Часть 2.6. Акеми. Ноябрь, 25 лет после рождения Наруто.
Элджей ft FEDUK — Розовое вино
+++
Меньше всего Акеми ожидает, что Канкуро станет с ней возиться. Она даже охнуть не успевает, когда он подхватывает ее на руки, — явно не желая уступать Иошихиро, кидающему на него мрачные взгляды, — вынося из пещеры. Не отпускает ее он до тех самых пор, пока они не находят полянку в отдалении. Там ее сажают на пенек, а Саори пытается ей помочь, но что-то у нее идет не так. В конечном итоге у Акеми всякое терпение заканчивается, и она отмахивается от руки ирьенина и просит от нее простого человеческого: отъебаться. Девушка выглядит оскорбленной, но уходит на поиски Сая, видимо уже его собираясь залечить до смерти. Кровь у нее останавливается сама по себе после того, как Акеми опустошает трех сейсеки. Делает она это аккуратно, чтобы не умертвить ящериц, и прячет их в сумку у себя на поясе. Канкуро все это время стоит рядом с ней, а потом даже приседает и заглядывает ей в лицо, придерживая голову за подбородок и поглаживая его большим пальцем. Неожиданная ласка и забота Акеми кажется чем-то странным, но безусловно приятным. Выглядит при этом она вряд ли как-то уж особенно красиво, только не с испачканным кровью лицом. Канкуро это, впрочем, кажется совсем не беспокоит, потому что от нее он отходит только когда настает время разжечь костер. Сай подсаживается к ней и жмется так тесно, что Акеми, уже успевшая умыться снегом, поначалу удивленно на него косится, а потом замечает взгляд Саори. Поняв, от кого прячется ее друг, она поворачивается к нему полубоком, подгибая ноги, и устраивает сложенные руки у него на плече. Сай благодарно сжимает ее колено ладонью и вступает в разговор, который быстро становится обменом любезностями между Канкуро и Иошихиро. Ей от этого страшно неловко и вместе с тем лестно: внимание кукловода вызывает у нее глупое желание улыбаться. Это, увы, не спасает ее от головной боли, вызванной их пререканиями. Зато появление Накику спасает ее от продолжения этой перепалки. Увы, сама девушка не собирается помогать, так что Акеми придется снова остаться одной с Канкуро или Иошихиро, — еще и не стала даже слушать ее предложение; пока, — но хотя бы дает передышку, которой ей хватает на то, чтобы хотя бы голова перестала так сильно гудеть. Ей вдруг становится даже немного жаль Саске, вынужденного все годы в академии провести с полчищем фанаток у него на хвосте. Да уж, после такого любой бы сделался одиночкой, что уж говорить о нем. Занятая своими мыслями Акеми идет к их с Саем палатке и даже не удивляется, когда тот проносится мимо нее черным мазком. Она останавливается, провожает его взглядом и очень тяжело вздыхает. Если Накику прогонит его, то ночевать ему в сугробе, как какому-то снежному псу. Конечно, он может залезть к ним, но что-то подсказывает ей, что она одна точно не проведет эту ночь. Злобушка, все же, верно сказала, сладкие сны у нее будут только в том случае, если ей не дадут. Ну или просто сон без снов, на это она тоже согласна, потому что успела ужасно устать за день. Две пилюли расширения крови помогли ей избавиться от головокружения, но ей действительно нужно восстановиться. В этом Иошихиро был точно прав, этого у него не отнять. Хорошо, что хотя бы от дежурства она сегодня избавлена: они с Накику потратили слишком много чакры, чтобы еще и ночью сторожить лагерь. Акеми трет свое плечо и уже хочет было забраться к себе, как ее ловит светловолосый джонин. Он улыбается ей вполне искренне, она — немного натянуто. Сил и желания вести разговоры у нее нет, но он словно не замечает этого. Акеми не знает, что хуже: вот эта тотальная слепота, или пренебрежение того же Канкуро. — Как ты себя чувствуешь? — Иошихиро окидывает ее внимательным взглядом, от которого Акеми ни с того ни с сего хочется спрятаться. Два дня назад все это было ей приятно, но теперь, когда все ее мысли слова занимает Канкуро, уже тяготит. Она, все же, страшная дура, раз ей нужно так мало для счастья. — Все в порядке. Прости за ящериц, я не думала, что не останется никого, с кого можно было бы что-то спросить, — Акеми вздыхает. Вот за это она точно чувствует некую вину: нужно заранее о таком думать, а не надеяться на авось. Тут ее просчет, с этим не поспоришь. — Ничего страшного. И без них разберемся, — Иошихиро качает головой и делает к Акеми шаг ближе, поднимает руку к ее лицу. — Скажи, ты… Узнать, что он хочет спросить Иошихиро она не успевает. Канкуро просто толкает его плечом, не давая прикоснуться к Акеми, скрываясь в ее с Саем палатке. Она глупо моргает, улыбается помрачневшему джонину и пожимает плечами, будто говоря, что ничего с этим поделать не может. Быстро пожелав ему спокойной ночи, она забирается внутрь. Канкуро уже устраивается на спальнике Сая и ведет себя так, словно тут ему самое место. Акеми несколько секунд рассматривает его, прежде чем разувается и опускается на свой собственный. — Ты в курсе, что это не твоя палатка? — зачем-то спрашивает она, хотя прекрасно знает, что он более чем в курсе. Канкуро кидает на нее насмешливый взгляд, стаскивая с себя лишнюю одежду. Он не раздевается до конца, потому что ему дежурить где-то посреди ночи, так что так или иначе придется вставать. — Хотя о чем это я… Свою одежду Акеми складывает аккуратно, чтобы не суетиться с утра и тянется к сумке. Свиток с теплым одеялом у нее должен быть с собой, она точно все складывала, когда собиралась, поэтому оставить его никак не могла. — Чего ты копошишься? — успевший разложиться Канкуро ложится на спину и протяжно вздыхает. Он, видимо, тоже успел устать за день. — Ложись уже давай, я спать хочу. Ложиться он предлагает под его одеяло. Акеми неуверенно хмурится, но решает не спорить. Она устраивается рядом с Канкуро, осторожно касается его живота ладонью, и, не получив ни замечания, ни насмешки, сворачивается у него под боком и укладывает голову ему на плечо. Его это нисколько не заботит, он теплый, вкусно пахнет сандалом и кофе, и Акеми бы легко провалилась в сон, если бы не стоны, которые вдруг начинают разноситься на весь лагерь. — Пигалица, блять, — начинает посмеиваться Канкуро, поворачиваясь на бок и придвигая к себе Акеми поближе. — Неужели это твой дружок ее? — Ничего не хочу об этом знать, — бормочет Акеми, пряча лицо у него в шее. Ей тепло и хорошо, только звуки нарушают ее покой, но она вполне может их игнорировать. Во всяком случае, она может постараться. Не будет же Накику всю ночь вопить? — Ты спать хотел, Куро, так давай спи. И Канкуро действительно засыпает. Уже позже сквозь сон Акеми чувствует, как он вылезает из-под одеяла, оставляя ее одну. Она не то что просыпается, просто сонно ежится и передвигается на нагретое им место. Запах Канкуро ее обволакивает, она мерно дышит, чувствуя себя так, словно она находится в безопасности. Странное чувство, почти забытое, но ужасно приятное. Ей не хочется просыпаться, не хочется его лишаться, поэтому она кутается в одеяло, неосознанно прячась от всего. Акеми бы точно могла проспать до самого утра, если бы вдруг не почувствовала прикосновения холодной ладони к своему животу. Она хмурится и тихо стонет, когда ловкие мозолистые пальцы проскальзывают под резинку ее шорт. Канкуро ласкает ее неторопливо и обстоятельно: раздвигает ее складочки пальцами, касается клитора, распаляя ее и заставляя намокнуть. — Не хочешь покричать? — с усмешкой спрашивает он, трогая губами ее шею и оставляя на коже мокрые поцелуи. — Уверен, ты сможешь перекричать и пигалицу. — Я хочу спать, а не кричать, — капризно тянет Акеми, но руки его не пытается даже убрать, наоборот, раздвигает ноги и вытягивает шею так, чтобы ему было, куда ее целовать. — И не хочу про нее говорить, когда мы… когда ты меня… м-м-м… — Я тебя что? — он давит на ее клитор сильнее, кружит вокруг него и вдруг кусает ее в шею, все же заставляя вскрикнуть. — Если будешь молчать, то я решу, что тебе скучно. — Когда ты меня трахаешь, — выдыхает Акеми и послушно поворачивает голову, подставляя губы для глубокого неторопливого поцелуя. Канкуро ведет себя так, будто бы им вообще некуда торопиться, и у них есть все время этого мира, и утром никуда не придется торопиться. Акеми еще полусонная, разнеженная и такая податливая, что ни спорить с ним не может, ни сопротивляться, ни даже как-то возражать. Она может только сладко стонать, когда Канкуро проникает в нее пальцами и прикусывает мочку уха. Он давит и трет так, что даже будь у нее желание остановить его, то оно бы само по себе пропало, оставив после себя только жгучее желание. Акеми вздыхает и заводит руку назад, откидывая одеяло и дотягиваясь до его головы. Она хочет еще поцелуев, которые тут же получает. Канкуро шепчет ей что-то о хороших девочках, которых надо поощрять, но она не вслушивается в его слова, все заглушает биение собственного сердца и шум крови в ушах. Накику стонала в голос, нисколько ничего не стесняясь. Акеми так не может, но ей везет, что она вообще не до конца даже проснулась и голос ее со сна более тихий и хриплый. Только поэтому она не вскрикивает так громко, как делает это обычно, когда Канкуро толкается в нее, после того как надевает на свой член презерватив. Впрочем, он делает это так неторопливо, что ей не вскрикивать хочется, а протяжно стонать его имя. Именно это она и делает, наслаждаясь размеренными толчками и его поцелуями, именно это она и делает, когда снова чувствует его руку внизу. Канкуро сегодня как никогда ласковый: то ли потому что устал, то ли потому что жалеет ее. Акеми даже не задумывается об этом, потому что ей так хорошо, как только может быть. Она царапает его шею ногтями и жалобно хнычет. Глаза ее зажмурены, рот приоткрыт, бедра двигаются уже сами: Акеми насаживается на прекрасный толстый член, заполняющий ее именно так, как нужно, подставляется под ласку ловких пальцев и кончает, вздрогнув и выгнувшись дугой. Канкуро догоняет ее чуть позже, когда она уже балансирует на той самой грани, после которой любое удовольствие перестает быть таковым. — Спи, — Акеми слышит это сквозь сон. Она не чувствует, как ее одежду возвращают на место, зато чувствует, как ее привлекают к широкой груди. Жаловаться ей совсем не на что, она расслабленная и довольная, и ей даже впервые за долгое время снится что-то приятное. Утром Акеми просыпается одна, лениво тянется и тут же зарывается лицом в пахнущую сандалом и кофе подушку. Ей ужасно хочется поспать еще хотя бы полчасика, но такой возможности у нее точно нет. Из палатки она вылезает совсем не бодрая, зато хотя бы не такая бледная, как вчера, и широко зевает. Иошихиро следит за ней взглядом, который она не замечает, он даже говорит ей что-то. К чему ей думать об этом всем? Особенно когда Канкуро зовет ее к себе и вручает стакан кофе, усаживая рядом с собой и придерживая за спину, потому что Акеми еще такая сонная, что приваливается к нему плечом пока наслаждается горячим напитком. Сая она видит на другом конце полянки. Он выглядит страшно довольным, из-за чего Акеми вспоминает ночные стоны. Ну, видимо, ей стоит за него порадоваться, да? Поговорить с ним она не успевает: Сай уже изучил печати в пещере, все, даже Накику, наконец-то проснулись, поэтому их собирает Иошихиро. — Сегодня надо найти оставшиеся схроны. Гуре Акеми будут искать, передавать нам информацию, а мы проверять. Ты сможешь охватить большую площадь? — спрашивает Иошихиро, когда все собираются, и он обрисовывает сегодняшний план действий. — Смогу, но ящерицы плохо приспособлены к холоду… — Неженка, — почти ласково тянет Накику. По ней сложно сказать, довольна она или нет, но хотя бы сердитой не выглядит. — Злобушка, — в тон ей отвечает Акеми и продолжает. — Так вот, о чем я. Если меня не отвлекать, то проблем не возникнет. Мы с Саем сможем координировать всех, но со мной должен будет кто-то остаться. — Ты уверена, что покроешь всю площадь? — уточняет Сай, деловито чиркая себе что-то в блокноте. Он лучше всех знает на что она способна, а на что нет, но вчера она уже успела переутомиться. — Если не буду тратить время и силы на то, чтобы двигаться, то да. — Тогда разобьемся на пары. Я могу остаться с Акеми, а… — начинает Иошихиро, но его тут же перебивает Канкуро. Он громко фыркает и закатывает глаза, всем своим видом показывая что думает об этой идее. — Правильно, оставим местного мастера тайдзюцу в лагере, это гениальная идея, — он скалится в страшной улыбке. Акеми искоса смотрит на него, но ничего не говорит. Накику, замечает она, бормочет себе что-то под нос. — Я останусь. Акеми опускает глаза и кивает. Пусть лучше он останется, если уж на то пошло.Часть 2.6. Сай. Ноябрь, 25 лет после рождения Наруто.
Kenya Grace — Strangers
+++
Сай просыпается среди ночи, потому что у него замёрзли ноги. Вообще-то он тоже должен был дежурить, в отличие от Акеми и Накику, но малодушно сбежал в тот момент, когда Иошихиро начал распределять обязанности, а Саори предложила дежурить вместе, чтобы было веселей. Веселей было бы, видимо, только ей, потому что Сая она искренне пугала. До такой степени, что он так и не решился спросить где она купила ту красивую заколку. Накику всё ещё у него под боком, но она умудрилась завернуться в одеяло, как в кокон, стащив с него большую часть, вот и причина, по которой у него мёрзнут нижние конечности. Естественно, захватить собственный свиток он не догадался. Ладно, придётся выпутывать. Взгляд Кику, который она посылает ему из недр своего убежища донельзя его веселит: она вроде и пытается выглядеть злобной, но при этом не до конца проснулась, длинная чёлка стоит дыбом, на щеке у неё след от молнии его костюма, и выглядит она в целом как ощетинившийся ёжик. — Мне холодно, — шепчет Сай, обвивая рукой её талию и подтягивая к себе. — В качестве благодарности ты ведь можешь хотя бы одеялом поделиться? Не всё руками и ртом работать. — Как будто тебе не понравилось, — фыркает она, но тоже шёпотом, что очень непривычно. — Который час? — Без понятия, но у тебя ещё куча времени, спи. Она проваливается в сон, складывая на него и свои ноги, что снова заставляет внутри шевелиться что-то тёплое и пушистое. А он сам не может заснуть; паровозик в его голове опять начинает своё вечное движение по кругу. Он спрашивает себя, изменилось ли что-то между ними? На что можно надеяться? Как себя с ней вести? Он боится, что любой чрезмерный напор с его стороны её оттолкнёт, но и без собственной инициативы он ничего не получит. Сай не понимает чего хочет от этой жизни, но он хочет её рядом с собой, такую маленькую, колючую и одинокую. У неё, конечно, есть семья, но разве они не похожи? Одиночки, которые пытаются как-то влиться в социум. Просто каждый делает как может и как знает. Что случилось в её жизни, что она стала такой? По сути ведь он совершенно ничего о ней не знает. Она родила в шестнадцать. От кого? Её изнасиловали или она добровольно пошла на этот шаг? Как она решилась оставить ребёнка? Как он вырос таким замечательным? Слишком много вопросов, на которые он, возможно, никогда не получит ответа. Сай вспоминает и про собственного сына. Иноджин, как и ожидалось, был в восторге от Кумо. Он уже спрашивал, когда старший мальчик снова приедет поиграть с ним и с Шикадаем. Что мог ответить Сай? Что, возможно, они больше и не увидятся никогда? Что его матери опасно находиться в Конохе, пока жив Данзо, его бывший хозяин? На самом деле Сай понимает теперь насколько он сильно любит Ино — любит не как жену и любовницу, а как умного, замечательного человека, друга, которого не смог разглядеть, пока они были вместе. Благодаря ей расставание прошло на удивление спокойно, Иноджин воспринял это как что-то собой разумеющееся, и они смогли даже поговорить о наболевшем, пообещав, что впредь будут больше полагаться друг на друга не только ради общего ребёнка, но и ради себя самих. Он искренне желает ей найти своё счастье, и даже, скорее всего, ей не придётся долго искать: он тоже не слепой, заметил, как они с Ширануи Генмой друг на друга смотрели. Что ж, Генма наверняка опытный, и сможет раскрыть в Ино тот же потенциал, который в нём самом раскрыла Иволга. Только спецджонин мужчина порядочный: он, если что-то будет затевать с Ино, её не бросит, а с этой попробуй угадать, что у неё на уме. Кику во сне что-то тихо бормочет и скользит ладонью по его животу, посылая дрожь по телу и прилив крови к половым органам. Но он просто перехватывает её ладонь, сжимая своими пальцами, глубоко дышит, успокаиваясь, и всё-таки засыпает через какое-то время. Утреннее пробуждение похоже на ночное: у него опять мёрзнут ноги. Определённо, в следующий раз надо захватить второе одеяло, потому что эта гусеница как-то незаметно умудряется организовать себе берлогу даже во сне. Химера, как есть. Ладно, всё равно скоро вставать. Пусть Кику ещё поспит, а он уже чувствует запах кофе и, потягиваясь, накидывает плащ, прежде чем вылезти из палатки. Сейчас он рад бы даже скорее увидеть размалёванную рожу Канкуро, но вместо этого первым, с чем он сталкивается, вылезая на утренние сумерки: пронизывающий взгляд светло-голубых глаз Саори. Можно подумать, она его прямо тут и караулила. Он даже начинает немного понимать недовольство Иволги по поводу того, как он преследовал её в Суне. — Доброе утро, — здоровается ирьёнин, хотя тон у неё не такой уж и приветливый. До Иволги ей, конечно, далеко, но передать послание о том, что она не сильно довольна раскладом событий, ей не составляет труда. — Доброе, — хрипит Сай и откашливается. Затем решает поддержать вежливый диалог. — Выспались? — Если бы кое-кто не орал на весь лагерь, выспались бы лучше. А, ну да, точно. Он же сам попросил Накику быть громче. Сай косится на их с Акеми палатку, но та, видимо, тоже ещё спит. Ладно, вряд ли Акеми будет по этому поводу ехидничать, а до остальных ему нет особого дела. — Прости, у птички чакры не хватило, — сообщает Сай, имея в виду инка, но Саори удивлённо вытягивает лицо, а объяснять ей что-то большее он не хочет, поэтому фальшиво улыбается и, захватывая по пути кружку с кофе, любезно предоставленную ухмыляющимся кукловодом, отправляется в пещеру. Фуиндзюцу на каменных сводах пещеры явно сделаны любителем: за такие Данзо надавал бы ему по пальцам. Подобные призваны скрыть территорию от сенсоров, но линии выполнены криво-косо и не хватает тех, которые, как инка Накику, отводят чужое восприятие. Таким образом, пещера просто попадает в слепую зону, и не надо особого ума догадаться, что здесь какая-то аномалия. Кроме того, присутствующие в самом гроте тоже не способны почувствовать что происходит извне. Учитывая, что Акеми и Кику не составило труда быстро и оперативно разобраться с пятью противниками, которые явно раньше почувствовали их присутствие, речь идёт о непрофессиональных шиноби. Скорее всего, какие-то местные шайки, решившие поживиться ресурсами, которые можно удобно перепродать. Сай делает пометки и зарисовки в блокноте, и вроде бы уже можно возвращаться обратно, но он медлит. Не хочет сталкиваться с Саори, пока не проснутся все остальные. Он останавливается у выхода и издалека наблюдает за лагерем, в том числе за какими-то очередными переругиваниями Канкуро и Иошихиро, в которые ирьёнин пытается безуспешно вклиниться. Что нашла в кукловоде Акеми? Что он сам такого нашёл в Иволге? Почему их, как мотыльков на пламя, тянет на этих двух? Сай уже понял, что несмотря на показательную пошлость и крайнюю тактильность, песчаников между собой не связывает ничего, кроме искренней братско-сестринской любви. Та привязанность, с которой Канкуро говорил о Кумо за их общей трапезой вчера, явно была именно как у дяди к племяннику, а не как у отца к сыну. Кукловод и Иволга, безусловно, похожи, копируют друг друга и плохо влияют на окружающих, каким-то мистическим образом умудряясь обойти сына Накику. Сай сам неплохо пополнил свой словарный запас с тех пор, как начал с ними общаться, и половины лексикона явно не найдёшь в классическом словаре. Впрочем, наверное, и у них с Ящеркой получается влиять на этих двух? Кукловод, пока в его поле зрения не попадает Иошихиро, выглядит вполне благодушным; Накику позволяет себя трогать и сама уже к нему жмётся. Кажется, за эти пару дней, что они вместе в Щимо, она даже не нашла себе другой компании для постельных утех. Это неожиданно вызывает у Сая улыбку, и он торопится обратно в лагерь. Он может, в конце концов, и сам разбудить Иволгу, причём так, что ей понравится. Она всё ещё спит, конечно. Похожа в своём одеяле на очередной сугроб, окружённый проталинами. Небольшая портативная печка в углу палатки нисколько не греет и, кажется, уже всё равно давно погасла, ведь никто из них не вставал ночью, чтобы подкинуть дров. Сай стаскивает с себя плащ и, скользя под одеяло, заворачивает в него Накику, попутно куда-то ей под бок пихая и её шорты с бельём, которые она так вчера и не надела на себя обратно. Пусть тоже согреются, пока он согревает её. — Ещё пять минуток, Куро, — бормочет Накику. Интересно, как она просыпается на своих одиночных миссиях? Явно же, что есть у неё какой-то способ, иначе с такой любовью ко сну её, как Анбу, уже давно бы убили. — Пять или десять, — шепчет Сай, легонько кусая её за внутреннюю часть бедра, опасно близко от складки между её ногой и промежностью. И потом выдыхая на то место тёплый поток воздуха. — Только не кричи сегодня, кажется, мы немного обидели наших напарников. А нам ещё работать вместе. У неё всё-таки вырывается тихий стон, но вряд ли за пределами палатки его кто-то слышал. Кику мягкая и податливая, она лишь слегка шевелится, закидывая ноги ему на плечи, и он сам фиксирует их, как ему удобно. Ему нравится, как она пахнет, как она чувствуется на его языке, как гладит его волосы, скользя подушечками пальцев по ушной раковине. А особенно ему нравится, как она кончает с мелкой дрожью, произнося на выдохе короткое слово; едва слышное, но он-то не пропустил, потому что ждал. Его имя. Глаза у неё закрыты, но она видит его, а не кого-то другого. Она знает, что это он сейчас с ней. И даже если не знает, это ещё лучше — значит, представляет его даже в полудрёме. — Пять минут прошли, — усмехается Сай, вытирая губы. — Вставай, твой брат приготовил кофе. — Я всё равно лучше готовлю, — мямлит Накику, шарясь рукой под боком. — Молодец, ты догадался согреть мою одежду. Плюсик тебе в карму, мышонок. Или мне теперь тебя звать Заботушка? — Как хочешь, Злобушка, — бросает Сай, с широкой улыбкой выбираясь из палатки. — Я буду для тебя кем попросишь. В конце концов, Сай — тоже не его настоящее имя, а придуманное Данзо. Он к нему привык уже давно и не собирался менять. Теперь, когда оно соскальзывает с её губ во время оргазма, уж тем более. Он садится недалеко от палатки на валун, который торчит из снега, и продолжает глупо улыбаться, делая зарисовки в альбоме в ожидании остальных. Через пятнадцать минут все наконец-то в сборе. Они обсуждают план действий и, хотя Саю совершенно не нравится, что Акеми опять придётся перенапрягаться, он соглашается с тем, что это лучший вариант, чтобы как можно быстрее и оперативнее закончить миссию. Ему уже хочется вернуться в деревню Мороза, и оставшиеся полторы недели, желательно, не гонять по заснеженным полям и лесам, а делать что-то незапарное внутри стен. Там хотя бы тепло. И есть кровать. Возможно, они договорятся с Акеми, что она переедет к своему кукловоду, а он сможет уговорить Накику составить компанию ему? А что потом? Карандаш выпадает из его пальцев в снег, и Сай рассеянно думает, что искать его нет смысла, всё равно есть запасной. Потом они вернутся каждый в свою деревню и всё вернётся на круги своя. Если он не сможет убедить её, что их связь должна продолжаться. Она ведь тоже этого хочет? Раз позволяет? Сейчас, в любом случае, ему нужно заботиться о миссии. Сплоховать перед Иволгой, самим собой и напарниками он не хочет. Тем паче, что Иошихиро начинает обсуждать очередное распределение по парам, и Сай спешит аргументировать, что ему лучше идти с Кику, а Иошихиро с Саори: ведь они уже знакомы с техниками друг друга и могут работать эффективнее. Он замечает, как у Кику дёргается левый глаз, но она, к его удивлению, даже не пытается возразить. Иошихиро всё равно: он получил очередной отворот-поворот и занят собственными сожалениями. Только Саори, не мигая, сверлит взглядом Иволгу. Этим двум лучше точно не идти вместе: чего доброго, лишний труп появится в их и так не особо дружной компании. И если покушаться на убийство будет ирьёнин, то в схватке с профессиональной убийцей, у которой уже развился нервный тик, у неё точно нет шансов выйти победителем.