Часть 1.8. Накику. Сентябрь, 25 лет после рождения Наруто.
Topic ft A7S — Breaking me
+++
Определённо, принять расслабляющую горячую ванну — это очень плохая идея. Источники, даже приличные, находятся внутри стен деревни. Тут нет разделения на мужскую и женскую половину, но Накику такие условности не волнуют. Коноховцы, помимо Тамкена, и, может, красивого, но порядочного Генмы, её в принципе никогда не интересовали и не заинтересуют, а отшивать она умеет одним взглядом. В озерце, от которого поднимается пар, к удивлению, никого. Накику с удовольствием скидывает полотенце на какой-то камень и плавает, чувствуя, как отпускает напряжение в мышцах, примерно с полчаса. Затем появляется ещё один посетитель, и ей приходится вернуться за полотенцем. Парень. Молодой. Рыжий. Потрясающе, ещё один рыжий. Судя по недовольной роже, явно родственник Ящерицы, потому что уж слишком явное сходство. — Чё пялишься, старуха? — с места в карьер бросает это чудо, залезая в воду с противоположного бортика. — Меня не интересуют дамочки предпенсионного возраста. — Можно подумать меня интересуют зелёные недоросли, — парирует Накику, прикрывая глаза и разглядывая его из-под ресниц. — Писька не отросла так со старшими разговаривать, но я, так уж и быть, просто сделаю вид, что тебя не услышала, хамло. Кику считает, что разговор окончен. Рыжий — нет. — По-моему, главное хамло тут — это ты. — Хамло это то, которое открывает рот, не назвавшись. А я гость. Представитель со-ю-зной нации, усёк? Так что, будь добр, хлебало прикрой и сделай вид, что тут пусто. На самом деле, она могла бы зажечь инка, и тут бы для него, и правда, стало пусто. Только ей из принципа хочется теперь, чтобы этот наглый мальчишка сам освободил место. — Я знаю кто ты, — выплёвывает парень. И всё-таки сверлит её своими медовово-карими глазами. — Песчаница. — Поздравляю, твой талант к дедукции способен получить высший балл на экзамене выпускников академии. Ты как раз тянешь на этот возраст. Почему-то ей кажется, что температура в источнике внезапно повысилась, и теперь горячая вода не расслабляет, а раздражает. Нет, она не готова положить своё здоровье ради гордости и показательного выступления перед тупым малолеткой не переросшим пубертатный период. Пора валить. Кику успевает опереться о бортик, приподнимаясь на руках и наполовину выползая из воды, как слышит очередной ехидный комментарий в спину. — Задница тощая, не то, что у моей сестры. — Значит, она правильно угадала. Вряд ли же речь о ком-то кроме Акеми. Как-то слишком много Икимоно стало в её жизни. Скоро вон Яманака переплюнут. — Я думала тебя не интересуют задницы дамочек предпенсионного возраста, — приторно-сладко кидает Накику, на секунду бросая взгляд через плечо. — А ещё больше вопросов вызывает оценка задницы собственной сестры. Хотя, Куро и сам не прочь её дружески поддеть по поводу разных частей тела. Но этому пиздюку вовсе не обязательно об этом знать. — И ноги короче, — продолжает рыжий. — Но лучше бы она на тебя запала, чем на этого гандона. Кику не удерживается на руках, соскальзывая обратно в озеро. — Я польщена. Но у меня члена нет, знаешь ли. И в нашем предпенсионном возрасте, если бы он был, то не встал бы даже на твою сестру с длинными ногами и шикарной задницей. — Я — Яхико, — усмехается рыжий. — И что бы ты ни говорила про мою сестру, ты сама хреновый Анбу, моя гуре уже пять минут ошивается под твоим полотенцем, а ты и не заметила. Ками-сама, то стрекозы под юбкой, то ящерицы под полотенцем. А она-то себя считала извращенкой. Накику выуживает крохотное серое пресмыкающееся из-под воды, которое пряталось в районе её коленей. Ладно хоть не выше. Брезгливо кидает обратно в озеро. Раз не утопло за пять минут, то и дольше продержится. — Подозреваю, что моё имя ты и так знаешь, — отвечает Накику, не совсем понимая, что ей теперь делать. Момент свалить упущен, но и диалог с братом Ящерицы ей не сильно охото вести. Опять же, если Кумо проникся этой семейкой, то лучше, наверное, немного разведать обстановку? — Знаю, не понимаю только, как у тебя мог родиться такой потрясающий ребёнок. Он точно не приёмный? — Ещё скажи, что ваш. Вас так много, что, видимо, кого-то могли упустить. — Упустили только Кумо, когда оставили с твоей старшей сестрой, и да, именно у нас он и ошивался два дня. Эта пикировка может продолжаться бесконечно. Кику усмехается, потому что, кроме как с Канкуро и, может, Суйгетсу, никогда и ни с кем больше не имела такого занятного обмена колкостями. Взгляд Яхико, к слову, уже не такой недружелюбный. Оценивающий, но не враждебный. Кику решает, что парень ей определённо нравится больше своей бесхребетной сестры. И всё же предпенсионный возраст велит ей быть разумнее и первой покинуть поле боя. Он может думать, что выиграл битву, но он точно не выиграл войну. — Бывай, — прощается Кику, наконец-то вылезая из воды. Она уже и так ощущает себя варёным раком. Не хватало позорно свалиться в обморок прямо в источнике, а то проснётся в местной больнице, где получит открытку с поздравлением от Яхико с неудавшимся инфарктом. Или удавшимся. — В следующий раз приходи сама, а не посылай своего мудака-братца, — советует Яхико на прощание. — Имей совесть не сбагривать ребёнка в чужие руки. Мелкий придурок, даром что вымахал ростом с Куро. Интересно, кто его самого воспитывал. Накику всерьёз готова наведаться в поместье Икимоно, но сначала решает вернуться в квартиру. Она всё-таки пересидела в кипятке, не так уж плотно покушала, да и вчера выпила лишнего. В Конохе климат, конечно, куда более щадящий, чем в Суне, но её с непривычки колбасит от разницы температуры, от запоздалого похмелья, от новой еды, так что на подходе к квартире она готова признать, что и Анбу из неё ужасный, и, возможно, действительно стоит задуматься о том, чтобы выйти на пенсию. Её бедное сердце отплясывает чечётку, спину ломит, в висках стучит. А, возможно, её отравили; она слышала, что у Икимоно есть ядовитые ящерицы, и не имела ещё с ними дела. Надо только дошагать до сумки и вколоть себе то самое, изобретённое ею, общее противоядие, взять кровь и… она не в Суне, здешнюю лабораторию или медиков искать не будет. Она не успевает дойти до комнаты: ноги подводят её, перед глазами плывёт, и она не валится мешком на пол только потому, что её ловят и прижимают к себе чьи-то сильные руки. — Что с тобой? Мышонок. Опять он. Икимоно. Яманака. Оставьте уже её в покое, Накику просто хочет обратно в Суну, к своей рутине. В свою комнату. Она тут и два дня не пробыла, а уже мечтает вернуться. Крылья отрастить, как иволга, и улететь. Не надо было связываться с этими двумя, не надо было слушаться Куро… — Ты меня слышишь? — Сай подхватывает её на руки, явно собираясь тащить в госпиталь, но ей не хочется, ой как не хочется в это место. Она его беспричинно ненавидит всеми фибрами своей души. Хотя сама там практиковалась какое-то время в ирьёниндзюцу. Выучила только мелкие базы, которые даже и не вспомнит, наверное, теперь. — Слышу, — сама себя она не слышит, но он читает по губам. — В сумке. Третье слева. Кажется, он всё-таки не настолько пропащий. Хорёк аккуратно кладёт её на кровать, за секунду находит взглядом сумку и с первого раза выуживает верную ампулу. Втыкает в плечо без лишних нежностей: руки у него подрагивают, впрочем, он всегда какой-то дёрганный в её присутствии. — Тебя надо показать Сакуре. — Ей кажется, или он ещё бледнее, чем обычно? И так покойник покойником. Орочимару-сама на его фоне меркнет. Наверное кажется, из-за яда. Его трясёт, её трясёт, или это у неё просто в голове. Два припадочных. Долбанная. Коноха. — Ты ещё жене своей покажи, — ржёт Накику. Точнее, пытается выдавить из себя смех. Ну или хоть какой-нибудь звук. — Всё нормально, я сейчас отключусь и через пять минут… Она не успевает договорить. Проваливается в беспамятство, в котором внезапно вспоминает о странной вещи, которой не было. Или было? После того, как она наконец-то отвязалась от Ино и Генмы и направилась гулять по Конохе, в неё опять влетел какой-то слепой хрен — на этот раз гражданский, и тоже с пакетом. Она ещё успела бросить ему ехидный комментарий, но почему-то забыла об этом столкновении. Она вообще-то собиралась пойти в архив, а в итоге свернула в сторону источников. — Чёрт возьми, открой глаза, пять минут уже прошли, — слышит она издалека, словно через вату. «Сейчас открою, — думает Кику, — только заткнись». — Клянусь, если сейчас же не придёшь в себя… — То что ты сделаешь дамочке предпенсионного возраста? — чересчур громко говорит Накику и поражается тому, как её вштырило с эффекта противоядия. Она эту смесь сварганила четыре месяца назад и ещё не успела как следует протестировать. Сай нервно оборачивается, словно ожидает увидеть за своей спиной ни много ни мало Чиё-баа или Годайме Хокаге. Кику ржёт уже вслух и от души: у неё глюки, но она полностью в сознании и её отпустило, просто слишком быстро отпустило. Надо бы доработать настойку, уделяя внимание побочке. Её всё ещё потряхивает, теперь от перевозбуждения. — Слава Ками, ты так меня напугала, — этот придурок стискивает её в объятиях, а у неё вроде и есть куча сил его оттолкнуть, но она ещё отходит, вцепляясь в ответ пальцами в чёрные волосы. — У нас соююююз, — поёт Кику, лениво почёсывая ногтями ему за ухом. — Сдохну у вас в деревне, и придёт вам всем пизда от Гаары. — Да похуй, — бросает Хорёк. — Что произошло? — Ты в каком словаре это слово вычитал? — подвисает Накику, всё ещё пропуская пальцы сквозь шёлковые пряди. Ей бы самой знать что произошло. И кто в ответе. Почему-то она твёрдо уверена, что Икимоно ни при чём. По крайней мере, рыжие брат и сестра. — Вчера в баре от тебя услышал. — Она чувствует прикосновение губ в области ключиц, но ей слишком нравится, как мягкие волосы скользят по её шее, чтобы его одёргивать. — Но я не матерюсь при детях. — Спасибо за уточнение, — фыркает Накику. — А я вот не стесняюсь. — Даже при Кумо? — он легонько дует ей в подбородок и целует туда же. Отчаянный. И вообще, почему он опять придавливает её своим весом к кровати? Что за дурная привычка? Того и гляди растечётся по ней чернильной лужицей, как Суйгетсу по своей селёдочке. — Кумо! — Накику пытается сесть на постели, но, видимо, пошёл откат: ей теперь трудно не то, что встать, но даже пошевелиться. Её рука, напоследок скользнув по его плечу, безвольно падает на простыню. — С ним всё в порядке, он у Акеми с детьми, — успокаивает Сай. — И там же твой… брат. На её прищуренный взгляд он лишь напоминает о своих способностях. Наверняка ведь и на неё посадил какого-то нарисованного шпиона. Чёртов сталкер. Деревня сталкеров. Удивительно, что выходя за её пределы в поле боя они становятся ничтожествами. Удивительно, что она, войдя в эти стены, чувствует ничтожеством себя. Накику с огромным трудом отворачивает голову. Ей не хочется, чтобы кто-то помимо названной семьи так над ней трясся. Зачем он это делает? Глупый маленький мышонок. Это было весело поначалу, но теперь только утомляет. Ей становится жалко его, жалко эту рыжую дуру, которая пытается играть в стойкую независимость, а на деле с готовностью раздвигает ноги перед её братом, потому что что-то к нему чувствует. Эти чувства ими же и придуманы. Это нездоровые чувства, которые обращены к ненормальным людям. Ни она, ни Куро не изменятся. Себя ей тоже внезапно становится жалко. — Не плачь, — он стирает слезу с её щеки, потому что она сама не в состоянии даже пошевелить мизинцем. И не заметила, что развела тут нелепую влагу. Когда она в последний раз плакала вообще? В свой восьмой день рождения? Вот ведь адская смесь, в следующий раз придётся идти к Орочимару и проверять на долбанном дипломате эффекты собственных экспериментов. И саннин, и Карин только обрадуются. И она тоже оторвётся: всё же покатилось по наклонной из-за этого посла-ублюдка, не вовремя сунувшегося на их континент. — Я здесь. — Ты здесь, — повторяет Накику, еле ворочая языком. — А должен быть где угодно, но не здесь. Свали с глаз моих долой, иначе я тебе в следующий раз хуй откушу. И убери уже от меня свои пакли. Он послушно отпускает, но садится на пол возле кровати. Чёрт с ним, с этим хорьком-мышонком, пусть считает себя собачкой и сторожит тут, раз ему нравится. Накику закрывает глаза и проваливается в тревожные сновидения. Она то просыпается, то снова засыпает, видит красные глаза с чёрными пятнами, ярко-алую кровь сестры и брата на своих руках и, мелькающую на фоне поместья Росоку, нелепую в данном антураже, суетливую фигуру гражданского с пакетом овощей. Подозрительно похожую на дипломата с другого континента. Она даже не запомнила, как он выглядел. Как они выглядели. Кошмары уходят только когда она чувствует, как её обволакивает чужое тепло, такое непривычное в её кровати, ведь она всегда, всегда засыпает одна в своих апартаментах. Наверное это просто шутка Куро, который подложил ей в постель свою новую марионетку. Современная технология, с подогревом. От неё даже пахнет соответствующе: совсем чуть-чуть свежевыструганным деревом и куда сильнее краской и углём. Она не знает, как пах Сасори-кукла. Та, что у Куро не пахнет уже никак, разве что маслом для шарниров, которые Сабаку периодически смазывает. Но ей хочется представить, что хотя бы во сне Скорпион Красных Песков приходит попросить у неё прощения и обнять, обещая, что они встретятся в лучшем мире.Часть 1.8. Канкуро. Сентябрь, 25 лет после рождения Наруто.
DEEP-EX-SENSE, walkie — Нейротоксин
+++
Канкуро не помнит имя девушки, с которой он сбрасывает напряжение после бара. Он даже лица ее не помнит, так сильно его бесит то, что остается он нисколько не удовлетворенным быстрым перепихом. Вроде бы и жаловаться не на что: красивая, с покатыми плечами, крупной грудью и округлыми бедрами. Ему и за что подержаться было, и что помять, и вообще было хорошо. Как по учебнику хорошо, когда он ничем совершенно не впечатлился, ничего особенного не почувствовал и заскучал уже на этапе снятия одежды. Он бы, может, и ушел, но у него уже был стояк, эта девушка зазывно улыбалась, разводя ноги, и сваливать было глупо. Хотя он чуть было и не свалил, едва только она сжала его бока коленями. Канкуро постарался не отвлекаться, кончил и не стал оставаться ни на чай, ни на кофе, ни на продолжение. В выделенную им квартиру он вернулся нисколько не расслабленным, а раздраженным и взвинченным, обрадовавшись тому, что Кумо крепко спит и потому не видит ни его, ни свою мать. Где Накику он знать не знает, но подозревает, что со своим смазливым Анбу. Увлечение своей названной сестры Канкуро не одобряет, хоть и не выступает против него активно. Чем больше пигалицу трогать, тем больше она будет все делать назло. Он ведь и сам такой же, недаром все говорят, что они друг друга стоят. Уже утром Канкуро заходит в душ и смывает с себя горький запах чужого парфюма, раздосадованно думая о том, как именно собирался провести прошедшие вечер и ночь. Он-то думал развлечься с рыжей Икимоно, тем более, что та так хорошо смотрелась в короткой юбке. Ноги у нее в самом деле длинные, как подметил тот чунин, рядом с которым она сидела. Длинные, стройные, и раздвигает она их для Канкуро исправно, ему нравится. Не нравится ему то, как легко кто-то еще смог ее облапать, пока она вставала из-за стола. Подразнить его решила? Или показать, что скучать ей не приходится? По большей части ему все равно, чем она занимается когда он не в Конохе, — пусть хоть всех джонинов Листа перетрахает, ему-то что? — но когда он тут, ему не очень-то и по душе делиться. Акеми оказывается забавной, с ней интересно и трахаться, и пререкаться, и просто находиться рядом, а уступать кому-то право владения своими вещами он страсть как не любит. Надо было, наверное, напомнить девушке о том, что дурить — плохая идея, но он что-то завелся из-за чужого к ней внимания. Глупо, конечно, зря только время потратил, но что уж поделаешь. У него еще есть несколько дней в запасе на то, чтобы трахнуть эту рыжую, успеет насытиться. А там, в Суне, найдет кого-то еще с ногами не хуже. Канкуро это кажется не таким уж и плохим планом, поэтому из душа он выходит в более приподнятом расположении духа, а там и удачный повод наведаться в поместье Икимоно подворачивается. Накику никуда идти не хочет, вон какая помятая, ну а раз так, то он племянника туда отведет с большой охотой. Мальчику от ворот поворот дать никто не сможет, в этом он ничуть не сомневается. Расчет Канкуро оказывается верным: у входа им встречается младший брат рыжей. Он кидает на Канкуро недовольный взгляд, но на Кумо смотрит куда спокойнее. — Яхико-нии! — Кумо обхватывает долговязого парня за пояс и улыбается ему. — А мы к тебе и Ако-чан, она же дома? Можно? — А я с ребенком. Его мать велела, — прежде чем Яхико успевает что-то сказать, объясняется Канкуро. Парень скрипит зубами, что ужасно весело. Это за что же он так его невзлюбил? Уж не сестра ли рассказала что-то? Хотя будь оно так, то Яхико бы не церемонился, а уже достал бы кусаригаму. О талантах наследника клана Икимоно Канкуро кое-что слышал. Акеми они находят в центральном дворе поместья рядом с годящимся ей в отцы мужчиной. Канкуро его не узнает, в отличие от Кумо, который называет его дедушкой. Вот уж правда социальный ребенок, ничего не скажешь. Непонятно только в кого он такой. Канкуро усмехается и поднимает глаза на Акеми как раз за миг до того, как выражение ее лица меняется. Он готов поклясться, что секунду назад она была в ужасе, а теперь тепло улыбается мальчику и целует его в щеки. — Мне нужно идти, — с сожалением вздыхает Исаму-сан, которого Акеми представляет как своего дядю, и треплет Кумо по волосам. — Акеми, не забудь покормить гостей, сделай темаки и сама поешь. Мне кажется, ты даже в Анбу не была такой уставшей. Канкуро прислушивается к этому ничего не значащему разговору, игнорирует Яхико, чье раздражение он ощущает почти физически, и рассматривает Акеми. Его взгляд останавливается на ее голых ногах. Сегодня она в шортах, а не в юбке, но Канкуро и это устраивает. — И надолго ты к нам? — весело спрашивает Акеми у мальчика, делая вид, что все в порядке. Она действительно делает темаки, которые раскладывает по тарелкам. В отличие от брата о правилах гостеприимства она не забывает, но видно, что старается она ради Кумо. — На пару дней, — отвечает ей Кумо. Акеми чуть хмурится, потом улыбается и снимает с запястья ящерицу, пересаживая ее ему на руку. — Смотри-ка, это гуре. Когда она с тобой, я тебя везде смогу найти. Нигде не оставляй ее, пока вы в Конохе, хорошо? — Канкуро такое внимание кажется немного странным, но с другой стороны, мальчика уже умудрились здесь как-то потерять, так что девушка наверняка просто не хочет повторения той ситуации. — Ты заболела, — неожиданно подает голос Яхико. Акеми слегка поворачивает голову в его сторону, и уже этого хватает, чтобы он заткнулся. Рожа при этом у него страшно недовольная, только на Кумо он и смотрит нормально. Акеми всё же посылает брату быстрый и острый взгляд и после отправляет их с Кумо в террариум посмотреть на ящериц. Канкуро, разумеется, никуда не идет. Он тут совсем ради другого. — Узнаю, что что-то не так — руки оторву, — цедит Яхико, толкая Канкуро плечом. Интересно, очень интересно, но недостаточно, чтобы за это стоило зацепиться, тем более, что он наконец-то остается с Акеми наедине. Она быстро собирает тарелки и ставит их в раковину, и там же к ней прижимается Канкуро. В нос ударяет запах граната, апельсина и яблочной карамели, язык скользит по чистой, чуть солоноватой коже на ее шее. Акеми в его руках замирает, расслабляется, вжимаясь в его тело именно так, как ему нравится. — Мы у меня дома, идиот, — шипит она, сжимая пальцы на его запястье, когда он накрывает ее грудь ладонью и мнет сквозь ткань футболки. Ему показалось, что под ней нет белья и он не ошибся: соски девушки твердеют от трения и пощипываний, и ему уже хочется облизать их. — И? Отведи меня к себе, туда же никто не зайдет, — Канкуро ведет. Он знает, что ему лучше бы присматривать за Кумо, а не лезть к Акеми, но удержаться от соблазна он никак не может. К тому же, она его никак не одергивает, только больше распаляет тем, как вздыхает и выгибает спину, откидывая голову ему на плечо. И ведь не рисуется совсем, не специально ведет себя именно так, что член Канкуро становится просто каменным. Терпеть приходится до самой комнаты девушки. Она светлая и прибранная, отмечает Канкуро. На полках фотографии в рамках, всякие безделицы и прочая ерунда, не стоящая внимания. Он не рассматривает ничего, а сразу же стаскивает с себя футболку и садится на кровать, широко расставив ноги. Акеми перед ним замирает на секунду, потом проверяет дверь и только после этого начинает раздеваться. Канкуро следит за ней темным тяжелым взглядом и довольно улыбается, замечая, что на светлой коже девушки никаких чужих следов нет. — Иди сюда, — окликает он ее до того, как она снимает трусики. Акеми послушно подходит к нему и неуверенно устраивает ладони на его плечах, а потом уже сжимает их, потому что Канкуро просовывает руку между ее ног. — Влажная. Со вчерашнего дня такая ходишь? Так могла бы попросить, я не отказал бы. Акеми ничего не отвечает, только губы кусает, чтобы не стонать из-за нарочито медленной и небрежной ласки. Он отодвигает трусики в сторону, трет ее складочки, растирая по ним влагу, и рисует вокруг ее клитора круги, надавливая так, как уже знает ей нравится. Акеми отзывчивая, тело ее не врет, уже скоро и коленки начинают подгибаться, из-за чего опирается она на него все больше. Канкуро ее беспомощность нравится, она опьяняет и сносит ему крышу: тем более, что ее грудь прямо у него перед глазами, и он не может удержаться от того, чтобы не втянуть в рот один сосок, а потом и второй, чередуя ласки языком и губами с острыми укусами. Терпение он теряет первым, хотя вообще-то собирался Акеми подразнить и помучить. Он толкается в нее пальцами — узкая, после их последнего раза максимум что сама себя удовлетворяла — и понимает, что ему этого мало. Вчерашнего секса словно и не было, так у него ноют уже яйца. — Я не могу стонать, — предупреждает Акеми, когда Канкуро толкает ее на кровать. Она сразу же раздвигает ноги и тянет руки к его плечам. — Пожалуйста, я правда не могу. — Хер с тобой, — один раз немного добрым по отношению к ней Канкуро может быть. Он раскатывает презерватив по члену и толкается в нее, предусмотрительно затыкая ей рот поцелуем. Акеми ведь действительно шумная, да он и не дает ей быть тихой во время секса. Ему нравится как она стонет и хнычет, у него заново встает только от того, как она всхлипывает и часто дышит. Сейчас придется довольствоваться малым. Акеми стонет ему в губы, царапает его плечи ногтями и подмахивает бедрами, принимая его член легко и охотно. Она на нем тесно сжимается, пульсирует, и это так приятно, что Канкуро оказывается слишком близок к финалу. Вчера ему потребовалось больше времени, чтобы кончить, зато сегодня все прекрасно. Надо только, чтобы и рыжая получила свое. У нее каждый раз такой вид, словно она не знает, расплакаться ли ей от обиды или позволить губам расплыться в блаженной улыбке. Он уже как-то оставлял ее дрожащей и неудовлетворенной, — тогда он предложил ей закончить самой, но просчитался, оставшись; не выдержал этой картины и заменил своими пальцами ее уже через минуту, а потом трахнул еще раз, — но сегодня на такие эксперименты терпения у него нет. Все без изысков, но это и не нужно. Акеми выгибается дугой, пульсация становится невозможной, и Канкуро, оказывается, нужно толкнуться в нее буквально пару раз, чтобы и его накрыло. На девушку он наваливается, дышит ей в шею, наслаждаясь тем, как она перебирает волосы у него на затылке. Хорошо. Приятно. Слишком интимно. Канкуро отстраняется и ложится с ней рядом, а она не пытается подкатиться к нему под бок, как это сделала вчерашняя девица. — Вечером зайдешь ко мне, — не терпящим возражения тоном говорит ей Канкуро после душа. Она, как хорошая девочка, отсосала ему там, — получаться у нее стало уже лучше, отмечает он, — а он трахнул ее пальцами еще раз. Все бы хорошо, но он чувствует, что хочет еще. — У меня дел нет, по-твоему? — Акеми наклоняется, и Канкуро не может не остановиться и посмотреть. Она просто поднимает с пола вещи и начинает одеваться. В его сторону она даже не смотрит, будто бы если отвернется, то он вдруг пропадет. — Еще скажи, что у тебя парень появился, — закатывает глаза Канкуро, уверенный, что у нее никого нет. Если бы у Акеми был кто-то, то он бы увидел на ней следы, учуял чужой запах да и просто услышал бы от тех двух болтливых чунинов, с которыми они вчера были в баре. — А что если… поганец! — Акеми вдруг отвлекается и одеваться начинает быстрее, шипя сквозь зубы проклятия — Я его убью, сколько раз говорила не оставлять их в террариуме одних! — Кумо? — обеспокоенно спрашивает Канкуро, которому, вообще-то, надо было за племянником смотреть, а не трахаться уходить. Если с племянником что-то случится, то этого ни он сам себе не простит, ни Кику ему. За сына она даже его прикончит, не посмотрит, что он ее любимый брат. — Он с мелкими, все хорошо, — спешит успокоить его девушка, все так же не поворачиваясь к нему лицом. У нее на руке сворачивается гуре, а еще одна, замечает Канкуро, стрелой припускается к распахнутому настежь окну. — Яхико свалил, вот ведь паразит. Сколько раз просила… Канкуро кивает и замирает на мгновение у полок Акеми. Его взгляд цепляется за старый кунай, в голове формируется какая-то мысль, но девушка торопит его. Потом, все потом.