СЛЕПЦЫ

Как любой снайпер, Яша очень терпелив. Он ждет, пока Баки и капитан Роджерс выйдут из душа, устроятся в постели, закончат целоваться и тискать друг друга и наконец заснут. После этого он ждет еще какое-то время просто для надежности и только потом осторожно спускает ноги с кровати и без помощи трости, выставив одну руку вперед тихо идет в собственную ванную комнату. С закрытой дверью душ неприятно похож на криокамеру: небольшое замкнутое пространство, быстро наполняющееся паром, обволакивающим с ног до головы. Яша не был до конца уверен, что сможет пойти туда один. Когда с ним был Баки, Баки все контролировал. Баки добр к нему, с ним Яша ничего не боится. Войти в кабину в одиночку, самому включать и настраивать воду, слыша, как эхо отражается от плитки стенок, подчеркивая тесноту помещения, совсем не так просто. И все же много легче, чем он ожидал. А может быть, просто его голова слишком занята другим мыслями. Стоит быть с собой честным: Яша собирается «взбрыкнуть». Гель и шампунь стоят на угловой полочке, рядом лежит мочалка. Яша определяет гель по запаху, выдавливает щедрую порцию на правую ладонь и начинает размазывать скользкую мыльную субстанцию по животу. Это приятно. В сочетании с теплой водой, так даже очень. В сочетании с мыслями о Капитане Роджерсе, трогающем голое тело Баки, и о самом Баки, трогающем голове тело Капитана Роджерса, чуть менее. Но ему некого больше себе представлять. Неловко, неуверенно, полагаясь больше на интуитивные порывы, Яша трогает мыльной рукой шею, запрокидывает голову и оглаживает ладонью челюсть, сминает большим пальцем мочку уха. Осторожно щелкает нижней пряжкой протеза и скользит пальцами под ремни, по очереди гладит соски, вспоминая, как делал это Баки. Прикусывает нижнюю губу, стараясь максимально ровно дышать носом, и касается рукой члена. У него не стоит. Спасибо, Яша знает, как это бывает. Ему много раз кололи какую-то херню, от которой у него член становился, как каменный, и сколько спермы не выжимали практичные, как опытные доярки, лаборанты из его надежно скованного тела, эрекция все не спадала. Он хорошо это помнит. И помнит, каким твердыми и упругими были члены у тех, кто трахал его. Помнит, как наливался ленивым снисходительным возбуждением член Пирса у него во рту, когда Солдат сидел у него под столом во время каких-то переговоров. Яша знает, как должно быть, просто его собственный член больше так не работает. А когда он пытается представить себя с Роджерсом на месте Баки, у него коленки подкашиваются и резко сдавливает виски от страха. Но стоит вообразить все, наоборот, представить себя с Баки на месте Роджерса, и Яше все внутренности скручивает нешуточным рвотным спазмом. Ему стыдно за одну попытку думать об этом. Яша сгибается пополам, потом настраивает едва терпимо холодную воду и смывает с себя мыльную пену. Застегивает крепление протеза. Почти до боли растирается полотенцем. Возвращается в свою комнату и сидит на полу возле кровати еще ровно час. Потом встает и, не столько простукивая, сколько прощупывая дорогу тростью, выходит в общую гостиную. С прошлого завтрака у них с Баки осталась лишняя коробка хлопьев, Яша вскрывает их и ест прямо оттуда сухими, запивая дистиллированной водой. Он предпочел бы горячую еду и кофе, но не хочет делать голосовой заказ через Карен, чтобы не разбудить капитана Роджерса и Баки. В конце концов, они оба тоже очень хорошо слышат. Не хуже, чем он. Впрочем, он не успевает даже добраться до дна пачки с хлопьями, как капитан Роджерс и Баки просыпаются, возятся в постели, обнимаясь друг с другом, шепчут всякие глупости. Потом по очереди идут умываться, шуршат одеждой, одеваясь, и постельным бельем, застилая кровать. И при этом то и дело целуются. — Пойдем завтракать? — наконец зовет Баки. — Подожди. У тебя зубная паста на губе, дай я вытру. — О, спасибо. — Мягкий выдох. — Стив, а это точно не повод просто присунуть мне пальцы в рот? Проверить-то я тебя не могу. — Как не можешь? У тебя есть уникальная возможность слизать пасту. Они оба легко смеются, и в этом звуке столько теплоты по отношению друг к другу, что Яша еще острее ощущает себя здесь лишним. — Как же я рад, что ты так быстро вернулся, Стив. — И я тоже. Я… я боялся, что ты на самом деле не хочешь меня здесь видеть. — Я бы хотел! Но я не могу, — пытается обернуть неожиданно ставший серьезным посул Роджерса в шутку Баки. Но тот не позволяет этого. — Ты знаешь, о чем я, — говорит он. — И, Бак, я так рад, что мы преодолели этот этап. Что, что бы с тобой ни было, ты преодолел это и вновь вернул мне себя. — Благодари Яшу, — мягко отвечает Баки. — Он очень сильно помог. — Но он же просто… — Не просто! Ты же сам видел, как мне было плохо. Как нам было плохо без него, — с нажимом поправляет себя Баки, но продолжает снова с теплом и нежным убеждением в голосе: — И я прошу тебя, пожалуйста, постарайся быть добрее к нему. Он ощущает ровно такую же беспомощность, как и я. И даже еще сильнее, чем я. А еще собственную бесполезность. И растерянность. Будь с ним добрее. Капитан Роджерс медленно вдыхает и выдыхает. — Это не так просто для меня, Бак, — наконец признает он и пытается пояснить свою мысль: — Все свою жизнь он добровольно служил Гидре. Только убивал, убивал и убивал. А теперь ты хочешь, чтобы я ему улыбался и желал ему приятного дня каждое утро? — Можешь не улыбаться. Мы с ним этого все равно не увидим, — не повышая голоса, но совершенно иным тоном, холодным и жестким, отрезает Баки. — Но постарайся не забывать о том, что это он вытащил тебя из Потомака. Он, а не я. И в Гидре он был не из идейных соображений, а потому что всю его жизнь его окружали только ублюдки оттуда. Каждый его шаг, каждый гребанный вздох контролировали хендлеры и медтехники. Черт, да они даже разработали специальный код, чтобы напрочь стереть все, что осталось от его личности, и оставить только подчинение приказам. И ты это знаешь, Стив! – голос Баки звучит обвиняюще. — А он человек, такой же, как и я, Стив. И ему пришлось намного хуже, чем мне. Но он все равно сумел сохранить себя. И когда он рядом, я понимаю, что мы спаслись. И я могу… могу заботиться, делиться с ним чем-то, дать ему хоть немного нормальной жизни. И ты, ты должен быть на моей стороне, мы должны быть вместе. Чтоб ему не было страшно, чтоб он не ждал от тебя удара в любой момент. У него и без этого приступы паники. Так что, пусть для меня, но напрягись и будь с ним добрее. — Бак, меня будто сейчас отчитала твоя мама, — тихо произносит Роджерс. — Не пытайся менять тему, — ворчит в ответ Баки, а потом страстно практически молит: — Обещай мне. Обещай мне хотя бы стать добрее к нему. — Я постараюсь, — мягко отвечает капитан Роджерс. — У меня никогда не было такой цели. Они снова целуются, и Яша вдруг четко представляет себе, как они сейчас выйдут и увидят, что он все это время сидел за столом с пачкой хлопьев и слушал их разговоры. Всего через одну стенку, хотя до этого прекрасно слышал их и через две. И по идее, это не должно быть большой проблемой, но Яша остро осознает, что должен срочно что-то сделать, как-то формально предупредить их о том, что он уже в гостиной, потому что попытаться убежать и закрыться у себя теперь будет еще глупее и хуже. Он помнит, что между собой лаборанты в похожих ситуациях использовали то, что называли «деликатное покашливание», но делать что-то подобное кажется настолько невообразимо искусственным и глупым, что Яша даже не рассматривает эту возможность. Вместо этого он хватает свою трость, слезает со стула и аккуратно простукивая ей путь, как обычно, бредет от стола к кухонному острову и обратно, нащупывает коробку с хлопьями и, встряхнув содержимое, шлепает ее обратно. Ну и для полной картины — роняет трость. Буквально тут же открывается дверь комнаты капитана Роджерса. — Яша, ты уже проснулся? Привет! — это Баки. — Ты как? Все в порядке? — Да, я… я в порядке. Привет, — немного неловко отвечает Яша. — Проголодался и вышел сюда. Это же разрешено, капитан Роджерс, сэр? С возвращением домой, сэр. Баки издает странный звук, смесь сожаления, недовольства и растерянности. — Все в порядке, Яша. Мы сейчас будем завтракать, оставайся, — ровно произносит капитан Роджерс, и Яша подтягивает под себя ноги и горбится, стараясь стать менее заметным. Меньше всего ему хочется сейчас привлекать их внимание, хотя он и прекрасно понимает, что торчит сейчас в их замечательной картине мира, как гвоздь в полу посреди комнаты.