Пока мы не найдем любовь.

Через двадцать шесть часов после разговора с матерью и четырнадцать часов после того, как увидел улыбку на лице Сынмина, Хенджин лежал на кровати, подложив одну руку под голову, обдумывая, казалось бы, обыденные события предыдущего дня. Семя сомнения, которое его мать посеяла в голове, выросло в полноценный сорняк за последние два часа размышлений, и теперь его побеги запутались в каждый уголок его разума, пока он не смог думать ни о чем другом, кроме двух слов — Сынмин и Любовь. Он был полностью уверен, что не влюблен в Сынмина. Во всех фильмах, которые Хван смотрел со своей матерью, и во всех сочных фанфиках, которые он читал в одиночестве, не было упоминания о том, что любовь — это… это смущение. Предполагалось, что любовь будет состоять из жарких поцелуев под дождем, страстных взглядов через всю комнату и драматических признаний на крыльце. Это — где Хенджин уставился на губы Сынмина, как 40-летний извращенец, после того даже не смог встретиться взглядом с ним и запнулся на собственных словах, вызвав вспышку улыбки Сынмина — это не было любовью. Возможно, это был интерес. В конце концов, они проводили много времени вместе в эти дни. Сынмин был умен, трудолюбив и талантлив — всем, чем Хван не был, — и Хенджин должен был испытывать непреодолимое желание быть рядом с Сынмином, чтобы некоторые из этих качеств могли просочиться в него обратным осмосом. Или, может быть, это было физическое влечение. В конце концов, Хван недавно расстался со своей девушкой, что привело к резкому снижению его сексуальной активности. Это объяснило бы его неконтролируемое желание поцеловать Сынмина в неподходящее время суток и его необъяснимую одержимость запахом Кима, который на данный момент действительно вызывал беспокойство. Возможно, ему было просто одиноко, и он вцепился в первого встречного, который едва терпел его, как извращенный случай стокгольмского синдрома. Или, может быть, Хенджин просто был совершенно сумасшедшим — о чем Сынмин напоминал ему почти каждый день — и должен как можно скорее попасть в психиатрическую лечебницу, прежде чем он действительно совершит что-то безумное. Хван выпрямился в своей кровати, чтобы прислониться к изголовью, и взял со стола свой телефон, немедленно оскорбив коричневого кота Минхо, который мирно посапывал над ним. Кот — он был уверен, что его название начиналось на букву «Д» — бросился на него со всеми намерениями причинить ему непоправимый вред, и Хенджин быстро бросил на пол подушку, чтобы отвлечь внимание. Большие карие глаза кота метнулись в сторону движения, и он прыгнул на пол, подальше от кровати Хенджина. — С твоими кошками что-то серьезно не так, Минхо-хен. Тебе нужно отправить их на обследование в психиатрическую больницу, — сказал Хенджин, качая головой и молча представляя трех кошек Минхо с ним в одной лечебнице. Есть ли у кошек свои собственные психиатрические лечебницы? Минхо усмехнулся, его внимание было сосредоточено на разбросанных перед ним записках. — Дори — очень тихий кот. Он просто играет с тобой, — Ли ласково почесал рыжего кота, свернувшегося калачиком у него на коленях, за ушами, вызвав тихое мурлыканье, прежде чем наклониться вперед, чтобы отметить что-то в своем блокноте. — Разодрать мое красивое лицо — это его идея играть? Он просто ревнует, потому что у него нет никакой девушки, — Хван усмехнулся, бросив высокомерную ухмылку на Дори, который агрессивно царапала подушку. — Ну, ты тоже. Ты ни с кем не встречался после вашего разрыва с Ёджин, — съязвил Минхо, задумавшись. — Ты перестал искать «ту единственную»? Хенджин прикусил губу, немного удивленный словами Минхо. Обычно после расставания Хван вытирал несуществующие слезы, выпивал целую бутылку соджу и отправлялся на поиски кого-нибудь получше, кто залечил бы его разбитое сердце, предпочтительно поцелуем и искренним признанием в любви. Но после разрыва с Ёджин он не стал искать кого-то получше и, к своему великому удивлению, не хотел этого. Он все еще не хотел. С другой стороны, его учеба и дополнительные репетиторские занятия занимали так много его дня, что у него не оставалось времени на свидания с кем-то, и Хенджин обычно был настолько измотан к тому времени, когда возвращался из комнаты Сынмина, что секс даже не приходил ему в голову. — Минхо-хен? — спросил Хван, бездумно проводя пальцем по своему телефону. — Да, Хенджин? — Ты когда-нибудь был в кого-нибудь влюблен? Кончик ручки Минхо на секунду замер над бумагой, когда его брови нахмурились в замешательстве от слов Хенджина. Он немного подумал, взглянув на свои непрочитанные сообщения Джисону, прежде чем, наконец, сказать Хенджину правду. — Нет. Хенджин поерзал на своей кровати, скрестив ноги, и повернулся к Минхо. — Тогда ты когда-нибудь интересовался кем-нибудь? — Да, — ответил Минхо, ошеломленный нетерпением в голосе Хенджина, и посмотрел на своего соседа по комнате. — Хотя почему ты меня обо всем этом спрашиваешь? — Тебя кто-то интересует? Кто? Насколько знал Хенджин, Минхо ни с кем не встречался в колледже, и его готовое признание в том, что он влюблен, возбудило любопытство Хенджина, которое и так было аномально высоким базовым уровнем. — Я должен тебе это говорить? — ответил Минхо, настороженно изогнув бровь, прежде чем вернуться к своему блокноту. Кот с оранжевым носом тихо зарычал на Хенджина, назвав его причиной небольшого, но заметного изменения поведения его хозяина. — Это Сынмин? — Хван знал, что был навязчив, но его повышенное любопытство перешло границы приличия десять секунд назад. В конце концов, было не так уж сложно попросить Минхо дать короткий и ясный ответ на вопрос, но Хенджин не мог решить, хочет ли он, чтобы Минхо сказал «да» или «нет». Он не получил ни того, ни другого. Вместо этого Минхо фыркнул низким горловым звуком и посмотрел на Хенджина слегка смущенным взглядом. — Почему ты думаешь, что это Сынмин? Хенджин откашлялся, немного обиженный веселым звуком, сорвавшимся с губ Минхо. Казалось, что Ли нашел идею заинтересоваться Сынмином нелепой, и Хенджин не мог не поспешить изменить его мнение, хотя бы для того, чтобы увеличить шансы Сынмина сойтись с Минхо. В конце концов, он заключил сделку. — Ну, ты, кажется, ладишь с Сынмином, — начал Хенджин, перечисляя многие качества Сынмина на пальцах, — и он умный и трудолюбивый, как и ты. Он амбициозен, знает, чего хочет, и не стесняется высказывать свое мнение. Более того, симпатичный, особенно когда волнуется, и у него невероятно мягкие волосы, к которым хочется прикасаться целыми днями, и его запах… — Хенджин, ты влюблен в Сынмина? Хван замер, его дикий поток мыслей, несущий привлекательные черты Сынмина, сошел с рельсов и резко остановился, и он поднял глаза, чтобы увидеть самодовольную, знающую ухмылку, играющую на лице Минхо. Хенджин усмехнулся и откинулся на спинку кровати, пытаясь излучать всю беспечность, которой не чувствовал. — Ты с ума сошел? Я не влюблен в Сынмина. Минхо покачал головой, сокрушенно вздыхая. На мгновение он подумал, что пузырь отрицания в тупом мозгу Хенджина вот-вот лопнет, но теперь, глядя на трясущуюся голову его соседа по комнате, было ясно, что впереди еще долгий путь. Но все же, если бы Хенджин начал использовать такие слова, как «симпатичный» и «милый», вместо «снисходительный» и «высокомерный» по отношению к Сынмину, важный день был бы недалек. — Я имею в виду, — начал Минхо, пытаясь сделать все возможное, чтобы убрать паутину отрицания с головы Хенджина, — три недели назад это ты кричал о том, каким мудаком был Сынмин, а теперь ты вдруг поешь гимны в его честь. Любой бы подумал, что ты влюбился или что-то в этом роде. «Я пою его гимны, чтобы заставить тебя влюбиться в Сынмина. Я не влюблен в Сынмина», прокричал Хенджин в своей голове, хотя мысль о том, что Минхо влюбился в Сынмина, оставила неприятный, кислый привкус у него во рту. Он пожал плечами и ответил: — Сынмин меня обучает. Я не собираюсь ругать кого-то, кто в буквальном смысле похож на моего учителя в данный момент. — И это все? — Да, это все. Я не влюблен в Сынмина. Это просто смешно. — Да, да, как скажешь, — Минхо усмехнулся, возвращаясь к своим заметкам. Он никогда бы не понял, почему Хенджин просто не признался и не положил конец всему этому безумию, но затем его взгляд снова упал на его непрочитанные сообщения, мигающие как предупреждающий знак, и Ли задался вопросом, действительно ли признание было такой уж хорошей идеей, в конце концов. Вздохнув, он надел наушники, и его разочарование медленно покинуло тело, когда успокаивающие ноты фортепиано начали проникать в мозг. Хенджин понял, что больше не получит ответов или советов от Минхо, когда его сосед по комнате надел наушники — универсальный знак «не беспокоить» — и он вздохнул, взяв свой телефон с кровати. Был вторник, что означало, что следующая глава «Дневников первой любви» будет опубликована завтра, и на мгновение Хенджин задумался, работает ли Сынмин над своим романом прямо сейчас. Способность Сынмина превращать свое воображение в связные, увлекательные рассказы была постоянным источником восхищения и легкой зависти для Хенджина, и у него возникло внезапное желание наблюдать за процессом, как у ребенка с безумными глазами на волшебном шоу. Несмотря на то, что он прочитал все двадцать восемь глав по меньшей мере пять раз, он все равно хотел прочитать это снова, отметив и прокомментировав все слова и фразы, которые могли бы дать ему представление о сознании Сынмина. Сердце Кима было далеко за пределами его досягаемости — он даже не пытался стремиться к нему, — но если бы Хван знал Сынмина лучше, возможно, он смог бы заставить его снова улыбнуться. Совсем как вчера. Хенджин застонал, катаясь по кровати в отчаянии, когда улыбка Сынмина снова промелькнула в его сознании, возможно, в тысячный раз за последние четырнадцать часов тридцать три минуты. Это была не любовь. Это было неловко, а теперь граничит с психозом. Он взял телефон и решил позволить другим людям разобраться в своих чувствах, потому что сам был явно не в состоянии этого сделать. Хван быстро открыл страницу онлайн-форума и набрал подробности о своем текущем душевном состоянии, как какой-нибудь невинный старшеклассник, втайне влюбленный. «У меня странные чувства к моему однокласснику» Опубликовано @Sam143: «Ребята, у меня есть одноклассник, который меня терпеть не может, но мы застряли в работе над одним проектом. В последнее время у меня возникают странные мысли, например, я провожу руками по его волосам, и немного-сильно хочется целовать его 24/7. И от него пахнет целым чертовым садом. На днях он поразил меня улыбкой, и это до сих пор у меня в голове. Пожалуйста, помогите!!! P.S. Мы оба парни.🤯🆘» Хенджин закрыл глаза, сердце бешено колотилось в груди, как будто он ждал, когда появятся его итоговые оценки. После невыносимо долгих пяти минут, за которые он почти записался на прием к ближайшему психиатру, небольшой «пинг» привлек его внимание, и он с молниеносной скоростью зашел на форум, как будто случайные незнакомцы в Интернете держали его будущее в своих руках. К посту было четыре комментария, и все они дали ему более или менее одинаковый, разочаровывающий ответ. @savvysag27 прокомментировал ваш пост: «братан, что это за романтический сюжет??? 😂 Просто скажи ему, что он тебе нравится, и целуйся, чувак» @moogledoogle прокомментировал ваш пост: «напишите фанфики о своей влюбленности на сайте XX, а не здесь, люди» @legolion прокомментировал ваш пост: «он явно тебе нравится, но, может быть, и ты ему тоже нравишься??? Может быть, попробовать поговорить с ним об этом???» @princejustice23 прокомментировал ваш пост: «о чудо, пещерный человек открывает для себя любовь!!!» Он швырнул телефон на кровать, прежде чем начать спорить с людьми в Интернете и рассказывать им, как они ошибались. Тихо застонав, Хван схватил подушку со своей кровати, чтобы зарыться в нее лицом, чтобы скрыть растущее смущение, но его пальцы впились в жесткую кожу, а не в мягкий хлопок, которого он ожидал. Хенджин моргнул, вертя в руках бесформенный комок, прежде чем, наконец, понял, что это его куртка. Та же самая черно-бирюзовая куртка, которую он отдал Сынмину в ночь вечеринки. Та же куртка, которую он забрал у Кима в прачечной на следующее утро. Хван сглотнул, тихо поддаваясь своим откровенно извращенным желаниям, и уткнулся носом в воротник куртки. Когда Хенджин это сделал, маленькая светящаяся нить вспыхнула в его темных воспоминаниях о вечеринке, подтверждая, что он делал то же самое на вечеринке. Но в то время уткнулся лицом в шею Сынмина, преследуя тот же запах, за которым отчаянно охотился сейчас. Хван завернулся в куртку, поднес ее поближе к носу и глубоко вдохнул, пытаясь почувствовать как можно больше исчезающего запаха. «Боже, я действительно влюблен в Сынмина?»

***

Телефон в кармане его фартука зажужжал уведомлением, осветив тонкую ткань на полсекунды, и пальцы Джисона сжались на кисточке в его руках. Щетинки вдавливались в холст, оставляя более сильный мазок, чем он изначально предполагал, и у него не оставалось выбора, кроме как снова опустить кисть. В своей настойчивой решимости игнорировать Минхо до тех пор, пока это не станет физически невозможно, Джисон начал возвращаться из художественной студии все позже и позже с каждым днем. Из-за этого у него появились темные круги под глазами, опасная и, возможно, вредная зависимость от кофеина и дополнительное чувство вины из-за беспокойства за Сынмина, который просыпался с озабоченным видом каждый раз, когда Джисон возвращался в комнату в самое неподходящее время. Он никогда раньше ничего не скрывал от Сынмина — все стены вокруг его страхов и мечтаний растаяли под силой безжалостной теплоты друга — и тяжесть этого секрета, который Хан был вынужден нести, становилась невыносимой. Что касается чуть менее мрачной стороны, его арт-проект был почти завершен для небольшой выставки в субботу. Он позволил себе небольшой момент гордости, глядя на картину, красочные мазки кисти напомнили ему визионерские доски его брата, и взял маленький комочек ткани, чтобы исправить беспорядочное пятно, оставленное ранее. Его телефон снова зазвонил, и Хан раздраженно поджал губы, продолжая тереть салфеткой холст, хотя поправлять было уже нечего. Пока его руки были заняты, ему не приходилось смотреть на свой телефон, и пока он не смотрел на свой телефон, то мог оставаться в этом временном пузыре покоя, где все было в порядке. Джисон был трусом до мозга костей. Его телефон снова зазвонил, на этот раз дважды, и он мгновенно бросил салфетку на пол, поскольку раздражение, которое пытался обуздать, превратилось в его уродливого родственника. Гнев. Нельзя сказать, что Хан не читал ни одного сообщения Минхо. Он прочитал их все с того момента, как два дня назад его телефон начал разрываться от сообщений, но только через панель уведомлений. Джисон надеялся, что если он будет игнорировать Минхо достаточно долго, последний перейдет к кому-нибудь другому, дав ему шанс покончить с этим грязным делом, не разговаривая ни с Минхо, ни с Сынмином. Но настойчивость Ли заслуживала награды — и судебного запрета — сама по себе, и было ясно, что он не собирался прекращать травлю Джисона, пока не получит должного ответа на свое признание. Хан достал свой телефон и закусил губу, когда, наконец, нажал на разговор с пометкой «Неизвестно».

Понедельник, 14:07

Неизвестно: Привет. Это Минхо. Я получил твой номер от Сынмина не сердись на него, я сказал ему, что у нас есть совместная работа. Я не видел тебя несколько дней и я знаю, что ты снова избегаешь меня. Я действительно хочу, чтобы ты этого не делал. Прости, если я поставил тебя в неловкое положение на вечеринке, я действительно не хотел. Время было неподходящим, место неподходящим, и было ясно, что тебе было очень неудобно от моего признания. Я действительно, очень сожалею об этом. Я надеюсь, ты дашь мне еще один шанс, потому что, хотя мои слова прозвучали совершенно неправильно, когда я сказал тебе, что ты мне интересен, это была правда. Я заинтересован в тебе и… Я хотел бы узнать о тебе больше. Не мог бы ты, пожалуйста, пойти со мной на свидание? Или ты можешь просто отвергнуть меня, прямо сейчас. Я не возражаю, на самом деле. Просто, пожалуйста, поговори со мной однажды.

Понедельник, 19:31

Неизвестно: Привет, это снова Минхо. Эм… Я знаю, что ты работаешь, и я действительно не хочу тебя беспокоить, но… Я увидел тебя в студии сейчас (клянусь, я не преследователь, я просто проходил мимо) и эм… Если у тебя есть немного времени, не хочешь выпить кофе? Если хочешь, я просто угощу тебя кофе и уйду. Похоже, ты действительно любишь кофе. Ты можешь просто написать «д» вместо «да» и «н» вместо «нет».

Понедельник, 21:15

Неизвестно: Тогда это «нет» Спокойной ночи, Джисон-а

Вторник, 17:04

Неизвестно: Извини, что снова побеспокоил тебя… Но я видел, как ты плакал в студии, когда проходил мимо во время обеда Эм… ты в порядке? Это ведь не из-за меня, верно? Я надеюсь, это не из-за меня.

Среда, 21:36

Неизвестно: Хорошо, я понимаю, что то, что я делал… вся эта односторонняя переписка граничит с домогательством, и мне жаль, что я продолжал это делать, хотя тебе явно некомфортно и я совсем не интересен тебе. Я понимаю. Я правда понимаю, честно. Я утверждал, что хотел любить тебя, но все это время я просто эгоистично навязывал тебе свои чувства, как какой-нибудь глупый старшеклассник. Я действительно не силен во всем этом, но это на самом деле не оправдание. Я больше не буду тебя беспокоить или отправлять сообщения. Я даже не посмотрю на тебя, если ты этого хочешь. Я знаю, что ты плохо спишь в эти дни, поэтому, пожалуйста, просто расслабься. Забудь, что я когда-либо приглашал тебя на свидание. И, пожалуйста, хорошенько выспитесь сегодня ночью. Мне жаль, что я потревожил тебя тогда. Прощай. Было так много способов контролировать эту ситуацию. Простое «нет» от Джисона на вечеринке было бы правильным отказом, полностью положившим конец любому дальнейшему романтическому развитию Минхо. Но в тумане безумия Джисон ляпнул всякую чушь, которая только усложнила все дело. Джисон мог — должен был — заблокировать номер Минхо в тот момент, когда он получил первую серию сообщений. Хан почти сделал это, но в последнюю секунду его палец заколебался в нерешительности, зависнув над ярко-красным «блоком», прежде чем в конце концов вернуться в безопасное место, к кнопке «отмена». В его защиту можно сказать, что блокировать Минхо казалось необъяснимо грубым, все равно что захлопнуть дверь у него перед носом, когда он все еще говорил, но теперь, когда Джисон подумал об этом, вероятно, было грубее оставить дверь открытой и позволить Минхо говорить, даже не оглянувшись. Закрытая дверь, какой бы обескураживающей она ни была, означала конец. С другой стороны, открытая дверь была символом надежды, и это было то, что он никогда не хотел давать Минхо. Каким бы раздражающим или невежественным ни был Ли, он не заслуживал ложной надежды. Никто не заслуживал. Джисон глубоко вздохнул и набрал номер, решив положить конец этому растущему клубку беспорядка раз и навсегда. На звонок ответили всего после двух гудков, за которыми последовала гробовая тишина с другой стороны, которая заставила Джисона задуматься, правильно ли он набрал номер. — Алло? — он рискнул заговорить, быстро прочистив горло, чтобы избавиться от своего необычно хриплого голоса. На другом конце провода тоже кто-то слегка кашлянул, прежде чем послышался голос Минхо, в котором слышалась та же неуверенность, что и у Джисона. «Эм… Привет, Джисон?» Хан поджал губы, игнорируя странное чувство, закрутившееся в его сердце от того, как Минхо назвал его имя, и ответил: — Минхо-хен. Ты сейчас свободен? «Э… да, я ничего не делаю. Я имею в виду — я не ленивый, я только что закончил учебу, так что… э… ты в порядке?» — Минхо-хен, Джисон крепче сжал телефон и глубоко вздохнул. — Минхо-хен. Пойдем… на свидание.

***

— Ты злишься на меня? — Нет, — ответил Сынмин почти автоматически, но то, как его ручка ковырялась в бумаге с расписанием занятий Хенджина, свидетельствовало об обратном. Он нацарапал и вырезал предыдущие слова, почти разрезав тонкий лист в процессе, и его разочарование росло с каждой пустой коробкой, которая заполнялась подробностями занятий с Хенджином. Ким потратил так много времени на планирование всего этого расписания, что за одним днем обучения Хван должен был последовать день расслабления и медитации, чтобы выпустить весь накопившийся гнев. Но он сильно недооценил, насколько тупым был Хенджин. Теперь он застрял на целых неделях обучения Хвана без видимого периода облегчения. Сынмин чуть не сломал ручку пополам, когда почувствовал легкий пинок по стулу. — Ты действительно не сердишься на меня? — спросил Хенджин, сидя на краю кровати Сынмина, и его голос прозвучал достаточно виновато, чтобы Ким сменил взгляд на хмурый. — Я не понимаю… — начал Сынмин, беря стопку бумаг, в которых были ответы Хенджина для контрольной работы, — …в воскресенье ты исправил половину из них. Я разрешаю тебе отдохнуть дня два, и ты все забываешь? Даже те, которые ты запомнил правильно? Как это возможно? Хенджин откинулся на ладони, пожимая плечами. — Я не знаю. Но перестань напрягаться из-за этого, хорошо? Я сказал тебе помочь мне пройти, но даже если я потерплю неудачу, я не буду держать это над твоей головой. Так что просто расслабься и не переживай, — он взглянул на свечу на столе Сынмина и нахмурился, увидев розовый воск почти на краю стакана. — Я не могу успокоиться, ясно? — ответил Сынмин, сжимая пальцами простыни. — Я не буду. У нас сделка, и я согласился помогать тебе в меру своих возможностей. Теперь расскажи мне, что творилось у тебя в голове, пока ты оставлял все вопросы пустыми. Хенджин сглотнул, прежде чем немного нервно хихикнуть. — Ты говоришь, как профессор Бан, реагируешь слишком остро. Я не жду, что ты сотворишь какое-то чудо. Меня устраивает тройка или четверка. Сынмин усмехнулся, бросая лист обратно на стол. — В таком случае, есть только одна вещь, которую ты получишь. Большая красная двойка в твоем итоговом листе оценок. — Я в порядке. — Меня это не устраивает, — выпалил Сынмин в ответ и взглянул на Хенджина, в его глазах горели раздражение и замешательство. — Послушай, я просто хочу знать причину твоего ухудшения. Я знаю, что ты не такой тупой, каким притворяешься, так скажи мне, какого хрена ты не написал ни одного ответа? «Потому что я был занят, пялясь на тебя. Потому что я был занят запоминанием всех твоих тонких, но удивительно очаровательных приемов, когда ты учил. Потому что я был занят тем, что успокаивал свое сердце, пока ты сосредоточенно кусал губы и пытался крутить ручку в пальцах, но у тебя ничего не получалось. Потому что я совершенно сумасшедший», мысленно ответил Хенджин, полностью осознавая, что если бы он на самом деле сказал что-либо из этого, Сынмин, вероятно, ударил бы его и вышвырнул из комнаты. В его защиту можно сказать, что Хван пытался записать ответы, но к тому времени, как он приложил ручку к бумаге, прошел час, и Сынмин забрал листы обратно. — У меня просто много всего на уме, — ответил вместо этого Хенджин, спасаясь от комфорта двусмысленности. — Например, что? — спросил Сынмин, более чем немного заинтересованный тем, что, возможно, занимало так много места в мозгу Хенджина. — Ты действительно хочешь знать? — спросил Хенджин, склонив голову набок, и легкая веселая усмешка заиграла на его губах. — Да, скажи мне, — пожал плечами Сынмин, ерзая на своем стуле, прежде чем многозначительно взглянуть на Хенджина. — Но я хочу правды, а не твоих отвратительных, вульгарных замечаний. — Хорошо, хорошо, — усмехнулся Хван, наклоняясь вперед, прежде чем глубоко вздохнуть. — Ну, это по поводу моего недавнего разрыва с Ёджин. Я просто воспринимаю это не так хорошо, как думал, — он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как в глазах Сынмина промелькнуло что-то похожее на сочувствие. — О, — Ким тихо откашлялся, переводя взгляд обратно на бумаги на своем столе. Он прикусил губу, пытаясь дать название странному чувству, которое окутало его сердце, опустившись, как плащ из цепей. Это заставляло его волноваться, но опять же, Ким был рядом с Хенджином в ночь вечеринки, когда последний хныкал и умолял во сне о «любви». Сынмин должен был что-то почувствовать, когда прикосновение руки Хенджина к его телу все еще оставалось в самых глубоких уголках его мозга, доступных только ему. Он снова взял ручку и возобновил работу над пересмотром расписания Хенджина. После нескольких минут молчания Сынмин искоса взглянул на Хвана, быстро отведя глаза, когда увидел, что тот уже смотрит на него. — Ты… ты сильно любил ее? — его голос прозвучал тихо и неуверенно, он спокойно осознавал, что раскопал что-то, что, очевидно, причиняло боль Хенджину. Хван задумчиво промурлыкал, прежде чем, наконец, ответить. — Ну, я действительно думал, что люблю ее. Но если бы я действительно любил ее, мне было бы больнее, верно? Я был бы безутешен, кричал бы и рыдал на полу в ванной, но, видишь, я здесь, усердно работаю над учебой. Сынмин усмехнулся, задаваясь вопросом, саркастичен ли Хенджин или он действительно верит, что усердно работает. Если это было последнее, то задача заставить Хенджина пройти испытание была уже не в человеческих силах. — Но меня беспокоит не эмоциональная часть, — продолжил Хенджин, — а физическая. — Что ты имеешь в виду? — рассеянно спросил Сынмин, больше сосредоточившись на расписании Хенджина, чем на его словах. Он закатил глаза, когда Хван наклонился вперед, чтобы схватиться за подлокотники кресла, поворачивая его так, чтобы смотреть в необычно серьезное лицо Хенджина. — Я разочарован, — сказал Хенджин, понизив голос до шепота. — Сексуально. Сынмин с отвращением сморщил нос и с силой вырвал свой стул из хватки Хенджина. — Мне все равно, — ответил он, поворачиваясь обратно к столу. — Сделай пятиминутный перерыв и иди трахни дерево или что-нибудь еще. Хенджин потянул стул, подкатывая его ближе, пока его колени не уперлись в черное нейлоновое сиденье, а Сынмин не оказался зажатым у него между ног. Искра раздражения на лице Кима росла в геометрической прогрессии, которая погасла, как только он понял, насколько близок к Хенджину. Несмотря на все его усилия, жар выступил на его щеках красными пятнами, и Сынмин крепче сжал ручку в руке, готовый выколоть глаза Хенджину, чтобы избежать этой ситуации. — Отпусти. У меня нет времени на твои… — Помоги мне, — сказал Хенджин, прерывая его и крепче вцепившись в спинку стула. — Помоги мне остыть, — прошептал он со всей серьезностью, на которую был способен, тихо наслаждаясь тем, как глаза Сынмина расширились от удивления, когда красновато-розовый оттенок распространился от его лица к ушам и шее при понимании смысла слов Хенджина. Зрелище перед ним было прекрасным, даже прямо-таки захватывающим дух, и у него возникло внезапное, сильное желание проследить за румянцем на коже Кима, предпочтительно губами. Дразнить Сынмина было ошибкой. Предполагалось, что это безобидная забава, но теперь ему грозила опасность потерять сознание от собственных диких мыслей, а также навлечь на себя растущий гнев младшего. — Я всего лишь предлагаю сходить куда-нибудь поесть мороженого, — усмехнулся он, прежде чем приблизить свое лицо к лицу Кима. — О чем ты думал, хмурый Сынмин? Сынмин сглотнул, скрестив руки на груди, чтобы восстановить контроль над своими чувствами. — Ни о чем. И мы не пойдем за мороженым, — добавил он, глядя на растущую ухмылку на лице Хенджина. — Правда? Тогда я тебя не отпущу, — Хенджин пожал плечами, ударяя коленями в плотно сжатые ноги Кима с каждым словом. Сынмин попытался вырвать стул из хватки Хенджина, но пальцы на подлокотниках сжались сильнее в ответ, пока он, наконец, не рухнул на свое место, признавая поражение. Ким впился взглядом в парня, обещая медленную смерть и часы пыток, но Хенджин только сдвинул брови, очевидно, чувствуя себя очень самодовольным из-за того, что демонстрирует свою силу над Сынмином. Младший незаметно огляделся вокруг, размышляя, сможет ли он протянуть руку, чтобы поднять кувшин с водой и ударить им Хенджина по голове, прежде чем его взгляд упал на ручку в его руках. Недолго думая, он перевернул ручку и провел тупым краем по мышцам большого пальца Хенджина с достаточной силой, чтобы заставить его ослабить хватку. Поправка: Сынмин попытался провести тупым лезвием по мышцам большого пальца Хенджина. Закругленный пластиковый край только задел бледную кожу, когда Хенджин протянул руку, быстро обхватывая пальцами запястье Сынмина и останавливая его, прежде чем он смог причинить какой-либо вред. Веселье зажглось в его темных глазах, когда Хван почувствовал учащенное сердцебиение под большим пальцем, и он склонил голову к плечу, пытаясь оценить глубину гнева Сынмина. Раздражение и ярость, бурлящие в глазах Кима и ощутимые в его стиснутых челюстях, ничем не отличались от обычных, но он не мог понять причину этого необычно громкого сердцебиения. Теперь, когда Хван подумал об этом, сердце Сынмина билось так же громко, как в ночь вечеринки, когда Хенджин насильно нашел убежище в успокаивающем прикосновении его тела. Он нахмурил брови, тихо задаваясь вопросом — действительно ли на Сынмина повлияли его прикосновения? В этом не было никакого смысла, но в то же время это отчасти имело значение. Было очевидно, что Сынмин ни с кем раньше не встречался, и если судить по его невинным поискам под названием «как целоваться», то и к Сынмину никто не прикасался. Несмотря на все фантазии, которые Ким придумал и написал о Минхо, он был настолько наивен в этих вещах, насколько может быть наивен студент колледжа, и странное чувство собственничества пронзило Хенджина, завладев и без того заржавленной логической частью его мозга. Он хотел быть тем, кто знает все. Он хотел быть тем, кто почувствует во всем. И он хотел быть тем, кто заставит Сынмина почувствовать все. — Отпусти меня, — прошипел Ким, стиснув зубы и пытаясь вырвать руку. — У меня нет времени на твои детские игры. У тебя нет времени на такие детские игры. — Но это всего лишь мороженое! — сказал Хенджин, в его голосе послышалось тихое хныканье, и Сынмин закатил глаза. — Сходи за мороженым после окончания занятия. Я не буду тебя останавливать. Но не сейчас. — Нет, — ответил Хенджин, крепче сжимая руку Сынмина. — Давай просто сделаем перерыв, съедим немного мороженого и вернемся. Я обещаю, что после этого буду серьезно заниматься. — Нет, — выпалил Сынмин в ответ, еще до того, как Хенджин закончил говорить. — И отпусти, пока я не выколол тебе глаз тупым концом ручки. — У тебя нет ручки в руках. Сынмин нахмурился, взглянув на ручку, крепко зажатую в его пальцах. — Ты слепой? У меня есть ручка, и я не боюсь тебя… — Нет, ты не понимаешь. Прежде чем Сынмин смог даже начать понимать его намерения, Хенджин притянул руку в своей хватке ближе. Держа большой палец на пульсирующей точке Сынмина и не сводя глаз с раскрасневшегося лица парня, Хенджин наклонился, чтобы мягко коснуться губами гладкой, видимой кожи ладони Кима, прежде чем высунуть язык для быстрого облизывания. Как он и ожидал, пульс под его большим пальцем немедленно подскочил в ответ, и пальцы Сынмина ослабли, ручка со звоном упала на кафельный пол. — Видишь, у тебя в руках нет ручки, — ухмыльнулся Хенджин, хотя он остро осознавал, что, вероятно, подписал себе смертный приговор жирными, увеличенными буквами. Но было трудно чувствовать какую-либо форму страха, когда его сердце танцевало и подпрыгивало от головокружения. У него закружилась голова от румянца, который разлился по лицу, ушам и шее Сынмина подобно лесному пожару, оставив после себя все горячее и красное. Головокружение от того, как покраснел Сынмин из-за него. Ким замер в общей сложности на десять долгих секунд, широко раскрыв глаза и покраснев от смущения и удивления, прежде чем он, наконец, сорвался.

***

— Не могу поверить, что ты так ударил меня! Сынмин вздохнул, закатывая глаза на оскорбленный тон Хенджина. — В последний раз это был просто рефлекс. И ты сам виноват в том, что… сделал что-то подобное, — пробормотал он и крепче сжал мороженое в руке, пытаясь избавиться от теплого покалывания, которое все еще оставалось на его ладони. Это не сработало. — Ты был тем, кто пытался вырыть яму сквозь мои пальцы. Я сделал это только для того, чтобы защититься, — указал Хенджин, потирая левую щеку свободной рукой. — К завтрашнему дню у меня все лицо будет опухшим. — Я даже не ударил тебя так сильно, перестань вести себя как ребенок, — ответил Сынмин, откусывая маленький кусочек мороженого. Он взглянул на Хенджина, который все еще держался одной рукой за щеку, прежде чем отвернуться. — Можешь намазать мороженое на щеку. Это избавит тебя от несуществующей опухоли. Хенджин фыркнул на него, качая головой. — У тебя хватает наглости говорить это. Я должен сообщить о тебе студенческому сообществу за насилие. — Верно, верно. Это правильный способ справляться с такими вещами, — сказал Сынмин, медленно кивая в раздумье. — Скажи мне, когда пойдешь. Я тоже должен подать заявление. За сексуальное домогательство. Хенджин недоверчиво усмехнулся, когда Сынмин самодовольно ухмыльнулся ему, прежде чем вернуться к мороженому в своих руках. Было трудно даже придумать столь же резкий ответ, когда Сынмин выглядел таким довольным собой, а Хенджин только улыбнулся, позволив младшему победить на этот раз. В конце концов, он получил все, к чему стремился: вид великолепного раскрасневшегося лица Сынмина и мороженое. Он пытался не слишком расстраиваться из-за того, что ему пришлось вытерпеть пощечину за обе эти награды. После этого они шли в тишине, нарушаемой только мягким хрустом листьев под их ногами и приглушенной болтовней редких студентов, проходивших мимо. Было почти десять вечера, и, поскольку это был будний день, дороги были относительно пусты, а уличные фонари, установленные вдоль обочины через определенные промежутки времени, отбрасывали непрерывный желтоватый свет на гладкий асфальт. Глаза Сынмина сами по себе устремились к лицу Хенджина, как мотылек на пламя, отслеживая свет, падавший на бледные скулы и ресницы Хвана. Эффект был мгновенным, как будто на глаза ему опустили фильтр, и Сынмин почувствовал, как у него сжалось горло, отчего стало трудно сделать хоть один вдох. Хенджин выглядел как ангел, его резкие черты лица дополнялись мягкими прядями волос, обрамляющими лицо, и на мгновение Ким не мог не задаться вопросом, насколько по-другому, насколько странно было бы, если бы их отношения были чем-то большим, чем партнеры по глупой сделке. Через полминуты свет тускнел, момент проходил, и Сынмин отвел глаза, задаваясь вопросом, действительно ли он сошел с ума. Затем они проходили под другим уличным фонарем, и его взгляд возвращался назад вопреки его желанию. Универмаг кампуса находился на той же линии, что и закусочная, хотя и немного далеко, и Сынмин почувствовал, как в животе у него заурчало от легкого голода, когда в его мозгу начали мелькать образы бургеров и картошки фри, приготовленных специально для него, когда в поле зрения появились красочные стены закусочной. Несмотря на полноценный ужин, его телу нравилось вести себя так, словно оно умирает с голоду каждый раз, когда Ким проходил мимо закусочной. Он откусил маленький кусочек мороженого, раздумывая, стоит ли ему взять что-нибудь обратно в качестве позднего перекуса. В конце концов, Джисон еще не вернулся, и Сынмин даже не знал, ужинал ли его друг. — Так тебе нравится кусать или лизать? — вопрос Хенджина отвлек его от размышлений, и Сынмин посмотрел на него с выражением чистого отвращения. Хенджин выглядел ангелом только тогда, когда не открывал своего рта. Неудивительно, что Сынмин был ослеплен все то время, пока Хван молчал. — Я имею в виду мороженое, — Хенджин усмехнулся, объясняя, -… лизать или кусать? Сынмин поджал губы и откусил огромный кусок мороженого, стараясь не морщиться, когда холод коснулся его чувствительных зубов. Хван фыркнул, кивая. — Понял. Тебе нравится лизать, но сейчас ты кусаешь, чтобы я не делал никаких вульгарных замечаний, верно? Сынмин закатил глаза, пробормотав себе под нос: — Как хорошо ты меня знаешь. — Я единственный… — начал Хенджин, но затем сделал паузу, его улыбка медленно исчезла, когда его взгляд упал на грязное стеклянное окно закусочной. На двух людей, сидящих на сиденьях в самом конце. Если только его только что не забросили в другую вселенную, этим двум людям не было никакого дела сидеть вместе в закусочной так поздно ночью. Что за… Его взгляд метнулся к Киму, который шел на несколько шагов впереди. Судя по его легкой походке и расслабленным плечам, Сынмин еще не видел этого, и Хенджин решил — поклялся — оставить все как есть. Он быстро подбежал вперед и схватил младшего за руку, разворачивая его со сцены, ожидая разбить ему сердце. Должно было быть какое-то другое объяснение, какая-то другая причина, по которой Джисон и Минхо сидели вместе в закусочной, но он не собирался рисковать. Хван не собирался позволить Сынмину испытать то же самое горе, то же разочарование, которое он испытывал одиннадцать раз до этого. Сынмин этого не заслуживал. Ким вздрогнул от внезапного движения, поморщился, когда мороженое выпало из его руки и с мокрым шлепком приземлилось на его белые кроссовки: — Что ты делаешь… — начал он, но остановился, его чувства обострились. — Минхо-хен стоит за мной? — прошептал он, и отсутствующий взгляд Хенджина упал на него, брови сморщились в замешательстве. «У него установлен радар Минхо или что-то в этом роде?» Хенджин задумался, прежде чем крепче сжать обе руки Сынмина, заставляя его смотреть на себя. — Не смотри. — Но, Минхо-хен… — начал Сынмин, нахмурив брови в замешательстве от жесткого, почти сердитого выражения лица Хенджина. — Что с тобой не так? Хенджин бросил еще один взгляд на закусочную, прежде чем снова перевести взгляд на Сынмина. Его взгляд смягчился, и он прошептал, почти умоляя. — Пожалуйста, доверься мне в этом. Пожалуйста, просто… просто посмотри на меня в этот раз. Просто продолжай смотреть на меня. Чувство срочности в голосе Хенджина в сочетании с гневом и нервозностью, ощутимыми в его глазах, заставило Сынмина почувствовать себя неловко, и он усмехнулся, пытаясь разрядить всю запутанную ситуацию. — Я имею несчастье смотреть на твое лицо весь день. Просто скажи мне, что у меня за спиной. Это Минхо-хен, не так ли? — он повернул голову, чтобы посмотреть, но вздрогнул, когда палец Хенджина скользнул по обеим его щекам, быстро переводя взгляд. — Что ты делаешь? — спросил Сынмин, его щеки быстро запылали от прикосновения холодных ладоней Хенджина. Кончики пальцев Хвана легли на его уши, его чувствительные уши, и Сынмин схватил Хенджина за запястья, пытаясь вырваться, пока не превратился в ужасное, краснеющее месиво, как раньше. — Сынмин. Ты должен сосредоточиться. Перед тобой важная задача, — сказал Хенджин, почувствовав, что взгляд Сынмина блуждает в ответ. — Какое важное задание? — Хенджин, вероятно, нес ему какую-то чушь, пытаясь вывести его из себя, и Сынмин согнул пальцы на своей руке, готовый снова дать ему пощечину. — Ты должен меня избить. — За что? — Сынмин застонал, раздраженно закатив глаза. — За это, — Хенджин ухмыльнулся, спокойно готовя свое тело к жестоким последствиям, которые обязательно наступят, и наклонился, чтобы прижаться губами к щеке Сынмина, всего в нескольких дюймах от тех мягких губ, о которых он мечтал. Как только Хван почувствовал тепло кожи Сынмина на своих губах, он понял, что исчерпал все оправдания и правдоподобные объяснения. Не было никаких оправданий тому, почему его сердце совершало кульбит в груди. Не было оправдания тому, почему его разум кричал ему притянуть Сынмина ближе, вместо этого прижаться губами ко рту младшего. Не было никаких оправданий тому, почему он этого не сделал, когда раньше было так легко поцеловать стольких людей и отмахнуться от этого. Было только одно возможное объяснение. Он был влюблен в Сынмина. Ким вздрогнул, и его пальцы рефлекторно сжались на запястье Хенджина, пытаясь успокоить свой рассеянный мозг. Губы Хвана были холодными и слегка липкими от мороженого, но от тела Сынмина исходило то же тепло, которое он чувствовал много раз раньше. Когда Хенджин поцеловал его ладонь. Когда Хенджин принес ему подарок поздно ночью. Когда Хенджин сделал ему массаж в тот день. Когда Хенджин обнял Сынмина в ночь вечеринки. Когда Хенджин чмокнул его в щеку на парковке перед семьей Сынмина. Когда Хенджин запустил пальцы в волосы Сынмина. Та же теплота, которой у него не было названия или объяснения. Сынмин сглотнул как раз в тот момент, когда Хенджин откинулся назад, ухмыляясь, как дьявол, в свете уличного фонаря. — Теперь поймай меня, — сказал Хван, один раз ударив его по носу, прежде чем развернуться и побежать обратно в том направлении, откуда они пришли. Сынмин сжал кулаки, тряхнул головой, чтобы выйти из оцепенения, и покраснел от раздражения из-за того, как легко он реагировал на прикосновения Хенджина. Он подозревал, что Хван уже знал об этом, и именно поэтому пытался проделывать все эти отвратительные трюки с Сынмином. Ким хрустнул костяшками пальцев, топая за Хенджином, все мысли о Минхо улетучились из его головы, когда мозг сосредоточился на фигуре, пересекающей свет и тень впереди него. «На этот раз я разобью тебе все лицо и оставлю его таким опухшим, что поцелуи будут последним, о чем ты будешь думать», поклялся Сынмин, ускоряя шаг и бегая за Хенджином, готовый заставить его пожалеть, что когда-либо связывался с ним и его чувствами.