***
Общеизвестно, что, когда профессор Бан вошел в класс с озабоченно нахмуренным лицом, его первые слова вызвали одобрительный рев всего класса. В понедельник профессор Бан вошел в класс с расстроенным выражением лица и трясущейся головой, и студенты чуть не повскакали со своих мест в предвкушении хороших новостей. — Ребята, у меня очень плохие новости, — начал мистер Бан, тяжело вздохнув и облокотившись на стол, — в этот четверг и пятницу я беру отпуск по личным обстоятельствам. Поэтому презентация вашего проекта, которая была запланирована на конец этой недели, переносится на следующую… Его следующие слова были заглушены волной громких приветствий, захлестнувшей зал, хлопки и свист перекрыли все остальные звуки тихого утра понедельника. Мистер Бан хлопнул ладонями по краю стола, призывая к тишине, и на его юном лице проступили морщины замешательства. — Почему вы, ребята, такие счастливые? Я думал, вам будет грустно из-за переноса презентации! Разве вы, ребята, не хотите поскорее с этим покончить? Его замешательство только усилило нарастающий хаос в комнате, и пара девушек захихикали, увидев его очаровательное смущенное лицо. Несмотря на то, что профессор Бан Чан был самым молодым преподавателем на их факультете, возможно, даже во всем университете, его постоянная неспособность оставаться оторванным от нынешнего поколения была источником постоянного развлечения для его студентов. — Профессор! — кто-то крикнул сзади, прикрыв рот ладонями, хотя его голос, вероятно, был слышен в соседней комнате дальше по коридору. — Профессор Бан! Может у вас еще возникнут какие-нибудь неотложные дела в конце семестра? Не могли бы вы отложить наши выпускные экзамены, пожалуйста? — он рассмеялся, дал пять кому-то сзади, и мистер Бан покачал головой, уже пресытившись. К концу этого семестра у него должно было появиться несколько седых волос. — Нет, Уен. Твои выпускные нельзя откладывать. Его ответ вызвал небольшое освистывание сзади, и он придал своему лицу твердое выражение, что быстро положило столь необходимую тишину на весь этот гвалт. Когда год назад он впервые присоединился к преподавательскому составу, коллеги предупредили его, что студенты, вероятно, попытаются относиться к нему легкомысленно, поскольку он был почти их ровесником. Бан Чану нравилось, что ученики чувствовали себя комфортно рядом с ним и считали его скорее другом, чем учителем, хотя флирт был очень неприятным, но иногда было необходимо напомнить им, кто ставит им оценки. Он скрестил руки на груди для пущей убедительности, кивнув, когда Уен и его группа шумных друзей подтянули ноги к сиденьям и сели немного прямее. — Профессор Бан, с вами все в порядке? — тихий голос раздался спереди, и Чан взглянул на девушку на втором сиденье, которая накручивала прядь своих вьющихся волос на указательный палец. Он тут же отвел взгляд. — Да, Мина. Я в порядке. Спасибо, что спросила. Легкая волна счастья все еще витала в классе, ощутимая для всех, кроме Сынмина, который застонал, как только профессор Бан объявил новости. Он ненавидел любые отсрочки сроков выполнения заданий — это путало все его заранее спланированные графики — и он ненавидел это еще больше, потому что Хенджину это явно нравилось. Удар ногой по его стулу и сильный мускусный аромат заставили Кима поерзать на стуле за секунду до того, как Хенджин наклонился вперед, чтобы прошептать ему на ухо. — Смотри! Я говорил тебе, что нам не нужно так много работать над проектом. Я говорил тебе, что три дня репетиций — это сумасшедшая идея! Сынмин закатил глаза, раздраженно фыркнув, и оттолкнул голову Хенджина от своего плеча. Блестящий, коварный план внезапно сформировался в его голове, и он взглянул на него, уголки его рта приподнялись в ухмылке. — Что ж, мы можем просто использовать следующие три дня, чтобы обсудить некоторые теории литературной критики, не так ли? Ухмылка с лица Хенджина мгновенно исчезла. — Нет! Ты с ума сошел? Это хуже, чем репетиция перед презентацией! — Именно, — Сынмин пожал плечами, наслаждаясь отчаянием на надутом лице Хенджина. — И теперь, когда ты обратил на это внимание, отчасти хорошо, что презентацию отложили, не так ли? — О, ты, должно быть, издеваешься надо мной! — Хван застонал, решительно качая головой. — Я не собираюсь приходить. Я серьезно не собираюсь приходить на занятия. — Это твой выбор. Но не вини меня, если тебе придется повторить этот семестр, потому что ты провалил занятия по литературной критике, — Сынмин бросил на него жалобный взгляд, прежде чем с драматическим вздохом возвел глаза к потолку. — Я надеюсь, Бог даст сил и терпения человеку, которому придется сидеть перед тобой в следующем году. Он повернулся на своем месте, бросив самодовольную ухмылку на осунувшееся лицо Хенджина, и мгновенно выпрямился на своем месте, когда увидел, что профессор Бан слишком долго смотрит в их сторону. — Я тебя чертовски сильно ненавижу, — Хенджин пробормотал что-то себе под нос и пнул стул Сынмина, как дополнительное доказательство своего разочарования. Он ненавидел изучать отупляющие теории литературной критики, но еще больше ненавидел саму мысль о том, что не сможет сидеть за спиной Сынмина на его уроках. Конечно, Хван сидел позади младшего только на двух занятиях из пяти, которые им предстояло прослушать в этом семестре, но это было только потому, что у трех других профессоров были строгие планы рассадки, вероятно, составленные после консультации со звездами и их перемещениями. Если бы это зависело от него, он бы всегда сидел позади Сынмина. Чтобы позлить его, конечно. Профессор Бан глубоко вздохнул, готовый заговорить, несмотря на переполох, который, как он знал, вызовут его следующие слова. — Теперь, у меня есть еще одно объявление для вас, ребята. О вашей экскурсии в следующем месяце… Он закрыл глаза, когда еще одна волна приветствий и возбуждения, более громкая, чем первая, прокатилась по классу, перемежаясь восклицаниями «Оо» и «Ура», которые срывались с половины ртов. Их семестровая экскурсия была горячей темой всех разговоров на литературном факультете и причиной зависти для других факультетов, и Сынмин прикусил губу, почувствовав волну возбуждения, за которой быстро последовала волна грусти, смешавшаяся в его сознании. Согласно брошюре их колледжа, это, вероятно, должно было произойти где-то за границей, и, судя по годовому доходу его родителей, он, вероятно, не смог бы себе этого позволить. Что ж, по крайней мере, в прачечной в эти выходные будет относительно пусто. — Профессор Бан! — Уен снова заорал сзади, не в силах сдержать волнение даже под горящим взглядом профессора. — Куда мы едем? Можно нам поехать в Англию, пожалуйста? — Боже мой, Уен! Заткнись! — девушка с ярко-фиолетовыми волосами накричала на него, прежде чем повернуться к мистеру Бану с милой улыбкой на лице. — Профессор, мы можем поехать в Данию? В музей Андерсона? Мне всегда нравились его сказки! — О, заткнись, Дахен. Никто не хочет ехать в Данию! Дахен обернулась: — Если ты не хочешь идти, так и скажи. Я уверена, что все начнут танцевать от радости, если ты решишь… — Дахен! Уен! Прекратите, пока я вас, ребята, не наказал, — профессор Бан заорал, хлопнув ладонями по столу. Он свирепо посмотрел на них обоих, и пульсация в его ладонях только усилила раздражение. Глубоко вздохнув, Чаг взял себя в руки и продолжил, — мы не собираемся ни в Англию, ни в Данию. На самом деле, мы вообще не собираемся за границу в этом семестре. — Ни за что, не говорите мне… — Мы едем в Намвон. В Корее. Он кивнул головой, тихо наслаждаясь драматическими стонами, которые последовали за его словами. Некоторые студенты уставились на него, вероятно, ожидая, что он рассмеется и скажет им, что они все-таки едут в Англию, но слабый огонек надежды померк в их глазах, когда профессор Бан продолжал смотреть на них со стальным выражением лица. Значит, тогда это было правдой. Экскурсия будет в Корее. В Намвоне. Сынмин прикусил внутреннюю сторону щеки, легкая улыбка растянулась на его губах. Экскурсия в Намвон, который находился примерно в 200 км от их университета, была бы недорогой, и, более того, он мог бы даже навестить своих родителей, поскольку его родной город находился неподалеку. Это был беспроигрышный вариант, независимо от того, как Ким на это смотрел. Это были лучшие новости, которые он получил за последние недели. — Это хуже всего, — простонал Хенджин позади него. — Например, зачем вообще беспокоиться о том, чтобы идти туда, где я был пятьсот раз? Я ненавижу это. — Мне это нравится, — Сынмин пожал плечами, не отрывая взгляда от экрана. Хенджин усмехнулся, закатывая глаза. — Конечно, тебе нравится. Тебе нравится все, что не нравится мне. На данный момент ты талисман против Хенджина. Ты не опаздываешь на свой митинг, а? — Сынмин проигнорировал его насмешки, и после нескольких секунд молчания Хенджин наклонился вперед на своем сиденье. — Ты серьезно собираешься ехать? — Конечно, я поеду. Что за глупый вопрос? — Я не пойду, — Хенджин прочистил горло, перекатывая ручку в пальцах, прежде чем слегка ткнуть ею Сынмина в плечо, чем заслужил его яростный взгляд. — Ты, наверное, единственный, кто пошел бы. Я не пойду, даже если ты будешь умолять меня об этом. — Ты пьян? Не едь, если это то, чего ты хочешь, — Сынмин усмехнулся, окинув взглядом Хенджина, как будто тот серьезно сошел с ума. Он выпрямился на своем месте, вздыхая. — Я не могу дождаться, когда смогу уехать от тебя на выходные. Это будет мечта, ставшая явью. Хенджину не понравилась эта картина. Совсем. Он собирался сказать что-то, что заставило бы Сынмина передумать, когда профессор Бан сузил глаза в его сторону, заставив его откинуться на спинку стула. Было бы неправильным выставлять своего профессора в плохом свете и добавлять к списку растущих жалоб, которые мистер Бан собирался высказать сегодня перед матерью Хенджина. — Эту поездку организует ваш профессор корейской литературы, мистер Ха, и вы должны уважать его выбор. Те из вас, кто пытается отказаться от экскурсии, позвольте мне сказать вам, — профессор Бан начал свой обычный обход класса, бросив долгий взгляд на людей в задних рядах, — отказаться больше не вариант. Большинство студентов в ответ только опустили головы, не в силах выразить ни капли протеста по поводу еще одной плохой новости. — Вы зарегистрируетесь на поездку на этой неделе. И поскольку в этом классе всего сорок человек, администрация разрешила каждому из вас взять с собой плюс один, чтобы покрыть расходы на транспорт и проживание. Все оживились при его словах, бросая тайные взгляды в сторону своих друзей. Профессор Бан видел все эти взгляды и значение, стоящее за ними. — Итак, это образовательная экскурсия. Вам разрешается приводить человека из любого отдела, которого вы пожелаете, после получения разрешения от руководителей их отделов, но если вы, ребята, даже посмеете превратить эту экскурсию в романтическое свидание или что-то в этом роде, вы все немедленно получите двойку. — Фу, профессор! Что вы говорите? — взвизгнула девочка с третьей парты, и смех и хаос снова обрушились на весь класс.***
— Итак, кого ты собираешься взять с собой в качестве второго? — Джисона, конечно, — Сынмин пожал плечами и тут же нахмурился, когда увидел дистанцию — или отсутствие таковой — между ним и Хенджином, когда они выходили из здания факультета после окончания утренних занятий. Он отошел на несколько шагов от Хвана и его всепоглощающего запаха. Пчела с голосом Джисона, казалось, весь день жужжала у него в ушах, выкрикивая слова «физическое влечение», и он не собирался давать ей получать больше нектара. — Почему ты преследуешь меня? — Опять… — Хенджин глубоко вздохнул, бросил на Сынмина нетерпеливый взгляд и засунул руки в карманы джинсов, — …Я не преследую тебя. Есть только один путь в столовую. Поверь мне, если бы я мог перемахивать через ветки, как какой-нибудь Тарзан 21 века, я бы это сделал, — он закончил с усмешкой, прежде чем наклонился и спросил, — но почему ты не просишь Минхо-хена о поездке? — Ты с ума сошел? Я не могу просто попросить Минхо-хена пойти со мной в качестве второго, — Сынмин ответил, покачав головой на вопрос, прежде чем пробормотать себе под нос, — это все равно что пригласить его на свидание. Вдобавок ко всему, на свидание в выходные. — Ну, он приглашал тебя на свидание раньше, верно? Почему ты не можешь просто сделать это? — спросил Хенджин, когда они повернули к обсаженной деревьями дорожке, ведущей к столовой, и непреднамеренная легкая улыбка появилась на его лице, когда он увидел, как синхронно их ноги ступили на мощеную дорогу, усыпанную коричневыми и оранжевыми осенними листьями. Хван сотни раз проходил по этому пути раньше, иногда один, но в основном со своими друзьями и бывшими подружками, но впервые он почувствовал, что было бы не так уж плохо, если бы они просто шли по этой дороге, снова и снова, без какой-либо цели. Жаль, что Сынмин не разделял тех же чувств. Его ноги немного ускорились, и Ким, нахмурившись, оглянулся, когда Хенджин немедленно побежал, чтобы догнать его. — Я знал, что ты следишь за мной, — сказал Сынмин, взваливая свою тяжелую сумку на плечи. — И чтобы ответить на твой вопрос, Минхо-хен пригласил меня на кофе только в качестве извинения за твою невыносимую задницу, — последние слова он пробормотал, тихо надеясь, что свидание с Минхо повлекло за собой нечто большее, чем простое извинение. — Ну, если Минхо-хен сказал, что это было в качестве извинения, то, вероятно, так оно и было. Тем не менее, — решительно продолжил Хенджин, увидев, как слегка опустились плечи Сынмина при его словах, — ты все равно можешь спросить Минхо-хена, потому что, хочешь верь, хочешь нет, тебе не нужно знать всю биографию человека, прежде чем приглашать его на свидание. — Ну, я не могу, — ответил Сынмин, раздраженно скрестив руки на груди. — При таком раскладе у меня больше шансов сдать литературу, чем у Минхо-хена, влюбившегося в тебя к концу семестра, — Хенджин покачал головой, его раздражение было вызвано скорее их несинхронизированными шагами, чем отказом Сынмина проявлять инициативу любого рода. — Что ты на это скажешь? Должен ли я взять Минхо-хена в качестве своего «плюс-один» — Ты? — спросил Сынмин, его шаги замедлились, когда он взглянул на Хенджина, явное подозрение мелькнуло в его глубоких карих глазах. — Разве у тебя нет новой девушки, чтобы заниматься такими вещами? — Ну, я мог бы привести новую девушку. Но у нас есть сделка, и нет ничего более полезного для сближения двух людей, чем сводить их на «романтическое свидание», — сказал Хенджин, процитировав слова, и усмехнулся, когда красный оттенок немедленно распространился по задней части шеи и ушам Сынмина при его словах. Его смешок затих и быстро сменился хмурым выражением лица, когда он понял, что румянец был не для него. — Это образовательная поездка, идиот, — Сынмин выпалил в ответ, не оборачиваясь, чтобы посмотреть. Его унижение вскоре сменилось небольшим зародышем любопытства, когда неорганизованная болтовня студентов вокруг них превратилась в приглушенный шепот, обращенный к фигуре, сворачивающей на дорогу с другого конца, примерно в двадцати шагах от того места, где они были. Мягкое, впечатляющее «вау» сорвалось с его губ, когда он увидел этого человека. Это была сестра Хенджина. Он видел ее несколько раз в кампусе и каждый раз был под таким же впечатлением. Она была всего на несколько дюймов ниже Хенджин, но выглядела выше из-за того, как уверенно держалась. Ее шаги твердо ступали по дороге, а губы были сжаты в тонкую линию, но Сынмин понимал, в маленьком уголке своего сознания, что она привыкла, но не особенно комфортно чувствует себя при всем этом внимании, обращенном на нее. Возможно, это были ее напряженные плечи или, может быть, то, что она крепко сжимала свой маленький клатч, выдавало это. Что бы это ни было, Сынмин распознал встревоженного человека, когда увидел ее, и поэтому отвел глаза, как только почувствовал, что Хенджин поднялся на цыпочки и машет ей рукой. — Мама! О, это мать Хенджина. Подождите… ЧТО? Сынмин немедленно поднял голову, переводя взгляд с них двоих на него расширившимися глазами, все завесы раздумий были сорваны с его разума. Казалось, что в мозге произошел сбой, короткое замыкание из-за числового несоответствия, потому что мать Хенджина вообще не была похожа на мать. Особенно, когда все ее лицо озарилось улыбкой при виде Хвана, и она практически подпрыгнула на своих каблуках на танкетке, как облаченный в серое комок возбуждения. Хенджин выглядел таким же, если не более, взволнованным, и Сынмин быстро отодвинулся немного в сторону, когда Хван обнял свою мать, почти приподняв ее в процессе. — Джинни! Как у тебя дела? Ты поел? — спросила она, как только Хенджин снова опустил ее, и подняла руку, чтобы убрать длинные волосы с лица сына. — Почему ты отращиваешь такие длинные волосы? Я продолжаю говорить тебе прекратить это. Я даже не могу больше видеть твое лицо! Что ж, она определенно была матерью. — Это выглядит круто, мам, — Хенджин усмехнулся, мягко отталкивая ее руку. Его взгляд упал на Сынмина, который только что сделал шаг в сторону, чтобы оставить дуэт матери и сына воссоединяться, но Хенджин быстро прыгнул вперед и обнял Сынмина за плечи, оттаскивая его назад. — Мам, это Сынмин. Мой одногруппник, — сказал Хенджин, улыбаясь сквозь боль, когда Ким слегка, но твердо наступил на его ботинок, пытаясь высвободиться из его хватки. — Одногруппник? — брови миссис Хван удивленно взлетели вверх, и она протянула руку вперед, широко и приветливо улыбаясь. — Привет, Сынмин. Я мать Хенджина. Ты можешь называть меня миссис Хван или как тебе удобнее. Сынмин поклонился в знак приветствия, взял ее за руку и пожал, надеясь, что не слишком вспотел. — Приятно познакомиться, миссис Хван. Я Ким Сынмин. Хенджина… одногруппник. — Вау, это захватывающе, — ответила она, все еще пожимая ему руку. — Я никогда не встречала никого из одногруппников Хенджина. — Да, потому что все они скучные люди, — заявил Хенджин, посмеиваясь, когда Сынмин посмотрел на него. — Не ты, детка, — добавил он, потирая большим пальцем плечи Кима маленькими круговыми движениями, но его улыбка медленно вспыхнула, как перегоревшая лампочка, когда он понял, что сболтнул и что делает. Сынмин застыл под его хваткой, как статуя, и Хенджин немедленно отдернул руку, кашлянув. — В любом случае, я имею в виду… мам, где Кками? Ты не привела его? — Я отправила Кками к соседям. Он поднял большой шум, когда я уходила, но успокоился, когда его окружили игрушки. — О да, Сынмин, — Хенджин толкнул Сынмина плечом, больше не доверяя его рукам. — Твоя сестра Михи такая же, как мой Кками. Мне было интересно, кого она мне напоминает, и вот оно. — Кками — твой младший брат? — Сынмин отважился выйти, все еще находясь в легком оцепенении. — Нет. Кками — моя собака. Если бы мать Хенджина не стояла перед ними, он бы точно впечатал голову Хвана в ближайшее дерево. Поскольку в настоящее время это было невозможно, он ограничился яростным взглядом и проговорил сквозь плотно сжатые зубы: — Ты называешь мою младшую сестру собакой? Хенджин усмехнулся, немедленно оскорбленный подтекстом этих слов. — Кками — очень милая собака. Я не думаю, что ты понимаешь, о чем говоришь. — Кками — это собака! Хенджин собирался указать, насколько ошибался Сынмин, если считал Кками собакой, а не ангелом прямо с небес, но миссис Хван откашлялась, мягко, но твердо, привлекая их внимание. — Что ж, я бы с удовольствием оставила вас, ребята, наедине с вашими подшучиваниями, — сказала она, ее взгляд метался между ними двумя, а губы изогнулись в загадочной улыбке, — но я думаю, нам лучше добраться до твоего профессора вовремя. Верно, Джинни? Хенджин прочистил горло, прежде чем предложить матери руку. — Хорошо. Э… сюда. — Пока, Сынмин. Увидимся, — миссис Хван слегка помахала Киму, когда они уходили, и Сынмин с поклоном помахал ей в ответ, мгновенно нахмурившись, когда увидел, что Хенджин показал ему язык. Сынмин показал в ответ средний палец, прежде чем раздраженно отвернуться. Он, наконец, глубоко вздохнул с облегчением, пройдя остаток пути без того, чтобы кто-то нес ему чушь в уши. Большинство студентов уже спешили к столовой, подгоняемые приступами голода, так что народу на дорожке было относительно меньше, чем десять минут назад. Тишина вокруг позволила его мыслям вернуться к общению с матерью Хенджина. Она была гораздо менее устрашающей, чем выглядела, и Ким мысленно перевел ее из категории «холодная мамочка» в категорию «крутая мамочка». Сегодня он впервые встретил ее и не мог поверить, что начал спорить с Хенджином, ее сыном, у нее на глазах. Прилив смущения охватил его при осознании этого, но вскоре его тело начало нагреваться по совершенно другой причине. «Детка» было таким банальным, слащавым прозвищем, вызывающим рвотные позывы, но как бы Сынмин ни старался, обычная желчь не поднималась к горлу. Вместо этого жар только разлился по его щекам, покраснев лицо и уши, и он в отчаянии потер их. «Что, черт возьми, со мной не так?» подумал Ким и содрал бы кожу с лица, если бы теплые пальцы не обхватили его запястье, остановив его движения и сердце в одну секунду. Пораженный, он обернулся, и его глаза расширились от удивления, когда его приветствовало ухмыляющееся лицо Минхо. — Минхо-хен, что… — начал Сынмин, едва способный произносить слова, когда его глаза блуждали по лицу Минхо, по тонкому взаимодействию света и тени на этой теплой коже, которая, казалось, действовала как естественный хайлайтер для сияющего лица Ли. Его взгляд упал на легкую усмешку, игравшую на губах Минхо, и он не мог не сравнить, насколько это было заразительно, в отличие от невыносимой ухмылки Хенджина, от которой ему хотелось кричать. Как только Сынмин перевел взгляд на пальцы, обхватившие его запястье, Минхо опустил руку, лишив себя единственного шанса зациклиться на ощущении руки старшего на своей. — Прости, я не хотел тебя напугать. Я звал тебя, — Минхо указал на тропинку позади них, — но ты, казалось, не слышал меня, — он бросил обеспокоенный взгляд на красные пятна на щеках и ушах Сынмина. — С тобой все в порядке? — Да, я в порядке, Минхо-хен. Я просто подумал кое о чем, — ответил Сынмин, внутренне крича от отчаяния. Он столько раз представлял себе этот сценарий. Ким даже написал подобную сцену для своего романа. Но вместо того, чтобы резко развернуться, как персонаж романтического фильма, когда Минхо выкрикнул его имя своим глубоким, мягким голосом, Сынмин даже не услышал его в своей бесполезной одержимости словами Хенджина. Во всем виноват Хенджин, что он пропустил момент появления главного героя. — О чем ты так напряженно думал? — спросил Минхо, когда они вместе направились к зданию общежития. — Мои знакомые… Я имею в виду… — Сынмин прочистил горло, с усилием прогоняя комок в горле, -… только мои занятия. Я имею в виду мои занятия. — Тяжело учиться? — Не особо, — Сынмин пожал плечами, прикрывая глаза от послеполуденного солнца, пока они шли по короткой открытой тропинке, которая вела к их месту назначения. Он поджал губы, пытаясь придумать подходящие темы для разговора, прежде чем, наконец, спросить, — сегодня без кошки? Минхо усмехнулся, совсем как в самый первый раз, когда они разговаривали, и этот звук все еще заставлял сердце Сынмина биться чаще. — Нет, не в этот раз. Все трое сейчас в комнате, я просто возвращаюсь к ним на самом деле, — он повернулся лицом к Сынмину, как только они достигли дверей столовой, и провел рукой по волосам, прежде чем, наконец, назвать причину, по которой Ли вообще остановил Кима. — Слушай, Сынмин-a. Эм… Ты можешь дать мне номер Джисона? — Номер Джисона? — спросил Ким, и Минхо поспешил объяснить, прежде чем глаза Сынмина могли подозрительно сузиться. — Да, оба наших отдела должны организовать склад снабжения на этой неделе, и я должен возглавить его. У меня есть номера всех, кроме Джисона, и он нужен мне… для координации наших действий, — Ли сжал губы, пытаясь не скривиться от того, как легко ложь слетела с его губ. Но отчаянные времена требовали отчаянных мер. Джисон снова стал избегать его, исчезая как туман каждый раз, когда Минхо удавалось мельком увидеть его, и, кроме как стоять весь день возле художественного отдела и пропускать все его занятия, у него не было другого способа даже попытаться связаться с ним. Более того, он выполнил задание в день вечеринки. Ли собирался получить обещанное свидание и вместе с ним надлежащий отказ. — О, — ответил Сынмин, доставая телефон из кармана, хотя на его лице оставалась тень замешательства. Джисон ничего не рассказал ему об организации подсобного помещения, но опять же, им не нужно было говорить друг другу все. В конце концов, Сынмин также тщательно опустил подробности своей конфронтации с Ёджин и последующего сеанса массажа в их разговорах. Он быстро отправил данные о Джисоне Минхо и посмотрел на него с улыбкой, когда это было сделано. — Но Минхо, хен, не звони ему, — начал он, чувствуя свой долг предостеречь Минхо, — потому что Джисон обычно работает над своим проектом в эти дни, и ему не нравится, когда люди звонят ему. Просто напиши ему или спамни, если это слишком срочно. — Хорошо, — кивнул Минхо, сохраняя контакт в своем телефоне. — Так вы, ребята, обычно переписываетесь, когда вам нужно что-то сказать друг другу? Сынмин улыбнулся, немного самодовольно. — У меня есть эксклюзивный пропуск, чтобы связаться с Джисоном. — Ты случайно не позволишь мне воспользоваться этим пропуском? — спросил Минхо, слегка надув губы, и Сынмин сглотнул, внезапно почувствовав легкую дрожь в коленях. Он откашлялся и скрестил руки на груди. — Вообще никаких шансов. Минхо усмехнулся его словам, слегка покачав головой. — Спасибо за номер, Сынмин-а. Увидимся, — а затем, слегка помахав рукой и быстро скривив губы, он развернулся и направился к лестнице, ведущей в комнаты. — Мм… увидимся, — ответил Сынмин, хотя знал, что Минхо, вероятно, его не услышит. Он наблюдал за удаляющейся фигурой еще несколько секунд, кусая губы, думая о словах Хенджина на вечеринке. Если бы только Ким похлопал ресницами и умолял Минхо не идти, они могли бы пообедать вместе. Или они могли бы пропустить обед и вместо этого сходить за мороженым. Или они могли бы пообедать, а потом пойти за мороженым. Было так много возможностей, так много разных сценариев, но каждый раз он оставался смотреть, как Минхо уходит от него. Почему всем было так легко? Почему не ему? Он посмотрел вниз на свою правую руку, на кожу запястья, нахмурившись, когда понял, что тепло от прикосновения Минхо почти исчезло.
***
— Итак, с каких это пор ты влюблен в Сынмина? Хенджин подавился едой во рту, на секунду задумавшись, не собирался ли он встретить свой конец, подавившись спагетти. К счастью, еда проскользнула ему в горло, оставив после себя острый след томатного соуса, и он уставился на свою мать, молча обвиняя ее в его почти гибели. — После всех жалоб, которые перечислил на меня профессор Бан… — начал он, вытирая соус с уголков губ, — это твой первый вопрос? Ты невероятна, мама. Его мать пожала плечами, осторожно отпив воды. — Все эти жалобы были ожидаемы, ничего не изменилось с прошлого раза. Но это… — она наклонилась вперед, глаза ее заблестели от любопытства, — …это неожиданно. Это захватывающе. Так когда это началось? — Все эти драмы, которыми ты увлекаешься каждую ночь, сводят тебя с ума, мам, — ответил Хенджин, накручивая пасту на вилку. — Извини, что нарушаю твой покой, но я не влюблен в Сынмина. — И почему это? — его матери это определенно нравилось, что означало, что она не отпустит это, пока Хенджин не даст ей удовлетворительного объяснения. — Ну, он снисходительный и высокомерный и… — начал он, но затем остановился, почувствовав укол вины в своем сердце из-за того, что обругал Сынмина, когда последний буквально доводил себя до боли в своих попытках заставить Хвана уйти. Хенджин прочистил горло и начал снова, — я имею в виду, он был снисходительным и высокомерным, и он все еще такой в некотором смысле, но Сынмин не настолько плох. Он даже готовит меня к сессии. Но это все, что есть. Его мать издала протяжный свист, совершенно неуместный в изысканной атмосфере ресторана, в котором они были. — Я вижу, ты уже добрался до той части этого романа, где речь идет о вынужденной близости. Очень интересно, — сказала она, скривив губы в понимающей ухмылке, которая только заставила Хенджина захотеть стукнуться головой об стол. — Мам, ты совершенно сумасшедшая! Я Сынмину даже не нравлюсь! Он ненавидит меня до глубины души и… — Но ты его любишь. — Я не люблю его, мама. Если бы я так сильно не проваливал уроки, я бы даже не смотрел дважды… — Но ты его любишь. — Ты ведешь себя нелепо, — Хенджин застонал, раздраженно проводя рукой по лицу. Через несколько секунд он взглянул на нее сквозь щель между пальцами и спросил, — с чего ты взяла, что я влюблен в Сынмина? — Назовем это материнским инстинктом, — она ответила, слегка пожав плечами, выглядя очень довольной собой после того, как загнала своего сына в угол. — И он первый человек, с которым ты соизволил меня познакомить. Хенджин закатил глаза. — Я уже знакомил тебя с людьми раньше. Ты знаешь Минхо-хена. — Он твой сосед по комнате. Я должна знать его. — Я познакомил тебя с Ёджин, моей бывшей девушкой, — сказал Хенджин. Его мать только пожала плечами в ответ. — Не знаю ее. — Та, с рыжеватыми волосами? — подсказал Хенджин, пытаясь оживить явно стареющую память своей матери. Он осекся, не веря своим ушам, когда глаза его матери не загорелись узнаванием. — Ты делаешь это нарочно. — Я не притворяюсь! Ты никогда не знакомил меня ни с одной девушкой, не говоря уже о Соджин или о чем-то еще, — ответила его мать, прежде чем сделать глоток воды. Она слегка вытерла губы салфеткой, прежде чем настороженно взглянуть на него. — К тому же, ты смотришь на Сынмина точно так же, как твой отец смотрел на меня, когда мы встречались. Хенджин отвел взгляд, его рот мгновенно наполнился горечью, и он начал запихивать в рот макароны, чтобы избавиться от этого. Оно осталось, даже когда он откусил последний кусочек. Хван знал, что мать смотрит на него, знал, что она хочет сказать что-то еще, но не отрывал глаз от своей пустой тарелки, намеренно соскребая вилкой остатки соуса. — Звонил твой папа. — Нет. — Ты даже не слышал, для чего. Хенджин с грубым стуком опустил вилку, и звук, казалось, эхом перекрывал мелодичные мелодии струнного квартета, играющего в углу, и тихую болтовню других посетителей вокруг них. — Я знаю, что ты собираешься сказать или спросить, и мой ответ «Нет». — Джинни, он твой папа, — его мать ответила умоляющим тоном, что только еще больше разозлило Хенджина. — Прошло уже десять лет, Джинни, — продолжила она, не обращая внимания на бурю, назревающую в темных глазах сына, — ты должен простить его когда-нибудь. Он был молод и не знал ничего лучшего… — Я моложе, чем он был, — перебил ее Хенджин, его голос почти срывался на крик, и он смягчил его, прежде чем продолжить, — я моложе, чем он был. Ты видишь, как я бегаю и изменяю своим партнерам? И я не понимаю, почему ты защищаешь его, когда ты, из нас обоих, должна быть более злой! Его мать закрыла глаза, внезапно постарев. Ее сорокалетний возраст стал заметен в усталых морщинах, протянувшихся по ее обычно сияющему лицу, и беспокойство охватило Хенджина. — Я на него злюсь, — сказала она, откидываясь на спинку стула, — но я не хочу, чтобы ты терял отцовскую фигуру в своей жизни только потому, что у нас… у нас были какие-то проблемы. Он все еще твой отец. — Он перестал быть моим отцом в тот день, когда я увидел, как он целует ту… ту женщину в своей машине, хорошо? Просто брось это. Я больше не хочу об этом говорить, — сказал Хенджин, его слова прозвучали резче, чем он намеревался, и на некоторое время над ними обоими воцарилась тяжелая тишина, прерываемая только обычными звуками официанта, вновь наполняющего их бокалы и подающего еду. Откусив еще несколько кусочков только что приготовленной пасты, Хенджин поднял глаза и вздохнул: — Прости, я не хотел злиться на тебя. Это не твоя вина, что ты влюбилась в такого дерьмового мужчину, — его мать фыркнула, не доев, и Хенджин улыбнулся, решив перевести разговор на более легкие темы. — Итак, как продвигается твоя работа? Есть что-нибудь новое? — Мг, — ответила его мать и сглотнула, прежде чем продолжить, — мы решили запустить новую линию мужского одеколона и парфюмерии — скажи мне, если тебе что-нибудь понадобится, и… — она сделала драматическую паузу, прежде чем продолжить, — мы также запускаем линию ароматических свечей. Кажется, они очень популярны в наши дни и к тому же хорошо снимают стресс. Хенджин кивнул, впечатленный страстью своей матери к своей работе. Он надеялся найти что-то похожее в своей жизни, что-то, чем был бы по-настоящему увлечен, но, кроме раздражения и поддразнивания Сынмина, казалось, ничто не задерживалось надолго в его сердце. — Мама, — он посмотрел на свою мать, нахмурив брови, когда в его голове зарождалась идея. — Мама, у тебя есть свечи от головной боли или что-то в этом роде?***
Стук в дверь прервал Сынмина на середине взволнованной речи, которую он произносил перед Джисоном о его домашней, доступной экскурсии, и Ким все еще улыбался с едва сдерживаемым энтузиазмом, когда подбежал, чтобы открыть дверь. Его ухмылка исчезла, быстро сменившись хмурым взглядом, когда он увидел Хенджина, стоящего с другой стороны. — Что ты здесь делаешь? — спросил Сынмин, держась одной рукой за край двери. Его взгляд сам по себе переместился на пряди, обрамляющие лицо Хенджина, выбивающиеся из растрепанного хвоста, и он крепче ухватился за дверь, когда внезапное желание убрать волосы со лба Хвана поднялось в нем. Сынмин откашлялся, задаваясь вопросом, не передалось ли волнение от поездки в следующем месяце другим частям его мозга, и быстро отвел взгляд. — Твое занятие с репетитором в среду, а не сегодня вечером. Хенджин покачал головой, приложив руку к груди с драматическим вздохом. — Ты ранишь меня. Ты действительно веришь, что я могу переступить твой порог только с благородным намерением учиться? — он наклонился вперед и изогнул брови. — Тебе не кажется, что у меня могут быть какие-то другие, менее веские причины для этого тайного ночного визита? Сынмин усмехнулся, скрестив руки на груди. — Хорошо, ты использовал весь словарный запас, которому я тебя вчера научил. Теперь, если эта импровизированная обзорная сессия закончена… — он поднял руку к двери со всеми намерениями захлопнуть ее перед лицом Хенджина, но остановился, когда Хван быстро протянул ему маленькую голубовато-розовую сумку. — Вот. Это для тебя. Брови Сынмина удивленно взлетели вверх, а его взгляд метался от пакета к лицу Хенджина, ища признаки обмана. Когда он ничего не нашел, он осторожно взял сумку у парня и заглянул в нее. Внутри была маленькая квадратная коробка, и он не сводил глаз с лица Хенджина, когда тот открывал ее, полностью ожидая, что это будет страшный чертик из коробки. Вместо того, чтобы испугаться — чего, тем не менее, не случилось бы, поскольку его было нелегко напугать, — на него подействовал аромат смеси лаванды и эвкалипта, и он поднес коробку поближе, чтобы как следует понюхать. — Что это? Какой-то наркотик? Хенджин усмехнулся глубоким горловым звуком, прежде чем наклониться вперед и указать на коробку. — Если бы у тебя было достаточно словарного запаса, ты смог бы прочитать это, — он постучал пальцами по словам, выгравированным серебром, — и знал, что это ароматическая свеча. — Сжечь дотла мою комнату? Поэтому ты даришь это мне? — запах был захватывающим и свежим, и Сынмин еще раз глубоко вдохнул, хотя его брови оставались нахмуренными в подозрении. Хенджин закатил глаза. — Несмотря на все твои разговоры о том, что ты «правильный» и все такое, твои привычки получать подарки граничат с оскорблением. Ты не можешь хоть раз перестать быть подозрительным? — Это потому, что ты странно мил, — сказал Сынмин, глядя на него прищуренными глазами. — Я чувствую, что ты собираешься что-то вытворить. «Единственное, что я хочу обнять, это тебя, желательно за талию», — подумал Хенджин и быстро тряхнул головой, чтобы избавиться от нежелательной, но не совсем неприятной картины, которая сформировалась в его мозгу. Именно так думали влюбленные глупцы, а он был не влюбленным глупцом. Хван откашлялся и потер рукой затылок. — Если это немного успокоит твою королевскую подозрительность, моя мама сказала мне отдать это тебе, когда я рассказал ей о твоей головной боли. Я ничего не делал. Хван ничего не делал, кроме как пробовал все ароматы до единого, пока у него не перестал работать нос, после чего приставал к сотрудникам своей матери и умолял настроить упаковку в цветах, которые Сынмин обычно носил и, вероятно, любил. Но это было все для того, чтобы ему не приходилось делать Киму массаж после каждой их репетиторской сессии. Больше ничего. — О, эм… спасибо. Это действительно очень мило с ее стороны, — сказал Сынмин, осторожно убирая коробку обратно в сумку, на его губах заиграла легкая улыбка. Ему было не привыкать получать подарки, но заботливость этого подарка все еще заставляла его сердце биться чаще. Он чувствовал себя немного согретым тем фактом, что Хенджин упомянул о своей головной боли миссис Хван и она отправили это для него, когда они почти не разговаривали. Это было необъяснимо приятно. Он поднял глаза, все еще пытаясь сдержать улыбку, и его сердце пропустило следующие несколько ударов, когда он увидел темные глаза Хенджина, устремленные на него, особенно на его губы. Хван уже много раз пытался направить свои проницательные темные глаза на Сынмина, но по какой-то причине это казалось другим. Это было что-то интимное, как будто Ким не должен был этого видеть, и жар разлился по его шее и лицу. Он смущенно дернул себя за воротник и снова переключил внимание на сумку в руке, все это время пытаясь подавить странное чувство, клубящееся в животе. Был ли он настолько разочарован своей предыдущей встречей с Минхо, что начал слишком много читать в пристальном взгляде Хенджина? Тот же взгляд, который раздражал его каждый раз, когда падал на него раньше? Хван откашлялся, явно смущенный тем, что его застали за разглядыванием, и попытался изобразить свою обычную игривую улыбку. — Я передам ей, что ты сказал спасибо и… если тебе нужно больше, после того, как все закончится или что-то еще, ты можешь сказать мне, — он запнулся на словах, внезапно заторопившись вернуться в свою комнату. — Да, конечно, — ответил Сынмин, сбитый с толку поведением Хенджина, а также своим собственным. Он едва успел еще раз крикнуть «спасибо», прежде чем Хенджин бросился по коридору, его длинные ноги почти летели по белым плиткам, когда он исчез за углом. Оказавшись на безопасном расстоянии от растерянного взгляда Сынмина, Хенджин замедлил шаг, его сердце все еще колотилось по какой-то необъяснимой причине, пока последние пять секунд прокручивались в его мозгу снова и снова. Это был простой изгиб губ Сынмина, даже не широкая улыбка, но все равно это казалось достижением и подарком одновременно. Хван позволил себе стать немного самодовольным, даже слегка помахал кулаком в процессе. «Я заставил Сынмина улыбнуться.» И в этот момент он понял, что хочет продолжать заставлять Сынмина улыбаться.