Над сердцем летела птица,
Летела и вдруг упала.
Подбили её случайно
А кто — она даже не знала.
Замолкла певчая птица,
Ей некуда больше стремиться…
Ты спи, не твои это крылья, ты спи, не твоя утрата, без них ты летаешь над сердцем, как живой ты летала когда-то…
© Ahopa
Часть 3.1. Акеми. Декабрь, 25 лет после рождения Наруто.
Nodahsa — зона привычного дискомфорта
+++
В воротах Акеми с Саем встречает Яхико. Брат смотрит на них тяжелым уставшим взглядом, но в нем она видит и удовлетворение. Он сделал что-то, чем страшно гордится, поставил точку в какой-то долго тянувшейся истории, и она, кажется, понимает какой. Нужно быть круглой дурой, чтобы не догадаться об этом, но Акеми даже про себя не смеет назвать причину. Вместо нее это делает Яхико. Он подходит к ним широкими шагами, заключает ее в короткие объятия, хлопает Сая по плечу и просто говорит: — Данзо скоропостижно скончался. Не хотите на кладбище к нему заглянуть, нет? Наверное, ей стоит быть немного благодарной старику, потому что весть о его кончине заставляет ее отвлечься от мучающих мыслей и ноющего сердца. Поверить, что Данзо действительно мертв, сложно, но это правда. Яхико вечером пересказывает ей все, что произошло; он сидит у нее в комнате, играет с остро заточенным кунаем, подкидывая его вверх и ловя за кончик лезвия двумя пальцами, и спокойно все описывает. Он собой очень доволен, потому что выполнил свое обещание и избавил сестру от того, что ее мучило уже много лет. Они заглядывают к Наруто, отчитываются перед ним, стараясь сделать все как можно быстрее. Шикамару, стоящий за спиной Хокаге, кидает на них взгляды, но ничего не говорит. Акеми чувствует, что он потом еще отловит или ее, или Сая, а то и их обоих, и обстоятельно с ними все обсудит. Пока у нее нет никакого желания с ним что-то обсуждать, нет желания заглядывать в поместье Нара и видеть Темари, потому что разрез глаз у всех песчаников один, только цвет немного разный — чистейшая бирюза у Гаары, темнее и чуть более зеленая у его старшей сестры и совсем уж темные, обманчивые, у старшего брата. После Сай идет с ней в поместье Икимоно, чтобы узнать подробности. На нем нет лица, на ней тоже. Хорошо, что Данзо можно назвать причиной такого их состояния. Лучше списать все на шок, чем на тоску, от которой на душе кошки скребутся, потому что его не нужно объяснять. Акеми не хочет говорить о Канкуро и Накику, даже думать о них не хочет и заставляет себя вслушаться в речь Яхико. Она сидит на своей кровати и смотрит куда-то перед собой. Сай прислоняется спиной к двери и стоит, скрестив руки на груди, в то время как Яхико устраивается на подоконнике. Она не может не испытывать за брата гордость, — не за того, что он убил Данзо, который давно уже не был в форме, а за то, как подвел все к этому, в том числе и лишив его самых верных людей, — но представлять это все сложно. Неужели теперь они будут свободны? В это нелегко поверить, Акеми даже кажется, что старик сумеет дотянуться до нее и с того света. Лишь бы никому в голову не пришло зачем-то призвать его с помощью Куичесэ Эдо Тенсей. — Мы с Шикамару убедили Наруто, что это необходимо. Данзо помешался на этой песчанице, собирался до нее добраться через тебя, Сай, — Яхико не упоминает Иноджина, но легко понять, какой рычаг давления мог использовать Данзо. — В общем, я устранил проблему, можно похвалить меня, расслабиться и, не знаю, сходить выпить? — Не сегодня. Я пойду, — качает головой Сай. Акеми смотрит на него, догадываясь, что теперь ему нужно посмотреть на Иноджина, иначе он не успокоится. Она отправляет гуре к Ино, а то мало ли, чем та может быть занята. Или кем, если вспомнить о Ширануи Генме, которым бывшая жена Сая очень заинтересовалась. — Я одного не пойму, а выйти через дверь никак? — ворчит Яхико, после того, как художник уходит через окно, перепрыгнув через сидящего на подоконнике парня. — Ты сам дверью через раз пользуешься, — вздыхает Акеми и встает на ноги. Она начинает разбирать свой рюкзак, кидает Яхико купленный ему сувенир, упаковку с которого ее младший брат тут же срывает. Как маленький. Она кидает на него взгляд через плечо и улыбается, видя, каким довольным он выглядит. Хоть одному из них двоих хорошо, а счастье Яхико для нее всегда было в приоритете. Она кидает на пол вещи, которые должна постирать, и вдруг застывает. Темно-коричневая футболка к ней явно попала совершенно случайно, она принадлежит не Акеми и пахнет сандалом и кофе. Как во время сборов вышло так, что она попала в ее вещи, непонятно. С другой стороны Канкуро ее ужасно отвлекал в последний день, из-за чего собралась она только поздно ночью, а утром не стала перепроверять ничего. Ее ладонь касается мягкой ткани, Акеми борется с желанием зарыться в нее носом. — Давай выброшу, — говорит Яхико самым нейтральным тоном. Он возникает у нее за спиной и протягивает к футболке руку, но Акеми не отдает ее. Она отмирает, быстро складывает и убирает в шкаф. — Я потом верну, — говорит она беспечно. Яхико смотрит на нее и качает головой, то ли осуждая, то ли просто потому, что ему это все не нравится. — Лучше сжечь. Это будет проще и лучше, правда, — Яхико целует ее в висок и выходит из комнаты. Акеми судорожно вздыхает и опускается на кровать, закрывая лицо руками. У нее в голове бардак, в душе сумятица, и она не знает, что с собой делать. Если бы ей можно было обо всем забыть, то она бы с радостью забыла, но у нее ничего не выходит. Акеми пытается занять себя делами. Она торчит в террариуме, тренируется и входит в колею. Если уставать так, что к вечеру не хочется уже ничего, то выходит не думать, а во сне она не видит ничего. Если постоянно думать о чем-то другом, то в сознание не закрадываются мысли о Канкуро. Если быть рядом с людьми, то можно не отвлекаться на собственные переживания. Ей кажется, что она на верном пути. Акеми пытается занять себя миссиями. Она берет те, которые не заставляют ее покидать территорию страны Огня, а в сторону других и не смотрит. К счастью, в родных краях дел хватает, и она погружается в них с головой. Все лишь для того, чтобы ничего не вспоминать и ни о чем не думать. Она тащит с собой Сая — иногда он идет с ней, иногда нет. О песчаниках они не говорят, будто бы если молчать, то получится все забыть. Смешно, конечно, потому что это настолько далеко от правды, насколько только может быть. Акеми понимает это тогда, когда оказывается в кварталах Танзаку. В одном из баров то ли она снимает парня, то ли он ее — это не так уж и важно. Важно то, что он зажимает ее в темной аллее и целует, елозя руками по ее телу. Акеми старается отвечать, старается сосредоточиться, но она не просто быстро теряет интерес, он в ней даже не вспыхивает. Секс для нее не был какой-то рутиной, даже с Неджи и с Саске, и уж тем более с Канкуро, но сейчас ей скучно. Парня, впрочем, ей жалко, поэтому она опускает руку вниз, расстегивает его штаны и доводит его до финиша рукой. Когда он спускает ей в ладонь, она брезгливо вытирает ее о его же куртку и выскальзывает из ослабевших объятий. Подрочила хрен пойми кому, новое достижение в ее личном списке, Накику могла бы гордиться. Она пробует еще пару раз с кем-то сойтись, но каждый раз все не то. Даже с Иошихиро было лучше, но это потому что Канкуро не успел ее тогда еще доломать. Да будь он трижды проклят за то, что вообще появился в ее жизни! Акеми злится на него, но куда больше на саму себя, потому что влюбляться ее никто не заставлял. Канкуро даже не сделал ничего, чтобы ее симпатию завоевать, это она оказалась такой дурой, что каким-то образом оказалась у него на крючке. Самое поганое, что он об этом знает. Они с Саем попали и пропали, думает Акеми, возвращаясь домой и вытаскивая майку из шкафа. Сандал и кофе, сочетание, из-за которого у нее сердце так сладко и больно сжимается, что ей хочется его вырвать. Может, поговорить с Сакурой и спросить, как она избавилась от больной привязанности? Хотя толку от этого не будет: Харуно разочаровалась и благодаря этому сумела переключиться на куда более достойного кандидата в лице Рокудайме. Акеми не разочаровалась, — разве что только в себе самой, — и никого, кто мог бы ее привлечь, она не находит. На следующую миссию ее отправляют к дайме. Акеми сопровождает его семью в поездке, и это оказывается до того скучно, что ей выть хочется. Спасает только то, что с ней Кай и Хошиме, которых тоже отправили. Она посматривает на товарища по команде с его приятелем, нисколько не удивляясь тому, что в первый же свободный день они вытаскивают ее в бар, где ищут себе развлечение. Ей ничего не предлагают — Кая она любит, но спать с ним не сможет. Он тоже, это даже не обсуждается. Под давлением Хошиме Акеми решает, все же, сделать последнюю попытку. Она оказывается удачной, но только потому что парень оказывается чем-то похож на Канкуро. Акеми притворяется, кусая губы и сходя с ума от того, как ей мало. Все не то: вес над ней не тот, ладони не те, поцелуи не те, и член, который в нее толкается, тоже не тот. Она рада, что парень ее берет хотя бы сзади, потому что может спрятать лицо и не видеть. Воображение у нее работает более чем хорошо, и она убеждает себя, что за спиной у нее Канкуро. Это его мозолистые пальцы скользят по низу ее живота, это они дразняще трут ее клитор, это его губы у нее на шее, это его дыхание щекочет и обжигает чувствительную взмокшую кожу ее плеч. Акеми хотя бы кончает, но никакого удовлетворения не испытывает. От предложения продолжить в номере она отказывается, возвращается к себе и смывает с себя чужой запах. Ей не противно, но грустно, не гадко, но пусто. Еще одно достижение, за которое похвалила бы ее Накику: она смогла дать кому-то кроме ее брата. Когда и почему Акеми вдруг начала ориентироваться на Злобушку, она не знает. После миссии ее к себе вызывает Нанадайме. Наруто смотрит на нее своими добрыми голубыми глазами и кивает на стул. Акеми садится, уже предчувствуя неприятный для себя разговор. — Слушай, я хотел поговорить… узнать, если можно, хотя твой брат и сказал мне тебя не трогать, — забавно, каким неловким он может быть, хоть и носит мантию Хокаге. Акеми смотрит на него несколько долгих мгновений, потом громко двигает стул, упирается локтями в стол и подпирает голову ладонями. Наруто напротив нее сейчас ее друг, а не начальник, можно расслабиться. — Давай уж резче, я тебя умоляю. Мне хватило всех этих расшаркиваний с дайме, — просит она, на что Наруто смеется и смешно морщится. — Что случилось? — Мы с Суной собираемся провести экзамен на чунина, общий. Я собираю группу, которая займется подготовкой, вызвались Шино и Райдо, еще пара человек, я хотел спросить по поводу тебя, — Наруто смотрит на нее пытливо, поэтому замечает, как дергаются ее губы. — Что такое? Ты не хочешь? — Если честно, то нет, — если честно, то да, потому что там будет Канкуро, потому что большинство ее желаний сводятся к тому, что она хочет его хотя бы увидеть. — Давай без меня, если это возможно. — Мне казалось, что даже несмотря на тот казус, ты поладила с песчаниками. Ты и Сай, — Наруто хмурится и поджимает губы. — В Щимо же вроде все тоже было без эксцессов, или я о чем-то не знаю? — Ты о чем-то не знаешь, — со вздохом признает Акеми. — И я не хочу об этом говорить. Можешь приказать мне, но, правда, не хочу, Наруто. — Тебя обидели? — Акеми поднимает глаза на Нанадайме, видит, что взгляд его становится холодным и жестким. Наруто не прощает обид, нанесенных его друзьям, он не прощает обид, нанесенных тем, кто ему дорог. Дорога ему сейчас вся деревня, но больше всего — те, с кем он плечом к плечу прошел войну. — Обидели. Как в четырнадцать начали обижать, так и не переставали, — невесело смеется она, качая головой. Акеми впервые говорит об это вслух. Уклончиво, избегая конкретики, но говорит. — Если я скажу, что сейчас тоже обидели, что ты сделаешь, Наруто? Заступишься за меня? Потребуешь наказания для виновных? Может, еще войну затеешь? — Может и да, — отвечает Наруто. Акеми кивает, прекрасно зная, что он затеет. Ради справедливости для тех, кто ему дорог, точно затеет. — Так что случилось? — Ничего из того, с чем я не могу справиться, — после небольшой паузы отвечает Акеми. — Точно не что-то из-за чего стоит портить отношения с Суной. Мы слишком много сил потратили на то, чтобы наладить отношения между деревнями. — Это должен решать я, — отмечает недовольно Наруто. — Это касается меня, — возражает ему Акеми и улыбается, протягивая к нему руку. От его заботы ей становится немного легче. — Спасибо тебе, правда, но все в порядке. Это не что-то, на что ты можешь повлиять, это моя собственная глупость. Поболит и пройдет. Наруто молчит, сжимает ее ладонь в своей и наконец отступает. — Зайди к нам на ужин? Хината обрадуется, дети тоже, — предлагает он, на что Акеми громко фыркает. — Что? — А на ужине будет Хокаге-сама или его клон? Если зовешь меня в гости, то изволь присутствовать, радушный хозяин! Как тебя жена-то терпит? — Наруто клянется, что вечером будет дома, непременно будет, и сдерживает свое слово. Потом, уже дома, Акеми достает дурацкую футболку и засыпает, уткнувшись в нее лицом.Часть 3.1. Накику. Декабрь — январь, 25 лет после рождения Наруто.
Авторство оригинала -? Dj Slon ft Angel A — Все дельфины в ураган
+++
Первым делом, возвращаясь в Суну, Кику направляется к Гааре, кратко проинструктировав Канкуро, что говорить будет она. Не хватало ещё, чтобы он ляпнул что-то про свою зазнобу. Если Казекаге узнает кто именно был с ними на миссии, тогда и будут разбираться, но, скорее всего, не узнает — какая разница, если все задания успешно выполнены и в отчёте ничего лишнего? Не координируют же они с Хокаге все свои действия, пусть и союз? — Развеялись? — спрашивает Гаара, постукивая пальцами по столу. — Брат, ты не выглядишь сильно довольным. И что, ты язык проглотил? — Ему не понравились там бабы, — Кику пихает локтём в бок открывшего было рот Куро. — Не волнуйся, придёт в норму, как на солнце бубенцы отогреет. — Кумо с Ханаби и Мичиру, пусть останется у нас на ночь, завтра заберёшь. Действительно, поздновато, они добрались до Суны только к вечеру. Уже и фонари давно зажглись. — Спасибо, — Накику смягчается. — Мы ему гостинцы привезли. И вам. Тогда до завтра. — Да, и… — Что? — Ничего, — Гаара вздыхает и устало потирает лицо. Наверное, дожидался их, вот и не вернулся ещё в свои апартаменты. Ей, правда, становится жаль её названного младшего брата. — Завтра поговорим. Перед дверью личных покоев её ждёт Тамкен, прислонившись к стене и сложив руки на груди. — Ты неудачное время выбрал, я хочу в душ, — сообщает ему Накику, хоть и дарит быстрый поцелуй. — Давай завтра. Ей, правда, сейчас не хочется ни говорить, ни трахаться, ни даже искать ужин, хотя с обеда она перекусила только какими-то сухими печеньками. Ей хочется упасть на кровать и проспать трое суток. — Ты теперь закалываешь волосы? — он тянет руку, кажется, чтобы потрогать «крабик», но Накику ловко уворачивается, снимая печати-ловушки и собственную защиту хенка с двери. Она и правда так уже привыкла. — Тебе лучше с распущенными. Хотя так практичнее. — Тебя спросить забыла, — фыркает Кику, толкая его бедром и проходя в квартиру. Здесь не пахнет запустением, но явно залежалась пыль за время её отсутствия. Скорее всего, Ханаби даже не заходила за вещами Кумо — в конце концов, мальчишка настолько часто торчит что у четы Казекаге, что у Куро, что у Баки, что у каждого из них есть отдельная полка для его одежды и прочих необходимых вещей. — Давно ждёшь? Ответ она не слушает — идёт в душ, закидывает вещи в стирку, с которой разберётся позже, натягивает лёгкий шёлковый халат и возвращается на кухню, где Кенджи уже успел устроиться за столом. — Кофе? — предлагает он. — Я могу с утра закупить продукты, или мы можем переночевать у меня, ужин готов. — Нет, спасибо, я хочу поспать в своей кровати, — фыркает она. — Уже три недели хочу. — Что-то случилось в Щимо? — проницательно спрашивает Кенджи, доставая из мини-бара бутылку сливового вина. Что ж, раз это всё, что есть, сойдёт и оно. — Откуда ты знаешь, Гаара разболтал? — она делает глоток прямо из горла и кривится. Слишком сладко. Что есть, повторяет она. — Значит, вы действительно были в Щимо, — усмехается Тамкен, пытаясь притянуть её к себе. В конце концов, Накику сдаётся и садится к нему на колени. Он тёплый, и от него пахнет грейпфрутом и ветивером. Странное сочетание, но не отталкивающее. — Мог бы и догадаться. Даже предполагаю, с кем. Поэтому такая недовольная? — Я недовольная, потому что мы провели почти неделю в пути, а ты меня караулишь для допроса, — тянет Накику, болтая ногами, словно маленькая девочка. Тамкен высокий, выше Сая уж точно и, даже, может, Канкуро. — Чё ты ко мне привязался? Недотрах? — Я не заставляю, — смеётся Тамкен. Она любит когда он ехидно усмехается, но и этот озорной смех у него тоже. И правда, что она завелась? Устала, да, но ей внезапно становится совестно за то, что она так беспардонно выставила его за дверь в прошлый раз. А ведь думала предложить остаться. — Давай просто поспим вместе? — предлагает она. — Когда ты возвращаешься в Коноху? — К моему большому сожалению, уже завтра, — отвечает Тамкен, стаскивая с неё заколку и кидая куда-то на стол. Он гладит её по распавшимся по плечам мокрым волосам и целует в плечо. — Я не собирался в Суну, но наткнулся на ту девчонку, которая бегает за твоим братом, она сказала, вы должны вот-вот вернуться. — Эта ебанашка Сора, что ли? — кривится Кику. — Так и думала, что она больше всех кипятком ссыт. — Что? — Да так. Сплошные сталкерши везде, не обращай внимания. Не хочу о ней. Она уже хочет секса. И проголодалась, только переодеваться неохота. — Я принесу, тут напротив почти, — усмехается Тамкен, правильно читая её настроение. — Окно не закрывай. Она разве открывала? Когда Тамкен возвращается, Кику уже спит. Утром она просыпается в его объятиях: Кенджи бесшумно дышит ей в макушку, обнимая поверх одеяла. Она путает пальцами его распущенные русые волосы и пытается представить, что они могли бы так просыпаться каждое утро. — Вставай, — она пихает его так, что он падает с кровати, недовольно бурча. — Свари мне кофе. — Чтобы ты сама его потом пошла критиковать и переделывать? Ладно, Злючка. — Злобушка. — Что? — Ничего, вали на кухню. Накику переворачивается на спину и замечает на потолке трещину, которую раньше не видела. Надо, наверное, попросить Гаару прислать мастера, чтобы им с Кумо однажды потолок не рухнул на головы. А, может, наконец-то согласиться переехать в апартаменты попросторнее и поближе к остальным. Она думает над этим целый месяц; не берёт миссии и почти не обращает внимания на Куро. Тот артачится, Гаара снова куда-то его ссылает — Кику не дура, так что в этот раз не повторяет ошибок и не прётся с ним, а когда к двадцатым числам декабря он возвращается ещё мрачнее обычного, то подхватывает сына и прётся к нему в мастерскую, в которой он безвылазно торчит уже два дня. — Моя очередь, — заявляет Накику, пока Кумо радостно показывает дяде свои новые поделки. К слову, он значительно подтянулся за последний год, но предпочитает, конечно, меддзюцу, а не яды. Баки говорит, что он станет не только талантливым марионетчиком, но и неплохим ирьёнином. Её мать когда-то была ирьёнином… Кику отгоняет от себя очередные призраки прошлого. — Тебе нужна булочкотерапия, а я пошла, оторвусь. — В «Акасуну», что ли? — Куро ухмыляется. — Я тебя давно там не видел. — Ты меня вообще не видел, пока куковал в своём Облаке, — закатывает глаза Накику, обнимая сына. Но она действительно стала меньше выходить из дома и больше времени проводить с ребёнком. — Всё, узнаю, что ты отлучился от Кумо, руки оторву и отдам ему на марионетки. Вернусь к дню рождения мелкого. Она не на миссии Анбу, так что маску иволги оставляет дома. На этот раз — в стране Камня на переговорах. Раньше этим занималась Темари, потом кто-то ещё, теперь Гаара решил, что из Кику выйдет неплохой посол. Странный выбор, но она не спорит. Знакомится с какими-то чунинами и джонинами, проводит с ними неделю в пьянках и попытках заключить договор, который будет интересен обеим сторонам. Ей никто не нравится — у одного нос картошкой, от второго воняет непонятно чем. У третьего потеют руки, четвёртый целуется как верблюд — хотя она не знает, как целуются верблюды, но знает, как они плюются, так вот у этого слюны не меньше. Она жалуется Канкуро на то, что в Камне ловить некого, когда возвращается и они наконец-то добираются вместе до бара, а он жалуется, что у куноичи Суны внезапно стали короткими ноги, слишком жирными — задницы, волосы тусклые и сухие, а кожа слишком загорелая или грубая. — Ещё и в лосинах ходят, — язвительно ухмыляется Накику, опрокидывая в себя горький коктейль. Дома она тоже успела пополнить запасы нормального алкоголя, потому что всё-таки выкроила время погостить у Узумаки-Хозуки аж целых три дня. Суйгетсу очень странно на неё смотрел и даже спросил, не зашла ли она на тройничок. Карин заткнула благоверного одним точным ударом, а потом девушки упились до усрачки, и дело чуть действительно не закончилось тройничком. В пьяном угаре Кику показалось, что она снова в объятиях Хоши и Кая, когда проснулась, зажатая между красноволосой Карин и беловолосым Суйгетсу. Только когда тот щёлкнул острыми зубами прямо у неё перед носом вместо поцелуя, Кику сообразила, что мягкая грудь, прижимающаяся к её спине — явно женская. — Ничего же не было? — просипела она с надеждой. Карин вздохнула во сне и прижалась ещё ближе. — Смотря у кого с кем, — протянул Суйгетсу, оценил выражение её лица и расхохотался. — Успокойся, Тосакин. У меня было с женой, но ты уже храпела и видела десятый сон. — Почему тогда… — она приподняла одеяло, но действительно была одета в то, в чём пришла. Суйгетсу голый, но хотя бы в боксерах. — Спроси у селёдочки, когда она проснётся. По-моему, ей стало тебя жалко, и она решила, что тебе не помешает порция обнимашек со всех сторон. Позорище. Но, честно говоря, спала она как убитая. Кику повернулась к Карин, обняла уже её, чувствуя руки Суйгетсу, обхватывающие их обеих, и они бесстыже провалялись в кровати до пяти. Затем Карин подскочила, умчавшись проверять какие-то анализы, и даже не попрощалась, когда Кику отправилась восвояси. Видимо, засмущалась — с неё станется. Ничего, переживёт краткую смену имиджа доктора стервозных наук. Первый день рождения Мичиру, главного наследника Суны, празднуют с размахом. Он родился тридцать первого декабря, поздно вечером, крепкий и ласковый малыш. Совсем не как её сестра Широгику, которая, хоть и была доношенной, но болезненной и хрупкой первые шесть месяцев. Да и Кумо был слабеньким. Кумо носится с именинником на руках, прямо как она сама в детстве носилась со своей сестрой, хотя и была намного младше — ей было всего пять. Брат Ичи столько не любил беловолосую малышку, как она. Ичи, кстати, очень любил её саму. Это он назвал её иволгой, когда в первый раз услышал колыбельную, которую Кику прочитала в какой-то книжке. — Ты такая же жёлто-зелёная, — смеялся брат, брызгая её солёной водой: они вдвоём бегали среди изумрудно-голубых волн. — Вон, смотри, летит! Мальчик, он жёлто-чёрный. Лови перо скорее! — Ивага! — лепетала Широ, тяня к ней свои маленькие ручки. — Над морем летела птица, — Кику берёт Мичиру из объятий Кумо и вглядывается в ярко-бирюзовые глаза, почти того же оттенка, что у Ичи. Но они оттенка, как у Гаары, и разрез глаз его. — Летела, теряя перья. Одно, золотое с чёрным, упало тебе в колыбель… Кого эта птица боится? Саму себя. К кому над волнами стремится? К самой себе. Накику не помнит даже, что там было в четвёртом куплете. Кажется, он был. Хотя в третьем птица чуть не погибла. Как выброшенный на песок дельфин, про которого пела другая похожая песня. Мичиру засыпает, и Кику осторожно отдаёт его матери. Улыбка Ханаби искренняя и тёплая, хотя она умеет улыбаться и по-другому, особенно тем, кто ей не нравится. Она тоже семья, уже давно. А ещё они успели на источниках с мужем отдохнуть шесть дней, так что оба куда в более благостном расположении духа, чем пару недель назад. Кику сглатывает комок в горле, когда Ханаби рассказывает о том, как наконец-то смогла заполучить мужа в своё единоличное пользование аж на столько времени. Кстати, отправились они не абы куда, а в страну Огня. И даже встретили в онсене Ширануи Генму с Яманака Ино. Вроде как последняя обещала передать в следующий раз письмо для Ритсуми. В начале января Гаара вызывает Накику к себе в кабинет и говорит, что она примет участие в организации экзамена на чунина. Прибудут Райдо, Абураме Шино, который, кажется, что-то мутит с Мацури, и ещё пара человек из Конохи. — Хорошо, — равнодушно соглашается Кику. Интересно, Тамкен тоже сможет выбраться? Не организатором, ясно дело, но просто взять отпуск. — Куро, я так понимаю, тоже будет помогать? — Конечно, он поднатаскал наших, пусть смотрит на их успехи. — Тогда пойду, сообщу ему радостную новость, или ты уже? — Нет, — вздыхает Гаара. — Он опять заперся в мастерской. Сама его выковыривай. И она идёт выковыривать.