СЛЕПЦЫ

— Раньше мы с капитаном Роджерсом жили здесь, — говорит Баки, открывая перед Солдатом какую-то дверь. — Я тогда еще видел, но здесь и смотреть особенно не на что. Тут все вроде как сделано под него, хоть он и не сам обставлял. А впрочем, никогда у него в этом вкуса не было. Крыша есть, стены есть — жить можно. Кровать есть — можно спать, стул и стол — вообще прям дворец. — Баки фыркает и Солдат чувствует, что невольно улыбается вместе с ним. — Яша, ты осмотрись, если хочешь. Хотя делать здесь в общем нечего. Я просто иногда захожу, вспоминаю, как тут все было. В комнате, куда они вошли явно большое окно, обращенное на юг — воздух прогретый и солнечный свет приятно ощущается на коже. Конец трости аккуратно ощупывает стены, натыкается на ножку массивного стола, кресло возле него. — Когда подтвердилось, что не я взорвал ООН и убил Т’Чакку и всех остальных, кто тогда погиб там, Стив привез меня сюда и поручился за меня своим именем. Водил везде с собой, ни на шаг от меня не отходил. Заставил всех смириться с тем фактом, что не отдаст меня ни властям, ни психиатрической комиссии, никому. Он умеет шантажировать по высшему разряду, когда хочет. — Солдат представляет себе, как Баки улыбается собственным словам, как пожимает плечами — эти движения кажутся такими естественными иллюстрациями его интонаций. Солдату самому хочется сделать так же. — Пока Стив был во льду, сменилось слишком много поколений политиков. Все успели забыть, насколько он опасный полевой командир. — Я никогда не знал его, — честно признается Солдат. — Не уверен, повезло тебе или нет, — фыркает Баки и находит его руку. — Роджерс просто невозможный баран, с ним так тяжело иногда! Но при этом он будто сияющий рыцарь, герой, ангел, сошедший с Неба. Он настолько верит в то, о чем говорит, что невольно хочется ловить каждое его слово, отринуть все ненужное и несущественное и просто подчиняться ему. Его выбор всегда бескорыстен и всегда правилен. И когда он предлагает делать свой выбор другим, ты… ты просто вдруг понимаешь, что должен следовать за ним. Или всю оставшуюся жизнь будешь ощущать себя жалкой мразью. Солдат сжимает ладонь Баки и думает о том, как сильно сержант Барнс любит капитана Роджерса. В какой-то момент ему казалось, он сам чувствовал нечто подобное к Александру Пирсу, а, возможно, до него и к другим своим кураторам, но его так часто стирали, что все воспоминания о тех чувствах ощущаются путанными и ненадежными. Что же касается Барнса, его Роджерс явно приучил к себе, приучил быть только своим, любить себя одного. И тем не менее, после отъезда Капитана им обоим с Баки становится ощутимо легче дышать. Буквально в тот же день сержант Барнс вытаскивает Яшу за пределы их комнат, и они гуляют, простукивая и прощупывая себе путь по всему второму этажу. Во всем здании кроме них больше никто не живет. Они полностью предоставлены самим себе: разговаривают так шумно, как хотят, стучат тростями по металлическим перилам, огораживающим свободное пространство над центральным холлом у главной лестницы. Выстукивают какие-то простенькие мелодии, просто пришедшие в голову. Смеются без всякой на то причины. Потом Баки с гордостью демонстрирует ему свою мастерскую, где занимается гончарным делом. — Я узнал об этом, когда слушал разные информационные ролики для слепых. Ну, чем можно заняться, что будет и полезно, и вполне в наших силах. От глины, конечно, грязи много, но у нас теперь есть универсальное оправдание: мы ее просто не видим, — радостно рассказывает ему Баки. Его живая рука направляет руку Яшу вдоль широких полок, на которых расставлены какие-то кривые горшочки и кружки. — Это все я сделал. — С веселой гордостью говорит он. — Включаю музыку, гончарный круг, сажусь и позволяю себе ни о чем не думать. Протез правда потом приходится отмачивать в растворителе и чистить часами, но вдвоем с тобой мы можем придумать, как пользоваться только правыми руками. Яша согласно кивает, ему так нравится просто проводить время с Барнсом, что в общем все равно, чем они будут заниматься. Но потом они спускаются на первый этаж, большей частью какой-то бестолково пустой, с установленными тремя группами диванами и двумя барными стойками. Там много стекла и ступенек, о которых Барнс старается предупреждать его заранее, но зато в задней части здания расположен настоящий спортзал. Там множество разных силовых тренажеров, которые Солдат с жадностью ощупывает обеими руками, и есть даже боксерский ринг. — Спарринг? — предлагает ему Барнс, шутливо толкая в плечо кулаком. Солдат представляет себе, как сдавит виски и щеки защитный шлем, представляет вкус капы во рту… — Греко-римская? Реслинг? — предлагает он в ответ. Барнс не спорит и не задает вопросов. Возиться с ним на матах — одно удовольствие. Баки не использует преимущества более мощного боевого протеза, а в остальном они равны по силе, и, похоже, их тела обладают совершенно одинаковыми умениями и навыками. И прекрасно знают друг друга. А еще — оба не стремятся победить и не хотят причинить боли друг другу. Словом, они не столько борются, сколько возятся, как щенки, получая удовольствие от самого процесса и не пытаясь достичь какого-либо результата. Наконец насытившись борьбой до состояния приятной усталости, они просто валяются на матах, соприкасаясь плечами. Потом ищут сначала свои трости, затем душ при спортзале, в душе — полотенца и моющие средства, скамейки, на которых можно раздеться, и в итоге кабинки. — Что? Я не виноват, я здесь был всего один раз за все это время, — оправдывается Барнс. — Со Стивом мы ходили в спорткомплекс в другом здании. Там еще бассейн есть. — Бассейн? — с надеждой спрашивает Яша, стягивая с себя мокрую от пота одежду. — Мы же туда тоже сходим? — Да, давай, — немного неуверенно отвечает Баки. — Стив правда психанет, что мы делали это без присмотра, но мы же с тобой, Яша, оба отлично плаваем. Не утонем. — Если он против, может, не стоит его злить? — Яше совершенно не хочется, чтобы из-за его развлечений у Барнса были неприятности. — Да не факт, что он вообще узнает, что мы там были, — небрежно отмахивается Барнс, наконец разобравшись со своей кабинкой и включив там воду. — Трекер мне с ноги давно сняли. Не отследишь теперь. Яша отлично чувствует, что Барнс бравирует. Не настолько все просто. Но Баки хочет выглядеть для него хозяином положения и радушным хозяином дома, который на самом деле ему не принадлежит. Яша не собирается портить для него эту легенду. Барнс слишком много ему дает и делает для него, чтобы отвечать подобной неблагодарностью на его усилия. Так и не включив воду в своей кабинке, он на звук находит кабинку Баки, входит туда и обнимает его обеими руками. «Спасибо», молча дышит он в мокрое плечо. Барнс разворачивается и обнимает в ответ. Это ощущается невероятно приятно. Дух захватывает, к Барнсу тянет словно магнитом, прижиматься к нему кожей к коже, подставляться под его щедрые бесцельные ласки, и так же широко и неудержимо гладить в ответ. Они проводят в душе не меньше часа, то принимаясь мыть друг друга, то снова просто застывая в объятии, вжимаясь друг в друга. И Яша чувствует так много всего, но не знает, как описать словами. Он просто надеется, что Барнс понимает. Наконец невыразимо вымотанные этим порывом, они закутываются в полотенца и с вещами в руках, прощупывают тростями дорогу обратно в свою комнату. — Я полежу с тобой? — спрашивает Барнс, и Солдат чуть не скулит от радости, что ему не пришлось просить о том же самом. Под одеялом тепло и уютно в переплетении конечностей, в чистом запахе тела. В постоянной для них теперь, неотступной, общей на двоих темноте кажется, что они невидимы для всего мира. Что могут спрятаться, скрыться, затаиться и остаться незамеченными. Никто не найдет их. Солдат прячет лицо на шее Барнса, и тот в ответ целует его в висок, трется щекой о лоб и макушку. Солдату так хорошо в его объятиях, что слышать тяжелый долгий вздох Баки по-настоящему мучительно больно. — Я знаю, что ты врал мне все это время, — шепчет он в шею Барнсу, чтобы успокоить его. — Не переживай, мне все равно. Я совершенно не против. — Ты знал? — Баки на мгновение напрягается всем телом, но тут же расслабляется, гладит Солдата по спине. — Сразу же догадался? — Не совсем. Хотя все было довольно очевидно, — Солдат трется носом о кожу Барнса, он хотел бы уснуть так в его объятиях и никогда не проснутся. — Ты — Прототип, первый успешный эксперимент Золы. Меня сделали из тебя. Вероятнее всего, я твой клон. В любом случае, я идеальный донор. Мои органы подойдут тебе для пересадки как твои собственные. — Ты думаешь, я… болен? — изумленно выдыхает Барнс. — Нет, скорее просто поизносился, — честно отвечает ему Яша. — Ты же очень старая модель. — Всего на тридцать лет старше тебя, — ворчит Барнс, а потом обнимает Яшу обеими руками крепко-крепко и жарко шепчет: — Но ты не прав. Я не болен. А даже если бы и был, я не позволил бы вырезать из тебя части для меня. — Но почему? — Яше приятно это слышать, но он искренне не понимает: — Ты же не только Прототип, ты — любимец капитана Роджерса. А я все равно теперь бесполезен. — Ты не бесполезен, Яша. Ты ничем не хуже меня. И ты мой друг, — убежденно говорит Барнс. — Черт! Слава богу, что я не болен. В его голосе звучит настолько откровенный испуг и облегчение, что Яша немного теряется. — У меня никогда раньше не было друзей, — тихо говорит он. — Я знаю, — Баки гладит его по спине, целует в лоб и куда-то в волосы. — Знаю, Яша. И отлично представляю, насколько это ужасно. Но теперь у тебя есть я. Они оба замолкают, и Яшу начинает клонить в сон. — Я соврал тебе в другом, — наконец совсем тихо говорит Баки. — Можешь не говорить в чем. Если ты решил, что так будет лучше, я верю, что это было правильное решение, — бормочет Яша и повторяет, уткнувшись лицом в шею Баки: — Я тебе доверяю. Баки глухо вздыхает, возится, сам сползая ниже, сплетаясь с Яшей и прижимаясь виском к его виску. — Это не Гидра, — наконец говорит он. — Стив уничтожил ее. Гидры больше нет. На миг становится трудно дышать от окончательности этих слов. Яша даже не вполне понимает от страха или от облегчения. Он усилием расслабляется. — Мне все равно, — отвечает он и понимает, что ему действительно все равно. Он никогда не был искренне предан Гидре, у него просто не было выбора. — На самом деле, я подозревал, — признается он. — Вы так разговаривали… странно. Не похоже на всех остальных. — Прости, что не сказал тебе раньше, — Баки тоже расслабляется и подмечает: — Ты уже совсем спишь, я лучше пойду. — Он начинает осторожно выбираться из кровати. — А ты не хочешь остаться сегодня со мной? —Яша мягко сжимает обеими руками бионику, не желая отпускать его. — Капитана все равно нет. Оставайся. — Ты правда этого хочешь? — почти с надеждой спрашивает Барнс, охотно поддаваясь. — Да, я хочу всего того, чего хочешь ты, — улыбается ему Яша, искренне надеясь, что Баки угадает в его словах эту улыбку. — Серьезно. Чего бы тебе не захотелось, ты можешь взять. Я тоже хочу… с тобой. Положив руку Баки себе на поясницу, Яша поворачивается на живот, приподнимает бедра, разводит колени. И слышит в ответ совсем не обидный, но однозначно отрицательный смешок: — Ты и правда прям моя копия. Спи. Я хочу просто быть рядом. И знать, что мы оба с тобой в безопасности. Его близость, звук его дыхания, тепло его тела убаюкивают надежным ощущением покоя. Солдат кладет голову на грудь Барнсу и обнимает его протезом, накрыв искусственной ладонью его локоть, а живая рука Барнса в ответ также ложиться вдоль его руки и обхватывает шарнир локтя. Правая рука самого Яши у Баки под шеей, а стальная бионика приобнимает за талию. Их ноги сплетаются под одеялом, соприкосаясь до самых ступней. И это так хорошо, так правильно и так сладко. Солдат не думает ни о прошлом, ни о будущем. Он живет настоящим. И в настоящем он абсолютно счастлив.