Эй, ты!
5 апреля 2024 г. в 06:10
Андрей ненавидит каждое своё утро. Он засыпает как можно позже, чтобы то наступило также поздно, но каждый раз обманывается, стоит будильнику прозвенеть спустя три часа иллюзорного сна. Мешки под глазами стали вечными спутниками Князева и в какой-то мере даже ему шли: хорошо выделяли глаза-океаны на фоне бледной аристократической кожи. Андрей и без цвета кожи отдавал чем-то графским, стильно одеваясь и укладывая причёску. Ему бы на подиум, а не получать образование инженера. Ему бы стоять под вспышками камер, а не их изобретать.
Он ненавидит эти обшарпанные стены, которые давно пора бы покрасить. Ненавидит эти изученные донельзя коридоры. Ненавидит скрипучие парты в аудиториях, одна из которых издаёт звук умирающего кита, стоит ему упасть за неё — что-то похожее хочет изречь и сам Князев. Он достаёт тетрадь, ручку и выпрямляет спину — привычка, — готовясь конспектировать лекцию.
Высшая математика — звучит солидно, да и на самом деле не сильно сложнее математики обычной — нечего ей выпендриваться. С логикой у Андрея всё хорошо, иначе он бы ни за что не выжил в школе в физмате. Андрей даже, в общем-то, любит учёбу — учёба, жаль, Князева не жалует и то и дело подкладывает свинью. Крупногабаритную свинью с вечно грязными волосами и очками родом из СССР — недалеко ушли от их обладателя. Мужчина преклонного возраста то и дело теряет листочки, выпадающие из хлипкой связки, и упускает мысль, впоследствии поправляя себя и прося студентов исправить. Внутренний эстет Андрея готов взвыть: до чего же грязными оказываются его записи из-за несобранности преподавателя. Дед не собран, кстати, не только морально, но и физически: Князеву то и дело страшно, что тот когда-нибудь испустит дух прямо у всех на глазах.
Практические занятия компенсируют это мракобесие, но баллы за посещаемость и внеплановые контрольные на лекциях никто не отменял — к великому сожалению Князева, — поэтому он вынужден исправно посещать каждую из них. Вынужден также и переписывать в тетрадь великое множество непонятных символов, соединённых в ещё более непонятные формулы, которые потом на экзамене ему даже не пригодятся. Вынужден отсчитывать минуты до конца его персонального ада, то и дело обращая внимание на часы.
— Эй ты! — по-хабальски раздаётся за спиной Андрея, отчего тот дёргается, выпадая из привычного процесса записей какой-то мути и мыслей о своём. — Чё там написано?
Князев не понимает, реагировать или нет: Андрей впервые слышит, чтобы кто-то интересовался написанным на доске (тут можно было бы поставить точку) настолько громко, а не у рядом сидящих. Дед, в общем-то, тоже не особо оценивает подобное поведение, но вместо тирады лишь осуждающе смотрит куда-то за Андрея.
— Эй! — никак не реагирует, судя по голосу, парень, а судя по личным суждениям Князева — какое-то быдло.
Андрею становится страшно: вдруг обращаются всё-таки к нему? Он осторожно поворачивает голову, но быстро отворачивается, даже не встречаясь глазами с нарушителем спокойствия. Князь как можно менее заметно смотрит по сторонам, но убеждается, что в потоке примерно семьдесят процентов умнее его — смогли найти занятие интереснее наблюдения за тем, как разваливается человек из СССР.
— Эй ты! Я видел, что ты повернулся! — нахально продолжал незнакомец. — Чё там написано, э?!
«Что ты быдло конкретное», — думает про себя Андрей, но отвечает точно по факту.
— Пасиба-а! — кричит на всю аудиторию парень, словно кроме него и Князева здесь никого больше нет, будто бы он сейчас не срывает занятие.
— Пажаласта-а! — пародирует наглым голосом Андрей.
Преподаватель смотрит на него, открыв рот, очки медленно сползают вниз по переносице. Вот от кого, а от Князева он такого явно не ожидал.
Андрей выдыхает, когда слышит звонок с пары. Князь ненавидит скрип парты, но он является приятным, когда он её покидает. Ненавидит обшарпанные стены, но радуется, когда они сменяются на коридорные плакаты — противные и донельзя изученные. Копна смоляных волос вот-вот затеряется в толпе таких же оболтусов, большая часть из которых ненавидит это заведение, но его бесцеремонно окликают. Не прямо его, конечно, но Князев догадывается, что это «Эй ты» — его новые имя и фамилия. Он останавливается и абсолютно безынициативно поворачивается, встречаясь своими глазами с изумрудными — какими-то по-доброму смотрящими на этот мир, на Андрея в том числе. Отмечает худобу и высокий рост, которые в комбинации не делают парня таким уж громилой, скорее даже наоборот. И вот это чудо обладает таким голосом?
— Я тут это, познакомиться решил, — говорит парень — и вся наглость пропадает, уступая смущённости и неловкости. — Я Миха, — однако быстро находится незнакомец, протягивая Андрею свою огромную руку. Князь смотрит на это всё, несколько глупо улыбаясь: не понимает, зачем это всё. — Ну это… чтобы потом по имени звать и просить подсказать символ с доски, — считывает мысли Горшенёв.
Андрей верит и ответно протягивает ладонь для рукопожатия.
— Я Андрей. И я спешу, — оживая и оглядываясь куда-то позади себя, отвечает Князев.
Миха коротко жмёт руку и отпускает, кивая: он всё понимает. Андрей пропадает в толпе, так и не догадываясь, что Горшок, вообще-то, лекции вообще не записывает: просто искал способ познакомиться с Князевым и наконец-то нашёл.