Портрет немертвого

И все же, даже через слепящий витраж неприязни, я увидел тебя. Снег после заката покрылся ровным хрустальным мерцанием, отражая свет тонущих в синем небе звезд. Арон остановился, давая колкому ветру задувать за воротник парки и трепать волосы, а за спиной врезаться в северную стену замка. Пальцы сжали в кармане жестяную баночку. «Вот ты и дома, Иларий». Взгляд нашел черные стволы сосен, черенок воткнутой в сугроб лопаты послушно вернулся в руку. Оценив заметенную тропу, Арон покрепче натянул капюшон и сделал тяжелый шаг вперед, проламывая подошвой ботинка снежную корку. Накануне он уточнил у Больдо, как выйти к кладбищу. Тот хоть и скривил лицо недовольно, указал направление и даже позвал служанку, которая провела в подсобку с инструментами. — Я сообщу об этом господину Корвину, — сухо сообщил. Не то чтобы Арон стремился что-то скрыть. Достаточно и того, что удалось получить лопату, да и маршрут оказался понятным. Он следовал ему, пока стволы сосен не проредились. Открылась белая прогалина, усеянная могильными камнями. Арон взялся сбивать с них снежные шапки и вычищать бороздки букв с помощью тряпки. Рука зависла над эпитафией с нужным именем. «Во имя отца и Сына и Святаго Духа. Здесь покоится прах Екатерины Евгеньевны Фоминой, честной вдовы и преданной матери…» На памяти Арона немногие из сгинувших при немертвых хозяевах удостаивались личного надгробия. Это привилегия тех, о ком не забыли, едва они переступили проклятый порог. Или тех, ради чьего тела не побоялись сюда явиться. Иларий помнил и не боялся. Сделка с ним стала причиной последнего визита Арона в Нове-Корвин в неспокойном 1915-м. Вместо гостевых покоев, как сейчас, тогда ему предоставили пыточную. — Сударь, да ты дурака валяешь, — насмешливый тон ударил сверху, и Арон начал приходить в себя. — С какого перепуга я вообще должен этим заниматься? Виктор, блядь, все черную работу скинул. Сначала его встретили радушно, почти как гостя. Но стоило двери закрыться за спиной, на голове оказался холщовый мешок. Арон со стоном сел, слыша только пульсацию в затылке. Кажется, проломили. Не губительно для немертвого, но заживление стоит усилий. Потянувшись к затылку, дернул тяжелые цепи, — руки в кандалах не поднять выше плеча. Теперь он обратил внимание на высокие сапоги перед своим носом и франтоватые брюки кофейного цвета. — Ой, да не стенай. Радуйся, что тобой займусь я, а не Виктор, — ударил сверху раздраженный тон. — На тебе бы уже кожи не было. Конвоиром оказался худощавый немертвый с открытыми чертами лица и русыми бакенбардами. Подпирающие скулы острыми клинышками, они сделали его облик родственным лису. — Терпеть не могу возиться с безродной швалью и пачкать руки. Лучше сразу проясни, что ты тут забыл. — Что и го… Лощеный сапог пнул под дых. — Давай еще раз, — заметил франт. — И без той околесицы, что ты хочешь выкупить семью слуги. Свежо преданье, да верится с трудом. У нас давеча исчезла Темнейшая, слышал? Арон сглотнул полный рот крови. — Да. Франт рухнул на старый бочонок, заменяющий в камере и стул, и стол. Со вздохом закинул ногу на ногу. — Хорошо. Тогда ты можешь понять, что в такой обстановке анонимные немертвые не самые желанные гости. Как ни мерзко, я вынужден тебя проверить… Задумчивый взгляд окинул фигуру Арона, заглянул в рваный вырез рубашки, пощупал тяжело заживающие, яркие на белом ссадины и синяки. Арон инстинктивно дернул цепями, но только добавил запястьям порцию саднящего жжения. — Да, зря Виктор отказался… «Он не видит во мне опасности, это можно использовать… — мрачно подумал Арон. — Но тогда я не получу того, за чем пришел». Немертвый со вздохом выудил из-за пояса бежевые перчатки и начал церемонно натягивать, уделяя внимание каждому пальцу. — …А я говорил же, что не люблю пить всякую дрянь. Поэтому не сопротивляйся, сделаем это быстро. Арон не успел отшатнуться, как челюсть сжали жесткие пальцы. В горло грубо вторглись клыки, заливая рубашку алым — будто напал дикий и голодный зверь. Собственный болезненный хрип оглушил, и сознание черной мглой затопил страх. «Бежать… Сколько же он выхлебал… Он мог понять… Мог…» Паника слилась с голосом равви. «Аарон, мальчик мой, покажи мне кровью, о чем думаешь…» Арон очнулся благодаря сосущему чувству опустошения и тошнотворной панике. Тяжело дыша, попытался сосредоточить взгляд на камнях пола, хотя бы на одном. — Как интересно сложилось… — раздалось над головой рассеянное бормотание. — Ты действительно дурак, раз вернулся сюда ради слуги… Опасный дурак. Арон попытался поднять взгляд выше сапог, ногти натянули кожу на горле в безотчетном желании сорвать следы укуса. — …Но такой опасный дурак может однажды сослужить мне службу, — судя по влажному звуку, немертвый облизнулся. — Кто говоришь тебе нужен? Фомины? — Ксения… и Екатерина. — Понятия не имею, кто эти девицы, но одна свежая на днях вышла из окна башни. Может, из твоих, но может и нет. Я все устрою, но ты в любом случае отсчитаешь за обеих. Арон кивнул, стараясь не выдать, что уже начал приходить в себя. Неудовлетворенный вялой реакцией, франт дернул его за подбородок, заставив посмотреть в глаза. — Значит, мы договорились, — он чуть повертел в стороны лицо Арона. — Я Алексей. Алексей Корвин-Литвицкий. Запомни меня, ведь теперь у нас есть полезный общий секрет. Липкая от крови перчатка бодряще шлепнула по щеке, и Алексей улыбнулся. — А еще я твой спаситель, ведь Виктор бы тебя упокоил. Вернувшись в действительность, Арон передернул плечами, можно подумать, от морозного ветра, и взялся за лопату. — Ты говорил, что хотел бы остаться с матерью. Екатерина Фомина оказалась той женщиной, что вышла в окно башни. Может, успела сойти с ума, а может — выбрала быстро закончить мучения. Иларий ничего на это не сказал. Он был удовлетворен уже тем, что Арон обеспечил безбедную жизнь его выжившей сестре, и попросил только время похоронить мать. В семье Фоминых было две сделки. По первой Екатерина с дочерью были проданы Корвинам за карточные долги умершего главы семейства, а Иларий определен в семинарию. По второй Иларий стал пожизненным слугой немертвого в обмен на жизнь сестры и прах матери. — Надеюсь, ты не жалел, — бросил Арон. Блеск жестяной урны с пеплом скрыли первые комья земли. В конце Арон нашел крепкую ветку и воткнул в место захоронения, чтобы не потерять, когда вернется с надгробием. Оглянувшись, других свежих могил или камней не заметил — все не младше столетия. «Больдо понял, что мне нужное старое кладбище? Или у них нет нового. Но это значит…» Это может значить, что с приходом к власти Виктора трупы начали сжигать, чтобы скрыть их количество. Или передавать городскому кладбищу, что требует связей с местными властями. Чтобы живые перестали умирать — слишком наивная мысль. «Какое мне дело?» Арон хмуро подхватил лопату. Обещание, данное почти сто лет назад, — исполнено. Он поставит памятник и напишет что-нибудь в христианском духе: «Здесь покоится преданный слуга…» Нет. «Здесь покоится любящий сын и заботливый брат». Стало холодно. Будто парка больше не защищает от ветра, и он продувает насквозь, минуя кожу и мышцы, насвистывая между ребер песню пустоты. На выходе с кладбища под погрузившейся в снег ногой что-то хрустнуло и потянуло. Арон наклонился, думая найти мешающуюся ветку, но в пальцах оказался раскрошенный птичий череп. Ботинок цеплял пропущенный между глазниц кожаный шнурок. Рассеяно осмотрев осколки, Арон отметил, что мощный и прямой клюв принадлежал ворону. Немного дальше, через пару деревьев, нашелся еще один такой череп на шнурке, но целый и болтающийся на ветке. Арон в нерешительности сжал его в пальцах, нехотя положил в карман. Оглянувшись назад, постарался запомнить положение деревьев и воткнул лопату, чтобы точно вернуться. Косточки-амулеты, развешанные все чаще, — черепа, крылья, ребра, бедренные, — повели на север. Малейший ветер сталкивает их, создавая тихое постукивание. Арон невольно ускорился. Наконец, сосны расступились, и открылась холмистая долина в обрамлении зубчатых гор. Он перевел дыхание, только чтобы оцепенеть, едва подняв голову. Белоснежный холм проткнул синеву неба длинным шипом, вращающим вокруг себя хоровод звезд. Под ним на привязи замер белоснежный олень с ветвистыми рогами. Два магически бездонных глаза заглянули в его, и прежде, чем Арон пришел в себя, олень мотнул головой и сорвался с привязи. Арон ринулся за ним, но застал только обрывок лассо, привязанного к столбу. Сам столб оказался коновязью, сверху донизу увешанной веревками и ремнями всех цветов.

***

Следующая ночь должна была начаться с набросков, но Виктор опоздал, и Арон оказался наедине с его живыми. В честь их присутствия снова ярко затопили камин, синий зал расчертил тяжелый контраст. Соня — девушка, что некогда лежала на столе в трапезной, теперь раскинулась на бархатной софе. Пальцы игриво изучают корзинку фруктов, выбирая жертву по неслышной считалке. Пару раз видя живых при Викторе, Арон почти решил, что он запрещает им одежду. Будто подчеркивает статус домашних зверушек, нагих от природы существ. Но, как оказалось, у них есть теплые нарядные халаты. Один из таких, изумрудный с бисерной вышивкой, распахнут на Соне. — Господин Рагман… — протянула она, играя тоном заказчицу. — А вы разве не… пьете? Арон думал промолчать, но ощутил на себе еще два взгляда — девушки и парня. Виктор любит брать троицы. — Пью. Но сейчас не хочу. Она внимательно изучила его — от былой опаски ни следа. — Но разве голоду… можно сопротивляться? Рука скользнула к груди естественно, проверяя форму и упругость, пальцы игриво подцепили сосок и оттянули — тоже будто на пробу. Выдохнув, Соня поднесла к улыбающимся губам алое яблоко. Арон очертил взглядом фигуру. Края темного халата открывают нагую плоть так, что Соню можно увидеть как длинную белую змею с головой женщины. «Сделать набросок, пока Виктор опаздывает?..» — мелькнуло. Арон наклонился к набору углей и карандашей, аккуратно разложенных в ящичке на стуле рядом. Отвлек нарочито резкий хруст яблока на зубах. — Может, дело не в этом? — Соня кивнула на единственного живого мужчину в зале. — Анай, Виктор разве не приказал нам заботиться о госте? Чем ты занимаешься? Значит, живого, что заимел привычку устраиваться недалеко от Арона и подглядывать, зовут Анай. Стройное тело, темные волосы до лопаток, аккуратный овал лица и дерзкие скулы северянина — в полумраке он сойдет за еще одну девушку в гареме. Но после оклика красивое лицо исказилось, на щеках выступил нездоровый румянец. — Гхм. Простите, господин… — в голос вкралась хрипотца. — Я… Раз так, я… Он будто заранее спланировал, как ловко обогнуть рюкзак и этюдник, чтобы оказаться в выгодной позиции — между разведенных колен. «Он сумасшедший», — понял Арон. Красивая, но уже сломанная игрушка. Лихорадка заставила тело Аная дрожать, он стянул с плеча бархат и откинул волосы единым жестом, который, вероятно, нравится Виктору. Арон сцепил зубы. Взгляд приковал дернувшийся в волнении кадык и легкий бисер пота, дразнящий запахом теплой плоти. Горячие ладони двинулись от колен к ширинке, пока мрачный тон не заставил замереть. — Хватит. — Ах… — пальцы Аная конвульсивно дернулись, он сорвался на торопливый шепот. — Пожалуйста… Господин сказал, что вам разрешено… Если у вас есть предпочтения, скажите… Скажите, пожалуйста… Арон не первый раз видит смертного, помешавшегося на немертвых. Но отвращение вызвал не он… а собственная голодная реакция. Арон вцепился в волосы живого, наматывая на кулак до больного излома в шее. Узкие глаза Аная влажно заблестели, когда к его коже начали спускаться длинные белоснежные клыки. «Не смотри… как на добычу». Арон заставил себя окаменеть. Не слушать сбитое дыхание у уха. Не ощущать, как оно срывается с приоткрытых губ и ударяет в его кожу. «Не смотри…» Он закрыл глаза и сделал два тяжелых вдоха и выдоха. На третий нужно отпустить живого. Но едва наступил третий — затылок удержала жесткая хватка, не дающая разогнуться. — О, так это было делом вкуса? — ударил сверху холодный тон. — Что же ты остановился, продолжай. Они замерли в этой позе. Живой в распахнутом халате и с изогнутой податливо шеей. Арон с выдвинутыми навстречу клыками. Виктор, не дающий хищнику и жертве выйти из притяжения. Арон сдавленно застонал, внимание тут же переключилось на Виктора. Желание откусить давящую на голову руку стало бешеным, как ток крови по разгоряченному телу. Взгляды пересеклись. В желтых из-за света камина глазах пляшет азарт, клыки обнажены в оскале. «Радуйся, что тобой займусь я, а не Виктор», — вдруг вспомнились слова другого из Корвинов. — Жалкое зрелище, — процедил Виктор и с силой толкнул. От удара плечом разлетелся стул, и карандаши с углями разбежались по каменному полу. Со вскриком убрался подальше Анай, у камина его заключила в объятья еще одна напуганная живая. «Это была его ловушка, — накалились мысли. — Он наслаждается этим…» Арон медленно сел, пальцы коснулись влажного после удара виска. Взгляд пробуравил спину Виктора, затянутую в черный шелк. Он выгодно бликует, выделяя его мышцы при неспешном удалении к софе, где встречает ласковая Сонина улыбка снизу вверх. Длинные пальцы скользнули под ее подбородок, балуя как котенка. Когда живая покорно переместилась на ковер, Виктор занял свое место и тут же аристократично закинул ногу на ногу. — Прости, я опоздал, — бросил, рассеянно цепляя каштановые пряди живой, растянувшиеся на подушках у его бедра. У Арона на миг закончилось дыхание и он отвел взгляд, собираясь с мыслями. Хорошо, что Виктор не продолжил накалять… Подраться с ним — точно не то, чего Арон сейчас хочет. Сжав и разжав кулаки, поднялся. Сначала занялся виском, используя край тряпки, еще не испачканный углем и красками. Затем начал убирать рухнувший этюдник. — А… Арон, это я тоже возмещу. Можешь не собирать, завтра будет новый. Какой хочешь. Арон замер, сжимая в пальцах ящичек для карандашей. Глядя строго на них. — Все не настолько плохо, Виктор. Эти инструменты выдерживали худшее. То, что он сломал своим плечом стул, никого не взволновало. Соня хихикнула, и Виктор что-то едва слышно зашептал в ее ухо. Арон же окончательно остыл. Ящичек вернулся в этюдник, ладонь убрала со лба выбившуюся прядь. Он нашел взгляд Виктора и дождался, пока тот оторвется от живой. — Мы уже можем приступить к портрету. Покажете галерею?