Жмурки

      Марат совсем немножко чувствовал вину, что ударил друга. Да и то несильно же втащил, за дело. Извиняться Марат не собирался, пацаны так не делают. Но на следующий день потащил Андрея выпрашивать монетки на автомат. Андрею давали лучше, выглядел он как щеночек на морозе, бровки домиком, жалобная мордашка, поджатые губки. Зато Марат быстрее и убеждать умеет, не видом, так словами. Уселись на теплотрассу и ели мороженое на морозе.       Идея была тупая, но Андрей радовался и улыбался. Спрашивал про пацанов опять. Марат рассказывал. Больше о том случае не говорили. Замерзли как цуцыки, пошли домой греться. Андрей снова смотрел на пианино, и Марат попросил его научить аккордам из Ночи. Вначале Андрей показал сам, а потом встал позади, сказал «как будто мячик держишь в руке», но, когда Марат растопырил пальцы, сам мягко уложил их на клавиши. Теплые ладони поверх своих ощущались странно. Может, так и учат на пианино, Марат не знал. Закусив губу, он слишком сильно стучал по клавишам, а потом наоборот слишком тихо. Андрей поправлял, стоя позади. Марат шеей чувствовал дыхание Андрея, пока тот не отстранился и не сказал:       — Ну вот, теперь сам.       Марат принялся несмело стучать пальцем по клавишам, борясь с желанием потрогать шею. Мурашки еще бегали. Андрей запел, чтобы помочь держать ритм. Голос у него был приятный, Марат давно уже заметил. Похвалил, улыбаясь. Это было приятно, и, гордый собой, Марат хлопнул по подставленной ладошке. Напряжение вроде исчезло.       — А ты эту свою видел?       — А? — Андрей все еще улыбался.       — Ну, ментовку свою, — напомнил Марат, как будто он, а не Андрей должен был о ней думать.       — Не, у меня завтра отчетный же, не до того.       — Так вот ты че ходишь, как кот вокруг сметаны, давай репетируй! — встал Марат со стула.       — А можно? — Андрей опять смотрел своим щенячьим взглядом, как будто Марат ему вообще что-то запрещал. Ну кроме одного раза, но это другое.       — Да садись давай! — Марат схватил Андрея за плечи и подтолкнул к стулу.       — Ладно, — не сильно сдвинулся он, только мне тетрадь надо с Бахом, я помню все, но лишним не будет.       — Хоть с Бахом, хоть с прибабахом, — неловко пошутил Марат и пошел за портфелем в прихожую. Андрей уже начал спокойные переливы прелюдии. Квартира словно наполнилась задумчивой музыкой, с мягко нарастающим напряжением и плавно отпускающим. Прелюдия была короткой, Андрей играл ее снова и снова, и Марату скоро стало скучно.       — Слушай! А может ты ей сыграешь?       — Что? — резко прервал на середине Андрей.       — Ну ментовке своей, — чего ему постоянно приходилось напоминать-то, не понимал Марат, — девушки такое любят.       — Какое?       — Ну музыку, — как дебилу объяснял Марат, — ты классно играешь же. И поешь тоже.       — Спасибо, — искренне улыбнулся Андрей.       — Ага, — ободренный его улыбкой продолжил Марат, — спой песню для нее.       — Седую ночь?       — Не, — почему-то Марату не хотелось, чтобы их песню он пел ментовке, — такая ей не понравится. Че-нибудь такое надо, про любовь.       — А может ночь не торопить?       — А че там? — слова показались Марату знакомыми. Андрей запел, и Марат едва узнал песню. Там то мужик пел, про такое, вроде как про старую любовницу. У Андрея выходило как про первые чувства. Марат зааплодировал, заслушавшись. Андрей шутливо поклонился.       — А как вообще?       — Че?       — Ну где спеть-то? Надо чтобы она в зале была, пианино или синтезатор, сцена получается.       — Это проблема, да. Ну на концерты то она ходит?       — Я не знаю, — протянул Андрей. Ему будто совсем неинтересно было, кому это надо-то вообще?       — Ну хоть в кино ее позови! — Марат думал об этом, куда бы пошел со своей девчонкой, будь у него она.       — Зачем? — снова тупил Андрей.       — Да че ты как дебил?! — вспылил Марат. Потащил Андрея на диван и усадил. Сам сел рядом, — вот вы сидите рядом, да?       — Ага, — Андрей смотрел строго вперед, но уши его как будто немного порозовели.       — Ну и темнота вокруг, романтика, — рисовал широкими мазками картинку вокруг Марат. Андрей откашлялся, — может, на эротику какую сходите. Маленькую Веру смотрел?       — Нет, — уши Андрея точно порозовели. Как и щеки. И, может, немного шея.       — Вот сидите вы рядышком, — чуть-чуть подвинулся ближе Марат, — ты такой потягиваешься, и вот так, — очень естественно потянулся он и накинул руку поверх плеч Андрея, — нормально? — улыбнулся Марат. Андрею жарко что ли стало, красный весь, ну батарея сзади жарила будь здоров. Он как-то замер и медленно поворачивал голову, не двигая плечами. Переводил дергано взгляд. Если б это была девчонка, Марат бы стопроц подумал, что она так глазки строит, не может нормальный человек вот так смотреть неестественно. Глаза оказались очень рядом, слишком. Было заметно, что зрачки расширены, хотя света хватало. Взгляд Андрей опустил и закусил нижнюю губу. Не иначе пить хочет. Марату тоже резко стало жарко, гребаное отопление! — Ну класс, скажи ведь? Меня Вовка научил, — вскочил Марат с диванчика, и ускакал на кухню. — Пить будешь?       — Ага, давай, — донеслось из зала. — А че за Маленькая Вера? — спросил Андрей, беря кружку.       — Да там сцена есть, бомба! Ты афишу видел? Да не ту рисованную, — досадливо мотнул головой Марат, — я в Москве смотрел, на каникулы ездил с родителями. А сам фильм уже здесь посмотрел, с пацанами. Там кароче на афише телка та стоит, — закатил глаза Марат и показал руками, — сиськи — во, юбка до сюда! А в фильме! Она там прям на нем сидит и прям, ну это… пацаны аж свистеть начали, пока на нас шикать не начали.       — Ого, — только и сказал Андрей, пялясь туда, где только что показывал юбку Марат. Представлял, наверное. — Как это сидит?       — Да вот так, верхом, — Марат перевернул стул и уселся, обняв ногами спинку. Ему обычно нравилось чувствовать взгляд Андрея на себе, но сейчас он ощутил какую-то непонятную неловкость и встал, — да сам посмотришь, кароч. О, мне на сборы пора, — глянул на часы Марат.       Наврал, конечно, до сборов еще оставалось прилично времени, только все чаще появляющаяся неловкость в общении с Андреем начинала напрягать.       — А. Ну я пойду тогда?       — Ага.       — Ты это… если хочешь завтра приходи на концерт, — Андрей складывал нотную тетрадь в портфель.       — Да? Конечно хочу! А где будет?

***

      А если он сам что-то такое сделал, что Андрей подумал, что Марат этого хочет? Конечно, сам он не хотел. Они говорили обо всем, об интересном. Марат начал вспоминать. Может, он неосознанно одобрял в речи что-то такое? Однажды разговор зашел о музыке, как он туда вывел, Марат уже не помнил, вот вроде минуту назад выстраивали достоверную диспозицию битвы Чингисхана, и Андрей, играющий за монголов, начал возмущаться, и через минуту уже болтали про группу Квин.       Разговаривать с Андреем было легко, не нужно было следить за тем, что говоришь, Марат просто и не задумываясь особенно, высказывал свои мысли, как есть. Андрей задавал интересные вопросы, хорошо чувствовал суть и иногда сам высказывал неоднозначные, но весомые мнения. С другими Марат знал, что нужно говорить, как, а с Андреем не было необходимости придерживаться мнения большинства. Марат и сказал тогда, что кто бы там че не говорил, Фредди Меркьюри — крутой, и песни у него что надо. Андрей, оказывается, не слышал, Марат пообещал, что найдет мафон с кассетой, но так и забыл. Нет, не то.       Может, Марат слишком много времени проводил с ним? А как еще? Да и Андрей вроде был не против. Он рассказывал про жирного, которого Марат заставил прыгать в автобусе. Андрей думал, что они дружат, но тот теперь требовал денег с него. Марат понимал, почему. Ему-то предъявить он ничего не сможет, а Андрею — пожалуйста. Не то, чтобы Марат чувствовал вину за это, еще чего, за каждого чушпана теперь переживать что ли? Но как-то это было… не так. И теперь носился с Андреем, забирая время от английского и придумывая всякую хрень, лишь бы не торчать дома в одиночестве. Но и Андрей вроде против не был. Мог бы отсидеть с ним час, да и пойти домой, че ему с отстающим торчать целыми днями. Но они именно что целыми днями торчали вместе, Андрей ходил за Маратом хвостиком, и Марату это нравилось.       Ладно, может это. Но все равно — целовать-то зачем было? Как вообще могло такое в голову то прийти? Кто так делает? На этот вопрос отвечать себе Марат не хотел, ответ был совсем плохой. Ну вряд ли за решеткой прям целовались эти. Про ту часть тюремной жизни им как-то рассказывал пьяный Кащей. Не скупясь на детали и мерзкие подробности. Как такое могло соотноситься с голубоглазым и розовогубым Андрейкой, в голове не укладывалось. Вообще, было непонятно, что чувствовать по этому поводу. Да и хватит уже, еще не хватало, чтобы Марат не высыпался из-за чушпана и так уже час ночи, посмотрел он на часы. Перевернулся и уснул.