, вновь забывая о стыде и застенчивости, и когда Антон отстраняется, сыто облизываясь, подтягивает его за волосы к себе и целует, чувствуя на языке вкус его семени вперемешку со смазкой. — Ты пиздец, Арс, — повторяет Антон абсолютно счастливым тоном. — Я так тебя люблю. — И я тебя люблю, — улыбается Арсений и мягко целует его в родинку на кончике носа. — Мне так хорошо с тобой. Ты так хорошо меня любишь. — Щас допиздишься, пойдём на второй заход, — урчит Шаст, кусая его за подбородок. — А в чём угроза? — невинно хлопает глазами Арсений, чем вызывает взрыв смеха, сменяющийся хищной ухмылкой. — Тогда жопкой разворачивайся, — командует Шаст, поднимаясь и садясь на пятки. — Хочу шлёпать по ней, пока трахаю тебя сзади. Арсений с трудом подавляет скулёж от его слов, послушно принимая требуемую позу и упираясь руками в изголовье кровати. Он смотрит на Антона через плечо и ловит ответный взгляд, полный обожания. — Ебейший, — с нежностью говорит Шаст и кладет руки на ягодицы Арсения. — Ебейшая. Арс хихикает и специально прогибается в спине сильнее, чем вызывает новый поток восхищённых ругательств. Ему ни с кем не было так хорошо, как с Антоном — и ни с кем никогда не будет, потому что только Шаст умеет не только отловить всех сбежавших из загонов Арсения овечек, но ещё и рассказать им импровизированный стенд-ап, от которого они падают без сил и никуда больше не разбредаются.