Над лесом летела птица,
Летела сквозь дождь и бури,
Терялась в листьях осенних,
Сияла в небесной лазури.
О ком поёт эта птица?
К кому над горами стремится?
Ты спи, не твои это крылья, ты спи, не твои это беды, без них ты летаешь над лесом подобно ярким кометам…
© Ahopa
Часть 2.1. Сай. Сентябрь–октябрь, 25 лет после рождения Наруто.
Linkin Park - Lost
+++
Сай злится на Акеми. Это неправильно, он сам знает, но то, как его опять выставляют за порог по даже не просьбе — приказу — песчаника, окончательно выводит его из себя. Хочет слушаться своего трахателя? Отлично, пусть слушается. То, что сам он себя ведёт не лучше, Сай благополучно забывает. Сейчас его совсем другое волнует. Соваться к Киояма Каю он не пробует: тот, конечно, не внушает ему столько же доверия, сколько Сакура, но зарекомендовал себя как хороший и компетентный ирьёнин. Вместо этого Сай возвращается домой. К его удивлению, Ино нет, значит, Иноджин остался с бабушкой. Сай готовится забрать его из главного дома поместья, но что-то его останавливает. Время на стрелках в том числе. Он принимает душ, ложится в кровать, пытается уснуть, послушно закрывая глаза, но по ту сторону век только безвольное, тёплое, такое маленькое в его руках, тело Накику, которое доверчиво к нему прижимается, спасаясь от собственных кошмаров. Акеми была права, он совсем с катушек съехал, раз решил довериться словам Иволги ради того, чтобы почувствовать её, такую слабую и податливую, хотя бы на пару мгновений, пока она снова не упорхнула в чужие объятия. Она могла умереть. Он не знает даже, если прямо сейчас с ней всё в порядке. А ведь это его вина тоже. Сай спихивает с себя слишком тяжёлое и тёплое одеяло, спешно одевается и в дверях сталкивается с Ино. Бросает взгляд на часы: половина второго. — Уходишь? — От неё пахнет каким-то сладким алкоголем. Накику не любит сладкое. Сай закрывает глаза, заставляя себя не думать о песчанице. Получается плохо. — А ты возвращаешься. — Пропустила стаканчик с коллегами, — хмыкает Ино. — Что опять случилось? — Ничего, ждал тебя. Беспокоился. — Ты мне сейчас врать будешь? — неожиданно жёстко чеканит Ино, толкая его в грудь. — Беспокоишься обо мне? Тебе разве не наплевать было, когда я с Генмой ушла из бара? За дуру меня держишь? Она не пьяная, но, кажется, они оба сейчас на пике нервного напряжения. — Она знает, что ты Хорёк, — выплёвывает Ино ему в лицо, на этот раз притягивая к себе за шиворот. Сай не сопротивляется, опускает взгляд в пол и готов на любой удар. Бить Ино умеет почти не хуже Сакуры; другое дело, что его она, в отличие от Мымры, никогда не колотила. — Почему ты мне не сказал? Почему ты мне не доверяешь? Плевать на нашу личную жизнь, разве мы не друзья? — Мы врём всем и друг другу каждый день, — подаёт голос Сай. Безнадёжный и мёртвый. — Разве нет? Я не умел ничего, кроме как убивать, врать и скрываться за маской. Я думал, что могу жить нормальной жизнью. Ты спасла меня, вытащила из гендзюцу Генго, и я решил, что у нас получится. А ты согласилась на меня… — Да хватит себя уже сравнивать с Саске! — рычит Ино, отталкивая его от себя. Хорошо, что Иноджин спит в другом доме. — Знаешь, что бы мной ни двигало, я никогда не была настолько кем-то одержима! Они тяжело дышат, не смотря друг на друга. Вскрылись самые болючие подкожники, которые они упорно старались игнорировать все эти годы, надеясь, что гной сам каким-то образом рассосётся. — Её отравили, — зачем-то рассказывает Сай, падая на диван и зарываясь пальцами в волосы. — Её отравили, и я сделал глупость. Я не знаю, в каком она сейчас состоянии. — Отравили? — переспрашивает Ино. — Когда успели? Кто? Мы же вместе обедали? И почему я не в курсе? Я была в больнице на вечернем дежурстве. Сай склоняет голову к плечу, глупо моргая. Вместе обедали? Она и Накику? Что за сюр? Или это какой-то каверзный план этой суновской сучки, в котором она решила не только его соблазнить, но и его жену? Может, ей всё-таки больше девушки нравятся? Или она просто решила ему таким образом насолить? — Ты никуда сейчас не пойдёшь, — устало говорит Ино, бросая сумку на пол и скидывая шикарные ботинки на высокой платформе. У Яманака денег прилично, его жена всегда хорошо одевается. И он тоже вроде бы может распоряжаться этими благами. Сай вспоминает поношенные туфли-лодочки Кику и, пусть и недурно скроенную, но явно не лучшего качества, одежду. А ведь она считается частью семьи Казекаге. — Я обещала Накику встретиться завтра у Шикамару с Темари, так что давай поспим и утром пойдём туда. Шика наверняка в курсе всего, что происходит в деревне. Это не лишено смысла. Но заснуть он не может. Остаётся на диване, всю ночь глупо пялясь в потолок. Утром, ни свет ни заря, они захватывают уже проснувшегося Иноджина и появляются, донельзя помятые, на пороге поместья Нара. — Восемь утра, мендоксе, — сообщает Шикамару, широко зевая, словно они сами не знают который час. — Вот какого ёкая вас в такую рань принесло? Если надо было оставить у нас Иноджина, лучше бы вчера вечером пришли. Меня жена из постели выгнала, чтобы вас встретить. — Есть разговор, — бросает Сай, передавая сына, сидевшего у него на плечах, подходящей Темари. Та запахивает полы халата и смотрит с любопытством, но ничего не спрашивает. Ино успевает занять подругу, подхватывая под локоток и делясь какими-то сплетнями с работы. — Ну? — тянет Шикамару. — Что такого важного могло случиться, что ты решил нарушить мои биоритмы в заслуженный выходной? — Данзо отравил Кику, — тихо, но чётко сообщает Сай. — Наверное, хотел… — Где она? — жёстко обрубает Шикамару. — И почему ты об этом знаешь? И вообще, «Кику»? Ты, блять, нормальный? Так и думал, что твои миссии в Суну не просто попытка сбежать от рутины. — У Кая, — цедит Сай сквозь зубы. Только морали главного советника Хокаге ему не хватало. — Разве это главное сейчас? — Нет, — морщится Шикамару. — Я почти забыл о проблемах, Сай. Наверное, стоит тебя поблагодарить, что ты не пошёл к Наруто. — Ты меня за идиота держишь? — А ты не идиот разве? — Шикамару никогда с ним не был настолько суров. Сай стискивает челюсть и отворачивается. — Ино мне как сестра. Зачем ты вообще с ней что-то затевал, если… ай, всё. Мне даже жаль тебя, выглядишь как подстреленный оленёнок. Дуй в гостиную, а я пока проснусь и подумаю, что делать со всем этим дерьмом. Мендоксе. Дети чем-то заняты в углу, взрослые раскладывают на низеньком столике тарелки и неторопливо переговариваются. Когда все устраиваются и делают вид, что всё прекрасно, звучит звонок со стороны ворот. Темари подрывается, явно надеясь, что это её сиблинги с племянником. Она ничего не знает. Тем лучше. Первым влетает Кумо, раздавая всем порцию обнимашек. Ему самому тоже достаётся, и Сай с искренней теплотой прижимает к себе худенькое тело рыжеватого мальчонки. От него пахнет сдобой, корицей и сандалом, крохотную толику — сладко-горькими цветами, он весь такой домашний и уютный, что хочется назвать ребёнка булочкой и потрепать по щеке, но это было бы уж совсем неуместно. «Паучок» убегает занимать младших детей, а в проёме двери появляются хозяйка и две её спутницы. Сай пробегается взглядом по худенькой фигуре Накику, вздыхая с облегчением: кажется, она пришла в себя и вполне живая. Ему хочется, конечно, убедиться лично, но он получает такой свирепый взгляд от Акеми, что падает обратно на подстилку и опускает голову. И не вслушивается в происходящее следующие полчаса, позволяя себе искоса поглядывать на Кику каждые минут… секунд десять. У него руки чешутся послать шпиона за вышедшими «покурить», но если он сейчас достанет свиток с кисточкой, это будет смотреться донельзя странно. Темари и так уже поглядывает то на него, то на Ино, задумчиво сипая кофе. Накику возвращается и спешно собирается куда-то отчаливать, и он бы рад её сопроводить, но не позволяет себе даже помахать ей рукой, когда она уходит. К его большому удивлению, вслед за ней уходит и Ино. В какой-то момент он остаётся наедине с Акеми. Он прекрасно чувствует её раздражение всеми клетками кожи, но не находит в себе сил её успокоить. Он должен спросить о том, что случилось, когда он ушёл — хотя нет, его же бесцеремонно выставили — из квартиры песчаников, но словно язык проглотил. В его собственной жизни всё рушится, в её тоже; где они, чёрт возьми, успели свернуть не туда, чтобы так сильно запутаться и потеряться? Ответ на поверхности, конечно: Данзо. Он испортил жизнь и совершенно случайно подобранному сироте, и собственной внучке. Всех исковеркал, всех извратил. Им не вернуться никак на правильный путь, по крайней мере, до тех пор, пока этот урод жив. Сай его ненавидит, но почему-то до сих пор приходит к нему на поклон. Но, может, лучше приходить на поклон к Данзо, чем к Иволге, которой нет до него никакого дела? Она тоже ничего не обещает, тоже его использует; завтра она покинет деревню и не вернётся никогда, если на то будет её воля. Сложно даже её винить после всего, что случилось. Данзо всё-таки бдит над благополучием Конохи, а эта пусть и из союзной, но чужой страны. И сердце её всегда будет там. Им просто не по пути. — Ты жалок, — сообщает Акеми будничным тоном, хотя он видит, насколько напряжены её плечи, насколько ровная спина и насколько фальшивая ухмылка. Хуже, чем у него. — Сколько лет мы дружим, а ты просто ради какой-то бабы, трахающейся даже с… Акеми не заканчивает предложение. Саю не нужно переспрашивать кого она имеет в виду. Можно подумать, там мало кандидатов. — А ты сама не жалкая? — огрызается он. Надоело. Она всё пытается тыкнуть его в тот факт, что он дурак, но разве сама не ведёт себя как последняя дура? Он не может закрывать глаза, он уже, чёрт возьми, предложил ей принести голову этого кукловода, сама же и отказалась. Она влюбилась; как мартовская кошка потекла по какой-то старой привязанности, по картинке, которую сама же и нарисовала. — Знаешь, что, Ящерка? Мы два урода. Только ты хотя бы можешь понять, что чувствуешь. Тебя не заставляли убивать брата, потому что, блять, вы оба внуки этого чокнутого старика. У тебя-то точно был шанс на нормальную жизнь. — У тебя тоже был, — Акеми подозрительно спокойна, вертит в пальцах керамическую кружку с остатками кофе. — Ты его проебал. И ладно бы хоть кого достойного нашёл. Променять Ино на эту самовлюблённую суку, это надо уметь. Хотя, может, твоей жене теперь повезёт найти кого нормального. Ты явно же из дурдома сбежал. Они оба не в себе. Они оба общаются не на том языке, к которому привыкли. Откуда понахваталась Акеми и так понятно: она столько времени провела со своим кукловодом. А он-то? Его столкновения с Иволгой сложно пересчитать по пальцам одной руки. Он не прощается ни с Шикамару, ни с Темари, ни с детьми, настолько его трясёт от переизбытка эмоций. Слишком, их слишком много. Он даже не может правильно их определить и отличить друг от друга. Он направляется в то место, где не был уже давно: заброшенная мастерская Мицури Чиву, художника, у которого он пытался учиться живописи. Чиву-шишо, джонин и артист, давно переехал к Юха Куренай, своей теперь уже жене, за которую взял ответственность после смерти Сарутоби Асумы. Собственную квартиру Сай давно продал, даже, скорее, сдал обратно Конохе: ведь жильё ему, по сути, предоставлял всё тот же Данзо на средства Корня. Когда Сай женился на Ино, то переехал в поместье Яманака; оставлять старое помещение не имело никакого смысла. Только теперь ему совсем негде спрятаться от себя же самого. И лишь в мастерской он чувствует себя на толику лучше: тут запах красок, угля, бумаги так и не выветрился, пусть и смешался с пылью и плесенью. В углах скинуты мольберты, а в жилой пристройке всё так же функционирует плита. Сай смотрит на неё невидящим взглядом минут пять, выходит в ближайший супермаркет и покупает кофе, который никогда не пьёт. Пытается с грехом пополам сварить в крошечном ковшике, не понимая как правильно выставлять напор газа, добавляет половину пакетика сахара из того же магазинчика. Напиток всё равно горький. Обжигающий и горький. Осадок не до конца размолотых зёрен хрустит на зубах, как песок. Как можно любить этот отвратительный напиток? Как можно любить этих отвратительных людей, которые их самих за людей не считают? Две недели спустя Ино предлагает развод. Буднично, возвращаясь с дежурства, по привычке скидывая свой рабочий халат на спинку стула. — Я хочу нормальных отношений, — заявляет его жена. — Сай, я люблю тебя. И всегда помогу, ты же знаешь. — Всё в порядке, — бросает он. Правило ведь всё ещё действует до развода: она не залезет ему в голову. Нужно ли ей туда лезть, чтобы понимать всю бездну его отчаяния? Он думал, что в октябре сможет вернуться в Суну. Но зачем ему туда? Отец Акеми любил повторять «поболит и пройдёт», Гаара сказал, что он переболеет. Но у него только болит и не проходит. Болезнь его такая же неизлечимая, как Корень, и точно так же прорастает сквозь все органы тела: иногда ему трудно дышать, потому что прямо посреди банальных ежедневных дел он садится на пол и пытается себя уверить, что всё давно кончено. Что ничего и не было даже. И страдать по такому уж точно не стоит. Она, скорее всего, уже даже забыла, как его зовут. — Поболит и пройдёт. — Чтобы поболело и прошло, — бросает Ино, проходя мимо него на кухню, — нужно хотя бы что-то получить и пережить это. Я не намерена упускать свой шанс. Так будет лучше. И нам, и Иноджину. У неё хватило смелости сделать этот шаг. Ему не хватает смелости ни чтобы помириться с Акеми, ни чтобы отправиться в страну Ветра. Ни чтобы посмотреть прямо в глаза Нанадайме, когда он принимает миссию на следующий день после официального развода. Вроде и камень с души упал, очень тяжёлый, и Сай даже рад, что всё закончилось не столько из-за его заёбов, сколько из-за их общих с Ино проблем. Она даже не настаивает на том, чтобы он покинул поместье: места много, сын всегда рад его видеть. Они друг к другу давно привыкли и притёрлись. И всё равно он просит у Чиву-шишо ключ и официальное право на какое-то время поселиться в пристройке. Мицури смотрит на него лучистыми, уверенными в лучшем будущем ярко-бирюзовыми глазами и, конечно, не отказывает. Этот человек с добрым сердцем даже помогает ему навести какой-никакой порядок и даёт зачем-то дубликат ключей от их с Куренай-сенсей дома. — Все делают ошибки, — Чиву-шишо треплет его чёрные волосы, словно он ребёнок какой. — Надо просто найти в себе силы двигаться дальше. Ты сам поймёшь зачем. Сможешь простить и отпустить. Слишком много размытой философии в его жизни. Засыпая на кровати в гостевой — об этом сообщает криво-косо прибитая табличка на двери — комнате пристройки, Сай проваливается в сновидение, повторяющееся чуть ли не каждую ночь. Перед ним склоняется тонкая фигура в маске иволги и, жадно целуя, шепчет в губы, что никогда у него ничего не получится. Когда он пробует её поймать, она превращается в жёлто-зелёную птицу и вылетает в окно, которое он сам же и забыл закрыть.Часть 2.1. Канкуро. Сентябрь–октябрь, 25 лет после рождения Наруто.
LOUNA — Молчание ягнят
+++
Канкуро бесится и никак не может найти себе место. Накику злится на него за то, что он оставил Кумо у Икимоно, Гаара просто злится, потому что и старший брат, и названная сестра его достали, и только Темари на него не злится, да и то лишь потому, что она в Конохе и не знает и половины того, что творит ее семья. Ему везет, что ее здесь нет, потому что она бы его точно убила. У нее к нему и так накопилось слишком много вопросов, он понял это и по последней их встрече, хотя ему повезло отделаться лишь поверхностным допросом. Первый же, который Темари ему задала, был следующим: «Чем ты, мать твою, думаешь»? Действительно, чем? Канкуро слышит в голове ехидный голос Накику и даже соглашается с тем, что думает он членом. Не всегда, далеко не всегда, но когда видит рыжую Икимоно, то почему-то все его мысли только о том, какая у нее мягкая грудь, как красиво она выгибается под ним дугой, и как ему нравится вкус ее губ. Хотя нет, он врет, потому что еще нет-нет, а ловит себя на том, что прислушивается к тем ее разговорам, свидетелем которых становится, запоминает мелочи вроде того, что она терпеть не может кальмаров в любом виде и теребит сережки в левой мочке когда о чем-то думает. Это злит, потому что Акеми для него никто — всего лишь забава, интерес к которой у него скоро пропадет. Он не видит ее с тех пор, как трахает в выделенных им с Накику и Кумо апартаментах, хотя и надеется где-то ее отловить. Не выходит; она, судя по всему, решила носа не показывать на улицах до тех пор, пока он не вернется в Суну. Ну и ладно, будто бы у него не хватает тех, с кем он может развлечься. В конце концов, Акеми не сказать, что умеет что-то особенное в постели, в рот берет она посредственно, да и внешне не первая же красавица. Хорошенькая, бесспорно, но у него были девушки и получше. Он возвращается в Суну и в первую же ночь цепляет в «Акасуне» коротковолосую тонкую девицу, которая в постели оказывается второй Накику. Сам Канкуро не проверял таланты своей названной сестры, но наслышан ведь, а эта недалеко от нее, судя по всему, ушла. Ему нравится, но повторения он не хочет: излишний напор его не привлекает. Не привлекает его и дикая разница в росте, не привлекает его и слишком тяжелая грудь. Канкуро все равно получает удовольствие от секса и ему становится легче, когда воспоминания об Акеми несколько притупляются. Он занимает себя делами и миссиями, возится с Кумо, которого ему снова начинает доверять Накику, и не думает даже о том, чтобы отправиться в Коноху. Когда Гаара предлагает ему очередную миссию, то Канкуро отказывается: куда угодно, только не к дорогим союзникам. Младший брат смотрит на него долго и оценивающе, но не настаивает. Нет, значит нет, что уж поделать. Гаара рад уже тому, что не видит ни Икимоно, ни Сая в Суне, и если это все закончилось, то лучше уж никого не провоцировать. Канкуро тоже так считает и не понимает, почему услышав, что на миссию сюда отправили кого-то из Икимоно, ожидает увидеть Акеми. Это оказывается не она, а какой-то мужчина средних лет с выцветшими, будто бы выгоревшими на солнце волосами. Неожиданно досадно, вот правда. — Ты загоняешься из-за рыжей? — спрашивает его тем же вечером в «Акасуне» Накику. Она дергает его за ухо, больно сжимая пальцами мочку. — Я серьезно, забудь о ней. Как будто тебе трахать некого! Вся Суна твоя, иди выбирай кого хочешь. — Я тебе сколько раз говорил забыть о твоем Анбу, и что? — огрызается Канкуро, но вяло и без огонька. Он опрокидывает в себя стопку и тут же заказывает другую. — Почему ты вдруг о ней забеспокоилась вообще? Не плевать ли, что я делаю? — У меня с ее братцем союз, — ухмыляется Накику. Канкуро вспоминает мрачное лицо младшего Икимоно и вскидывает бровь. Неужели она всерьез решила поверить ему и еще что-то даже дать взамен? Удивительно, действительно удивительно. — Поэтому лучше про Ящерку тебе не думать. Будто бы не думать о ком-то так легко! Канкуро провожает Накику взглядом, даже не удивляясь, что она уже нашла себе компанию на ночь, а сам обводит задумчивым взглядом всех собравшихся в баре. Он цепляется за Сору и, когда она замечает его, улыбается ей темно и хищно. Если можно забыться, то почему бы не с ней? Отдельный плюс заключается в том, что Накику ее на дух не переносит. Канкуро не вдается в подробности того, почему его названная сестра терпеть не может эту куноичи, потому что ему наплевать. Не наплевать ему на то, как красиво она опускается перед ним на колени. У нее полные розовые губы, мягкие и нежные, они оставляют на его члене щекотные поцелуи. С Сорой он спит уже не в первый раз, поэтому она точно знает, что сделать, чтобы он забыл обо всем. Она отсасывает ему с удовольствием, берет в рот глубоко, до самой глотки, и ласкает рукой яйца. Канкуро путается в ее волосах пальцам, тянет и направляет ее так, как хочет сам. Акеми бы уже начала царапать его бедро ногтями, потому что у нее не получается так расслаблять горло. Мысль он отгоняет от себя и кончает Соре на грудь. Она облизывается, смотрит на него из-под пушистых ресниц, будто бы спрашивая, закончили они или нет. Не закончили, думает Канкуро и тянет ее за локоть наверх. На кровать она падает сама и переворачивается на живот, под который подгребает подушку. Она приподнимается на локтях и закусывает нижнюю припухшую губу когда смотрит на него через плечо. Сора намного красивее и Акеми, и Накику. Разве что жена Сая, Яманака Ино, которую он помнит еще с войны, может с ней соперничать и, наверное, победить. Ему не на что жаловаться, ему даже глупо пытаться ее с кем-то сравнивать. У него в постели лежит красивая девушка, которая хочет его и готова дать ему все, о чем он ее попросит. Канкуро ухмыляется и тянется к тумбочке за пачкой презервативов. Эти он купил в Конохе и нашел их получше тех, что есть в Суне. Акеми, во всяком случае, была ими больше довольна, чем прежними. Канкуро оставляет на покатых плечах и лопатках укусы, мнет полную грудь и резко двигается в ней. Сора от удовольствия подвывает — звук неприятно режет слух. Голос у нее вроде бы и нежный, но сейчас становится слишком высоким. Он не обращает на это внимания и прикрывает глаза, когда чувствует, что скоро кончит. Длинные волосы Соры собраны в косу, перекинутой сейчас через плечо. Канкуро удобно наматывать ее на кулак, что он и делает, когда толкается в нее в последний раз. Ему нужно позаботиться и о ней, поэтому он опускает руку вниз и трет ее клитор. Сора разваливается на кровати и тяжело дышит. Канкуро устраивается рядом, даже не удивляясь, когда девушка подкатывается к нему ближе. Она целует его в шею, гладит пальцами по груди и животу, явно надеясь на продолжение. — Не хочешь покурить? Обычно ты любишь после секса, — говорит она и дотягивается до его тумбочки. У него там пачка и зажигалка, и Сора сама закуривает, прежде чем протянуть ему сигарету. Канкуро делает затяжку и выпускает облачко дыма. Девушку это нисколько не заботит, она снова прижимается к нему и целует в мокрую от пота кожу. Акеми ненавидит запах дыма. Она этого даже не скрывает, отворачиваясь и морщась всякий раз, как Канкуро при ней начинает курить. Его забавляет, как она это делает, поэтому он частенько выпускает дым ей прямо в лицо. Акеми не кашляет, но видно же, что ей совсем не нравится такое, пусть от его поцелуев она и не уходит. Терпит. Соре все равно. Сора удобнее. Сора красивее. Сора пахнет персиками. Сора лучше. И все равно на ночь Канкуро не остается. Вылизывает ее в душе, отчего она едва не падает на мокрый кафель, высоко и протяжно вскрикивая его имя. Благо, он удерживает ее под ягодицы, так что ей везет не ушибиться. Она разнеженная и чувствительная, когда Канкуро толкается в нее членом, податливая и мягкая, но он не обращает на это внимания, потому что гонится за своим удовольствием. Если и слишком рано, то она ничем этого не показывает. Плевать, ей все равно нравится, а ему нет. Дома он еще раз заходит в душ и заваливается спать, надеясь, что завтра ему станет легче и никакие дурацкие мысли не будут отравлять его сознание.