СЛЕПЦЫ

Пальцы правой руки сержанта Барнса совсем такие же, как у него самого: с широкими ногтями, загрубевшими мозолистыми подушечками, ободранными кутикулами, но при этом осторожные, аккуратные, если можно сказать так про пальцы, вежливые. — Каждый символ, буква или цифра вписывается в прямоугольник, состоящий из шести точек, — объясняет ему Барнс, и его пальцы движутся по строчкам из неравномерных выпуклостей, направляя живую руку Солдата. Физически ощущать разнообразие символов внезапно приятно. Солдату уже не терпится начать разбираться в них, как будто через эти выпуклые точки он сможет хотя бы мысленным взором увидеть внешний мир чужими глазами. И рука Баки — ее форма, тепло, спокойные уверенные прикосновения — все это очень помогает. — Одна точка в левом верхнем углу — это буква «А» или единица, две точки слева одна над другой — «B» и соответственно двойка, две точки наверху — «C» и тройка, — Барнс водит его пальцами по азбуке Брайля, помогая ей обретать смысл. — Вообще первые десять букв совпадают с цифрами от «А» до «J». Довольно удобно. — А как тогда отличить в тексте букву от цифры? По смыслу? — спрашивает Солдат. Чтобы читать пальцами с одной и той же страницы они сидят совсем близко, уютно устроившись на глубоком сидении дивана: Барнс у спинки, закинув левую ногу на сиденье, а Солдат прямо перед ним, привалившись спиной к его груди. Он не планировал настолько фамильярно разваливаться, просто пока они искали позу, в которой им обоим будет удобно читать шрифта Брайля вместе, как-то само собой получилось, что сидеть почти в обнимку оказалось практичнее всего. Чувствовать виском и щекой дыхание Барнса, спиной — то, как поднимается и опадает его грудь, странно успокаивающе и приятно. — Нет. Есть специальный знак, похожий на зеркальную заглавную «L». Он показывает, что дальше начинаются цифры. Они изучают буквы, и Солдат снова и снова трогает их, вдумчиво стараясь запомнить на том же уровне осязания, на котором хранит в памяти знание о том, как разобрать и собрать заново автомат в полной темноте. Это не так уж сложно. Потом приходит черед знаков препинания, и так приятно слышать и чувствовать то, как Баки посмеивается: — Сейчас будет немного странно. Точка — это треугольник углом вправо и вверх в нижней половине, а вот запятая — одна точка слева посередине, но точка слева внизу — это апостроф. Не спрашивай меня, Яша, почему так, тут во всем есть своя логика, просто надо привыкнуть, — со смехом говорит он. — Брайль сам был слепой. До него просто рисовали выпуклые буквы, но это было не так удобно. — И сколько у нас времени на то, чтобы научиться так читать и писать? — спрашивает Солдат. Сама по себе задача представляется совсем не трудной, но это сильно зависит от временных рамок. — Сколько захотим, — с невеселым смешком отвечает Баки и шумно выдыхает Солдату в волосы. — У нас теперь бесконечно много свободного времени, и отвечаем за свои успехи мы только перед самими собой. Солдат трогает выпуклые буквы алфавита пальцами. Крепче прижимается к Баки. — Я не… я не понимаю тебя, — наконец тихо и виновато признается он. Сержант Барнс обнимает его бионикой, ерошит волосы. — Я знаю, — мрачно говорит он и решает: — Хорошо. Пусть будет двадцать дней: шесть, чтобы освоить чтение, остальные, чтобы научиться письму. Солдат охотно кивает, сроки вполне реальные. Случалось, у него было не больше пары дней на освоение языка страны, в которой ему предстояла одиночная миссия. — Скажу честно, я сам еще не научился писать, — сознается Барнс. — У меня был всего один урок с преподавателем, но Роджерсу не понравилось, как тот со мной разговаривал и на меня смотрел. После этого приглашать других учителей он отказался. — Баки замолкает, пальцы его правой рук бездумно мнут и гладят руку Солдата. — Сэм, старший сержант Уилсон, пытался с ним спорить, но перегнул палку: стал настаивать на посещении психолога или группы для ветеранов хотя бы, и в итоге с ним мы теперь тоже не общаемся. А это он рассказал мне про шрифт Брайля и принес первый учебник. — Баки замолкает, движения его руки становятся еще более рассеянными, и Солдат боится пошевелится или издать хоть звук, чтобы не потерять эти бездумные прикосновения. Еще никто и никогда не дотрагивался до него так просто, естественно и совершенно бесцельно. Барнс же полностью погружен в свои мысли. — Я знаю, что Стив желает мне только добра. Он и так винит себя в том, что косвенно стал причиной того, что мы с тобой оба ослепли. Но у него уже натурально паранойя начинается, — Баки снова тяжело вздыхает и вдруг коротко и крепко обнимает Солдата. — Как же я рад, что смог вытащить тебя, и мы теперь вместе. Прости, что это заняло столько времени. Сначала я не знал о тебе. Не знал, что ты жив, что ты в Рафте. Я… поверь мне, я могу представить, что тебе там пришлось пройти. Прости меня, Яша. Солдат не помнит, чтобы перед ним извинялись. Он не знает, что нужно делать в таком случае. Он только чувствует огромную неизъяснимую волну тепла по отношению к сержанту Барнсу. В его словаре нет нужных слов, которыми можно это выразить. Он просто перехватывает правую руку Баки, поднимает ее к лицу и целует. Крепко и отчаянно, буквально вжимаясь в тыльную часть ладони лицом. — Нас осталось только двое — зимних солдат, — шепотом говорит он. — Но пока мы вместе, мы вдвое сильнее. — Ты прав, Яша, — странно пережатым горлом отвечает ему Баки и, в свою очередь перехватив и подняв его живую руку к своему лицу, целует в середину ладони. Солдат… Яша даже не представлял, насколько это чувствительное и уязвимое место. — Баки, сегодня мы обедаем вместе, — одновременно со звуком открывающейся внешней двери доносится до них громкий голос капитана Роджерса. Яша дергается, чтобы не попасться ему на глаза вот так, почти лежа в объятиях Баки, но тот шикает на него и удерживает Солдата на месте. Роджерс явно видит их. Яша ощущает на себе его взгляд. — Отлично, ты очень вовремя. Мы занимались изучением шрифта Брайля и изрядно проголодались, — невозмутимо отвечает Баки и только после этого отпускает руку Яши, позволяя тому отодвинуться. — Нам нужны будут еще книги. И видеокурсы, если с педагогом так ничего и не получится организовать. Роджерс как-то неопределенно хмыкает и, судя по звуку, ставит на стол коробки с готовой едой. Яша даже на расстоянии чувствует ее соблазнительный запах. — Я купил тортильи и тако, как ты любишь, — говорит капитан. — Замечательно. Наконец-то мы поедим все втроем за одним столом, — отвечает ему Баки. Неловкое душное напряжение висит в воздухе между ним и Барнсом, толстыми липкими нитями паутины заполняет всю комнату. Ощущается в том, как капитан Роджерс без возражений соглашается на предложение Баки, будто пытаясь сохранить хрупкий мир, об угрозах которому в будущем пока известно только ему одному. Барнс тоже явно чувствует нездоровую атмосферу, но со своей стороны заполняет ее каким-то чрезмерно радостным оптимизмом. — Поверить не могу, что мы наконец-то соберемся за обедом все вместе. Стив, ты просто исполняешь мои самые заветные мечты! Я вот так — семьей — не обедал, наверно, с сорок третьего года. Как же мне этого не хватало! Стив, ты должен сесть в торце, во главе стола, как хозяин дома. Яша, ты садись напротив меня. Настоящий совместный обед, как у моих родителей в доме. — Баки удовлетворенно выдыхает и говорит Стиву: — Осталось только взяться за руки и произнести молитву, как в старые добрые времена. — Бак, давай не будем, — хмурится Роджерс. — У меня не самые простые отношения с господом Богом после того, как я узнал, что с тобой случилось в мое отсутствие. И, сомневаюсь, что у тебя они сильно лучше. Баки коротко хмыкает, но потом говорит медово ласково, и Яша слышит, как тот берет обеими руками правую ладонь Стива: — Ошибаешься, у нас с ним все просто. Я больше ни в какого бога не верю. Соответственно и претензий к нему тоже не имею. Но я прошу тебя, Стив, давай притворимся. Возьмемся за руки, произнесем молитву. Как добрая христианская семья, в которой абсолютно все до самых гребанных мелочей абсолютно в порядке. Дай мне это, я этого, черт побери, заслуживаю. — Хорошо. Все, что ты хочешь. Конечно, — Роджерс отвечает так, будто каждой своей фразой роняет камни. А потом его рука, твердая и беспощадная, хватает и с мрачной решимостью сжимает живую ладонь Солдата. Он умудряется не вздрогнуть, не издать ни звука, вообще не привлекать внимания сверх того, что не привлекать не получается. Так и сидит в ступоре, пока Баки не говорит ему. — Яша, протяни ко мне левую руку. Мы должны все держаться за руки во время молитвы перед приемом пищи. Солдат поспешно кивает и протягивает бионику над столом. Пальцы живой руки Баки надежно обхватывают его кисть движением опоры и поддержки. И Солдат невольно думает, что Баки специально ненавязчиво рассадил их так, чтобы Стив держал его за живую руку. Яша не знает, чего хотел этим добиться Баки, он просто доверяет ему. — Все в порядке, все хорошо, — говорит ему Баки очень мягко. — Обычные люди все время делают так. Это довольно… мило. — Отец наш небесный! — почти что с яростью выдыхает вдруг Роджерс. Его голос звучит, как рык. — Хлеб наш насущный дай нам днесь и прости нам согрешения наши. Хотя, я считаю, что это тебе следовало бы попросить у нас прощения, господи. — Стив? — шепотом пытается остановить его Баки, но капитана уже несет. — Ты знаешь, я всегда старался быть хорошим человеком. С самого начала считал, что мы сами за себя в ответе и надо просто поступать по совести и не ждать от тебя за это никаких подарков. Но, я не знаю, ты, наверно, решил, что забавно будет сделать из меня что-то вроде нового Йова. Поглумиться надо мной и посмотреть, на чем я все-таки сломаюсь. Отнять у меня здоровье, отнять мать, потом, наоборот, подарить невообразимую силу, но отнять Баки, издеваться над ним столько лет. Потом вернуть мне его снова, но обмануть меня и сотворить с ним такое. Ты считаешь тебе все можно? — напряженные пальцы Роджерса впиваются в руку Солдата с сокрушительной силой, но капитан, похоже, даже сам не осознает этого. — Но не дождешься, я не буду ни роптать на тебя, ни славить тебя. Я только хочу предупредить: перестань гадить в мою жизнь! Я тебе серьезно это говорю. Ныне и присно и во веки веков. Аминь! Роджерс буквально отшвыривает руку Солдата, и тот невольно прижимает ее к груди, закрывая сверху своей малоэффективной пластиковой бионикой. — Хмммм, — медленно выдыхает с другой стороны стола Баки, цокает языком и меняет тему: — Ощущаю запах мексиканских тако. Стив, не поухаживаешь за нами, пока мы весь стол жиром не залили. И чашкой с гуакамоле об стол постучи, чтобы понять, где оно. Я обожаю гуакамоле. Роджерс молча выполняет все его указания и сам яростно вгрызается в еду. Солдат осторожно наклоняется над своей тарелкой, нащупывает горячую кукурузную лепешку с мясной начинкой и с удовольствием впивается в нее зубами. — Маленькие колечки красного лука просто объедение, — снова преувеличенно восхищается Баки, и почти одновременно с ним Роджерс говорит: — Мне придется уехать на шесть дней. Барнс находит на столе одну из бутылок колы, вскрывает ее и долго громко заливает в себя большими глотками. — Езжай, — так же неубедительно спокойно, как радовался до этого, говорит он наконец. — Бак, это не моя прихоть. Мне действительно нужно ехать, — сухо отвечает Роджерс, но будто оправдывается при этом. — Это серьезное дело. — Я тебе верю. Езжай, — повторяет Баки. — Баки, пожалуйста. — В чем проблема, Стив? Я что истерику тут устраиваю? Я закатил тебе сцену? — чуть раздраженно парирует Баки. — Нужно — езжай. — Я буду звонить тебе при любой возможности. — Звони, когда будет удобно. И положи мне еще тортилью, пожалуйста. В которой перца побольше. — Баки, если получится, я вернусь раньше, — торопливо говорит Роджерс. — Поверь, мне самому не очень-то комфортно оставлять тебя здесь с Яшей. Пусть даже у тебя протез боевой, а у него эта пластиковая игрушка. Я оставлю тебе дистанционный шокер… Солдату кажется, что его сейчас вырвет. Он так резко отодвигается ото стола, что ножки отвратительно скрежещут по полу. — Яша! — встревоженно вскрикивает Баки. — Спасибо, я поел, — быстро говорит он, хватает свою трость и неуклюже устремляется в сторону своей комнаты. — С этой палкой он смотрится как неопытный побирушка со Двора Чудес, — зло бросает ему вслед Роджерс. — Стив, — очень холодно произносит позади голос Баки, — повернись, пожалуйста, ко мне и скажи «тако». Видимо, Стив подчиняется ему, потому что Яша еще не успевает добраться до своей двери, как происходят две вещи: Стив говорит «тако» и раздается громкий, как выстрел звук пощечины.