СЛЕПЦЫ

Глубокой ночью через две стены Солдат слушает, как вернувшийся очень поздно Капитан Америка трахает в своей комнате сержанта Барнса. Трахает жестко, жадно и вдохновенно, как будто в последний раз. Он слышит их обоих, но большей частью, конечно, Барнса. У того явно изрядный опыт в том, как нужно изображать удовольствие в постели. Об этом Солдат может легко судить по себе: на его долю тоже хватило мудаков, которым нравилось, когда он симулировал оргазм. Хотя были и те, с кем и не приходилось симулировать. Солдат слушает, как часто дышит, стонет и вскрикивает в спальне Капитана Америки сержант Барнс, и невольно вспоминает, как бурно кончал иногда во время неизменно спонтанного секса с командиром Рамлоу. И какие изматывающие, всеобъемлющие и мучительные оргазмы умел выжимать из его тела госсекретарь Пирс. Солдат плотнее зарывается в одеяло. Он не держит зла на мистера Пирса, он просто не хочет вспоминать его сейчас, невольно подслушивая, как Капитан Америка ебет своего Баки. Не хочет думать о том, что в молодости Александр Пирс был очень сильно похож на Капитана Роджерса. Не хочет гадать, не представлял ли Пирс Прототипа, сержанта Барнса, того самого «Баки», когда кончал в Солдата и на Солдата. Немного глупо и немного неловко думать об этом, но хочется верить, что объектом той хищнической страсти был все-таки он сам. Хочется верить, что кто-то видел и хотел именно его. И, нет, Солдат не ревнует к Прототипу даже если это не так. И ни в малейшей мере не завидует ему сейчас. Скорее совершенно наоборот. Он рад, что в этот раз ебут не его. Ему не хочется даже представлять себе, как Капитан Америка делал бы это с ним. Солдат не гордится собой из-за этих мыслей, но он хотя бы честен с собой. Наконец звуки сношений в дальней комнате затихают. Слышно только, как двое мужчин пытаются восстановить нормальный ритм дыхания после бешенной гонки. — Раз ты так соскучился, чего не пришел раньше? Я тут уснуть успел, пока тебя дожидался, — наконец с мягким упреком интересуется сержант Барнс. — Если тебе так сильно хотелось трахнуть меня спящим, сделал бы это утром перед своей супергеройской пробежкой. — Не сомневайся, Бак, так я и сделаю, как только достаточно усыплю твою бдительность, — в глубоком голосе Роджерса звучат одновременно угроза и ласка. И Солдат чувствует, как у него невольно напрягаются мускулы поясницы от чувственного урчания на дне его интонаций. Звуки поцелуев слышны плохо, но у Солдата хорошее воображение, он их легко себе представляет. После повисает умиротворенная тишина и даже можно представить, что они оба уснули, но спустя, наверное, четверть часа до Солдата снова доносится голос Баки. — Его зовут Яша, — мягко говорит он. Солдат напрягается и замирает от этих слов даже раньше, чем слышит недовольный ответ. — Ты дал ему кличку? — Яша — это имя. И он сам его выбрал, — очень ровно отвечает сержант Барнс. — Оно здесь меньше двух дней, а уже решает, как мы должны его называть, — презрительно фыркает капитан Роджерс в ответ. — Я сам предложил ему выбрать имя для себя, — жестко парирует Барнс и очень тихо и глухо добавляет: — И, Стив, если ты еще раз скажешь про него «оно», я перестану с тобой разговаривать. Вообще. На несколько мгновений снова повисает тишина, но на этот раз совершенно другая по ощущению, тяжелая, неприятная, давящая и тянущая нервы. Первым, как ни странно, уступает капитан. — Хорошо. ОН назвался Яшей. Я услышал. Я буду называть его так, как ты хочешь, — терпеливым тоном, будто успокаивая впавшего в истерику ребенка, произносит он и все же не может удержаться от комментария: — Яшшшша. Надо же какое имя он себе подобрал, прямо слышится что-то змеиное. — Это обычное русское имя, — тут же устало огрызается Баки, но потом вздыхает с такой интонацией, что Солдату не сложно представить, как он приваливается к Роджерсу, буквально подставляясь телом под прикосновения, а потом глухо и так тихо, что Солдату едва удается разобрать слова, добавляет: — Я не так себе представлял, как все будет после того, как мы заберем его. Он затравлен, сломлен, испуган. Я пытаюсь помочь ему, но я не понимаю, в чем я совершил с ним ошибку? — Баки тихо и протяжно вздыхает. — Что я делаю не так, Стив? — Может быть попробуешь для начала перестать ему врать? — в тихом голосе Роджерса звучит металл. — Ты о чем? — Я о Хайль Гидра, Баки. — Ах, о Хайль Гидра, Стив! — в голосе Барнса впервые звучит всплеск неподдельного гнева, холодного и безжалостного. Солдат боится дышать, предчувствуя, что они сейчас сцепятся: такого непочтения капитан не потерпит даже от того, с кем он спит. — А ты не думал, что не всем повезло быть спасенными Капитаном Америкой? — вдруг спрашивает сержант Барнс и голос его вздрагивает: — Ты спас меня. А его некому было спасать. — Он служил Гидре, — невозмутимо отвечает капитан Роджерс. Ни тени жалости или сострадания нет в его голосе. — Он продукт Гидры. — Я внимательно изучил наше дело, — глухо продолжает Баки. — Его дело, — поправляет Роджерс. — Его, мое, — фыркает Баки и заключает: — Наше. — И каким же образом ты его «изучил»? — Солдат почти слышит, как Капитан Роджерс хмурится. Недоверчиво и неодобрительно, будто пытаясь поймать сержанта Барнса на лжи. — Ты сам показал мне, как пользоваться компьютером с помощью голосового управления, — морщится в ответ Барнс. — Ты считаешь, я в звуковой читалке только книги все это время читал? Подобрать пароль к закрытым папкам оказалось не так уж трудно. И если думаешь теперь поменять его, не забывай: я по-прежнему знаю тебя лучше, чем кто-либо из живущих. И у меня до фига свободного времени, чтобы перебирать варианты, — в голосе Барнса отчетливо вибрирует откровенный вызов. И еще какое-то чувство (Солдат плохо в них разбирается), возможно, обида? Роджерс не поддается на провокацию. — И что же ты там такое вычитал? — возвращает он Барнса к изначальной теме их разговора. — Там не то чтобы было описано прямым текстом, но догадаться можно, — Баки будто бы немного сдувается, снова начинает говорить тише. — После гибели Шмидта первую пару десятков лет, у Гидры хватало конкурентов. Свято место пусто не бывает, желающих занять свободную нишу было хоть отбавляй. Да и в Гидре всегда находились люди, за деньги готовые мать родную продать, не говоря уже о тайнах организации. Проще говоря, его как минимум дважды тайно продавали и похищали. Так что Рафт был не первой тюрьмой, где из него планировалось сделать оружие для новых хозяев. Роджерс произносит в ответ что-то настолько тихо, что Солдату не удается разобрать что именно. — Так вот, угадай, кто спасал его? Храбрые американские морпехи? Агенты ЦРУ? — Барнс тихо фыркает. — Нет, люди Гидры приходили и забирали его обратно. В ту единственную жизнь, которую он знал. — И кем ты предлагаешь мне притворятся для него? — мрачно спрашивает Роджерс. — А тебе не надо никем не притворятся, — в голосе Баки ощущается грустная улыбка. — Ты работал в «ЩИТе», командовал Страйком. Ни слова лжи, ты идеально вписываешься в нужную картину мира. У тебя даже сыворотка от оригинального производителя. В отличие от нашей. Солдат слышит, как они оба смеются после этой фразы тихим и каким-то не особо радостным смехом, а потом снова целуются. — Он — Яша. Пожалуйста, постарайся не обижать его, — жарким шепотом просит потом Баки, и против всех ожиданий капитан Роджерс отзывается между поцелуями: — Я постараюсь. Ради тебя. Солдат обнимает свою новую руку и думает, что все могло быть намного хуже.