Из пленницы в пленительницу (Авторская редакция)

— Просыпайся, Фарида! Ты нужна князю!       Меня разбудил Всеславур. А я за последнее время успела мирно выспаться. Он выдал мне новую одежду, мешковатую серую сорочку, затем вывел из комнаты и по вытянутым проходам отвёл в небольшое помещение, которое вело в другую комнату, наполненную банными принадлежностями. — Княже попросил тебя помыться, — пояснил Всеславур. — Чтоб ты была чистая при вашей новой встрече.       С этими словами он запер дверь и вышел. Я разделась и окатила себя водой из ушата. Свежая водица взбодрила не хуже утреннего кумыса, и у меня на губах впервые за моё пребывание в плену у русов появилась улыбка. Довольная, я обливалась вновь и вновь, пока не опустошила ушат, будто забыв о перенесённых страданиях и горестях.       Я тщательно вытерлась полотенцем и накинула на тело сорочку. — Я готова!       Ожидающий в предбаннике Всеславур зашёл и предупредил меня, что намерен отвести в княжеские покои. Также он обучил меня некоторым фразам на славянском языке, которые могут ей понадобиться. Пройдя по бесконечным переходам и крутясь волчком на винтовой лестнице, ведущей к верхним палатам, мы оказались перед высокой дверью, через которую раздался приглушённый голос Ратмира о приглашении войти.       Горница представляла из себя просторную широкую комнату, богато обставленную разнородными предметами местного быта. На роскошном седалище с выступающим навершием, напоминающим османский балдахин, между двумя окнами, чрез которые золотыми лучами струился солнечный свет, восседал сам князь Ратмир Заполецкий, одетый в накинутую на тело кольчугу и красно-белые шаровары, заправленные в сапоги со шпорами. Возле него стоял на страже Усыня с бердышом. В центре горницы: продолговатый стол, за которым сидели пятеро детей — два юноши лет девятнадцати и пятнадцати, мальчик около двенадцати лет, юная дева лет шестнадцати и девочка четырнадцати лет, — а также миловидная женщина во главе стола, плотно укутанная в расшитую бисером накидку. И дети, и женщина глядели на вошедшую меня с недоверием.       Девочка лет четырнадцати что-то спросила у князя. А его старший сын, приятный на вид юноша лет девятнадцати, собрал остальных, и дети удалились в соседнюю светёлку.       Поравнявшись друг с другом, Усыня и Всеславур также вышли. — Рада тебя видеть, Фарида! — Впервые Ратмир обратился ко мне по имени и без ненависти в голосе — точно как к старой подруге. — Извинить меня, княже, я только учиться наречие славянское, — на ломанном языке ответила ему я. — Ого, уже на нашем наречии заговорила! — нарочито по-детски обрадовался князь. — Всеславур тебя поучил? — Да это так, княже, господин Всеславур, — был ему ответ из моих невольничьих уст. — Что же, очень хорошо, — проговорил Ратмир и сказал что-то на славянском языке.       Он прикрикнул на беременную женщину, сидящую за столом. Она встала и подошла к Ратмиру. Князь похлопал её и меня по плечу и скомандовал идти вперёд.

⸻

      Девять человек: князь и княгиня Заполья Ратмир и Марфа, я, наложница Фарида, телохранители Усыня и Всеславур, предводитель княжеской дружины Горислав и три заполецких дружинника — выехали из жилых палат в священную рощу Городища-Светлинского, где располагались изваяния языческих богов. Дело в том, что Заполецкое княжество являлось единственным на всей Киевской Руси местом, в котором сохраняли, как могли, старую веру.       Перед входом в рощу остался дежурить Горислав с дружинниками, а Ратмир со мной и Марфой под охраной Всеславура и Усыни двинулся вперёд по поросшей мхом тропке. Она петляла и извивалась, ведя дальше в кустистые дебри. Наконец они дошли до опушки, на которой стояли в ряд шесть каменных статуй — олицетворения Перуна, Велеса, Дажьбога, Стрибога, Сварога и Мокоши.       Русичи остановились и неподвижно застыли, смотря округлившимися зеницами на изваяния древних идолов. Отвесив полупоклоны на четыре стороны света, Ратмир воздел руки к каменному Перуну и проревел: — О, владыко! Ты даровал жизнь моему новому чаду, которого сейчас вынашивает Марфа! Так пусть же будем мы жить в любви и согласии, покамест кончина нас не разлучит до нашей новой встречи в миру ином! — после чего припал до земли около пяти раз.