Часть 2.2. Акеми. Октябрь, 25 лет после рождения Наруто.
Fit For Rivals — Hallelujah
+++
Акеми знает, что пытаться спрятаться от всех — это невероятно малодушно, но что еще делать она не знает. Она не выходит из поместья Икимоно до тех пор, пока Канкуро не покидает Коноху. Об этом она вначале узнает от гуре, а потом уже от Яхико. К младшему брату у нее тоже слишком много вопросов, которые ей не хочется, но приходится задавать. Они проводят ночь за разговорами, под конец которой у нее случается та самая истерика, к которой все уже давно шло. Она рыдает на плече у своего младшего брата, которого так и не сумела уберечь. Меньше всего Акеми хотела, чтобы Яхико узнал даже часть того, что ей пришлось пережить. Она хотела, чтобы он рос спокойно, чтобы на его выбор ничего не влияло, но подвела его. Она хотела, чтобы из них двоих хотя бы он был свободен, но ничего у нее не вышло, и вот он подчищает все за ней. Это ее ошибки, это ее хвосты, а занят ими почему-то он. Акеми становится до того обидно за себя и за брата, до того жалко саму себя, что успокаивается она только под утро, когда не остается сил ни на слезы, ни на какие-то сожаления. Брат гладит ее по спине, держит так, как в детстве держала его на руках она. Акеми не поняла когда и как он вырос. Он вырос и стал убийцей. Он вырос и узнал едва ли не все ее секреты. Он вырос и стал убивать тех, кто может вернуться за ней, за Нанадайме, да за кем угодно, если Данзо прикажет. Она ненавидит за это Хатаке Какаши, потому что это с его разрешения Яхико стал токубецу-джонином, ей сказав, что все благодаря его успехам в шпионаже. Она благодарна за это Хатаке Какаши, потому что он сумел скрыть от нее это все, иначе бы она сошла с ума. Яхико вырос, у него теперь острые зубы и когти. Достойный сын своего отца, и если это та дорога, которую он сам себе выбрал, то может ли Акеми его останавливать? Особенно когда не видит перед собой свою собственную. — С тех пор, как умерли родители и бабушка, ты всегда за меня переживала. И за клан, — говорит ей Яхико, когда отводит в ванную и включает в раковине холодную воду. Он сажает ее на бортик ванной и снимает с вешалки полотенце. — Я знаю, что ты в Анбу пошла не потому, что хотела этого, я знаю про Данзо. — Ты ничего не должен был узнать, — хрипло вздыхает Акеми. Яхико опускается перед ней на колени и начинает аккуратно вытирать ее лицо мокрым полотенцем. От того, какое оно холодное, Акеми блаженно жмурится. Приятно. — Если бы я была лучше… — Ты и так лучше некуда. Я серьезно, Данзо не добрался ни до меня, ни до кого-то еще, — успокаивает ее Яхико. — Про Ящерицу вспоминают, тебя хвалят, ты была на хорошем счету. — Из меня не получилось Анбу даже несмотря на старания старика. Иначе бы… — Ты ушла из Анбу после войны, — Яхико не дает ей закончит фразу. — Как и Сай, и вы оба сдали, но еще и потому что ни у одного из вас нет цели. Вначале вы выживали, а как только это стало не нужно, потерялись. — А у тебя есть? — спрашивает Акеми, касаясь пальцами рыжей макушки брата. — Ради чего ты живешь, каждый день просыпаешься и разгребаешь все это дерьмо? — Есть конечно, — кивает он и ловит ее за руку. Яхико сжимает ее ладонь в своей, держит так крепко, как когда-то держал Амен-сан. У Акеми снова начинает пощипывать в глазах. — Я хочу, чтобы мы были счастливы. Для этого мне нужно, чтобы ты мне доверилась, хорошо? Ты защищала меня почти всю нашу жизнь и устала. Тебе двадцать пять лет, анэ, из них одиннадцатью ты пожертвовала ради меня, — Яхико ей улыбается целует в ладонь. — Я разберусь со всем, что осталось, обещаю, в том числе и с Данзо. Яхико самоуверенный мальчишка, думает она про себя, но замечает, что это не бравада в нем говорит. Он знает, что делает, раз смог убить одних из самых верных приверженцев Данзо. Беспокоиться меньше о нем Акеми от этого не станет, но хотя бы теперь она знает что из себя представляет ее брат. Осталось только понять что из себя представляет она сама. Акеми запрещает себе думать о Канкуро, она запрещает себе вспоминать его, хотя и вертит перед сном старый кунай в руках. Ей надо бы снять подаренный им браслет, — всего лишь подачка, а не что-то ценное и важное, — но он ей нравится. Красная нить и бусина хорошо смотрятся на ее запястье, поэтому пусть уж будут. Пусть будут и серьги, которые она тоже не снимает. Прокалывает правое ухо еще в двух местах, отмахивается от хохота брата, утверждающего, что скоро она дойдет до бровей, носа и языка, и вот тогда-то ее не отличить от Пейна будет. С Саем она не разговаривает. С тех пор, как они поругались у Нара, они не виделись. Акеми понятия не имеет что он делает и лелеет свою обиду. Она не ревнует его к Накику, как никогда не ревновала к Ино, потому что есть все остальные, а есть они двое. Данзо подарил ей друга, которому нельзя было дружить, а он взял и смог. Кое-как, со скрипом и скрежетом, но смог, и Акеми привязалась к нему, начала считать за своего. Не разговаривать с ним сложно, как и вспоминать тот обмен любезностями, который между ними произошел. Она долго мучается и мается, прежде чем решается к нему пойти. В поместье Яманака ее встречает Ино, а Сая там и нет. Они развелись, сообщает ей блондинка и вдруг тянется к ней, привлекает к себе и целует в щеку, когда Акеми к ней наклоняется. — На вас обоих больно смотреть. Он в мастерской Чиву-сенсея, — говорит ей Ино и трогает волосы Акеми. — Ты их отращивать начала, а ухаживать совсем не умеешь. Зашла бы уж к Каю, он-то ловко орудует ножницами. Хотя тебе и так идет. Акеми покупает тофу, овощи и мясо и идет в мастерскую. Сай на пороге встречает ее так, словно ждал. Может ждал, а может и нет. Она толкает его плечом и проходит внутрь. У Чиву-сенсея немного пыльно и не прибрано, но ее это не беспокоит. Самое главное, что плита на кухне работает, в шкафчике под раковиной она находит кастрюлю и сковородку, а в ящике у раковины — ножи и прочие столовые приборы. Сай идет за ней следом на кухню и, чуть подумав, садится за стол и молча наблюдает. Акеми чувствует на себе его взгляд, тяжелый и уставший, но не поворачивается и продолжает молча готовить. Сай любит тофу, поэтому она купила все, чтобы приготовить с ним что-то вкусное. — Мы миримся? — уточняет он через какое-то время. Акеми кидает на него взгляд через плечо и кивает. — Да, иначе ты сдохнешь без меня или с голоду, или на миссии. Куда ты там собрался, в Щимо? Я послала гуре к Наруто, с тобой пойду, — говорит она так беспечно, как только может. Им нужно обсудить то, что произошло, но ни один из них не знает, как начать. — Что с тобой случилось? В ту ночь, я имею в виду, — Сай первым решается на неудобные вопросы. — Когда вы меня прогнали. Прогнали! Он из-за это обиделся? У них тогда проблемы посерьезнее были, а он все вот это переваривает. Хотя, скорее всего, речь идет только о самой верхушке айсберга. У них накопилось много обид и вопросов друг к другу. Акеми не может понять почему он запал на Накику, почему вцепился в нее мертвой хваткой и не может отпустить, когда у него дома есть красавица жена и сын. Это ненормально и глупо, тем более, что Накику в его сторону даже не смотрит. Неужели ему самому себя не жалко? Неужели у него никакой гордости нет? С другой стороны, это она его должна осуждать? Акеми ведь действительно умудрилась влюбиться: глупо и безнадежно, в того, в кого никак не следовало. Лучше бы она к Саске какими-то чувствами прониклась, с ним они хотя бы из одной деревни, чем к Канкуро. Песчаник же каждым своим поступком явно говорит о том, что она для него ничего не значит. Акеми удобная, ему нравится над ней смеяться, нравится ее дразнить и заставлять ее томиться дурацким ожиданием. Как Сай бежит к Накику, так и Акеми тянется к Канкуро. Они запутались и не знают, что делать дальше, в этом Яхико прав. — Я не прогоняла тебя, — возражает Акеми, переворачивая мясо на сковороде и кидая к нему тофу. — Ты его не остановила, — в голосе у него слышится укор. Акеми принимает это, но и каяться не собирается. Верно, она его не остановила, а он не постарался остаться. — Со мной не случилось ничего из того, что уже не случалось, — она слышит, как за ее спиной скрипит стул и чувствует руки Сая на своей талии. Он обнимает ее и прячет лицо у нее на плече — они почти одного роста, ему не нужно сгибаться в три погибели для этого. — Все в порядке, правда. Я должна была тебя больше слушать, а не кидаться обвинениями. — Ты не злишься, что меня… — «не было рядом», хочет сказать Сай, что Акеми и так понимает. Они давно уже научились читать друг друга: в Анбу это было необходимостью, для них стало чем-то обыденным. — Ты не можешь быть всегда рядом. Мы и так были рядом друг с другом десять лет, — она вздыхает и разворачивается в его объятиях. Акеми устраивает ладони на его лице и чуть приподнимается на носочках, чтобы коснуться его лба губами. — Мы оба влюбились в мудаков, но это же не значит, что жизнь кончена? — Поболит и пройдет? — спрашивает Сай, отстраняясь от нее и доставая тарелки. Акеми кивает, вспоминая, как ей эту фразу говорил отец. Поболит и пройдет, только непонятно когда и сколько еще неприятностей им причинит. — Конечно, как и всегда, — во всяком случае Акеми искренне на это надеется. Она не хочет мучиться постоянно, не желает жить в вечном напряжении. Больше миссий в Суну ей брать не стоит, больше надеяться на встречу не нужно, больше рассчитывать на что-то нельзя. В конце концов, она зря зачем-то ожидала от этого всего чего-то большего, чем было на поверхности. Для Канкуро она — насадка на член, вот и все. — У тебя хотя бы есть чему болеть, — вздыхает Сай, чуть улыбаясь. Взгляд его становится немного менее уставшим и измученным, видимо, их ссора тоже его беспокоила. Они не привыкли подолгу не разговаривать, им тяжело игнорировать друг друга. Акеми очень хорошо это понимает и тоже выдыхает, радуясь, что они пришли к какому-то взаимопониманию, и все снова хорошо. Настолько, насколько, конечно, может быть хорошо у таких как они. Дома, собирая вещи на миссию, Акеми прокручивает в голове их разговор с Саем. Она предпочла бы жить вечными сожалениями, чем знать, какой на самом деле Канкуро. Сама придумала, сама расстроилась, сама разочаровалась, сама же теперь и мучается. Как ее назвать, если не дурой? Дура, круглая дура, особенно от того, что осознает, как легко ей будет решиться снова лечь под него. За это она себя почти ненавидит.Часть 2.2. Накику. Октябрь, 25 лет после рождения Наруто.
Katy Perry — Chained to the Rhythm
+++
После возвращения в Суну Накику наконец-то успокаивается настолько, чтобы поговорить с Канкуро. Разговор выходит короткий, но, кажется, её названный брат тоже перебесился и переключился. Отлично, можно забыть наконец-то о Конохе и всем с ней связанным. Ни рыжая, ни её побитый жизнью дружок мышонок не показывают своего носа в стране Ветра, так что, скорее всего, тоже наконец-то занялись своими жизнями. У Накику словно гора с плеч падает: с одной стороны, какое ей дело до этого сталкера, который на неё грустными глазками глядел, как на чудо? С другой, она не любит испытывать к кому-то жалость и тем более не любит, когда её преследуют, чего-то ожидая в ответ. Ничего конкретно плохого он ей не сделал, это ж не мудак Канкуро, который весь в неё, и это ещё больше бесит: Хорёк ведь явно видит в ней что-то такое, чего в ней нет. Как рыжая Икимоно видит в Куро. Про остальное она и вовсе предпочитает не думать: по какой-то иррациональной причине верит, что Яхико сдержит слово и займётся проблемой. В Суне ей бояться нечего, во всяком случае. Доказывая себе самой что она права, Кику цепляет в «Акасуне» какого-то молоденького чунина — кажется, возраста брата Акеми — и трахается с ним в кабинке туалета. Было неплохо, но на предложение отправиться к нему отвечает отказом. Ей хочется заснуть сегодня у себя. И завтра. И послезавтра. Ей внезапно начинают сниться странные сны, в которых ей тепло и уютно в чьих-то объятиях — пару раз она засыпала так в руках Сасори, веря, что это что-то для него значит. Просыпалась она всегда одна. Это ничего не значило. И со всеми, с кем она спала после Скорпиона, даже после секса всегда держала дистанцию. Кроме Кая и Хошиме — но тут даже оправдываться нечего, это был первый тройничок в её жизни, причём наполовину в наркотическом бреду. Неудивительно, что она даже отталкивать не стала тех, кто зажал её с обеих сторон в горячих тисках. Ещё она позволяла себе иногда сворачиваться клубком под боком у Тамкена в «их» квартире. Ей сейчас очень не хватает его присутствия, но она даже не думает о том, чтобы попытаться отправить ему сообщение. Впрочем, Кенджи будто бы дистанционно читает её мысли и пару дней спустя вылавливает её на рынке, куда она зашла купить первоклассной говядины и овощей, чтобы порадовать вечером Кумо капустными рулетами, которые он так любит. Смотрит Анбу на неё очень пристально своими прозрачно-зелёными глазами, отбирает пакет и толкает в сторону своего временного жилья. — Пойдём ко мне, — внезапно предлагает Накику. Она ожидает, что Тамкен удивится, но он лишь сильнее хмурится и кивает. В её апартаментах пусто: Кумо остаётся обедать в академии со своими приятелями, Куро непонятно где торчит, они не виделись уже пару дней точно, Ханаби заглядывала с утра с Мичиру, но уже вернулась давно к себе, в крыло, отведённое Казекаге, довольно далеко от той части дворца, где проживают они с сыном. Эти апартаменты ей выделили ещё когда она только попала в Суну и, несмотря на то, что Гаара предлагал ей переехать в более просторные, она почему-то решила остаться в старой квартире. Только уломала себя на очередную оранжерею в личном дворике, за которой в основном сам Гаара же с Ханаби и следят. У каждого свои хобби. У неё вот трахаться, например. Кику быстро закидывает продукты в холодильник, возвращается в комнату и тянется с поцелуем к Кенджи, но парень, быстро чмокая её в губы, отстраняется, чтобы серьёзно заглянуть в глаза. — Ты в порядке? — С чего бы мне быть не в порядке? — Накику прищуривается и складывает руки на груди. — Я слышал о том, что произошло с тобой, пока меня не было. — Правда? Откуда, интересно? От своей рыжей подружки из Анбу? — Мы не так близко общаемся с Акеми, — вздыхает Кенджи. Можно подумать, она ревнует. — Нет, я… Он замолкает, кидая взгляд на кровать. Поверх простыней лежит футболка то ли Кая, то ли Хоши, которая оказалась внезапно удобной и заменила ей ночнушку. Первые дни она даже с удовольствием вдыхала запах тонкого мужского парфюма и секса, который на ней остался. — Это футболка Хошиме, — скрипит зубами Тамкен. У него аж глаза темнеют. — Ух, кажется, вы близко знакомы, раз ты узнаешь предметы его гардероба, — ехидно тянет Накику. — Ты точно не по рыжим? Занятные вещи, наверное, практикуешь с ним и тем ирьёнином, его дружком. — Ты и с Каем познакомилась? — Честно говоря, Накику никогда не видела Тамкена таким злым. — Мы с Хоши вместе работали в Анбу. В паре. Долгое время. Я доверяю ему, как брату. — Это хорошо, — она тянется к нему, дёргая за русый хвост, чтобы он наклонился. Дразняще обводит языком ушную раковину, прекрасно зная, насколько он к этому чувствителен. До дрожи. И тихо шепчет. — Потому что мне понравилось, как он брал меня сзади. — Какого чёрта, Кику? — Кенджи толкает её к невысокому комоду, на котором лежит какая-то корреспонденция. Через секунду письма и свитки летят на пол, потому что он подхватывает её под бёдра и усаживает на деревянную поверхность. — Я думал, ты хотя бы в Конохе не станешь никого соблазнять. — Какая тебе разница? — Кику позволяет ему огладить свои колени и скользнуть тёплыми ладонями выше. — Мы что, клятву верности друг другу давали? Напомни мне, кем мы вообще друг другу приходимся? — Я же знаю, что ты не такая стерва, какой пытаешься казаться, — кажется, злость его немного спадает. Вообще непонятно, с чего он завёлся. — Если ты когда-нибудь захочешь, мы можем оформить наши отношения официально. Вообще-то, я не против переехать в Суну. У меня тут и квартира есть, — хмыкает он. Кстати, да, тут у него есть квартира, а в Листе нет: там, когда он остаётся на ночь, ему приходится торчать с соседом в каком-то общежитие Анбу. Так-то Тамеру живёт на ферме в паре десятков километров от Конохи, с какой-то древней старушкой, за которой присматривает по доброте душевной на пару с соседями. — И отказать себе в удовольствии иметь другие связи? — фыркает она. — Нет, спасибо. — Я не настаиваю на том, чтобы ты трахалась только со мной, — в свою очередь фыркает Тамкен. — Можешь продолжать свои похождения без обязательств по Суне. Я просто предлагаю тебе удобный брак, где тебя оставят в покое Казекаге и старейшины. Ну, и некоторые приставучие черноволосые болваны. — Ты про мышонка что ли? — хмыкает Накику. — Да он отстал уже давно, видимо, жена нормально дала. Может, сама на стороне подучилась. По лицу Тамкена проходит какая-то тень, но он не комментирует, а просто наклоняется к ней, нежно прикусывая за челюсть возле уха и жадно посасывая кожу на шее так, как ей нравится. Его пальцы уже у неё между ног, отодвигают трусики и скользят внутрь, потому что она сама быстро возбудилась от его неожиданной вспышки. Может, ещё что-нибудь сказануть, чтобы спровоцировать? Обычно он любит растягивать с ней удовольствие, а сейчас движения его руки довольно резкие и грубоватые. Ей нравится такой напор. — Ты подумай всё-таки, — он переворачивает её на живот, и Кику выгибается, когда он притягивает её задницу, двумя пальцами раскрывая половые губы, чтобы рассмотреть вид. Затем она чувствует прикосновения его влажного горячего языка на них. — Я не тороплю, — добавляет он, и следующие пятнадцать минут молчит, занимая свой рот другим делом. Когда она с коротким вскриком кончает, чувствуя, как дрожат ноги, Тамкен, не давая ей прийти в себя, резко хватает её за волосы, входя до упора. — Понравилось, как он брал тебя сзади? — очередь Кенджи ласково шипеть ей на ухо. — Не волнуйся, я не хуже справлюсь. — Какого хрена ты не надел презерватив? — Кику и возбуждается ещё больше, и пытается вырваться из его хватки. Он ей уже, оказывается, запястья за спиной скрутить успел. — Совсем идиот? — Таблетку выпьешь, — отмахивается парень, сразу входя в быстрый темп. Она невольно подмахивает ему бёдрами, потому что всё равно уже начали, похуй. Да и приятно чувствовать именно живую плоть, а не латекс. — Я не про это болван! — Ты всегда защищаешься, а я только с тобой сплю уже давно, — разница между его спокойным мелодичным голосом и стремительными движениями его тела настолько потрясающая, что Кику быстро кончает второй раз, даже не стимулируя клитор, и следом он выходит, чтобы опустить её на колени и выстрелить спермой на приоткрытые и искусанные губы. — У меня не так зудит, хотя я бы не отказался почаще с тобой видеться. — Так найди себе бабу в Конохе. — Ты вполне меня устраиваешь. И я люблю опытных, — он с насмешкой и желанием смотрит на её рот. — Я подумаю, баран, — Кику слизывает солёную липкую жидкость и сразу тянется к сумке, в которой не яды, а другие полезные настойки и медикаменты. — Ты поужинаешь с нами? — Даже могу помочь с готовкой, — усмехается Тамкен, приводя себя в порядок. Он кидает последний недовольный взгляд на её кровать, но тут же отворачивается, предлагая ей сначала освежиться в душе. Она, конечно, не против. Вечером к ним присоединяется жутко недовольный Куро. Кику уже надоело, честно говоря, видеть его не в духе. Он то куда-то пропадает, то появляется вот так внезапно на пороге её апартаментов, и только из-за Кумо ни он ей не делает ехидного комментария по поводу присутствия Кенджи не абы где, а у неё дома; ни она ему по поводу его бесячей морды лица. Надо что-то делать с этим. Но Гаара уже что-то с этим сделал. — Меня высылают в Щимо на три недели, — фыркает Куро, разваливаясь на диване после того, как поцеловал мальчика, уложив спать. Дядя Куро обычно ему рассказывает истории на ночь, и даже в десять лет Кумо в восторге от новых и новых рассказов. У Кику нет терпения, хотя раньше она пела ему колыбельные. И написала несколько детских сказок, которые хранятся где-то у него в комнате. Сам Кумо тоже, кстати, любит сочинять и писать, у него даже есть что-то вроде личного дневника. — Ты Гаару тоже своей рожей выбесил? — фыркает Кику, располагаясь на полу между его разведённых ног и кладя подбородок на колено. Это может выглядеть пошловато со стороны, но друг с другом они всегда были тактильными и никогда не хотелось зайти дальше. Тамкену, конечно, не нравится, что его оставили в кресле, да и чёрт с ним пока. Она ещё даже не решила, предложить ли остаться на ночь. Это кажется ей ужасной нелепостью, но хочется, впервые в жизни, проснуться в чьих-то объятиях утром. Видимо, размякла из-за долбанной Конохи. Ей тоже не помешает миссию себе взять. — Что у тебя, недотрах? Перетрах? Не так отсосала, не дала в жопу? — Ты как всегда умеешь, блять, поддержать, пигалица, — закатывает глаза Куро, опуская руку ей на голову и задумчиво накручивая золотистую прядку на палец. — Вообще, наверное, неплохая идея. Может, там хоть разнообразие какое-то будет. Нет, всё-таки, хорошо, что у вас с Сорой оттенок волос разный, а то как с сестрой ебаться, если со спины. — Ты охуел? У нас с этой мымрой ничего общего. У неё же жира больше, чем мышц. И задница скоро перестанет в костюм влезать. — Ну да, твоя-то тощая, как… эй, всё, убери когти. Кенджи хмыкает, потягивая умесю, которое внезапно обнаружилось у неё в запасах. Он тоже кажется расслабленным, но с Куро они друг на друга не смотрят. — Ладно, честно говоря, я тоже хотела отвлечься, — задумчиво тянет Кику. — Отправлюсь с тобой. Ей нужно, наверное, поставить обратно на место свои растёкшиеся розовыми соплями мозги. Она же не будет всерьёз задумываться о свадьбе, чтобы осчастливить Гаару и старых пердунов из совета? Пусть вариант Тамкена, и правда, удобный. — Там какая-то дипломатическая фигня, — морщится Куро, почёсывая теперь её за ухом, как кошку. — Гуманитарная помощь, пара миссий по периметру деревень. Короче, без адреналина, как ты любишь. — Сойдёт. — Зато будет время как следует всё разложить по полочкам. Она кидает взгляд на Тамкена, встаёт, берёт бокал из его рук и, осушая остатки одним махом, прощается с ним, без лишних сантиментов выставляя за дверь. С ней в кровати спит Куро, и даже если его братские объятия позволяют ей провести эту ночь без тревожных сновидений, это всё равно не то. Она уже сама не знает что хочет.