Младший брат

— Мистер Малфой, так дела не делаются. Неужели нельзя было не устраивать публичных сцен и… — Профессор Снейп, я вам уже объяснил свои причины. Повторять не вижу смысла. Снейп покачал головой. Конечно, ему и самому давно хотелось как следует надавить на Драко — тот слишком уж зарывался иногда. Но нельзя же так вот… Грязно. С другой стороны, кто знает — может, именно такая вот «публичная порка» как следует подействует на старшего из братьев? Тихие разговоры наедине не помогли, так что… — В любом случае, мистер Малфой, в следующий раз будьте сдержаннее. Слизерин не выносит сор из избы, нам и внешних угроз хватает. Вам все ясно? — Да, сэр, — кивнул Брутус. — Я очень на это надеюсь, — Снейп вздохнул. — Свободны. Брутус вежливо кивнул и вышел из кабинета декана Слизерина. Естественно, Брутус ждал, что подобная трепка от декана Слизерина будет, и к этому разговору он подготовился в меру сил. Но все равно тоненький червячок чувства вины крутился где-то там, в далеких отголосках сознания. Вообще, денек был еще тот. Сначала Локхарт со своими дурацкими сценками погорелого театра, потом занятия с Макгонагалл, которая, не иначе как ощутив небольшой раскол в Слизерине, принялась особенно требовательно опрашивать студентов этого факультета, нещадно снимая баллы за каждую неточность и оговорку, аргументируя это тем, что у волшебников каждая оговорка — это, потенциально, крайне болезненная смерть. И, вроде, справедливое замечание, но Брутуса это взбесило едва ли не до кипения. А ведь еще и отцу наверняка настучат и тот должен будет, дабы сохранить лицо, прилюдно отчитать младшего сына, даже если сам будет с ним согласен… Урока астрономии, который должен был начаться в десять вечера, Брутус ждал как голодающий — корки хлеба. Нужно было как-то успокоиться, расслабиться и вообще заняться чем-то, что подняло бы настроение с уровня «не влезай — убьет» хотя бы до уровня «казнить нельзя помиловать». Тем более, что профессор Синистра обещала на сегодняшнее занятие нечто особенное для тех, кто проявляет особые таланты в астрономии, то есть — для самого Брутуса, Луны и еще пары учеников первого курса. Урок начался достаточно стандартно — профессор Синистра велела всем подниматься на верхушку башни, а вот Брутуса, Луну и Асторию Гринграсс попросила немного задержаться в кабинете. — Для начала, я попрошу вас об одной вещи, — профессор Синистра вздохнула. — Каждый из вас сейчас мне пообещает, что сказанное здесь останется исключительно в этих стенах. Просить клятв или непреложный обет не буду — вы здесь все чистокровные и прекрасно понимаете и ценность информации, и то, что любые клятвы можно обойти. Мы договорились? — Да, мэм, — охотно кивнули ученики. — Признаться, мне нравится ваше стремление к астрономии, — профессор Синистра мягко заулыбалась. — И я довольна тем, как вы выполнили те дополнительные задания, что я вам давала… Однако, я бы хотела дать вам еще одно задание, которое определит наши с вами дальнейшие отношения. У каждого из вас есть талант к астромантии. И я с удовольствием взяла бы всех вас на обучение, но… Увы, традиция требует только одного ученика. И я бы хотела выбрать достойнейшего. Или достойнейшую… Брутус облизнул мгновенно пересохшие губы. Он, конечно, подозревал, что профессор Синистра далеко не просто преподаватель астрономии, ведь в Хогвартс, как правило, не берут преподавать никого младше тридцати — разве что профессор будет кем-то очень влиятельным или будет очень высококлассным ученым в своей сфере… Но астромант… Здесь?! В Хогвартсе?! — Профессор… — Да, мисс Гринграсс? — Почему сейчас? Мы ведь только первый курс… Первокурсникам нельзя участвовать ни в каких активностях. Таковы правила… — В каждом правиле можно сделать исключение, — ехидно подмигнула Астории профессор Синистра. — И если директор может своей властью разрешить первокурснику играть в квиддич, то почему мне нельзя, например, взять ученика с первого курса? В конце концов, астромантия — очень сложная ветвь магии и чем раньше начнется ваше обучение, тем больше у вас шансов научиться хоть чему-нибудь. Семь лет — крайне небольшой срок, тянуть до второго курса будет очень неразумно. — Да, профессор… — В таком случае — вот ваше задание, — профессор Синистра достала из ящика стола несколько пергаментов. — Надеюсь, вы справитесь… Брутус взял первый попавшийся листок, прочитал его по диагонали. — Подождите, поиск созвездия — это же простейшая задача. — Да, — кивнула профессор Синистра. — Но не с закрытыми глазами, действуя на одной только силе собственных чувств и магии. Брутус вздохнул. Конечно, каждый уважающий себя чистокровный с детства учится не только этикету и некоторым бытовым магическим вещам, но и ощущению магии вокруг. И это — главное преимущество чистокровных волшебников перед грязнокровками, о котором в здравом уме никто никогда грязнокровкам не скажет, ведь именно это — главный залог превосходства чистокровных, а вовсе не мифические семейные алтари, ритуалы и прочие бредни, которые ходили среди грязнокровок и полукровок. Именно поэтому чистокровные на интуитивном уровне ощущали заклинания и проклятия, чувствовали большую часть магических защит и ловушек… Но чтобы почувствовать созвездия?! — Хорошо, — Брутус сглотнул. — Я попробую. — Нет, мистер Малфой, — профессор Синистра усмехнулась. — Не пробуйте. Делайте. Или нам с вами будет не по пути. Брутус усмехнулся. — Хорошо, мэм. Через несколько минут все они поднялись на башню. Профессор Синистра заняла место у главного телескопа. — Основная группа, ваша задача на сегодня — поиск и разметка орбиты спутников Юпитера под названиями Ио, Ганнимед, Калисто и Европа. У кого индивидуальная задача — занимаетесь отдельно вон там, на балконе. Кто подойдет к телескопам — выбывает из состязания. — Состязания?! — удивленно уставилась на профессора Джинни Уизли. — А почему только они? Я, может, тоже хочу. — Не отвлекайтесь, мисс Уизли. У вас свое задание. — Но… — Никаких «но», — профессор Синистра подошла к телескопу, немного поправила направление. — Всем внимание на западную часть небосвода, мы приступаем к работе. Брутус вышел на балкончик, отгороженный от основного класса, окинул взглядом звездное небо. Повезло… В такую погоду заниматься астрономией — самое то. На небе ни облачка, отыскать Вирго с телескопом ничего не стоит. Другое дело, что в распоряжении у Брутуса сейчас не было ни телескопа, ни бинокля, а вскоре не будет еще и собственных глаз. Брутус закрыл глаза, покрепче сжимая в руках палочку. Ему нужно было как следует сосредоточиться. Некоторое время царила тишина, изредка нарушаемая шорохами и тихим скрежетом подстроечных механизмов телескопов. Брутус вздохнул, пытаясь ощутить хоть что-нибудь, как регулярно это делал, упражняясь с отцом и братом. Тогда, в дуэльном зале, Люциус заставлял их с Драко стоять смирно с завязанными глазами и в случайные моменты невербально выпускал жалящие заклинания. Если кто-то из братьев не успевал уклониться, то потом вынужден был не только страдать от заклинания, но и выполнять какие-нибудь упражнения, которых терпеть не мог — например, должен был гуськом пройти два круга по немаленькому дуэльному залу. Замечательная дрессировка, которая заставляла учиться активнее. Поначалу Брутус не ощущал ничего, кроме того, как течет магия вокруг — все же, Хогвартс был местом, где магией было пропитано практически все, включая астрономическую башню, площадка которой была закрыта согревающими чарами. Он стоял так, казалось, уже несколько часов, когда, наконец, подсознательно не ощутил что-то совершенно иное. Что-то неправильное, не имеющее отношения ни к Хогвартсу, ни к ученикам, ни к какой-то дряни, которую он ощущал со стороны возмущенно пыхтящей Джинни Уизли. Брутус потянулся за этим ощущением. Палочка дрогнула в руках. Брутус чуть-чуть повернулся на месте, все еще не открывая глаза. В его сознание ворвались ощущения, которых он никогда прежде не испытывал. Ему на мгновение показалось, будто что-то внутри него пробудилось ото сна, в котором какая-то часть его души находилась все это время. Он сосредоточился на своих ощущениях и, против всех привычек, буквально вопящих о том, что ему не стоит этого делать, позволил силе магии проникнуть глубже в его сознание. На мгновение все стихло. Как будто сам он стоял сейчас не на едва отгороженном от посторонних глаз балкончике, а где-то очень далеко. В абсолютной тишине, в ледяном холоде безбрежного космоса, в котором никто и никогда не услышит его. В космосе, где его, казалось, обволакивают невидимые нити, сотканные в тончайшую, едва уловимую паутину вокруг его тела. В этой тишине стук собственного сердца был подобен удару шаманского бубна. Где-то на задворках сознания послышался едва уловимый шепот звезд, словно нечто большее пыталось обратиться к нему на потустороннем языке, который он в своих ощущениях постепенно начинал понимать. Брутус поднял руку с зажатой в ней палочкой, словно пытаясь проникнуть сквозь пелену невидимой грани между миром магии и миром реальности. Он ощутил, как его тело начало пульсировать в гармонии с магическими потоками, исходящими от далеких, но невероятно могущественных магических источников. В эти мгновения он был не просто юным чародеем, который только начинает свой путь. Он ощущал, будто стал частью непознанной, совершенно нереальной, но неописуемо прекрасной и могущественной мелодии космоса, недоступной пониманию ни одного другого человека. Сознание наполнилось образами. Гигантские, кажущиеся живыми источники, излучающие свою уникальную энергию. Звезды… Недостижимые, далекие… И невыносимо жаркие и яркие, заливающие нестерпимым светом все вокруг. Брутус покачнулся. На мгновение стало тяжело дышать. Казалось тело живет собственной жизнью, а палочка, зажатая в руке, заплясала в пространстве, кажущимся настолько плотным, будто его только что погрузили в желе… Или в очень топкое болото, в котором он не мог дышать, но в котором каждое движение находило отклик в сложной, совершенно иррациональной мелодии звезд. И как только он закончил последнее движение, сознание Брутуса померкло.

***

— Ну что, Поппи? Как он? — Он в трансе шагнул с астрономической башни, Альбус. Как ты думаешь — как он? Еще повезло, что профессор Синистра оказалась там через несколько мгновений, хотя я все еще теряюсь в догадках, как так вышло… — Видимых повреждений нет. — Зато его магия… Не знаю, Альбус, что именно там произошло, но его магия как будто… Сгорела? — В одной вспышке? Сомнительно, Поппи. Очень сомнительно. Ты уверена в своих выводах? Даже если его магия исцелила все повреждения, то это должно было происходить постепенно, разве нет? — Не знаю, Альбус… История знает случаи, когда самые могущественные из волшебников могли одним заклинанием восстанавливать все свое тело, но это явно не тот случай — мистер Малфой всего лишь первокурсник. И не самый сильный, как ты мог заметить. Не знаю… — Плохо… Люциус рвет и мечет, требуя немедленно покарать виновных и дать ему внятный ответ, что произошло. — Ага… Хороший отец… Даже не заглянул к сыну до сих пор. Почему, кстати? — Его там Аврора задержала, — Альбус махнул рукой. — Но, подозреваю, это ненадолго и… — Кстати, он проснулся. Разговор тут же утих, Брутус с трудом открыл глаза — и склонившиеся над ним Альбус Дамблдор и мадам Помфри тут же отшатнулись. — Твою… — Альбус, не матерись при ребенке! — Но его глаза! — Я заметила! Брутус сглотнул. Голова кружилась, а все тело, казалось, налилось свинцом и теперь совершенно не желало слушаться. С огромным трудом он, все же, смог проговорить: — Где я? — Мистер Малфой, как вы себя чувствуете?! — Где… Я… — Вы в больничном крыле, — с трудом ответила мадам Помфри. — Вы шагнули с астрономической башни… Как вы себя… — Профессор… — Я здесь, мальчик мой, — сглотнул Альбус. — Нет… Профессор… — Профессор Синистра? Брутус сглотнул, с огромным трудом кивнул. В голове тут же загудело, в глазах мгновенно потемнело. — Она сейчас с вашим отцом. Мистер Малфой, вы помните, что случилось? Пожалуйста, это очень важно. — Проф… Профессор… Брутус повернул голову на бок — туда, где, как ему показалось, должна была находиться профессор Синистра. Стоило ему только это сделать, как дверь в больничное крыло с грохотом распахнулась — и в помещение ворвался бледный, будто смерть, Люциус Малфой. Следом за ним мчалась профессор Синистра. К удивлению всех присутствующих, она не выглядела обеспокоенной — скорее ее состояние можно было описать как «предвкушение». — Я же говорила, он очнулся. — Радуйтесь, что чувства вас не обманули и что он… — Люциус взглянул на сына, побледнел еще больше. — О, боги… Синистра! Что это… — Все в порядке, — профессор Синистра выдохнула. — Он скоро придет в себя и… — Но его глаза! — Да что с моими глазами?! — Брутус попытался встать, но в глазах у него снова потемнело — и он рухнул на кровать без сил. — Они… — Вот, посмотрите, мистер Малфой. Мадам Помфри сотворила из воздуха зеркало, протянула его Брутусу. Он осторожно поднял взгляд — и на мгновение ему стало страшно. В этих глазах, что он видел в отражении, не было ни белков, ни зрачка… Ни вообще чего либо, чему положено там быть… Зато в отражении была видна, казалось, вся Вселенная. Брутус сглотнул. Миллиарды звезд в безупречном порядке. Недавно родившиеся и те, чей срок уже подходит к концу. В отражении собственных глаз он ощущал, как где-то далеко-далеко отсюда вспыхнули почти одновременно больше тысячи звезд. Как погасла далекая звезда на окраине галактики, обрекая едва зародившуюся жизнь на верную гибель без тепла и света желтого светила, так похожего и одновременно — совершенно отличающегося от Солнца. — Мистер Малфой… Брутус! Брутус вздрогнул, оторвался от зеркала. — Что… Что… — Вы уже несколько минут совершенно неподвижно разглядываете свое отражение! — Я… — Синистра! Что с ним?! Профессор Синистра облизнула пересохшие губы и, взглянув на всех остальных, кто собрался в больничном крыле, сказала всего два слова: — Пробуждение астромантии. Все затихли. В наступившей тишине можно было слышать, как дышат все собравшиеся. Первым тишину нарушил Люциус Малфой. — Вы хотите сказать, что… — Ваш сын — астромант, мистер Малфой. Поздравляю вас. Большая редкость в наши поганые дни. — Но его тело… И магия… — Его глаза, как и магия, скоро вернутся в норму, — профессор Синистра вздохнула. — Такое бывает, когда маг при инициации способностей астроманта бессознательно наполняет свое тело энергией звезд и та поглощает его собственную магическую силу. Я уже видела такое несколько раз. Это проходит примерно через неделю, когда тело полностью освоится с новой связью. Правда, из всех, кто пережил инициацию и потом не отвернулся от новообретенных сил, испугавшись навсегда потерять себя, я лично знаю лишь троих. — И кого же?! — Мой наставник, я и мистер Брутус Малфой.