Но в глубине твоей души — темнота,
Пугающая магия, с которой я теперь неразрывно связан.
Snow Patrol — «You're All I Have»
Эмма осторожно вошла в ломбард, надежно закрепив свою ментальную броню. Она обратила внимание на пространство каждого стеллажа, на то, как теплые лучи послеполуденного солнца отражаются от каждого ценного предмета, выставленного на полку в недоступном месте или невинно лежащего на виду. Она слабо расслышала колокольчик над головой, возвещающий о ее визите, и словно издалека наблюдала и ждала, когда он появится и сверкнет той самой лукавой улыбкой, от которой у нее так часто бегали мурашки по коже. Каждый инстинкт подсказывал ей, что нужно повернуться и бежать, и никогда не оглядываться. И все же она снова была здесь, шерифом Сторибрука, и стояла там, где стояла уже бесчисленное количество раз, в большинстве случаев вопреки здравому смыслу. Каминные часы в нескольких метрах от нее тихо тикали, а паучьи стрелки насмехались над неспособностью Эммы полностью разгадать ломбардщика и его паутину игр разума, которые он начал, но, скорее всего, никогда не закончит. И все ради чего — чтобы заставить ее уйти, а потом вернуться? А может быть, для того, чтобы она гадала до тех пор, пока не сдастся. Или получить ключ, который откроет все ответы. Но даже если какая-то из этих теорий была верна, его мотивы уже давно перестали иметь для шерифа смысл. Шаг. Никаких движений рядом с ее собственными. Эмма нахмурилась, мимолетно подумав, не соскучился ли он по постоянному посетителю, и отбросила эту мысль. И конечно, это был глупый вопрос — она видела его перед тем, как выехать из города на скорости, причем всего лишь двадцать четыре часа назад. Второй шаг Эммы Свон. Хотя, если бы она решила рискнуть и была уверена в своих способностях к заключению пари — а таковых у нее не было, — то шериф сказала бы, что Голд был вполне доволен своим положением. А какие у нее были причины считать, что он не был доволен? У него было все. И даже больше. Еще один. Ослепительная белизна привлекла ее блуждающий взгляд, и она потянулась к ней, как муха к меду. Великолепный меч в открытом футляре из гладкого бархата, серебряное лезвие, словно звезды на ночном небе, рассеивало свет, приглашая взять его за великолепно сделанную рукоять. Желание провести руками по оружию, ощутить его в пальцах было непреодолимым… и очень соблазнительным. Может быть, она видела его раньше — но нет, конечно, она должна была вспомнить, — хотя он, казалось, звал ее по имени, как будто так и должно быть. Эмма еще раз огляделась в поисках следов ростовщика и, хотя в комнате было слишком тихо и спокойно, постепенно протянула руку к рукояти, поднимая меч из мягкой ткани в футляра, почему-то напоминающего ей о том, как в фильмах ужасов ходячие мертвецы поднимаются из могил. Возможно, смотреть телевизор после полуночи было не такой уж хорошей идеей. — Отличный выбор. Шериф чуть не выронила меч, но быстро вернула себе хватку и самообладание, снова натягивая медальный панцирь, и напряженно прислушиваясь к шагам, которые Эмма вполне ожидала услышать позади себя. Она полуобернулась в его сторону, стиснув челюсть. — Может быть, для вас, — с горечью сказала она. — Но не для меня. Она почти видела блеск в его темных глазах, даже стоя к нему спиной. Его легкий тон заставил ее ногти глубоко впиться в левую ладонь, на время оставив полумесяцы на мягкой плоти. — Я бы не стал считать его неудачным. Блестящее мастерство — идеальная длина, потрясающее сияние, легкость, — экспертно произнес он. — Поистине замечательный меч. Эмма оставалась поразительно неподвижной. — Конечно, — наконец произнес он, понимая, что она не хочет говорить. Наступила пауза, во время которой, по мнению шерифа, Голд поднял руку, чтобы убедить ее в том, что он действительно невиновен, не обращая внимания на то, что она его не видит. — Вы пришли сюда под ложным впечатлением, что я сделал что-то ужасно неправильное… — Именно так, — вмешалась Эмма. — Хотя я не вижу никаких доказательств ваших подозрений. Вызов, от которого она могла отказаться или принять. Помня о том, что он ничего не отрицал, она рискнула… Два шага, один из которых сопровождался мягким стуком, теплое дыхание, пробежавшее по ее волосам и плечу, и все вокруг вдруг стало более целенаправленным. — Слепые обвинения ни к чему не приведут, мисс Свон. Но они привели ее сюда. В магазин. К мечу. К нему. — Как и слепая сделка. Голд пожал плечами. — Он сам принял это предложение. — Вы предложили. Он широко раскинул руки, трость частично приподнялась над деревянным полом. — Это то, чем я занимаюсь. — Ростовщик наконец-то оказался в поле ее зрения, быстро проскочив мимо ее левого плеча, чтобы тут же скрыться за прилавком и поискать что-то, о чем Эмма могла только догадываться. — Уверяю вас, он знал условия. Шериф почувствовала, как опасно она сжимает меч, свободно висящий у нее на боку, и постаралась сохранить голос ровным. — Когда вы в последний раз говорили правду? — спросила она, слегка подчеркнув последние два слова: гнев, нетерпение и любопытство — все было в равной степени. Мистер Голд взглянул на каминные часы и сделал вид, что задумался. — Около… десяти секунд назад. Приблизительно. Правая рука Эммы машинально дернулась вверх, лезвие прочертило невидимый путь в воздухе. Она крепко сжала оружие и убрала его из поля зрения, пока мужчина поднимался на ноги с помощью трости, сжимая в свободной руке ножны. Шериф сразу же узнала дизайн рукояти меча, до жути похожий на тот, что был у нее в руках, но поскольку это была единственная видимая часть его меча, она решила намеренно не обращать на это внимания. Он просто собирался снова подтолкнуть ее к тому, чтобы она ушла в отставку, уехала и вернулась за Генри, чудом получив прежнюю должность шерифа — порочный, неизбежный, бесконечный цикл. Возвращение на работу стало неожиданным плюсом, но Эмма сильно сомневалась, что все это было совпадением, потому что Реджина была… ну, Реджиной. Мэр никогда не делала ничего, если это не было выгодно ей самой. Как и самому Голду. Эмма мысленно отбросила доспехи и вскинула руки. — Знаете что? С меня хватит. Вы победили, Голд. Вы совершенно правы в том, что нельзя быть слишком осторожным. — Она ткнула большим пальцем через плечо в сторону двери. — Если я уйду сейчас, у меня будет меньше соблазна что-нибудь сломать. Дайте мне ключ, и мы устроим весь этот спектакль до обеда. — Она выжидающе протянула руку. Он выдержал долгую паузу, изучая ее, встречаясь и отводя взгляд от ее лишенного юмора лица. Затем, прежде чем она успела моргнуть, он вытащил меч и вытянул его над прилавком так, что на него упал солнечный свет, и Эмма поняла, что он полностью сделан из чистого золота. Единственная проблема заключалась в том, что она приняла это действие за угрозу в свой адрес. Серебро встретилось с золотом, с громким лязгом, когда Эмма отразила несуществующий удар, не позволив оружию ломбардщика опуститься ниже прилавка, служившего барьером между ними. Она просто предложила открыть его футляр и сделать то, о чем он ее просил, а он в ответ просто напал. Вот что она получила за то, что принимала маленькие деревянные коробочки от почти незнакомцев. Темная тень набежала в его глаза, резко напомнив ей о той ночи «У бабушки», когда он оказался на удивление трезвым для пьяного человека. Каким чужим и странным казался ей тогда Голд, и даже здесь, в его собственном магазине, Эмма могла отметить лишь несколько различий между тем и этим. Ничего не изменилось — но она согласилась на услугу, сопровождала его больше, чем кто-либо в городе мог представить, — а он не изменился. Не изменилась и она, просто получила пулю ради Эшли Бойд — пулю, которая, как она надеялась, окажется стоящей. Уголок его губ приподнялся в ухмылку, словно он мог прочесть ее мысли, но золотой меч не шелохнулся. — Вы действительно думали, что я причиню вам вред, шериф Свон? — Голд указал жестом на свою поврежденную ногу. — Конечно, вы могли бы победить меня или, по крайней мере, обогнать. Что вы теряете? Но вы уже знаете все ответы. Эмма давно подозревала, что он работает с Реджиной, но никогда не могла доказать это, и хотя он обращался к ней как к шерифу, это вовсе не означало, что он знает. Она подавила вздох, выпустив через нос воздух. Как долго она будет продолжать лгать себе? Всем и каждому? Смогла бы она солгать Генри? Мэри Маргарет? Августу? — Какие у меня могут быть причины, — решительно начала она, — чтобы верить в обратное? Бесконечное молчание. Всегда такая быстрая на слова, Эмма полностью ожидала от него ответа. Но, возможно, ему нечего было сказать. Она знала, что должна гордиться тем, что стала первой жительницей Сторибрука, которой удалось поставить в тупик ломбардщика, и в любой другой день могла бы немного позлорадствовать. Хотя его глаза, казалось, слегка смягчились при ее словах, они так же мгновенно снова стали твердыми — он мог легко включать и выключать это, как выключатель. На мгновение шерифа охватило чувство вины, и она попыталась отмахнуться от него, тяжело сглотнув и опустив меч в знак поражения. Хотя он больше не делал никаких движений против нее, острая боль отбила у нее всякое желание наносить ответный удар. Меч громко звякнул, несмотря на осторожность, с которой она опустила его на прилавок: лезвие потеряло блеск и больше не было направлено на него. — Я не знаю, как и почему, да и не думаю, что хочу знать. — Эмма сняла с пояса значок шерифа и держала его на раскрытой ладони, глядя то на предмет, то на мистера Голда, размышляя, действительно ли она сошла с ума. — Вы заслуживаете гораздо худшего, но… спасибо. Ошеломленный — не тем, что она сложила два и два, а тем, что выразила благодарность за то, что он сделал, — Голд опустил свой меч так, чтобы он лежал рядом со своим серебряным близнецом на прилавке, оружие было направлено в противоположную стороны своего близнеца, а мужчина, застыв на месте, не мог вымолвить ни слова. Затем мгновение прошло, и он снова стал самим собой, маска удобно легла на место. — Глупо, — сказал ростовщик, — что вы считаете, что я сделал это бескорыстно, мисс Свон. Если бы это было так, то мы с вами оказались бы в гораздо более глубоких водах, чем те, в которых мы сейчас находимся. В ее голове промелькнул образ зеленого охотничьего судна, но это не имело смысла. Она ни на секунду не поверила, что он оказал ей какую-то услугу. — Где вы их взяли? — спросила Эмма, главным образом для того, чтобы заполнить созданную им мучительно тихую атмосферу. Ей было лишь отчасти любопытно. Голд рассмеялся. — Эти старые вещи? — После нескольких секунд восхищения он поднял золотой меч и убрал его в ножны. — Я бы проверил свои записи, — ответил он, убирая меч на место. Плечи ломбардщика дернулись вверх-вниз, когда он убирал серебряный меч в футляр. — Боюсь, у этой пары не было особой привлекательной истории. Эмма не могла объяснить внезапную необходимость защищать историю мечей. — Вы хотите сказать, что у этих мечей нет никакой истории? — пылко спросила она, успешно перевернув ситуацию, так что решение о принятии или отказе отвечать на сложный вопрос легло на его плечи. — У всего есть своя история, Эмма, — поспешил ответить мистер Голд. — Но только некоторые из них достойны памяти. Конечно. Конечно , он говорит о ней. Он знал о ее прошлом, о ее проблемах с законом, и хотя она знала об этом раньше, эти слова были гораздо больнее, чем все, что она ему сказала. Большинство его тонкостей теперь было легко разгадать, и последняя фраза, черт возьми, предназначалась ей, но некоторые все еще оставались загадкой. Сам мужчина продолжал оставаться для нее загадкой, и, возможно, так будет всегда, но это не объясняло несвоевременной враждебности и резкой открытости Голда. Но Эмма устала убегать, так и не получив ответов. Если подумать, это было единственное, что ей удавалось сделать, когда она приходила в гости. Поэтому она выстроила свои черты, как профессионал — готовность, желание и терпение. Мистер Голд нахмурил брови. — Почему бы вам не взять этот меч? — предложил он, подталкивая к ней футляр. — Бесплатно. — Почему? — спросила Эмма, сбитая с толку. Ростовщик схватил свою трость. — Почему бы и нет? Насколько я могу судить, он вас заинтересовал. Я уже много лет пытаюсь их продать, но ни разу не нашел подходящего владельца или хотя бы отдаленно заинтересованного в такой покупке. А вот вы, напротив, были бы очаровательной партией. Шериф покачала головой, не веря в то, что их разговор принял такой оборот. — И что мне с ним делать? — Это, конечно, зависит от вас. — И он, улыбаясь, указал на нее. —----------------------------------------------------------------------------------------------------- Реджина решила подождать целых тридцать шесть часов, прежде чем сесть за свой стол и заняться осмотром деревянного футляра, который так охотно и недавно передал ей местный ростовщик. Она сразу заподозрила его во лжи, когда вошла в ломбард поздно вечером, решив, что он позвал ее, чтобы досадить ей и отвлечь от Генри. Мэр обдумала все возможные варианты и пришла к выводу, что он не может играть с ней, иметь скрытые мотивы. Реджина видела это своими глазами — правда, лишь мельком — и знала, что все должно быть по-настоящему. Но где же хитрость, где обман? Вернуть Эмме значок, вернуть ей работу, поздравить женщину, которую она ненавидела больше всего на свете, и даже не иметь в виду, что это единственная цена, которую ей придется заплатить? Это было легко. Слишком просто. И все же она взяла футляр и скрылась. Зная, что Генри читает комиксы в своей комнате, Реджина достала из потайного места связку скелетных ключей и вставила один из них в серебряный замок, экспериментально повернув его. Шкатулка, казалось, издала звучный звук, когда замок щелкнул, и ее рот скривился в торжествующей ухмылке. Нечасто ключи от города подводили ее. В тот день в его лавке она была беспечна, искала, искала, надеясь найти именно то, что он ей вручил. В конце концов, Голд передал ее, но, похоже, не торопился отдавать ключ. Так что, дав ему достаточно времени — первую половину дня, — мэр ждала, лишь поддавшись собственному любопытству. Подняв крышку, нетерпеливые пальцы без промедления выхватили лежащее внутри сокровище. —----------------------------------------------------------------------------------------------------- Мистер Голд смотрел, как закрывается дверь и Эмма Свон исчезает из ломбарда, неся в руках длинный кейс, и удивлялся одному из немногих случаев в своей долгой жизни. Никто никогда не благодарил его. Ни за что. Ну, никто, кто имел бы значение. И даже тогда… Но сейчас это было неважно. Он еще до того, как она вошла в магазин, знал, что Эмма Свон уйдет с мечом, растерянная, не в силах объяснить, почему она согласилась на его предложение. Как она могла не согласиться, если меч принадлежал ее отцу? Как она могла не согласиться, если даже не знала? Вытирая полотенцем пыль со столешницы, Голд прощально поднял руку, когда шериф неуверенно остановилась за дверью. Она стиснула зубы от его самодовольства и исчезла. Он усмехнулся. Знание имело значение.