Портрет немертвого

Да, я боялся. В этом смысл ответа на твое приглашение. Фамильная галерея Корвинов произвела впечатление — взгляд Арона потерялся среди высоких, давяще насыщенных оттенками черного и красного холстов. «В полный рост, в торжественном облачении… Сабля. Платок. Бокал… с кровью?» Виктор с безразличной улыбкой бросил какой-то комментарий, но Арон его уже не расслышал. Молча проследовал вдоль нескольких портретов, пальцами скользя по воздуху над рамами, будто желая ограничить выразительность Корвинов. «Очевидные сарматские портреты». По спине прошелся оценивающий взгляд. Не то чтобы Арон не привык или не любил такого рода взгляды со стороны мужчин. Но взгляд Виктора отличается. У него глаза хищника, затаившегося для смертоносного броска. Ощущение… непривычное. В какой-то момент Арон передернул плечами, сбрасывая с лопаток предчувствие ожога. — Ах, это… — отвлек Виктор. Арон вернулся к портрету, под которым остановился. За десятилетия краска фона потеряла насыщенность, обращаясь в угольно черный, только белое лицо и розовый шелк костюмчика контрастируют с наступающей тьмой. Тьма же горит высокомерием в глазах существа. Похож на искалеченного, затем срощенного неправильно ребенка. — Андраш, — дыхание Виктора скользнуло рядом с ухом. — Скоро они с опекуном, Силадьи Белой, будут в замке. Он слаб разумом, поэтому при встрече не трать на него времени и не зли, иначе можешь пострадать. Арон обернулся, едва не пихнув Виктора. Взгляд коснулся длинных пальцев, зависших у его плеча. — У тебя воротник замялся, — криво улыбнулся Виктор, подушечки пальцев кратко погладили хлопок у Ароновой шеи. — Странно, ведь ты даже свое чумазое от угля тряпье ровно складываешь. Я думал, все художники неряхи. Закончив, он тут же отвел взгляд и ускользнул. Между ними снова образовалось пару шагов гулкого пространства. — Вы знаете мало художников, — заметил Арон. Он проследовал за тихим стуком каблуков Виктора. Внимание снова рассеялось по портретам, подмечая общие черты — темные глаза с грустным веком и чуть вьющиеся волосы, горбинка на носу. Ни одна из них не отражается в Викторе. «Рыжий сокол в стае черных воронов». — Почему вас называют безродной шавкой? — Арон нагнал его. — Насколько знаю, европейские кланы передают дар несмертия человеческим потомкам. — Так и есть… — отозвался Виктор. — Поэтому на некоторых портретах ты видишь то, что видишь. Печальный опыт Габсбургов. Смешение крови ради сохранения власти. Но есть и другие экземпляры… — Родственники по материнской линии. — Да, верно! — Виктор вяло хлопнул в ладоши. — Валерию начало выворачивать от уродов, еще и обращенных в упырей, поэтому наша фамилия расширилась на родню по материнской линии. Да и кровь по матери отследить куда проще. — А вы? Арон остановился, ожидая, когда Виктор поймет, что за ним не следуют. И тот действительно замедлился. — А я… — обернувшись, явил клыкастую улыбку. — Смотри сюда. Он взглядом указал на стену, и Арон перестал дышать, оглушенный подобием древнего святилища. От потолка к полу тянулся ветви фамильного древа, алыми кровеносными сосудами проникая в камни замка. На ветвях — таблички с витиеватыми надписями. Одна из верхних, едва читаемых на такой высоте, гласит: «Валерия Мессалина Корвин». — Можешь не искать — моего имени здесь нет, — сообщил Виктор. — Собственно, поэтому мной и не очень довольны при темном дворе. Меня вместе с семьей подарили юной госпоже Батори вместе с Чахтицким замком. Виноват ли я, что после смерти сумел стать любимчиком пылкой Валерии? Арон смолчал, прокручивая в воспоминаниях отголоски истории Корвинов. В ту пору он был еще юным обращенным, ни разу не покидавшим обитель. Уже позже дошли слухи о кровавой бойне в замке одной из Батори и разборках с инквизицией. «Валерия основала свой немертвый род в восточной европе, но была вынуждена бежать в Российскую Империю, а затем, как раз накануне революции…» — он осадил мысль. Портрет Валерии занял центральную стену, огромный, окруженный расползающимися корнями фамильного древа. Арон невольно крепко сжал пальцы в кулак, буравя ногтями ладонь. Боль помогла не выказать волнения. — Она… стара. На лице матриарха Корвин нет морщин, но именно это сделало его жутким. Выпирающие скулы и челюсть натянули белую кожу будто слюду на раму. Части тела, не скрытые темным одеянием, светятся изнутри. Только жуткий взгляд блестит двумя черными жемчужинами, следя за каждым движением в зале. — Ну да, немолода… Римлянка по происхождению, но не по духу, — привлек к себе внимание Виктор. — До кучи, чтобы дать тебе пищу для творчества — про меня говорят, что лично упокоил старушку, презрев всю ее заботу о безродном мертвеце. Арон внимательно посмотрел в лицо Виктора, но тот не дрогнул. Клыкастый оскал, приглашающий к нападению, сменился легкой растерянностью. — И ты никак не выскажешься на этот счет? Необоснованным подозрением? Бесполезной поддержкой? Арон пожал плечами. — Меня это мало интересует. — Ха! — Виктор отвернулся, рассеянно трогая острый кончик носа. — Ты умеешь… Располагать к себе иногда. Арон внимательно проследил за движением, пытаясь вынуть для себя его суть, запомнить очертания. «Когда не пытаетесь свернуть мне шею, вы тоже… довольно приятный», — подумал. — А ваша человеческая семья? — Ох, ты думаешь… — Виктор замялся, но вернул себе озорной вид. — Их давно нет в живых. Только меня она оставила на поиграться, потому что я оказался дьявольски хорош собой. Может, это и отразишь на портрете? — Возможно, — Арон задумчиво качнул головой. — Так значит, вы были живым рабом, а стали господином. — Что, прости? — Вам нравится иметь собственных живых? Арон будто не заметил, что задел не ту струну. Лицо Виктора превратилось в театральную маску, губы растянулись в обезоруживающую, жуткую улыбку. — А вот это может быть уже не твое дело, друг мой? От низкого голоса дрожь побежала вниз по позвоночнику, Арон не удержался и накрыл ладонью затылок, унимая воспоминание о жесткой хватке. — Так или иначе… — Виктор тихо тцыкнул, возвращая спокойный тон. — Мне уже пора заняться делами, а вот ты можешь оставаться. Приходи сюда, когда захочешь. Он отвернулся к выходу, откуда уже спешит, чуть семеня, Больдо. Будто подчинился неслышному зову хозяина. — Когда я могу начать писать портрет? — бросил Арон в спину. Виктор замер, жестом указав и Больдо подождать. — Я буду занят… Думаю, вызову тебя. Если станет скучно, из восточного крыла открываются прекрасные виды на Талнахские горы. Надеюсь, ты найдешь их не менее интересными для пейзажей, чем бесконечное аравийское море. Без Виктора галерея опустела, и все презрение в глазах его родни обратилось на гостя. Улыбнувшись уголком губ, Арон двинулся вдоль стены, снова цепляясь взглядом за вычурные рамы и мрачные холсты. Как и думал, все — сарматские портреты во весь рост. Мужчины с саблями, женщины с платочками. Полотна пестрят атрибутами власти и роскоши. «Какие атрибуты должны быть у Виктора?» Арон раздраженно убрал со лба вьющуюся прядку. Куда приятнее писать портреты-трони — выразительные и четкие слепки души. Достаточно уловить ее и выбрать цвета, способные оттенить уникальные черты. Но необычный заказчик — особенный заказ. У портретов в этой галерее иная цель. Внимание привлек громкий хлопок. Арон обернулся на немертвого мальчика, про присутствие которого оказалось легко забыть. Он не подвижнее картины, под которой стоит со схлопнутым фолиантом в руках. — Юхио, — вспомнил Арон. Никак не реагируя, мальчик проследовал к кровавому древу рода. Карандаш покинул место за ухом, к тканой обложке прижался исчерканный лист, на котором Юхио начал выводить схему. Арона достиг запах книжной пыли. Он пробежался взглядом по атрибуту, кочующему с картины на картину — бокалу. У всех он располагается на столике у бедра, но Валерия держит в пальцах. Бокал всегда из прозрачного хрусталя, у кого-то он почти полон, у других алое сверкает лишь на донышке. — Ясно, — выдохнул Арон. И этим, видимо, привлек внимание мальчика. — Вы здесь чужой, — уронил тот холодным тоном с едва уловимой скандинавской певучестью. — М? Арон обернулся, но Юхио не отрывается от своего фолианта, сличая что-то с табличками на стене и свежими распечатками. Тусклый свет ламп, имитирующий лунный, наделяет его молочную кожу свечением и путается в голубых глазах. — Вы не принадлежите Нове-Корвин. — Я гость Виктора. Нас представили… — Гость? — мальчишка фыркнул, в брезгливой улыбке обнажая один из аккуратных клычков. — Он заказал свой портрет в эту галерею. — Портрет? На этот раз мальчик обернулся, на белом лице пробежала тень непонимания, сменяясь неудовольствием. — Глупость. В таком портрете нет смысла… В любом случае, лучше убирайтесь из Нове-Корвин, пока не поздно. Чужакам здесь делать нечего. Больше он ни слова не обронил, полностью погрузившись в бумажную работу. Арон скользнул взглядом за худое плечо, подмечая, что мальчик старательно черкает на распечатках, выделяя имена и фамилии, и переносит на чистый лист. Подумал, что тоже стоило прихватить карандаш с блокнотом.

***

Арон вернулся в свои покои, уже зная, что ему понадобится. Из рюкзака на столик вынырнул ящичек с красками. Перебирая их, Арон отложил в сторону те, что уже скорчились вокруг последних капель. Больдо каждую ночь является к нему, чтобы уточнить, нужно ли что-то. Раньше это было проформой, но теперь Арон подготовил целый список. Краски, новая палитра, рама и холст… — Значит, сокол среди воронов, — пробормотал под нос и добавил в список портного. А также фактуры тканей и цвета. Черный, багряный, винный — традиционно для Корвинов. Но эта палитра куда больше подходит Виктору с его золотисто-карими глазами и вишневым отливом волос. «Подходит… О чем я думаю?» — Арон растерянно вздохнул, отдавая список. Цепкие пальцы Больдо свернули его в трубочку и упрятали в черный рукав привычкой монаха. — Вас вызовут, когда все будет готово, господин Рагман, — бесцветно прокашлял слуга. Арон настроился на долгое ожидание, но время у Виктора нашлось уже в следующую ночь. В замке очень кстати проживает портной, обшивающий Корвинов не первое столетие. Его ателье оказалось аккуратным и ухоженным, хорошо проветриваемым помещением в восточном крыле замка. Широкие застекленные окна дают лунному свету обильно освещать строгий интерьер, но портной включил пару приглушенных ламп. — Не правда ли, глупая блажь — обращать в упырей своих верных слуг? — посмеялся Виктор, представив его. Арон отметил блеклый взгляд немертвого и сухую как жердь фигуру. Впечатление, что ничто не способно вызвать в нем интерес. — Если бы Валерия не обратила своего любимого Марцела с золотыми руками, тот уже десять раз бы отправился на небеса, а так ему приходится веками трудиться… — В последнее время нет, — с тенью улыбки отметил портной. — По вашей просьбе Больдо стал приобретать больше брендовой одежды. Это первый ваш заказ за минувшее столетие. Арон устроился в кресле напротив, задумчиво поигрывая карандашом над эскизником — на этот раз не забыл их. — Мой драгоценный художник надеется словить тут вдохновение? — усмехнулся Виктор, давая Марцелу лазать под руки и обхватывать тело сантиметром. — Вы и есть мое вдохновение, — отметил Арон, рассматривая фигуру. Виктор удивленно хмыкнул. — Складно. И многие заказчики на это велись? — М? Мысли увлекли цветовые сочетания. Винный хорошо оттенит белую кожу и карие глаза, но лакричный черный поможет подчеркнуть резкие скулы и длинные ресницы… «Нет. Черный — это ведь траурный цвет?» Пустой эскизник занял место на столике, Арон поднялся и медленно обошел Виктора. Взгляд заскользил вверх и вниз, обрисовывая стройную фигуру, и задержался на длинных пальцах. Не задумываясь, Арон поднял их к свету лампы. Длинные, с фактурными костяшками. Умелые, а не аристократично безвольные, как можно было ожидать. Высокий рост, крепкие плечи и узкие бедра — выглядит грациозным… И опасным. Напряжен при видимой расслабленности. «Я такое уже встречал…» — Вы воевали? — спросил Арон. Отвернувшись, почувствовал позвоночником внимательный взгляд. Ощупал несколько видов сукна и парчи, разложенных на столе. Слишком грубые и, наоборот, излишне нежные, переходят в руки Марцела и исчезают в шкафу. — …Еще мальчишкой бился с османами, — отозвался Виктор. — То есть, сколько себя помню. — Ясно. Арон снова повернулся к нему, взгляд невольно скользнул под черную ткань рубашки, как обычно прирасстегнутую. Дыхание перехватило. Арон нахмурился, пальцы потянулись к обнаженной ключице. «А это разве не?..» — Могу я? — Попробуй… Портной, возникший с сантиметром у ног, никого не смутил. Арон аккуратно расстегнул пуговицы, отмечая на своем лице насмешливый взгляд. Запустил ладони под рубашку и стянул ее на плечи Виктора. Смутное напряжение тут же улетучилось. «Мне не показалось». — У вас шрамы. — Ах, это… Да. Виктор резко дернул плечом, запахиваясь. Шелк услужливо скрыл вязь колотых и резаных следов, уродующих рельефный торс. Арон успел увидеть перерезанный шрамом правый сосок — осталась частичка плоти с половиной ареолы. — Я же сказал, что родился с саблей за пазухой. Ничего удивительного. — Ничего? — нахмурился Арон. Посмертие сводит увечья. Чем дольше ты мертв, тем проще избавиться от недостатков внешности. Не возраст тела. Такому, как встреченный в галерее мальчик, уже не узнать, каким было бы его взрослое обличье. Но горбатость, криво сросшийся нос, морщины и даже веснушки — все это можно с годами свести из памяти. Некоторые немертвые усиленно забывают, что были людьми. Становятся жуткими волками, птицами и призраками из сказок. Иногда это проще, чем быть вечным ребенком или помнить всю перенесенную при жизни боль. «Разве что… Он не хочет ничего забывать». — Вы оставили себе сердце человека, — сорвалось с губ удивленное. Виктор насмешливо поднял брови, успевая кивнуть портному на адамашку с тонким узором ручной работы. Арон отметил, что это самый кричащий выбор из того, что он оставил. Серебряная нить на винном шелке. — Не понимаю, это комплимент или оскорбление? Арон задержался взглядом на пальцах Виктора, застегивающих рубашку до ключиц, поднялся к его клыкастой усмешке. — То, что вы можете предположить, будто это комплимент, уже о многом говорит. Виктор хмыкнул. Переложив ткани, портной вытащил кипу пыльных выкроек и картинок. Предстояло выбрать крой, который подчеркнет фигуру и вернет Корвину облик восточно-европейского вельможи. Еще через пару ночей с нарядом было покончено. Арон получил все что нужно и даже сверх — Больдо помог натянуть холст на огромную раму и установить ее в любимом Виктором синем зале. У стены поставили дополнительный стол для инструментов, треть которого заняли новые краски. Закончив, Больдо сверкнул низко склоненной лысиной и исчез. Они остались наедине, на сей раз ни одной живой души. Только холодный взгляд нарождающейся луны, подсматривающей в узкие окна. — Терпеть не могу доломаны, — хмыкнул Виктор, поправляя тяжелый, подбитый мехом венгерский плащ. Арон отстраненно отметил, как сочетаются черный мех и частая шнуровка серебром. Широкий пояс на жупане подчеркнул тонкую талию, а сабля легла на бедро как влитая. Виктор оглянулся в поиске подготовленного для позирования места, и Арон не смог отвести глаз. «Ему куда больше идет быть воином, чем аристократом. Нет… Он ведь и не был от рождения аристократом». — Сокол среди воронов… — пробормотал себе под нос. — Ха? — обернулся Виктор, все еще держа руку на рукояти сабли. Арон молча прошел к столику, на котором Виктора ждет пустой бокал, и переставил в сторону. Быстро осмотрев комнату, нашел резной стул и вытащил его под лунные лучи. — Не любите доломаны? Тогда снимите и повесьте на спинку. — Так можно? — чуть нахмурился Виктор. — На портретах ведь стоят в полном облачении, разве не должен и я последовать примеру? — Не думал, что вы побоитесь нарушить пару правил. — Не думал, что ты меня этим уязвишь. Виктор скрыл в костяшках пальцев тихую усмешку. Заметив ее, и Арон улыбнулся уголком губ. — Тогда сядьте расслабленно, но держите бокал в руке. Вы без того не вписываетесь в собственную галерею. Он опустился на колено перед Виктором, занявшим стул. Тот не шелохнулся, но чувствуется, что считывает каждое движение — как руки поправляют мех плаща за его плечами, подушечки пальцев пробегают по сабле, выгодно подставляя ножны бледному свету. Скользнув ладонью по голенищу сапога вверх, Арон невольно накрыл бедро и по легкой дрожи понял, что зашел дальше положенного. — Можете вернуть руку на рукоять сабли, — тут же отвернулся, занявшись складками жупана. — Вы правитель и воин, это будет уместно. Поднимаясь, он едва избежал пинка от резко закинутой на ногу ноги. — А мой художник довольно сообразительный… — после паузы отозвался Виктор, покручивая в руке пустой бокал. — Догадался, что не нужно в него наливать. Был опыт с дворянами? Арон хмуро оценил сбившееся положение складок жупана, но не рискнул снова поправлять, — черта между ними и без того туго натянута. В случае с Виктором он не может предсказать, в какой момент она лопнет, и не станет ли это его последней ночью. — Да, написал пару классических портретов, — кивнул, возвращаясь к холсту. — По вашей галерее смысл бокала очевиден — это власть. Кровь — родовая связь. «Но в вас ни капли крови Валерии… — припомнил Арон. — Действительно, заказывать портрет в галерею в такой ситуации — то ли фарс, то ли намеренная насмешка». — Ваш мальчик сказал, что мне лучше убраться отсюда. Арон сдвинул брови, ладонью оценивая желатиновую грунтовку на холсте. Нанес ее прошлой ночью, сразу как натянули холст, за день высохла. Виктор оторвал взгляд от бокала и наклонил голову чуть набок. — Мой мальчик? Это кто же? Арон сложил квадратом новую тряпку и устроил на столике рядом с рамой, выбрал достаточно крупный уголь. — Ваш мальчик с книжками. Юхио. Набрасывая композицию жесткими линиями, Арон задумался. Стоило ли спрашивать об этом у хозяина замка? Ведь если отсюда и лучше убираться, пока не поздно, то именно по вине Корвина. — А… — Виктор с видимым облегчением посмеялся. — Юхио. Опрометчиво было оставлять вас наедине, он довольно капризный. — Вы помогли ему обратиться? — Да. Арон всмотрелся в спокойное лицо Виктора. Похоже, не врет. На лице нет вызывающей улыбочки, которая шептала бы: «ты все равно не разгадаешь меня, стоит ли пытаться?» Наоборот. Он скользит подушечкой пальца по краю бокала, взглядом блуждая в пустой хрустальной полости, будто видит там прошлое. — Но не я его убил, — уронил Виктор. — Напротив, помог отомстить убийце и насильнику. Знаешь, у упырей не бывает историй про доблесть и честь. И я не считаю себя ответственным за то, кем Юхио стал. Арон смолчал, прокручивая в пальцах уголь. — Поэтому он помогает вам… Потому что обязан. Шорох угля заполнил пространство между ними, Арон постарался выкинуть лишнее из головы и сосредоточиться на портрете. Ясно, что между этими двумя сделка патрона и протеже. Она не должна касаться Арона. «Но он прав. Виновен тот, из-за кого ребенок пылал яростью настолько, что она подняла его из могилы». — Впрочем… — вдруг протянул Виктор. — Юхио сказал тебе правду. Если боишься, ты волен бросить этот заказ. Я не буду удерживать тебя или упокаивать. Губы Арона дрогнули в кроткой улыбке с ямочкой, он приготовился дать дежурный вежливый ответ. Но когда взгляды встретились, осознал, что в лице Виктора нет и доли иронии. Запершило горло, и Арон вынужденно откашлялся в запястье, отворачиваясь от внимательных золотистых глаз. — Спасибо. — Я говорю это, потому что больше у тебя такой возможности не будет, — в том же тоне продолжил Виктор. — Сейчас ты можешь проваливать хоть в Аль-Мукаллу, хоть в Будапешт — куда тебя занесет. Но после Званой ночи назад пути не будет. Колючий страх поднялся вверх по позвоночнику, на секунду сбивая дыхание. Арон снова посмотрел в лицо Виктора, пальцы чуть не скрошили уголь. — Не… — голос дался не сразу, но Арон сумел натянуто улыбнуться. — Не помню, что вы приглашали меня на какую-либо ночь. — Ах? — брови Виктора выразительно приподнялись, а в голос вернулись театральные интонации. Он даже хлопнул в ладони, невольно звякнув саблей. — Какое упущение!.. Не переживай, для своего самого драгоценного друга я подготовлю персональное приглашение. — Мне стоит ответить, что я польщен? — тихо хмыкнул Арон, вытирая пальцы, прежде чем взять новый уголь вместо пострадавшего. — Только если будешь искренен. Арон долгим взглядом запечатлел скучающе прислоненный к усмешке пустой бокал. Представил, как с этим выражением он будет смотреть на сородичей в галерее.

***

Писать Виктора оказалось не настолько сложно, как он предполагал вначале. Да и на обхождение с гостем не пожаловаться — через Больдо можно исполнить любой каприз. Но цена начала пугать. — Аарóн, мальчик мой, я нашел тебя… Почему ты прятался все это время? Часто задышав, Арон вцепился в косяк двери в покои. Тихий, шипящий голос крадется к нему из каждого угла, из-под стен и занавесок, заставляя озираться. Он подкараулил на рассвете, когда все чего хотел немертвый — занять место под саваном. «Он далеко, не слушай его. Он далеко, а ты всего лишь голоден…» Голод мог стать причиной, по которой разум ослаб. Но попытки мыслить разумно не помогают заглушить шепот. — Думал, я сделаю с тобой что-то? Неумная немытая обезьянка, в тебе еще слишком много от смертного животного… Например, этот страх. — Равви, уйдите. Пожалуйста, я не хочу вас слышать, — простонал Арон, сползая спиной по стене. Пальцы болезненно вцепились в волосы. — Ты думал, что скроешься в этом замке? Думал, этот самоуверенный малец тебя защитит от меня? Шепот стал ближе, Арон забоялся открывать глаза, чтобы не увидеть перед собой гладкое лицо с кривой линией губ, всегда выражающей недовольство. Забоялся ощутить невесомое касание льна к щеке, цепких кончиков когтей — к шее. — Вы не знаете, где я! — Ты не сможешь убегать вечно, мой мальчик. Голос отдалился под стук деревянных сабо о камень. Арон замер, восстанавливая дыхание. Многие немертвые умеют не дышать, но не когда память тела настолько плотно сцеплена со страхами души. Только отдышавшись, он смог увидеть тонкие пальцы рассвета, лезущие из-за краев толстой шторы. Едва успел добраться до кровати, чтобы сжаться и окоченеть под ней, холодные пальцы из последних сил вцепились в саван.