Аэропорт Солт-Лейк-Сити
12 часами ранее
Все было хуже некуда: все такое серое и уныло, одно слово — январь. Тип на экране телевизора у меня за спиной говорил об «отмене полетов из-за плохих метеоусловий». Я устало вздохнула. Рядом со мной сидел измученный летчик, который, судя по всему, надеялась добраться домой и провести ночь в своей постели. По расписанию мой рейс должен был вылететь в 6.07 вечера, но остальные сильно задерживались, поэтому и мой могли отложить до утра. А то и вовсе отменить. Устав смотреть на мигающую табличку «задержан», я переползла в угол у дальней стены, разложила кое-как на коленях истории болезней и стала надиктовывать в цифровой диктофон отчеты, диагнозы, рекомендации. Все это были мои пациенты, которых я осматривала за неделю до отъезда. Большинство было детских, но взрослых я тоже лечила. Много лет назад Пегги, моя жена, уговорила меня заняться спортивной детской медициной. Она была права. Было невозможно смотреть без сочувствия на страдающих детей, зато, когда они радостно бегали вприпрыжку, — это счастье. Работы было еще полно, а индикатор зарядки на диктофоне активно начал моргать. Тогда я отправилась в киоск. Двенадцать штук батареях стоили всего 7 долларов, поэтому я взяла именно их, заменив батарейки в диктофоне, а остальные десять штук убрав в рюкзак. Я возвращалась с медицинской конференции в Колорадо-Спрингс. Она была замечательной, полностью удовлетворяющая меня своим профессионализмом. Тогда у меня и возникла возможность посветить четыре дня восхождению на горы Колледжиэйт Пикс с Буэна-Виста. Многие врачи покупают себе дорогие дома, «Порше», платят за членство в загородных клубах, а я, по возможности, занимаюсь альпинизмом. Поездка продолжалась неделю. На обратном пути я перелетела из Колорадо-Спрингс в Солт-Лейк, чтобы оттуда добраться прямиком до дома. Толпа ы аэропорту поредела: большинство стремилось к воскресенью быть дома. Те, кто оставался здесь, толпились у своих выходов ил в баре, коротая время за пивом или закусками. Ее походка привлекла мое внимание сразу: длинные стройные ноги, грациозный и ритмичный шаг. Ростом она была в пять футов и семь-восемь дюймов, волосы каштаново-рыжие; привлекательная, но не слишком озабоченная внешностью. Лет тридцать. Волосы ниже плеч. Она подошла ближе, оглядела толпу и села на пол в десяти-пятнадцати футах от меня. Я наблюдала за ней краем глаза. Судя по виду, возвращается из короткой деловой поездки. Она поставила вещи на пол, переобулась в кроссовки и стала делать гимнастику. Ноги были довольно мускулистыми, как у инструктора по аэробике. Закончив, она достала несколько блокнотов и свой ноутбук, одновременно что-то печатая на нем. Через несколько минут ее компьютер издал жалобный сигнал. Девушка нахмурилась, сжав карандаш зубами. Я как заряжала свой ноутбук, поэтому второй вход в розетку был свободен. — Не возражаете? — обратилась она ко мне, показывая вилку от своего шнура. — Конечно. Она присоединилась и села на пол, разложив вокруг себя блокноты. Я продолжила заниматься своими делами. Я стала изучать календарь, вспоминая дату. Я стала диктовать в свой гаджет нужные данные о пациентке, некой Марии Хилл, участнице футбольной команды. Я перешла к следующему пациенту. «Первичная ортопедическая консультация 23 января, доктор Наташа Романофф…» Каждый раз я диктовала одно и тоже. Убирая истории болезней в рюкзак, я заметила, как она смеется. — Вы врач? — Хирург, — я показала ей папки. — Пациенты за неделю. — Вы хорошо разбираетесь в пациентах, — она пожал плечами. — Простите, я невольно подслушала. Я кивнула. — Жена научила меня одной важной вещи. — А именно? — Она удивленно посмотрела на меня при слове «жена». — Что люди — не просто суммы артериального давления и пульса, поделенные на индекс массы тела. Она опять прыснула. — Значит, вы доктор моего типа. Я указала на ее блокноты. — А вы? — Обозреватель, — она ткнула в бумаги перед собой. — Пишу для нескольких женских журналов. — На какие темы? — Мода, тенденции, юмор и сатира, отношения… Но я не анонимная бумагомарака и не занимаюсь сплетнями. — Из меня, честно говоря, писатель никакой. И сколько статей вы пишите за год? Она задумчиво покачала головой. — Сорок-пятьдесят, — она посмотрела на мой диктофон. — По-моему, большинство врачей не носят с собой эти штуки. — А я без него шагу не делаю. — Темный штрих на фоне белого халата? — Что- то вроде этого, — согласилась я со смехом. — Долго привыкали? — Потребовалось время, но теперь жить не могу без этой штуковины, — я покрутила ее в руках. — Это дала мне Пегги, жена. Диктофон помог нам слышать голос друг друга, если мы были сильно заняты. Два дня он у нее, она говорит все, что хочет, каждую мелочь, а потом передает мне. Пара дней у меня и потом снова у нее, ну и так далее… — Разве сотовый телефон не тоже самое? — Это разные вещи, — я пожала плечами. — Как-нибудь сами попробуйте, тогда поймете, о чем это я. — Вы давно женаты? — На это неделю будет 10 лет, — я посмотрела на ее руки и увидела одно колечко с бриллиантом. Обручального не было. — А вы? — Я пытаюсь успеть домой на обед после репетиции церемонии бракосочетания, назначенной на завтра, — она не удержалась от улыбки. — Поздравляю. — У меня миллион дела, а я работаю над материалом для статьи о мимолетном писке моды, который мне самой совсем не нравится, — она покачала головой, глядя поверх топлы. — Наверное вы хорошо пишите, — предположила я. — Пока что от меня не отказываются. Слышала, что некоторые даже покупают эти журналы из-за моей колонки. Поклонников я этих не встречала. Она обладала невероятным магнетизмом в сочетании с потрясающим шармом. — Вы все еще живете в Джексонвилле? — спросила девушка. Я вспомнила, что она слышала все, что я говорила в диктофон. — Все еще. А вы? — Атланта, — она протянула мне свою карточку. ВАНДА МАКСИМОФФ. — Ванда. — Я для всех Ванда, кроме родного отца, который хотел мальчика, а не девочку. Вместо балета и софтбола он таскал меня на тхеквондо. — Дайте-ка сообразить… Вы из тех чудиков, кто ударом ноги сбрасывает предметы с чужих голов? — Из этих самых. — Тогда понятно, почему у вас такая прекрасная растяжка. Она скромно кивнула, без всякого желания произвести на меня впечатление. — Какой у вас уровень? — Спросила я. Она показала три пальца. — Был у меня такой пациент, я вставляла ему в голень стержни на болтах. — Как его угораздило? — Он лягнул противника, а тот поставил блок локтем. Голень согнулась не в ту сторону. — Видела такое! В подростковые годы и позже я участвовала во многих соревнованиях. Так что и вывихов, и переломов мне хватало. А это ваша личная поездка или рабочая, или то и другое? — Была на конференции, — я улыбнулась. — Еще удалось полазить в горах. — Вот, значит, чем вы занимаетесь, когда не режете людей? — У меня два хобби, — Ванда меня рассмешила. — Одно — бег, благодаря которому я познакомилась с Пегги. А второе — скалолазание. Это началось еще в медицинском колледже в Денвере. Я лазила, а Пегги старалась, чтобы у меня не сорвало крышу. — Сколько гор на вашем счету? — Двадцать. Только что добавила к списку гору Принсетон, 14197 футов. — Это почти три мили над уровнем моря! — она думала целую минуту. — И сколько времени занимает такое восхождение? — День или меньше, но погодные условия в это время года создают кое-какие. — я закусила губу. — Скажем, трудности. — Выходит вы одна из этих? — Каких? — Из женщин, покоряющих стихию. Она пристально разглядывала толпу. — Ваша жена не с вами? — В этот раз нет, — в животе заурчало. Запах шел из «Калифорния Пицца Китчен». Я встала. — Присмотрите за моими вещами? — Конечно. — Я быстро. Я вернулась с салатом «Цезарь» и пиццей пеперони. Тут же ожили динамики. Диспетчер сообщил, что если мы вылетим прямо сейчас, то еще успеем обогнать надвигающуюся бурю. Все люди мгновенно ожил, бежа к терминалу. Я и еще несколько людей, включая Ванду, взяли свои вещи и двинулись к самолету. Найдя свое кресло, я уселась и пристегнулась. Такой торопливой посадки у меня еще никогда не было. — Мы встали в очередь на обработку антиобледенителем. Если повезет, то мы успеем. Кстати, свободных мест полно в первом классе, так что садитесь туда, места хватит всем, — сообщил пилот в динамики. Все пассажиры послушно прошли вперед. Я села как раз рядом с Вандой. — Думаете, мы выберемся отсюда? — спросила девушка. — Сомневаюсь, — честно ответила я, смотря в иллюминатор. — Вы пессимист? — Я врач. Ремесло делает меня оптимисткой со склонностью к реализму. Около получаса мы так и сидели, пока стюардессы выполняли все наши пожелания. Я пила томатный сок, а Ванда — каберне. Голос в динамиках снова заговорил, не предвещая ничего хорошего. Все пассажиры хором жалобно застонали. — С ума сойти… Мы отстегнулись и встали со своих мест, идя обратно к выходу из самолета. Вернувшись в терминал, мы увидели, как табло с «задержан» меняется на «отменен». — Какого черта! — высказалась, казалось бы за всех, я. Я огляделась вокруг, замечая как на нескольких экранах крутят новости о погоде, показывая ужасающий смерч, надвигающийся прямо сюда. Я покорно ждала свой багаж, на время потеряв из виду Ванду, задержавшуюся у киоска с едой. Сквозь стеклянные двери аэропорта виднелись огни частного. «ЧАРТЕРЫ» гласила надпись на том аэродроме. На ленте появился мой огромный багаж, я взвалила его на свободное плечо, повернулась и буквально врезалась в только что подошедшую Ванду. Она вытаращила глаза. — Я смотрю, вы — скалолаз с обременением. Вы что, собирались покорить Эверест? Зачем вам столько вещей? Наверное, ее напугал вид моего огромного рюкзака, зато очень удобного. Сейчас он был забит теплой одеждой и снаряжением для восхождения на Колледжиэйт Пикс. Все самое нужное и ценное для выживания. — Я человек скромный и на Эверест не рвусь. Здесь, — я потрогала рюкзак, — все самое необходимое. Она посмотрела на ленте свой багаж, схватила чемодан, потом оглянулась с обреченным видом. Похоже, до нее стало доходить, что она не успевает на собственную свадьбу. Она протянула мне руку. Пожатие было твердым, но теплым. — Рада была познакомиться. Надеюсь, вы доберетесь до дому. — А вы… Но она меня не услышала. Отвернувшись, она повесила сумку на плечо и зашагала к очереди такси, в которой уже томилось человек сто, если не больше.