Эхо отчаяния в разных мирах

Что делать им с судьбой жестокой? Скажи, что делать им с собой? Ему ведь жить теперь душой нелегкой, Лишившись шанса на покой. Ему сказала: «неизбежность», А он, смирившись, ей не возразил. Одна его малейшая погрешность…. Всю боль Земли он быстро ощутил. Ему ведь сердце вырвали когтями: Вчера — они, сегодня он один. Ее душа вдруг обратилась мотыльками, И с ней не станет больше он един. В отсутствии её ни свет не мил, ни радость, Он без нее ведь даже не живет, И каждый вздох сплошная гадость, И жизнь вся словно ад, но наяву. Он чувствует ее с рассветом и закатом, Он чувствует ее в цветах, в росе, Ее присутствие прекрасным ароматом, Но не она же вовсе, не она! Осеннее утро. Воздух был окутан свежестью после дождя и прохладой, слегка покалывающей лицо и руки. Деревья начинали вбирать в себя все краски золотой осени, а яркое солнце, не особенно характерное для этого периода, только усиливало очарование желтеющих шапок деревьев. Красиво. Все напоминало о ней, будто бы Люмин витала в покалывающих ветряных порывах, пряталась среди опадающей листвы, светилась с каждым золотым лучом солнца, отражающемся в лужицах. Ее нет, но она везде — парадокс Вселенной и личная боль. «Рыженький» сам вогнал себя в ситуацию, при которой он стоит на обрыве, и единственный шаг — это шаг в пропасть, в неизвестность. Что внизу? Скалистая подушка, которая вряд ли встретит его мягкой посадкой. Идти назад? Разве что прорываясь через тернистый и колючий путь в кромешной темноте, сражаясь с монстрами. А что за этим лесом бесконечной борьбы? Вряд ли этот лес когда-либо вообще закончится. Безысходность. В полной потерянности Аякс стоял возле парадной, спрятав руки в карманы. Глаза были опухшие от слез, голова раскалывалась, но это были лишь мелочи. Боль душевная так сильно глушила внешние раздражающие факторы, что он даже не замечал их. Он окинул взглядом внутренний двор, думая о том, куда ему направиться сейчас, что ему делать. Будь рядом с ним сейчас Люмин, она бы ласково улыбнулась ему, щелкнула бы по носу и вела бы куда глаза глядят. Она бы даже не смотрела на дорогу, она бы болтала без умолку, теряясь в улицах и подворотнях, а ему пришлось бы потом выводить их правильной дорогой. Он крепко бы держал ее руку и постоянно поправлял её шапку, которая почему-то вечно сползала на одну сторону. Они бы гуляли, пока не устанут, а после он бы купил ей дешевый кофе, который почему-то ей безумно нравился и несколько пышек, щедро посыпанных сахарной пудрой. Он снова и снова думал сослагательным наклонением. Но нет уже больше никаких «если бы», нет никаких «они», как и самой Люмин нет. Это все воспоминания, которые терзали сердце и душу каждую секунду. Он хотел хотя бы раз за это время выдохнуть без боли, без отчаяния, но он не мог. Он не имел права забыть ее, он не имел права не думать о ней, он был обязан нести это на своих плечах, пускай все и обернулось для него тяжелым беременем. Аякс почти дошел до их любимого парка. Ноги сами вели по дороге к нему, интуитивно он хотел быть сейчас там, в глубине души он надеялся, что он дойдет до их любимой лавочки, стоящий прямо напротив небольшой речки, окруженной деревьями, а там сидит она, в своем смешном пальто, в шапке набекрень и закутанная в огромный голубой шарф. Это было их место, и ему хотелось быть прямо здесь в эту минуту. Всю дорогу его глаза рассматривали мокрый асфальт, ведь смотреть на осень, которая так сильно была на нее похожа, было очередной пыткой. Он поднял глаза и увидел какой-то знакомый силуэт…такой похожий на его Люмин: такие же золотисто-пшеничные волосы, такие же янтарные глаза, черты лица и голубой вязаный шарф. — Люмин… — секундная мысль пронеслась у него в голове, но он тут же опомнился и быстро развернулся в обратную сторону, надеясь сбежать подальше. Он знал, что разговор с ее родным братом будет пиком в этом нескончаемом аду. — Здравствуй — фигура на скамейке холодно и ровно сказала, не поднимая глаз, — куда уходишь? Это ведь третья лавочка по правой стороне, прямо напротив реки; над лавочкой нависает ветка березы, а на четвертой дощечке с левой стороны выцарапано «А+Л», все верно, это то место. Куда уходишь? Я повторяю свой вопрос. Аякс также знал, что он не сможет уйти, и что этого ужасного разговора не избежать. Они никогда не ладили, никогда не любили друг друга. Люмин была единственным человеком на свете, которая останавливала их от драки, когда они находились в одном месте. Сейчас остановить их некому, но и драться никто не был настроен. Драка была не нужна, это была их финальная схватка, которая убьет их обоих морально. Финальная схватка и последняя встреча, после которой они точно не останутся добрыми знакомыми. — Здравствуй, Итэр, — он постарался ответить также холодно, не выдавая эмоций, и сел рядом — ты, как всегда, все знаешь до мелочей? — вокруг скамейки начали витать напряженность и едкий табачный дым. — Я уехал заграницу, а не на другую планету. Сестренка всегда мне писала письма, рассказывая в мельчайших подробностях мне все яркие и важные для нее моменты. И эту дурацкую лавочку она упоминала, по моим подсчетам, раз пятнадцать, как минимум, — Итэр достал несколько писем и положил возле Аякса, — вот, почитай, поразмышляй о том, как сильно она тебя любила, всегда любила такого идиота, как ты. Аякс молчал, смотря в небо, не обращая внимания на письма и продолжая слушать Итэра. — Знаешь, мне стоило забрать ее с собой тогда, не нужно было слушать эту дурочку. Здесь ее всегда ждало разочарование, потому что здесь всегда был ты. С самого детства ты был занозой, засевшей так глубоко, что ее уже было не вынуть. Сколько раз я тебе говорил оставить ее? Сколько, скажи? Блондин все также холодно говорил, будто бы он вырезал из себя любые эмоции. Кому-то могло показаться, что он говорит по заготовленному сценарию, будто робот. Кому-то, но не Аяксу. Он знал, что такое состояние Итэра самое страшное и опасное — он был совершенно опустошен, совершенно бессилен, он был мертв внутри. Он потерял не просто родную сестру, он потерял свою близняшку, свою копию, правую руку, самого лучшего человека в его жизни, он потерял самую важную часть себя. Итэру правда приходилось тяжелее всех: каждый раз смотря в зеркало, он видел не себя, а свою солнечную сестру, а потом возвращался в реальность, понимая, что он совершенно ненавидит свое отражение, ведь оно так сильно похоже на ту, что больше не вернуть. — Но нет, она ведь всегда меня убеждала, что не может жить без тебя. Но вот как вышло… с тобой она жить тоже не смогла, — Итэр сжимал кулаки, — она была такой глупой и беззаботной рядом с с тобой. — Ты сам уехал и бросил и ее. Теперь винишь себя, пытаясь отыграться на мне, а? — Аякс выдыхал клубы дыма из легких. — Да какое право ты вообще имеешь говорить что-то мне? Я хотя бы похороны не пропустил. — Они говорили равнодушно по отношению друг к другу, но именно от этого обстановка накаливалась сильнее. — Сначала я хотел тебя убить, но потом подумал о том, что сестра мне этого точно не простит никогда, так что радуйся, что ты можешь жить, в отличие от нее. — Радоваться? — Аякс резко встал, выбросил сигарету и схватил знакомого за края его пальто. — Возвращайся туда, откуда ты приехал и не смей мне ничего говорить! — Почитай письма, тебе будет полезно узнать кое-что интересное, идиот, — Итэр скинул его руки со своего пальто и ударил его кулаком по лицу, — надеюсь ты проживешь очень долгую и мучительную жизнь, думая каждый день о Люмин; это мое единственное желание — чтобы ты страдал изо дня в день, и чтобы эти страдания длились как можно дольше. Прощай. Итэр отряхнулся и даже не взглянул еще раз на Аякса. Он развернулся и ушел в глубь парка, оставив его в полном одиночестве. На улице было холодно, а солнце продолжало ярко светить. Аякс все еще сидел на скамейке, рассматривая надпись, оставленную ими еще в школьные годы. Удивительно, как эти лавочки не перекрасили или не заменили? Он периодически бросал взгляд на плавающих в реке уток, он наблюдал за летающими птицами, за людьми, спешившими по своим делам. У всех жизнь шла своим чередом… у всех, кроме него. Он кинул взгляд на три желтоватых конверта, которые долго не решался их открыть. Не столько желание узнать что-то взяло верх, сколько необходимость прикоснуться к чему-то, что было связано с его Люмин. Он взял верхний конверт, рассмотрел марку, а потом трясущимися руками достал рукопись, нежно поглаживая лист, будто щеку любимой девушки. Знакомый почерк… он вот-вот мог представить, как Люмин поздно вечером сидит на их кухне и пишет письма брату. Аякс никогда не читал их, никогда не интересовался: Люмин никогда ничего не скрывала, и он всегда стремился дать ей немного больше личного пространства. В сердце снова вонзилась тысяча игл, он начал читать первое письмо. *** «Мой дорогой и милый братик! Это все еще я — твоя единственная и неповторимая, самая великолепная на свете сестренка, пишу тебе, как в старые добрые времена. За меня не беспокойся, у меня все просто замечательно. Я по-прежнему работаю в нашей старой школе; мой класс просто кладезь безумства и очарования, детки трудные, но я справляюсь. Зарплата, конечно, маловата, но… Ты наверно сейчас будешь ругаться на меня, прочитав в очередной раз его имя, но Аякс старается для нас. Он работает не покладая рук, берется за любую работу, какую только ему предложат. И его семья помогает, так что мы ни в чем не нуждаемся. Я недавно затеяла небольшой ремонт в родительской квартире, где мы живем сейчас, и я думаю, ты не был бы против… мне так хотелось больше пространства. Я даже выкинула тот ненавистный сервант, помнишь его еще? Ты постоянно врезался в него, когда мы играли. Ну так вот, представляешь, он притащил откуда-то новый диван и столик; говорит — сюрприз. Я надеюсь, что со временем твой пыл поутих по отношению к моему парню и ты смирился с тем, что он важнейшая часть моей жизни. Прошу, братик, когда в следующий раз приедешь к нам в гости, постарайся не драться с ним, я не хочу снова разбираться в ваших отношениях. Кстати, весна здесь просто великолепна, жаль ты вновь пропускаешь ее, я бы очень хотела с тобой увидеться поскорее. Пожалуйста, скажи, что ты скоро сможешь вырваться и приехать, мы ведь так долго с тобой не виделись! И, кстати, прекрати мне высылать деньги! Я же говорю, что у нас все хорошо, мы не нуждаемся в помощи; сами справлялись и справимся со всем. Пока у меня есть Аякс, а у него есть я…пока мы с ним на одной стороне, пока идем рука об руку, нам целый мир не страшен, мы все преодолеем! Люблю тебя, братишка! Твой золотистый лучик света» *** Листок трясся в руках рыжего парня. Эмоции брали верх и накатывали со все новой силой. — Нам целый мир не страшен… — он опустил голову, обхватив ее руками, — моя малышка Люмин, все уши прожужжала брату обо мне, так еще и о таких вещах ему говорила…так и неудивительно, что он постоянно хотел избить меня, ты звучала как настоящая безумная, — он грустно усмехнулся. Он аккуратно сложил листок, вернул его в конверт и заботливо положил во внутренний карман пальто. Он раскрыл следующее письмо, также аккуратно, боясь навредить листку бумаги. *** «Мой дорогой братик! Угадай кто пишет? Конечно, твоя сестренка! У нас все хорошо, мы живем. В школе наконец-то наступили каникулы и у меня появилась возможность хотя бы немножечко выдохнуть…наконец-то! Детки меня измотали, что-то они обезумели совсем под конец года. Работы много, но на зарплату больше жаловаться не буду, а то ты снова начнешь писать мне лекции о том, что нужно уметь принимать помощь и поддержку, тем более от родного брата. Конечно! Просто…не нужно, мы сами хорошо справляемся. Аякс устроился на стабильную работу, так что теперь мы заживем еще лучше. Мне правда очень грустно от того, что ты написал, что не сможешь приехать в ближайшее время, ты совсем скоро меня забудешь заграницей своей, будь она неладна. Все еще счастлив, что вырвался? Если ты захочешь вернуться, то помни, что твоя комната в родительском доме все еще твоя, я ничего не меняла там, надеюсь ты приедешь скоро и дашь мне указания по поводу своих вещей! У меня для тебя новость, я боюсь, ты будешь не очень рад, но ты ведь знал, что рано или поздно это бы произошло. Твоя сестренка теперь невеста! Он сделал мне предложение, и не как тогда в детстве, а с настоящим кольцом. Так что твои опасения оправдались, но я надеюсь, ты порадуешься за меня, я по-настоящему счастлива! Мы хотим сыграть свадьбу следующей весной, как раз сэкономим денег на то, чтобы отпраздновать. Думаю, уж свадьбу сестры ты точно не пропустишь! Но что должно произойти, чтобы ты поскорее приехал, а? До свадьбы еще год… Но у меня такое предчувствие, что мы совсем скоро с тобой увидимся! Пишу тебе в второпях, братишка, нас пригласили на встречу, я наконец-что смогу расслабиться и отдохнуть. Люблю и целую, твой лучик» *** — Люмин, ты…так и не увиделась с братом, а так хотела. Я помню ты иногда наматывала круги по комнате Итэра и бормотала что-то вроде: «этот балбес совсем меня забудет». Твое предчувствие скорой встречи…кто же знал, что Итэр сможет приехать только на твоих похороны? — он качал головой, прикусывая нижнюю губу, сдерживая вихрь грусти и злости. *** «Братишка, привет! Это я, твоя сестренка. Все стабильно неплохо. Я первый раз пишу тебе честно, прости, что выкладываю это так, на бумаге, которая дойдет не так уж и быстро до тебя. Летние каникулы уже подходят к концу, лето пролетело так быстро и так странно… Все вроде бы и неплохо, но я чувствую что-то странное. Он поменялся… Аякс поменялся. Куда-то делся блеск в глазах, он почему стал холоден и необщителен. Я не хотела говорить об этом, но ты все равно не сможешь сорваться и приехать, чтобы устроить ему взбучку, так что мне бояться нечего…просто поделиться больше не с кем. Он больше не говорит мне о том, что происходит. Он снова пытается уберечь меня? Но мы ведь не в школе…все так странно. Да и компания мне его не нравится, какие-то они слишком подозрительные и неприятные на первый взгляд. Ну я о людях не сужу с первой встречи, ты знаешь. Нужно еще ближе познакомиться с ними. Но я знаю, как исправить ситуацию, я знаю, как вернуться ему блеск в глаза. Если ты сейчас стоишь, то поскорее сядь! Ты первый, кому я говорю это, даже еще Аяксу не сказала, представляешь? Это так тяжело скрывать, я взорвусь скоро от счастья и невозможности рассказать. Просто я хочу рассказать об этом необычно, и я подготовила ему сюрприз…ему понравится, определенно! Так вот, братишка, у нас с Аяксом будет малыш! Представляешь? Маленький комочек счастья…это так чудесно и невероятно. Ты станешь дядей! Может ты к выписке приедешь? Свадьбу то придется отложить. У тебя как раз есть чуть более полугода, чтобы спланировать свой отпуск. А что касается сюрприза для Аякса: я связала пинетки и положила тест под них. Как думаешь, до него сразу дойдет или он будет стоять в полном недоумении? Я уже представляю, как ты мотаешь головой и ругаешь его, говоря что-то вроде «этот идиот вообще ничего не поймет, пока не стукнешь». Вообще, я спрятала коробочку в шкафу, он все равно не лазит по моим полкам, так что раньше времени он не найдет. Но я все равно чего-то боюсь, хотя сама не понимаю, чего именно. Обнимаю тебя, братишка. Твоя Люмин». *** Кровь тяжелым напором ударила в голову, не хватало воздуха, пальцы рук немели, а стук биения собственного сердца заглушал звуки улицы. Он вскочил со скамейки и прочитал еще раз внимательно строчки про ребенка. Перед его глазами окончательно рухнули остатки мира, за которые он держался. Он не верил своим глазам. Он пытался докричаться ушедшего за горизонт Итэра, чтобы узнать, не разыгрывает ли тот его, чтобы сделать еще больнее. Он пытался докричаться Бога, чтобы узнать, за что он разыгрывает это ужаснейшую карту. Он пытался докричаться до себя, до глубин своего подсознания, ему нужен был какой-то ответ. А ответа не было, его не могло и быть, все было предельно ясно. — Нет…нет-нет-нет, — он пошатнулся, — не может быть, этого просто не может быть… Тишина. Внутри пустота, и внутри этой пустоты — тишина. Внутри этой пустоты холодно и темно. Внутри этой пустоты ничего нет кроме отчаяния и страданий. Боль, скорбь и тяжесть. Он хватал себя за воротник пальто, пытаясь не задохнуться, он упал на скамейку, тяжело дыша, жадно глотая воздух. Солнце скрылось за тучами… Люмин спряталась. Было бы лучше, если бы он не знал? Но было бы это честно по отношению к нему? Жить с ответственность за смерть собственной невесты — это так боль, которую не излечить никогда, и та боль, что разъедает тело изнутри. Но жить, осознавая теперь, что вместе с ней погиб и их нерожденный ребенок…за что? — За что… — он просто лежал на скамейке в парке, смотря на серое небо, — что в этой жизни я сделал не так? Я ведь просто хотел, чтобы мы с Люмин не нуждались ни в чем, я ведь хотел…хотел семью, мы с ней так много говорили об этом, — он бормотал себе под нос, не стесняясь прохожих. Поменялось бы что-то, если бы Люмин сразу ему рассказала? Смог бы он изменить все, смог бы он найти тот рычаг, который освободил бы их всех проблем и невзгод? Вопрос в другом…действительно ли все предопределено было и изменить ход событий — это задача, которую невозможно решить? Правда ли то, что идти наперекор судьбе — глупость и бредни сумасшедшего? Он не узнает. Он не пошел против Вселенной, он не пошел наперекор судьбе. А она? Она бы пошла? Что бы сделала она, чтобы спасти его? Слишком много вопросов, на которые нет ответа, да и ответы эти были не нужны уже. Все, в чем он нуждался сейчас — это в ее тепле рядом, в ее смехе, раздававшемся на всю улицу, в аромате ее мягких волос, отдающим цветочным ароматом и нотками миндаля, в ее прикосновениях и колких фразах, которые переходили из шутки в ругань и обратно. Он нуждался в своей Люмин, в той, чья жизнь бессовестно рано была отобрана, как и жизнь их малыша. — Гражданин! Г-р-а-ж-д-а-н-и-н! Подъем, — раздался какой-то суровый пожилой женский голос, который Аякс слушал как-то вдали, запутавшись в своих мыслях, — если вы напились, то идите домой, а иначе я вызову сейчас службы, которые вас арестуют! Позор! Разлягутся в парке, портят здесь все! У него не было сил спорить с прохожими, он молча встал с лавочки, кинув взгляд на ту самую надпись. Он как-то странно грустно улыбнулся и пошел…пошел в их с Люмин квартиру, он наконец-то взял себя в руки, чтобы сделать это спустя столько времени. Он знал, что Итэр туда не придет ни при каких обстоятельствах, а больше быть там некому. Одна лишь мысль о том, что он переступит за порог некогда их уютного теплого гнездышка, ломала его грудную клетку, пробираясь к самому сердцу и сжимая его со всей силой. Эта мысль вновь лишала его кислорода, заставляя периодически останавливаться, опираясь о ближайший столб. Но это было необходимо. Было прекрасно ясно, что рано или поздно ему нужно будет вернуться туда, увидеть квартиру такой, как в тот последний день, когда они виделись. Аякс брел по улицам, тяжело переставляя ноги. Он бы поехал на метро, но в метро душно, в метро много людей, он не вынесет ни одного лишнего звука. Он и по улице идти не хотел, ему бы провалиться куда-нибудь подальше, от чужих глаз, от раздражающих звуков, от самого себя. Как бы просто было покончить с этим, столько простых способов: один миг — его нет. А Люмин? А Люмин его ни за что не примет. Он прочно вбил себе в голову, что он теперь должен страдать, страдать всю свою никчемную жизнь. Он прокручивал холодные, словно лезвия ножа, слова, которые окончательно изрезали его душу на миллион лоскутов: «…это мое единственное желание — чтобы ты страдал изо дня в день, и чтобы эти страдания длились как можно дольше…» — Конечно же Итэр прав, — прокручивалось в голове, — я не заслуживал ее, никогда не заслуживал. Зачем только она меня полюбила? Если бы не я, она бы жила сейчас, занималась бы любимой работой, а может уже бы и семьей… Огромный ком боли накручивался изнутри с новой силой и подступал к горлу, снова перехватывая воздух лишь об одной мысли о семье. Люмин всегда хотела много детей, поэтому она и пошла работать в школу. Она была чудесной учительницей: дети ее обожали засчет простоты и тепла ее души, но они ее всегда также и уважали; ей никогда не приходилось даже повышать голоса, потому что они знали, что несмотря на ее улыбку, за ней крылась такая сила духа, что хватало успокоить целый класс одним только взглядом. А семью девушка и правда хотела большую, она всегда говорила: «Рыженький, а рыженький, ты же готов родить со мной троих детей? А пятерых? Представляешь, аж пятеро наших маленьких копий! Хочу мальчиков, похожих на тебя, и девочек, похожих на меня!». Его всегда радовали и умиляли ее заявления о семье, он всегда так широко улыбался, так ярко светились его глаза, когда он думал об их будущем, но он каждый раз говорил: «Слушай, Лучик, нам ведь нужно устроиться, времена непростые, на что мы прокормим столько детей? У нас еще вся молодость впереди, так что не переживай, мы родим столько детей, сколько сможем воспитать хорошими людьми. И я обеспечу нас так, чтобы мы могли воспитать хоть сто хороших людей, хорошо?». Им бы не хватило и целой жизни друг с другом, чтобы насладиться по полной каждым моментом, каждым взглядом и каждым словом. Судьба жестока: никакой огромной молодости впереди у них не было. Ее удел — это расплываться в солнечных лучах, будучи ангелом, смотрящим с небес. Его участь — нести тяжелое бремя потери и одиночества. Размышляя о жизни, парень и не заметил, как практически дошел до их квартиры. Время для него уже остановилось, так что он и не ощущал ни секунд, ни минут, ни часов. Оказывается, не только счастливые часов не наблюдают, несчастные их перестают замечать вовсе. Их квартира. У него язык не поворачивается назвать это место домом. Нет, не потому что он не ощущал себя там в безопасности, просто потому что его домом была она, а с ее смертью он стал отшельником этой жизни. Здание само по себе отличалась от той комнатушки, в которой он сейчас обитал: большое светлое здание, смотрящее прямо на главную водную артерию города, над входом на крыше статуи, а по периметру фасада красуются элементы морской тематики. Это не ставится ни в какое сравнение с пошарпанной коммуналкой на окраине города. Впрочем, красота жилища и комфортные условия интересовали парня раньше. Сейчас для него — это избытки прошлого, необходимость, ушедшая с вместе с ней. Он молча прошел через парадный вход, кивнул консьержу и поднялся по лестнице на нужный этаж. Он долго стоял возле входной двери, не решаясь повернуть ключ. Сделав глубокий вдох, он наконец отворил дверную скважину и в нос ударил знакомый аромат любимого места: Люмин всегда складывала по углам и ящикам какие-то мешочки, которые всегда приятно пахли. Окна были закрыты все это время, поэтому запах только копился. Он неуверенно шагнул внутрь, сняв ботинки прямо у входа и оглядываясь, будто все еще надеясь услышать ее аккуратные шаги в попытках напугать его исподтишка. Конечно, он понимал, что никто не прыгнет ему на спину и не выглянет из-за стены с игривым криком. Воспоминания порождали надежду, бессмысленную и убогую. С первого взгляда все было на своих местах, все как в тот день, когда он последний раз здесь появлялся. Он не сразу заметил подвох, ведь он пришел найти ту самую коробочку. Поэтому он не заметил обувь в галошнице, которая почему-то стояла криво, он не заметил упавшие книги и прочие мелочи. Он открыл шкаф, ту самую полку Люмин, на которую он первый раз полез без спроса. Немного покопавшись, он смог найти ту самую коробку, о которой она говорила в письме. Белая коробка с розово-голубой ленточкой, которая была очень аккуратно завязана бантиком на крышке. Он сразу же прижал коробку к сердцу, еле сдерживая слезы. Немного так простояв, он потянул за один краешек ленточки, и от бантика осталась лишь длинная атласная веревочка, которую Аякс сразу же положил в левый карман, где никогда не лежали его сигареты. Он открыл крышку и робко заглянул внутрь: действительно, под нарезанной бумагой виднелись крохотные белые пинетки, а под ними тест на беременность с двумя полосками. Сбоку лежала записка в форме сердечка, на которой было написано: «первый подарочек нашему папе». Тяжелый удар в сердце. Уже не больно, он привык. Уже не было сил на слезы, не было сил на злость, он уже ничего не чувствовал, лишь бескрайнюю бездну внутри себя. Он положил коробочку в тот же карман, куда убрал и ленту. Сев на диван, он сложил руки в замок и оглядел комнату. Фотографии, книги…чего-то не хватало. Казалось, что все на своих местах, но чего-то правда не хватало, и в этот раз он понимал, что речь не о Люмин. Сомнение. Непонимание. Он встал с дивана и медленно обошел комнату, рассматривая каждый уголок. Он начал проговаривать четко вслух, словно робот, некоторые моменты. — Шкаф на месте, в шкафу наши фотографии, — он внимательно рассматривал предметы, — раз, два, три… три стакана. Три стакана стояли в другом месте, это были гостевые, они не должны быть тут, — он щурил глаза и шел дальше. — Школьная литература для начальных классов, физика, классика…классика? Где Гомер? — Еще одна неточность. Аякс начинал нервничать. Она не могла вернуться в тот день. У Итэра даже ключей не было, он сто раз отказывался от дубликата. Он вышел в коридор. — Куртки, — он помнил все, вплоть до каждой соринки на полке, поэтому он перечислял все уверенно и четко, без колебаний, — моя зимняя, осенняя, ее…ее четыре куртки, в другой она была в тот день, но почему теплая куртка висит поверх легкой одежды, если все произошло в сентябре? Галошница стоит криво, не может такого быть, я ее не задевал. Тревоги не было, лишь максимальная сосредоточенность и концентрация. Он уже прекрасно понимал, что происходит, не было нужды дальше рассуждать о вещах, которые явно для него были не на своих местах. Невооруженным взглядом, может быть, и не было возможности заметить мастерскую работу взломщиков. Но для такого человека как Аякс, все было предельно ясно и понятно. Это были не простые воры: ни один ценный предмет в доме не пропал. Вещи были старательно разложены, казалось бы, по местам. Кто-то явно хотел найти конкретную вещь, но без лишнего шума. Не вышло. Он быстро понял, кто это были и что они искали.