***
- Могу я сесть здесь? - спросил Хенджин, указывая на пустое место рядом с Минхо сзади. - Или ты настроился на какую-то задумчивую, непонятую атмосферу эмо, которую не хочешь, чтобы я прерывал? Минхо отвел взгляд от окна, его брови слегка нахмурились, когда он увидел стоящего перед ним Хенджина. - Хочешь сесть рядом со мной? - А что? У тебя какая-то заразная болезнь, из-за которой я не могу? - выражение лица Хенджина никогда раньше не было таким кислым или серьезным, губы сжаты в жесткую линию в отличие от улыбки, которую они всегда растягивали, и Минхо подумал, не из-за него ли это. В конце концов, Хенджин всегда видел в нем спокойного соседа по комнате, который выслушивал все его тирады с большим терпением, чем психотерапевт. Хван только вчера сказал ему, что хочет, чтобы они были ближе, как настоящие соседи по комнате, которым весело вместе, и Минхо почувствовал, как небольшой комок тяжести сжался в его животе от сожаления. Он не знал, какое наказание ему назначат за то, что Ли отправил Донхэ в больницу, но по реакции Хенджина было ясно, что ничто и никогда не будет прежним. Минхо вздохнул, немного отодвигаясь в сторону, хотя заднее сиденье было почти пустым, если не считать пары студентов, сгрудившихся у другого окна. Хенджин плюхнулся на сиденье рядом с ним, вытянул свои длинные ноги перед собой и откинул голову на спинку сиденья, прежде чем закрыть глаза. Ли думал, что Хенджин задремал, но как только автобус свернул на извилистую дорогу, Хван резко открыл глаза, мгновенно проснувшись, прежде чем выпрямиться на сиденье. - Черт, - пробормотал Хенджин, проводя рукой по волосам, прежде чем снова откинуть голову на сиденье, и на его лице отразилось разочарование. - Что… что-то не так? - Минхо почувствовал себя глупо, даже спрашивая об этом, и придвинулся ближе к окну, полностью уверенный, что его присутствие было причиной явного расстройства Хенджина. Хван, должно быть, попросил разрешения сесть рядом с ним в качестве вежливого жеста, зашифрованного соседом по комнате, но теперь он, очевидно, сожалел об этом моменте. - Если хочешь, я могу пойти... - начал Минхо, но вздрогнул от неожиданности, когда Хенджин резко сел и уставился на что-то, что явно не было Ли. - Ты смотришь на Сынмина? - спросил Минхо, выглядывая из-за сидений, чтобы найти цель разочарованного взгляда Хенджина. Как и всегда, взгляд Минхо не отрывался далеко от Джисона, и он знал, что последний сидит с Сынмином в передней части автобуса, но Ли не ожидал, что Хенджин вот так будет метать кинжалы им в затылок. - На что еще я буду смотреть? - ответил Хенджин, фыркнув и скрестив руки на груди. - Но почему ты так пристально смотришь на Сынмина? Вы двое поссорились или что-то в этом роде? - спросил Минхо, со вздохом откидываясь на спинку стула. Отсюда он не мог видеть даже макушку Джисона, и Ли не хотел, чтобы его случайно застукали прыгающим, как обезьяна, когда Хан решит обратить на него свой взгляд. Если Джисон когда-нибудь решит обратить на него свой взор. Младший ни разу не взглянул на него после возвращения из комнаты Сынмина, и он был слишком напуган, чтобы сказать что-то не так, поэтому Минхо только молча собирал свои вещи, время от времени поглядывая на Джисона, чтобы проверить, как он. Ли знал, что Хан все еще зол на него, и даже если Джисон решил никогда больше с ним не разговаривать, Минхо хотел найти утешение в том факте, что его куртка была у младшего. По крайней мере, это согревало бы его в самые худшие ночи, пока Минхо не наберется смелости сделать это самому. - Конечно мы не ссорились, - ответил Хенджин, закатывая глаза от абсурдной идеи. Его ссора с Сынмином была не новостью, забытой историей, не имеющей отношения ко всему. - Я хочу сидеть рядом с ним. - Так вот почему ты в отчаянии дергаешь себя за волосы? - Минхо усмехнулся про себя, когда увидел, как Хенджин надулся в ответ. Он должен был знать, что у Хвана, занятого одним делом, не будет времени размышлять над моралью действий Минхо, когда он будет оплакивать потерю компании Сынмина во время двухчасовой поездки на автобусе. - Ты же знаешь, что они сейчас нужны друг другу, верно? Джисон его друг, и Сынмин хотел бы, чтобы ты понял. - Я знаю и я понимаю, - Хенджин фыркнул, губы скривились в еще большую гримасу, как у персонажей мультфильмов. - Это не значит, что я должен радоваться этому. Он быстро выпрямился, когда почувствовал, что голова Сынмина поворачивается к нему, и надутые губы за долю секунды сменились широкой улыбкой. Мечтательный вздох сорвался с губ Хенджина, когда Сынмин слегка улыбнулся ему, но его губы тут же разочарованно нахмурились, когда Ким снова повернулся обратно. - Боже, ты действительно влюблен в Сынмина, не так ли? Хенджин улыбнулся, почти захихикал, когда воспоминания о прошлой ночи промелькнули в его голове. Губы Сынмина на его губах. Руки Сынмина в его волосах. Тело Сынмина под его собственным. Засыпать с Сынмином в его объятиях. Просыпаться с Сынмином в его объятиях. - Да, я влюблен до невозможности. Минхо тихо усмехнулся, увидев сияющий, гордый взгляд Хенджина, но улыбка исчезла с его губ, когда его взгляд опустился на собственные забинтованные костяшки пальцев. Минхо не сожалел о том, что избил Донхэ — он был готов драться с любым, кто осмелился бы даже подумать о том, чтобы причинить боль Джисону, — но это не означало, что Ли не боялся столкнуться с последствиями. После того инцидента, в результате которого он был почти мертв, Минхо, наконец, смог вернуть свою жизнь в прежнее русло. Ему нравились лекции по архитектуре, он любил свою маленькую студию с окнами на улицу со всем ее беспорядком и царапинами, и даже начал чувствовать себя комфортно в обществе своих одноклассников. Черт возьми, ему даже начали нравиться разглагольствования Хенджина и непрекращающиеся монологи о том или ином, но в основном о Сынмине. И, помимо всего прочего, он все глубже и глубже влюблялся в Джисона. То, что начиналось как простое, естественное любопытство к симпатичному парню с каштановыми волосами в художественной студии, теперь превратилось в чувство настолько глубокое и всепоглощающее, что все, что он делал, все, что говорил, даже каждый его вздох был прошит его красками. Это напугало его. Это чувство. Но Минхо не хотел отпускать его. Ему просто нужно было найти в себе силы держаться за это. Держаться за Джисона. - Ты в порядке? - спросил Хенджин сбоку, позволяя своим глазам блуждать по лицу Минхо, чтобы оценить размер нанесенного ущерба, и попытался представить, что его вот так ударили. Ему было бы абсолютно нечем произвести впечатление на Сынмина, если бы, не дай Бог, что-то случилось с его красивым лицом, и невольная дрожь пробежала по его телу, когда образ его собственного разбитого лица вспыхнул в его мозгу. - Да, я в порядке, - ответил Минхо, теребя узел бинта на руках. - Послушай, если ты хочешь сменить соседей по комнате или что-то еще, я… - О чем ты говоришь? - спросил Хенджин, наморщив брови и нос. - Зачем мне менять соседей по комнате? Минхо пожал плечами, неопределенно указав на собственное лицо. - Ты, наверное, не хочешь жить в одной комнате с кем-то вроде меня, не так ли? Хенджин немедленно разразился громким смехом, чуть не упав лицом в проход, когда автобус сделал еще один небольшой поворот, и схватился за поручень. - Ты... - начал Хенджин, пара смешков все еще срывались с его губ, когда он склонил голову к Минхо, - эй, только потому, что ты избил Донхэ, ты думаешь, что ты… кто? Современная Эльза? Прячущаяся от общества чтобы контролировать свои жестокие способности? - Хенджин усмехнулся, ерзая на сиденье и откидывая голову назад. - Общая норма урона от твоих кошек выше, чем у тебя. Несмотря на то, что Хенджин обругал всех его кошек, сердце Минхо немного подпрыгнуло от удивления, и он откинул голову назад рядом с головой Хвана, слегка вздохнув. - Мне жаль за моих кошек. Но, по правде говоря, ты тот, кто всегда настраивает их против себя первым. - Они рычат на меня каждый раз, когда видят меня. - Они любят тебя. Так они говорят тебе, что любят тебя. Хенджин перевел взгляд на Минхо, в прищуренных глазах мелькнуло подозрение. - Ты говоришь это только для того, чтобы я не говорил о твоих кошках, не так ли? - он вздохнул, когда Минхо кивнул и поманил его ближе. - Позволь мне позаимствовать твое плечо для поездки на автобусе, а потом я подумаю об этом. Минхо придвинулся ближе и позволил голове Хенджина упасть к нему на плечо, стараясь не кряхтеть, когда Хван схватил его за плечо и толкнул их вниз, чтобы принять удобное положение для сна. Минхо был уверен, что к тому времени, как он выйдет из автобуса двумя часами позже, у него будет болеть спина, но он решил страдать молча, хотя бы для того, чтобы спасти дом своих кошек. - Твое плечо совсем не удобное, - пожаловался Хенджин, поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы найти мягкое местечко между затвердевшими мышцами Минхо. У него уже болела шея от напряжения, и он снова бросил тоскующий взгляд на затылок Сынмина, пытаясь не слишком ревновать к Джисону, который спал, положив голову на плечо Кима. Сынмину было так тепло и уютно, что утренняя поездка на автобусе казалась легким ветерком, но теперь, казалось, каждая минута пронзала его тело новой болью. - Мне жаль, - Минхо хмыкнул, когда Хенджин снова толкнул его плечом. - Я прикреплю подушки к плечам во время семестровых каникул, если мои родители согласятся. - Это было бы здорово, подражатель Эльзы, - Хенджин фыркнул, свирепо глядя на Минхо, хотя именно он в первую очередь попросил его подставить плечо. - Просто спи, - выпалил в ответ Минхо, закрывая глаза, чтобы немного поспать, хотя и знал, что не сможет. - Как будто я могу. - Просто попробуй. - Прекрасно, - Хенджин проворчал что-то в плечо Минхо, прежде чем тихо хихикнуть. - Подражатель Эльзы.***
В таком огромном университете, как их, с несколькими факультетами и тысячами студентов, ответственность за принятие дисциплинарных мер, как правило, возлагалась на администрацию факультетов, студенты которых были непосредственно вовлечены в ссору. Поскольку Минхо работал на архитектурном факультете, а Донхэ - на физкультурном, главы обоих этих факультетов, а также два нейтральных преподавателя и представитель персонала составили дисциплинарный комитет, которому поручено заняться этим срочным делом. Оба вовлеченных ученика могли потребовать присутствия опекуна, если пожелают, и отец Донхэ немедленно прибыл, как только его сын позвонил. Несмотря на то, что небольшая часть его хотела этого, Минхо не позвонил своим родителям. Они все еще были разочарованы и обеспокоены его поведением годичной давности, и он не сможет снова увидеть их удрученные, мрачные выражения лиц, особенно перед родителями Донхэ. Родители Минхо зарабатывали достаточно, чтобы обеспечить ему достойный образ жизни и образование, но он знал, что такие люди, как Донхэ, и, без сомнения, родители Донхэ, обладали способностью заставлять других чувствовать себя не более чем грязью, даже не затрагивая вопрос денег. Минхо уже знал, что решение дисциплинарного комитета будет не в его пользу, и ему все равно придется сообщить об этом родителям, когда он появится на пороге их дома с уведомлением об увольнении в руках. - Как я выгляжу? Все в порядке? - спросил Минхо, застегивая воротник рубашки и морщась, прежде чем повернуть голову, чтобы посмотреть на свое отражение в маленьком зеркале на столе Хенджина. Синяк на его щеке потемнел, синеватый оттенок распространился по всей левой скуле, а синяк в уголке губ болел каждый раз, когда он открывал рот. Рану на его лбу, однако, зашили, и после того, как он ввел предписанные обезболивающие, это место теперь только болело. Он опустил взгляд, когда почувствовал, как что-то мягкое обвилось вокруг его лодыжек, и, вздохнув, наклонился, чтобы погладить Дуни по спине, которая жалобно мяукнула. - Мой Дуни. С папой все будет в порядке. Хенджин усмехнулся. - Ты выглядел как босс мафии прямо из фанфиков, пока... — он указал на воркование и обнимашки Минхо со своим котом, - ...ты не начал это делать. Минхо снова вздохнул, выпрямляясь, чтобы взять с кровати свой черный блейзер. - Мне нужно выглядеть достаточно надежным, чтобы они не аннулировали мое поступление или что-то в этом роде, - сказал он, просовывая руки в рукава, прежде чем поправить лацканы. - Бог знает, что родители Донхэ могут планировать с администрацией. - Почему твой прием может прекратиться? - Хенджин нахмурился, рассеянно отступив в сторону, когда коричневый кот Минхо — Дори или как-то там Мори - попытался зацепить когтями его тапочки. - Джисон уже все рассказал профессору Бану. И плюс, они нашли наркотики в комнате Донхэ. Все знают, как бы сильно они ни пытались это скрыть. Взгляд Минхо переместился на Хенджина. - Скажи мне, что ты не настолько наивен, - когда озадаченное выражение лица Хенджина в ответ только усилилось, Минхо сглотнул и на секунду опустил взгляд в пол. - Профессор Бан не допущен на дисциплинарное собрание. Его удачно отправили на какую-то просветительскую программу, и заявление Джисона профессору Бану ничего не значит, если он сам не придет на встречу и не предоставит доказательства нападения. До тех пор я нападающий, а Донхэ жертва. - Скажи мне, что ты шутишь, - сказал Хенджин, плюхаясь на край кровати, и ждал, отчаянно ждал, когда Минхо улыбнется в своей спокойной манере и скажет ему, что да, он пошутил, сухой юмор помог бы ему снять стресс. Но Минхо только посмотрел на него с натянутой улыбкой, пожав плечами, прежде чем взять телефон. - Они не могут этого сделать! Эти вещи так не работают! - Хенджин воскликнул и немедленно начал расхаживать по комнате, как он всегда делал во время своих ежедневных тирад. - Я, Сынмин, ты. Все знают, что Донхэ напал на Джисона и… - Никто не видел, как Донхэ напал на него, Хенджин. Кроме меня, - сказал Минхо, сжимая пальцы, чтобы не поддаться желанию взъерошить волосы. - И никто мне не поверит, потому что все видели, как я избивал Донхэ. - Итак, давайте позвоним Джисону и скажем ему, чтобы… - Нет, - твердый голос Минхо прервал слова Хенджина, прервав его на полуслове. - Нет. Я не собираюсь снова втягивать Джисона в это. - Ты с ума сошел? - недоверие сквозило в каждом слове Хенджина и отразилось на каждой черте его лица, когда он схватил Минхо за плечи, заставляя посмотреть ему в глаза. - Ты думаешь, Джисон был бы счастлив, если бы узнал, что ты выполняешь какую-то самоотверженную миссию? Твой допуск могут аннулировать, идиот! - Я могу с этим жить, - ответил Минхо, сбрасывая руки Хенджина со своих плеч, прежде чем агрессивно взмахнуть аккуратно причесанными волосами. - Я уже поздно поступил в колледж. Я смогу начать все сначала год спустя. - Ты явно потерял… - Я больше никогда не позволю этому ублюдку взглянуть на Джисона, - решительно продолжил Минхо, подавляя протесты Хенджина весом своих слов, - и я не собираюсь позволять Джисону заново переживать тот ужасный инцидент. Что Джисону сейчас нужно, так это время и пространство, чтобы смириться с тем, что произошло, а не быть вынужденным пересказывать каждую секунду этого каким-то жадным до денег придуркам. Минхо в последний раз взглянул на свое лицо в зеркало, пытаясь выразить некоторое удовлетворение тем фактом, что, по крайней мере, с Джисоном все будет в порядке после этого, настолько в порядке, насколько это вообще возможно после такого инцидента. Даже если его поступление аннулируют, он вполне может подать заявление в следующем году и вернуться. Вернуться к Джисону и дать им - всей этой истории с колледжем — еще один шанс. - Не смей идти рассказывать Сынмину, - сказал Минхо, предупреждающе прищурив глаза, когда увидел, что Хенджин тянется к телефону со своей кровати. - Что, если бы в такой ситуации оказался Сынмин? - спросил Минхо, безмолвная мольба в его голосе заставила руки Хенджина приостановиться в попытках достать его телефон. - Ты бы хотел, чтобы Сынмин снова прошел через что-то подобное ради тебя? Хенджин вздохнул, опустив руку, когда желчь поднялась в его животе при мысли о Сынмине, его симпатичном хмуром Сынмине, проходящем через что-то подобное. От одной мысли об этом ему захотелось что-нибудь сломать или свернуть кому-нибудь шею, и он плюхнулся на край кровати, потирая лицо рукой. Хван даже подумать не мог, что могут чувствовать Минхо или Джисон. - Ты действительно уверен насчет этого? - голос Хенджина был приглушен и едва слышен из-за его рук, но Минхо кивнул. - Да, - он грубо провел пальцем по своему телефону, пытаясь избавиться от нервозности, прежде чем, наконец, глубоко вздохнуть. - Увидимся позже? Слова прозвучали скорее как вопрос, чем как утверждение, и Минхо постарался не обращать внимания на комок, комом подступивший к его горлу. Он слегка похлопал Хенджина по плечу и помахал всем своим кошкам, прежде чем выйти за дверь, закрыв ее за собой твердым, решительным щелчком. Как только Минхо вышел из комнаты, Хенджин потянулся вперед и взял свой телефон, чтобы быстро позвонить Сынмину. В словах Ли была неоспоримая правда, которая зазвучала во всех нужных местах сердца и разума Хенджина. Хван не хотел, чтобы Сынмин проходил через подобную ситуацию в своей жизни. Никогда. Он хотел, чтобы Сынмин улыбался, и хотел продолжать заставлять младшего улыбаться. Но чтобы сделать это, чтобы спасти Кима от любых подобных потенциальных опасностей и вредных ситуаций, ему нужно было быть рядом с Сынмином до конца его жизни или до тех пор, пока тот этого хотел. Хотя Хенджин не был посвящен в глубокие, скрытые эмоции сердца Джисона, он знал, что Хан был бы признателен, если бы Минхо был рядом с ним, а не за пределами колледжа. Сынмин взял трубку после двух гудков, и Хенджин крепче сжал телефон в руках, пытаясь отложить хихиканье над мягким, слегка раздраженным - Да, Хенджин? - Сынмина на более позднее время, чтобы сосредоточиться на важной задаче, стоящей прямо перед ним. - Сынмин, мне нужно тебе кое-что сказать, - сказал Хенджин, рассеянно заметив, что все три кота Минхо уставились на него стеклянными, круглыми глазами, в которых не было ничего, кроме подозрения. «Не смейте шпионить за мной.»***
Каким бы отвратительным он это ни находил, Джисон все равно был сыном бизнес-магната, который к тому же был хитрым манипулятором и жадным до денег мудаком, и он не мог поверить, что был настолько наивен, полагая, что его неофициальные показания профессору Бану смогут опровергнуть интриги семьи Донхэ. Неужели он ничему не научился после того, как семнадцать лет дрожал в тени своего отца? Как и в любой другой раз, Джисон отчаянно желал, чтобы его брат материализовался из воздуха и позаботился обо всем так спокойно и уверенно, как он делал всегда. Но прямо сейчас, когда его шаги эхом отдавались по полированному полу почти синхронно с бешено бьющимся сердцем, Хан знал, что не может всегда желать того, чего никогда не произойдет. Как бы он ни нервничал из-за этого, пришло время использовать кое-что из того, чему научил его брат, и спасти Минхо самому. Так же, как Минхо спас его. «Джихуни-хен, присмотри за мной. Я буду... я заставлю тебя гордиться мной», Джисон на секунду зажмурил глаза, сжимая пальцами ручку двери кабинета профессора Пака, прежде чем он, наконец, глубоко вздохнул и вошел. Как и предупреждали его некоторые из его одноклассников, профессор Пак был на встрече с кем-то — с кем-то, кого он смутно помнил по выставке, - но у него не было времени поразмыслить о неприличии врываться в кабинет профессора, даже не постучав предварительно. Однако, как Хан и ожидал, это было первое, что прокомментировал его профессор искусств. - Хан Джисон, - сказал профессор Пак, его обветренный голос был резким и холодным от неодобрения. - Что все это значит? Вы не знаете, как… - Профессор! - Джисон перебил его, мысленно отметив, что тот перешел еще одну границу неуважения, и сменил голос на более ровный, уважительный тон. - Профессор Пак. Мне жаль. Но мне действительно нужна ваша помощь. Сейчас. - Иди и подожди в студии. Я посмотрю, с чем тебе нужна помощь, - ответил профессор искусств, поправляя очки на носу, прежде чем повернуться к человеку, с которым он разговаривал. - Итак, мистер Юн, как я и говорил… - Профессор! - Джисон снова перебил его, проглатывая комок нервозности в горле, когда взгляд его лектора по искусству скользнул к нему, чистое раздражение бурлило в этих слезящихся глазах. - Профессор, пожалуйста. Мне нужно, чтобы вы пошли со мной на дисциплинарное собрание. Пожалуйста. Профессор Пак нахмурился, отодвигаясь от стола, чтобы полностью развернуться к Джисону. - Дисциплинарное собрание по поводу того парня с архитектурного факультета? Какое это имеет отношение к тебе? Пальцы Джисона все еще сжимали дверную ручку, и он почувствовал, как его ладони стали липкими от внезапного пота. Хан глубоко, прерывисто вздохнул, прежде чем зафиксировать взгляд на растерянном, раздраженном выражении лица профессора. - Профессор, Донхэ... Донхэ напал на меня во время экскурсии, как словесно, так и физически, и я хочу дать показания. Конференц-зал, где должно было состояться — или уже проходило — дисциплинарное собрание, находился сразу за коридором, в котором располагались все кабинеты факультета, но, несмотря на срочность ситуации, профессор Пак шел шагом, более подходящим для неспешной прогулки, чем для быстрой походки, необходимой для важной встречи. - Профессор, если вы можете… - Хан Джисон. У тебя нет абсолютно никакого отношения к пожилым людям. Учитывая поведение вашего поколения, просто подождите еще десять лет, и вы все сможете понять, как тяжело ходить с больными коленями, - сказал профессор Пак, качая головой, и Джисон почувствовал, как маленький, но заметный укол вины обвивает его сердце. Несмотря на свой возраст, профессор Пак всегда казался ему непобедимым, вооруженным силой своего строгого голоса и стального взгляда, но теперь, когда взгляд Джисона скользнул вниз, он заметил, что легкая хромота на одной из ног профессора Пака стала более заметной, чем когда-либо прежде. - Мне жаль, профессор, - сказал Джисон, кусая губы и замедляя свой темп, чтобы соответствовать профессору. - Я должен был быть осторожнее. Мне действительно жаль. Спасибо вам за то, что делаете это. Профессор Пак промычал, его взгляд немного смягчился, когда он скользнул по опущенному лицу Джисона. - Хан Джисон. Ты в порядке? Джисон немного вздрогнул, пальцы рефлекторно потянулись к воротнику его свитера с высоким воротом, и он слегка кивнул. - Я в порядке, профессор. Я просто волнуюсь из-за встречи. Профессор Пак похлопал его по плечу, прежде чем слегка сжать его. - Вам не нужно беспокоиться об этом. Вы мой ученик, и здесь нет никого, кто мог бы помешать мне прийти на встречу, которая касается вас. О чем вам действительно стоит беспокоиться, - сказал он, его рука на плече Джисона напряглась в предупреждении, - так это о вашей халатности. Не думайте, что я не заметил, как вы мечтали на уроках. - Мне жаль, профессор, - пробормотал Джисон, нервно теребя пальцы, хотя его сердце немного подпрыгнуло от слов профессора. Профессор Пак мог быть резким и беспощадным в критике работ своих студентов, но он также был одним из старейших и наиболее уважаемых преподавателей среди всех факультетов. Если кто-то и мог ворваться на встречу без приглашения, то это был профессор Пак, и Джисон был благодарен ему за то, что он был рядом, независимо от того, насколько нервным он заставлял Хана быть каждый день. За дверями конференц-зала присутствовал только один представитель студентов, который немедленно отошел в сторону, когда мистер Пак устремил на него свой стальной взгляд, в котором читалось молчаливое предупреждение. - Ты готов, Хан Джисон? Джисон сглотнул, сжимая и разжимая пальцы, чтобы ослабить напряжение и тревогу, охватившие его тело. Он никогда раньше не был на таком важном собрании, особенно таком, исход которого зависел от его слов, и Хан почувствовал, как к горлу подступает желчь. Несмотря на то, что Донхэ был доставлен в больницу накануне, у Джисона было тайное подозрение, что человек, который несколькими словами превратил его жизнь в кошмар, должен быть внутри, без сомнения, уже злорадствуя над судьбой Минхо. Его пальцы инстинктивно потянулись к горлу, когда это чувство удушья — страх быть задушенными — угрожало снова завалить его, но он опустил руку. Теперь он не мог отступить. Ему пришлось держаться за Минхо. Минхо. Минхо, должно быть, тоже внутри, и Джисону стало интересно, какое выражение лица будет у того. Внезапный гнев и раздражение захлестнули его тело, когда им овладело непреодолимое желание увидеть Минхо, хотя бы для того, чтобы схватить его за воротник и вбить в него немного здравого смысла. Как он смеет даже думать о таком самопожертвовании? Как он смеет даже думать о том, чтобы оставить все это позади? Неудивительно, что Хенджин называл Минхо подражателем Эльзы по телефону. - Я готов, профессор, - Джисон кивнул, глубоко выдыхая, как раз в тот момент, когда профессор Пак распахнул двери конференц-зала. Как они и ожидали, собрание уже началось, и все лица в комнате почти комично повернулись к ним, как только двери распахнулись на петлях. Взгляд Джисона мгновенно нашел Минхо, сидящего в одиночестве по левую сторону стола для совещаний, и все его предыдущее раздражение и злость были смыты волной облегчения и тепла, которые нахлынули на него. Джисон проигнорировал шокированное выражение лица Минхо и быстро оглядел его, чтобы осмотреть состояние синяков. Они стали темнее, почти отбрасывая тень на половину лица Минхо, но нигде больше не текла кровь. Его губы почти скривились в легкой улыбке, когда он увидел, как рот Ли открывается и закрывается от удивления, не в силах произнести ни слова, и Джисон одними губами сказал ему "все в порядке", чтобы Минхо не вскочил со своего места и не побежал к нему, что он, казалось, был готов сделать в любую секунду. Как он и ожидал, Донхэ тоже был там, сидел по правую сторону стола переговоров со своим отцом и демонстрировал самодовольное выражение лица, которое быстро сменилось шоком, когда его взгляд упал на Джисона, стоящего в конференц-зале. Очевидно, Донхэ назвал Хана слишком большим трусом, чтобы прийти на собрание и сделать заявление самому после того, как профессора Бана так удачно удалили со всей сцены. И Джисон на самом деле почувствовал себя трусом, когда его язык налился свинцом, а кровь застыла в жилах при виде лица Донхэ. - Мистер Пак, что вы здесь делаете? Это важная частная встреча. Посторонним вход воспрещен, - мистер Лим, глава дисциплинарного комитета и преподаватель с факультета психологии, встал и нахмурился, когда увидел, что профессор Пак проигнорировал его слова и направился к столу, явно ища место, чтобы дать отдых коленям. - Мы не посторонние. Мой студент, Хан Джисон, хочет сделать заявление по поводу всего этого дела. Я всего лишь представитель факультета с его стороны, - заявил профессор Пак, его взгляд медленно упал на Донхэ, который сумел стереть шок со своего лица и теперь снова злобно смотрел на Джисона. Хан сглотнул, пытаясь прояснить голову и сохранять спокойствие, чтобы сделать убедительное заявление, но он почувствовал, что его решимость пошатнулась, когда Донхэ облизнул губы и одними губами произнес в его адрес «убийца». Гнев Минхо был ощутим даже с такого расстояния, и Джисон нервно сжал кулаки, невольно сделав шаг назад, когда страх снова начал окутывать его разум. Он не мог этого сделать. Хан не был ни переговорщиком, ни оратором. Он едва мог стоять на ногах перед Донхэ. Как Джисон собирался спасать Минхо, когда его собственные руки так сильно дрожали? Прежде чем он успел выбежать за дверь, злобное выражение на лице Донхэ сменилось страдальческим выражением, когда пальцы профессора Пака случайно схватили его за длинные волосы, оттягивая голову назад. Донхэ сдавленно вскрикнул от боли, его руки потянулись, чтобы высвободить волосы из крепкой хватки профессора, как раз в тот момент, когда его отец быстро поднялся со своего места, чтобы помочь сыну. - Эй, отпусти моего сы… - Виноват, виноват. Я немного споткнулся, и мне нужно было за что-то ухватиться, - сказал пожилой профессор искусств, похлопывая себя по колену одной рукой, но не отпуская волосы Донхэ. Хватка в волосах Донхэ только усилилась, когда профессор Пак наклонился к нему, чтобы прошептать, оскалив зубы. - Никто не смеет шутить над моими студентами. Даже такой богатый сопляк, как ты. - Мистер Пак! - кто-то из сидящих во главе стола воскликнул голосом, полным недоверия, и мистер Пак отпустил волосы Донхэ, с гримасой вытирая руки о толстовку парня. - Никто из вас не заботится о коленях старика. Никто из вас, - заметил мистер Пак, вздыхая и качая головой, когда никто не встал, чтобы уступить ему стул. У него была половина намерения запугать Донхэ и занять его место — это было бы достаточно просто, - но затем его взгляд упал на Минхо, одиноко сидящего по другую сторону стола, и он медленно перешел на другую сторону. - В любом случае, я собираюсь посидеть с этим молодым человеком. Выглядит гораздо надежнее, чем тот, кто даже не потрудился должным образом одеться для встречи, - сказал он, с явным отвращением глядя на мятую толстовку Донхэ, когда сел рядом с Минхо с глубоким вздохом облегчения. - Я был в больнице! - Донхэ воскликнул, кипя от гнева, когда профессор Пак начал ковыряться в ушах, откровенно игнорируя его и его отца, который был вовлечен в горячий спор с мистером Лимом по поводу такого неуправляемого поведения преподавателей. - Хан Джисон, - сказал профессор Пак, нахмурившись, когда Джисон чуть не подпрыгнул от его слов. - Ты снова мечтаешь наяву? - Нет, профессор, - Хан выдохнул, находясь в шоке от событий последних нескольких минут, прежде чем его глаза снова встретились с глазами Минхо. Ли послушно откинулся на спинку стула, вероятно, из-за нервозности, которую вызывало у всех присутствие мистера Пака, но его взгляд, устремленный на Джисона, был мягким и кипел спокойной уверенностью, как будто он полностью верил в Хана. Больше, чем Джисон сам в себя. И только от этого взгляда дрожь в руках Хана немного утихла, комок в горле немного ослаб, и его сердцебиение, казалось, немного успокоилось. Нет. Много. И тогда он, наконец, нашел в себе силы заговорить.***
После того, как Джисон представил свое заявление и неопровержимые доказательства против Донхэ, дисциплинарный комитет быстро принял однозначное решение по этому вопросу, не оставляя места для переговоров. Минхо был отстранен от всех занятий на неделю, был обязан отработать шестьдесят часов общественных работ в течение оставшегося месяца семестра, а также должен был посещать еженедельные консультации с назначенным университетом терапевтом. Более того, от него также потребовали принести письменные извинения семье Донхэ за нападение на их сына, четко заявив, что он сожалеет о своих действиях, и предоставив гарантии, что подобное поведение не повторится в будущем. От Донхэ, с другой стороны, требовалось только принести письменные извинения Джисону за издевательства над ним во время экскурсии, выразить искреннее сожаление по поводу его действий и заверить, что он добьется большего успеха в качестве старшего ученика. Дисциплинарный комитет добавил, что этого наказания было достаточно для Донхэ, учитывая серьезность перенесенного им нападения и его необходимость в последующей госпитализации и постоянном медицинском лечении. Никаких дальнейших вопросов или протестов по поводу этого решения не будет. Джисон знал, что Донхэ легко отделался, потому что отец Донхэ был президентом Phoenix Groups, многомиллиардной компании, которая выделяла щедрые средства на разветвленную инфраструктуру университета и амбициозные инициативы, и небольшая часть его сожалела, что не подняла вопрос о потреблении Донхэ наркотиков, который администрация явно пыталась игнорировать. Но открытие этой банки с червями привело бы только к большим непредвиденным осложнениям в его жизни, и, возможно, Минхо тоже, а прямо сейчас Джисон хотел только отдохнуть. С него было достаточно бизнес-магнатов и их постоянных интриг и манипуляций. - Ты в порядке, Хан Джисон? - спросил его профессор, когда они выходили из конференц-зала, положив руку на плечо Джисона, прежде чем пробормотать с явным разочарованием. - Все эти беспринципные придурки. В мои дни мы бы просто засадили этого сопляка в тюрьму лет на десять или около того и покончили с этим. Брови Джисона удивленно приподнялись, он молча размышлял, в какую эпоху жил его профессор, прежде чем медленно кивнуть в ответ, за чем последовал глубокий поклон. - Я в порядке, профессор. Спасибо вам за вашу помощь сегодня. У него было безумное желание обнять профессора Пак, но он знал, что если это сделает, то получит удар по голове и длинную лекцию о состоянии коленей профессора. Поэтому Хан просто смотрел на профессора большими глазами, сияющими уважением и благодарностью. Профессор Пак усмехнулся, несколько раз похлопав его по плечу, прежде чем повернуться в направлении, ведущем к художественному отделу. - Десять минут, Хан Джисон. Я даю тебе десять минут, чтобы поговорить с тем парнем, который ерзает в углу, - твердо заявил он, повернувшись спиной и направляясь по коридору. - После этого ты мне нужен в студии, - продолжил профессор, устремив на Джисона стальной взгляд через плечо, - и на этот раз никаких мечтаний. - Да, профессор! - Джисон ответил, низко поклонившись, и не выпрямлялся, пока шаги профессора не стихли за пределами слышимости. Глубоко вздохнув, он поднял лицо к потолку и закрыл глаза, пытаясь найти какое-то подобие покоя в том факте, что, хотя наказание было не в пользу Минхо, ему удалось спасти его от возможного увольнения. Наконец-то ему удалось кого-то спасти. - Джисон... — начал Ли, и Джисон почувствовал, как его сердце набухло и сжалось в груди при звуке его имени из уст Минхо. То, как Минхо произнес его имя — то, как старший всегда произносил свое имя, — заставило весь его мозг засветиться, как аркада 80-х, и все, чего хотел Джисон, это разливать этот звук по бутылкам и пить его каждый день, как свой личный эликсир, который обладал способностью дарить ему жизнь и рассеивать покров вины и горя, тяжело лежащий на его плечах. Джисон сглотнул, повернулся лицом к Минхо и скользнул взглядом по его лицу. Несмотря на все синяки, превратившие сияющую кожу Ли в обесцвеченный холст, ему все еще удавалось выглядеть красивым, пряди его волос рассыпались повсюду, свидетельствуя о его сдержанной нервозности. - Минхо-хен, ты в порядке? - спросил Джисон, губы изогнулись в легкой улыбке, когда он указал на его лоб. Это был простой, прямолинейный вопрос, но Минхо потребовалось больше времени, чем по-человечески необходимо, чтобы обдумать его. Хотя это была не его вина. Половина его мозга была занята попытками понять, действительно ли Джисон улыбается — улыбается ему, — а другая половина была занята быстрым мысленным снимком экрана и сохранением их для последующего сеанса визга. - Да, я... - Минхо моргнул, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение и вспомнить, о чем был вопрос, прежде чем окончательно сдаться. - Ты в порядке, Джисон? - вместо этого он спросил, надеясь, что Хан не слишком обидится, получив вопрос в ответ. Джисон даже не нахмурился в замешательстве. Некоторое время он просто кусал губы, задумчиво глядя в пол, пока его мозг обдумывал вопрос, прежде чем поднять взгляд и встретиться со взглядом Минхо. - Со мной все будет в порядке, Минхо-хен. Это была правда, настолько полная, насколько это могло быть, потому что какой еще выбор у него был? Хан и раньше не был полностью счастлив, но теперь он никогда не будет счастлив, особенно после слов Донхэ, так что быть в порядке было единственным вариантом, который у него оставался. Он хотел что-то сказать Минхо, возможно, извиниться за то, что не сделал больше, чтобы помочь ему, но в голове было пусто, Джисон не мог придумать ничего подходящего в данный момент. Поэтому он просто слегка улыбнулся Минхо, еще раз окинув его взглядом, прежде чем повернуться к руководству художественного отдела. Но прежде чем Хан смог сделать хоть один шаг, почувствовал, как пальцы Минхо обхватили его запястье, мягко и безмолвно прося его развернуться, что он и сделал, не в силах больше сопротивляться теплу Минхо. - Что? - он выдохнул, мысленно ругая себя за то, что ведет себя как герой романтических фильмов эпохи регентства и сбился с дыхания из-за такого простого прикосновения. Но с Минхо никогда ничего не было просто, не так ли? Ни то, как они впервые встретились, когда он вел себя как сумасшедший на вечеринке на террасе, ни то, как они расстались в последний раз, когда Хан сломался в объятиях Минхо. - Прости, я просто... - Ли отпустил запястье Джисона, чтобы нервно взъерошить собственные волосы, прежде чем сунуть руку в карман брюк от костюма. - Я просто хотел подарить тебе это. После секундного замешательства глаза Джисона расширились от удивления, и жар прилил к его щекам, как только он узнал знакомую коричневую обложку своего альбома для рисования. В руках Минхо. Его альбом для рисования, почти половина страниц которого заполнена набросками старшего, в руках Минхо. Хан почти забыл об этом, но теперь ему просто хотелось от смущения броситься с ближайшего балкона. - Я... — начал Джисон, скривившись, когда его пальцы медленно забрали альбом из рук Минхо, как будто это было что-то неприятное. Он уже подумывал выбросить это в мусорное ведро, а потом и себя за этим, потому что какой подонок делает наброски одного и того же человека? Особенно того, кого Хан отвергал несколько раз? Он подумал, что Минхо тоже полистал его альбом для рисования и назвал его подонком, но когда он, наконец, поднял взгляд, то обнаружил только обычную нервозность и теплоту на лице Минхо. - Ты не смотрел на это, не так ли? - спросил Джисон с явной нерешительностью и опасением в голосе, а его пальцы крепко сжали альбом для рисования, как будто он был в нескольких шагах от того, чтобы разорвать его надвое. - Нет, нет. Конечно, нет, - сказал Минхо, нервно хихикая и встряхивая руками для пущей убедительности. - Я бы никогда не посмотрел на что-то настолько личное. Если только ты не захочешь показать мне когда-нибудь? Минхо думал, что только у Хенджина на уме одно направление, но вот он здесь, во всей своей одержимой красе, снова переступая границы между ним и Джисоном. Но Хан, казалось, не был расстроен его вопросом и только некоторое время задумчиво смотрел в свой альбом, прежде чем сказать: - Может быть, когда-нибудь? Если ты пообещаешь не смеяться? - Я не буду смеяться. Никогда. Я обещаю, - Минхо ответил мгновенно, со всей серьезностью, на которую был способен, и вся нервозность, пробегавшая по его телу, рассеялась, превратив внутренности в кашу, когда Хан тихо хихикнул, очевидно, позабавленный его ответом. - Джисон-а, могу я… могу я проводить тебя в студию? К его еще большему удивлению и шоку, Джисон кивнул, поворачиваясь к коридору, не сказав больше ни слова, и Минхо поспешил пристроиться рядом с ним. В такое буднее утро, как это, коридор был практически пуст, поскольку все студенты были либо на занятиях, либо еще в постелях, их повседневная жизнь определялась расписанием учебы в колледже. Кроме двух студентов, которые явно куда-то опаздывали, они никого не встретили на своем пути, и их шаги синхронно отдавались эхом от полированного пола, звук отражался от белых стен и закрытых стеклянных окон по одну сторону коридора. - Спасибо, что пришел сегодня, - начал Минхо, взглянув на Джисона и заметив свитер с высоким воротом. прежде чем снова опустить взгляд в пол. - И мне жаль, что тебе пришлось сделать все это ради меня. - Я не настолько самоотверженный, - Джисон вздохнул, пальцы снова нервно теребили воротник его свитера. - Я тоже сделал это ради себя. Я хотел увидеть, как Донхэ будет наказан, но, в конце концов, все это оказалось бесполезным. - Это было не бесполезно. Ты спас меня, - ответил Минхо, глядя на Джисона с такой интенсивностью, что у Хана не было выбора, кроме как посмотреть на него. - Ты тоже спас меня, - Джисон пожал плечами, встретившись взглядом с Минхо, и на его губах заиграла улыбка. - В тот день ты спас меня многими способами, - добавил он, отводя глаза от лица Ли, поскольку что-то странное, что-то не совсем неприятное, поднялось в его сердце. Точно так же, как он все еще чувствовал пальцы Донхэ на своем горле, Хан чувствовал руки Минхо вокруг своего тела, прижимающие его к себе и оберегающие, и Джисон знал, что если он признается старшему, что ему снова начали сниться кошмары, что он начал видеть призрак своего брата, обвиняющего его даже во сне, Минхо будет обнимать его крепко и оберегать, возможно, столько, сколько он пожелает. Но Хан знал, что Минхо не был непобедимым. Он был свидетелем того, как Ли тоже приснился кошмар, мог видеть, как сильно эти синяки причиняют Минхо боль в каждом вздрагивании, которое делал старший, и он видел удрученное, испуганное выражение на лице Минхо как раз перед тем, как эти карие глаза нашли взгляд Джисона в конференц-зале. Хан однажды совершил ошибку, поверив, что кто-то непобедим; он не собирался повторять это снова. Джисон знал, что Минхо влюблен в него, и часть его, большая, чем он хотел бы признать, хотела тоже влюбиться в Минхо. Хан хотел любить Ли и заботиться о нем, но как он мог даже начать открывать свое сердце для кого-то, когда оно было так туго сковано цепью вины и горя? - Было больно? - спросил Джисон после нескольких минут молчания, указывая на рану на лбу Минхо, на которую был наложен шов, и Ли поднял руку, чтобы провести пальцами по повязке. - Нет, совсем не больно, - солгал Минхо, прочищая горло. На самом деле, что-то мокрое и соленое начало вытекать у него из глаз в тот момент, когда доктор вытащил иглу, но он ни за что не собирался показывать Джисону, что на самом деле все это время плакал. Минхо бы заклеил рот Хенджина скотчем, если было бы нужно, но эта унизительная правда не выходила наружу. - Почему ты всегда пытаешься вести себя так жестко? - Джисон усмехнулся, прикрывая рот рукой, чтобы удержаться от громкого смеха. - Я знаю, ты плакал, Хенджин уже сказал мне. Минхо плотно сжал губы, щеки вспыхнули таким жаром, что на мгновение он подумал, действительно ли его лицо горит. На самом деле он собирался убить Хенджина, если сначала не возьмет лопату и не похоронит себя глубоко под землей, чтобы спрятаться от стыда. Джисон не только поймал его на лжи, но и обнаружил, что тот боится получить иглу под кожей. - Ну, это действительно было немного больно, - Минхо, наконец, признался, робко взглянув на Джисона, и его смущение медленно угасло, когда он увидел веселую улыбку, снова заигравшую на губах Хана. Боже, эта улыбка. Он начал бы перечислять все свои слабости и нелепые страхи перед Джисоном, только чтобы увидеть, как искра веселья снова озаряет его лицо. Через пару минут они добрались до художественной студии, и Джисон остановился возле нее, повернувшись лицом к Минхо. Из-за стеклянных дверей он знал, что его одноклассники смогут увидеть их, если оторвут взгляд от своих полотен, но по какой-то причине он не возражал, чтобы их видели с Минхо. Он перестал избегать своих чувств, какими бы положительными или отрицательными они ни были, и если слова Донхэ продолжат омрачать его мечты, Хан мог бы также вспомнить тот взгляд в глазах Минхо и изгиб губ старшего, чтобы осветить ему путь. По крайней мере, пока он не был готов принять больше. Джисон всегда был эгоистом и всегда будет эгоистом. Этого было не изменить. - Увидимся? - спросил Минхо, потирая рукой затылок и кусая губы. Он хотел сказать что-то еще, что-то классное и запоминающееся, как в фильмах, но, стоя перед Джисоном, его мысли уже превратились в кашу. «Ты в порядке? С тобой все будет в порядке? Могу я тебя обнять? Можешь ты меня обнять? Могу я поцеловать тебя, пожалуйста? Можешь ты поцеловать меня, пожалуйста?» Такие мысли крутились в его изнывающем от любви мозгу, и он не думал, что что-то из этого уместно прямо сейчас, особенно когда почувствовал блеск стального взгляда профессора Пака откуда-то из-за стеклянных дверей. - Да, увидимся, - Джисон ответил, пожав плечами, и почти развернулся, чтобы войти в студию, когда внезапное колебание охватило его, заставив его руки зависнуть над ручкой. Как будто невидимая сила дергала его за чувства, побуждая остаться с Минхо еще немного, но он знал, что не может этого сделать, не тогда, когда чувствовал на себе пристальный взгляд профессора Пака. С тихим вздохом Хан чуть крепче сжал ручку, прежде чем снова повернуться лицом к старшему. - Минхо-хен, эм... можно мне в следующий раз поехать с тобой в больницу? Чтобы снять тебе швы? Брови Минхо взлетели на лоб, и он медленно моргнул, как будто пытаясь разглядеть, не парит ли он во сне. Джисон хотел сопровождать его в больницу? Ему хотелось кричать и визжать, но в то же время им овладело непреодолимое чувство тревоги. Нервный смешок сорвался с его губ, как только он ответил: - Я... Ты действительно хочешь поехать со мной в больницу? Это не самое приятное место. «Пожалуйста, пойдем со мной куда-нибудь еще. Только не в больницу.» Джисон пожал плечами. - Я знаю, но я хочу быть там с тобой. В конце концов, ты так сильно пострадал из-за меня, - пробормотал он в пол, прежде чем, наконец, взглянуть на Минхо с уверенным блеском в глазах. - Напиши мне, когда нам нужно будет идти, хорошо? И я обещаю, что не буду смеяться, даже если ты заплачешь. Никогда. С этими словами Джисон развернулся и, наконец, вошел в студию, чувствуя себя немного менее нервным и намного более гордым собой за проявленную инициативу, даже несмотря на то, что цепь вины вокруг его сердца затянулась немного туже. «Что я вообще делал? Нормально ли так держаться за Минхо по его собственным эгоистичным причинам?» Боже, Хан действительно был хуже всех.***
Когда несколько дней спустя Хенджин зашел в комнату Сынмина на одну из их восстановленных репетиторских сессий, открывшееся ему зрелище уже почти не удивляло его. Вместо этого с его губ сорвался вздох, когда он подошел к столику Сынмина и потряс его за плечи, сначала мягко, а затем чуть более решительно. - Извините, сэр, - сказал он, осторожно вытаскивая блокнот, который был смят под прикосновением щеки Сынмина. - Мы скоро закрываемся. Пожалуйста, идите домой к своему парню, вы не можете здесь спать, - легкая ухмылка растянулась на его губах, когда Ким только махнул ему в ответ, прежде чем повернуть голову в другую сторону и глубже спрятать лицо в сложенных руках. На самом деле, Хенджин предпочел бы позволить Сынмину спать столько, сколько тот пожелает, но в последний раз, когда он позволил Киму поспать, последний проснулся час спустя и начал кричать о том, что проспал и нарушил все свои расписания. Итак, хотя Хенджин ничего так не хотел, как сидеть рядом с Сынмином и смотреть, как он спит, Хван провел пальцами по темным прядям волос младшего и спросил: - Сколько еще, детка? Сынмин на мгновение замурлыкал во сне, прежде чем снова повернуться лицом к Хенджину, глаза все еще закрыты, и поднял руку в ответ, растопырив все пять пальцев. - Еще пять минут? - спросил Хенджин, и Сынмин кивнул, сонно отодвигая ноутбук, прежде чем устроиться поудобнее на подушке, которую он сделал из своих рук. Хенджин плюхнулся на край кровати, отложив книгу в сторону, и наблюдал, как Сынмин ворочается во сне в наиболее удобную позу, по крайней мере, настолько комфортную, насколько можно получить, спя на вращающемся стуле и деревянном столе. После того, как он был уверен, что Сынмин проведет следующие пять минут, хмурясь и ворочаясь во сне, Хенджин протянул руку и легонько встряхнул Сынмина за плечи. - Ты хочешь поспать на мне? - спросил Хенджин, широко раскрывая руки в приглашении, как раз в тот момент, когда Сынмин поднял голову на несколько дюймов, глядя на него со всем раздражением, на которое был способен в своем состоянии. - Этот стол выглядит не очень удобным. Ким прищурил свои затуманенные глаза, глядя на него, открыто оценивая плюсы и минусы предложения Хенджина. - Ты собираешься смеяться надо мной, если я соглашусь? - наконец он спросил, его слова почти утонули в скрипучем сонном голосе, и Хенджин усмехнулся подозрительности, прозвучавшей в его тоне. - Определенно, - ответил Хван, подзывая Сынмина ближе переплетением пальцев. - Я собираюсь дразнить тебя всю вечность. Ким вздохнул, потирая глаза тыльной стороной ладони, прежде чем снова перевести взгляд на Хенджина. - Ты собираешься делать неуместные замечания, если я соглашусь? - Конечно. Тебе вообще нужно спрашивать? - ответил Хенджин, движения его рук стали немного более нетерпеливыми, когда сонное хмурое выражение появилось на лице Сынмина. - Иди сюда, иди сюда. Я знаю, что ты хочешь, - он пошевелил бровями для пущей убедительности, и его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда Сынмин поднялся со стула, испустив усталый вздох. Хотя Ким скорее ударил бы себя ножом в руку, чем признался в этом, Хенджин знал, что Сынмину нравится, когда его держат в объятиях. Несмотря на то, что они поцеловались — Сынмин поцеловал его — Хенджин еще не знал, на каком они уровне с точки зрения чувств и отношений. Все, что он знал, это то, что Сынмину нравилось быть в его объятиях, и ему нравилось держать младшего в своих объятиях. Этого было достаточно. - Ты такой мудак, - пробормотал Сынмин, подтягивая ноги к кровати, прежде чем плюхнуться на колени Хенджина. Его веки опустились, не в силах открыться более чем на долю секунды, как будто на каждое из них навалился тяжелый груз, а его разум отключился несколько минут назад, отказываясь выполнять самые элементарные функции. Прямо сейчас все, что он знал, это то, что спать на Хенджине наверняка было удобнее, чем прижиматься щекой к деревянному столу, и Ким не мог думать ни о чем другом, кроме как быть завернутым в объятия Хенджина, окутанным коконом тепла, как той ночью во время экскурсии. Он расставил ноги по обе стороны от тела Хенджина и обхватил его талию руками, уткнувшись лицом в изгиб шеи Хвана, и это рассеянно напомнило ему о его младшей сестре Михи, которая иногда вот так спала на нем. Он задавался вопросом, не ведет ли себя так из-за банального, пошлого и вызывающего рвотные позывы прозвища, которое Хенджин продолжал использовать для него, но затем руки старшего крепко обняли его, и его разум мгновенно погрузился в сон. - Мне нравится быть в твоих объятиях, - он пробормотал во сне, глубже зарываясь лицом в грудь Хенджина, как раз в тот момент, когда Хван подвинулся на кровати так, чтобы его спина опиралась на изголовье. Он взглянул вниз на Сынмина, веселая улыбка растянулась на его губах, когда его сердце увеличилось почти вдвое от слов Кима, хотя он знал, что младший, вероятно, не осознавал, что произносит их вслух. Это был первый раз, когда Сынмин признался, что ему что-то в нем хотя бы отдаленно нравится, и Хенджин почувствовал, как жар прилил к его щекам, когда слова Кима снова и снова звучали в его ушах. - Мне нравится держать тебя в своих объятиях, - признался Хенджин, крепче обнимая Сынмина, и убрал несколько прядей волос с лица младшего, прежде чем наклониться, чтобы прижаться губами к открытому лбу. Сынмин не вздрогнул и не нахмурился от этого ощущения, а только прижался к нему теснее, от каждого его вздоха по коже Хенджина пробегали мурашки. Хван вздохнул, слегка обеспокоенно сдвинув брови, и провел руками вверх и вниз по телу Кима, чтобы снять усталость, навалившуюся на него. Учитывая жажду Сынмина к академической аттестации и совершенно навязчивую потребность выполнить все задания до истечения срока, определенная усталость и напряжение всегда висели в воздухе вокруг него, их интенсивность была пропорциональна количеству невыполненных пунктов в его расписании. Но сейчас Сынмин выглядел не просто уставшим, он выглядел усталым - почти тревожно. Он задремывал на всех занятиях, темные тени под его глазами становились все более заметными с каждым днем, и у него, казалось, даже не было сил давать свои фирменные саркастические ответы на дразнящие заявления Хенджина. Хван знал, что это напряжение, давящее на разум Сынмина, должно быть, как-то связано с неприятными событиями экскурсии, но, тем не менее, это беспокоило его, особенно потому, что он больше ничего не мог сделать, чтобы утешить младшего, кроме как держать его в своих объятиях. По прошествии двадцати минут он легонько встряхнул Сынмина и, наклонившись, прошептал: - Просыпайся, твои пять минут истекли, - тихий смешок сорвался с его губ, когда он увидел тонкую струйку слюны, свисающую с нижней губы Сынмина, и, покачав головой, он тщательно вытер ее рукавом своей толстовки. Ким вздрогнул от прикосновения, медленно моргая, прогоняя сон с глаз, но ему не потребовалось много времени, чтобы осознать, что делает Хенджин — что он делал - и младший вскарабкался в сидячее положение на коленях Хвана, голова пошла кругом от внезапного движения. Рука на его талии напряглась, удерживая его неподвижно, и лицо покраснело от смущения, когда он увидел мокрое пятно возле воротника толстовки Хвана. Почему он должен был пускать слюни на Хенджина во сне? Это было так неправильно — так неуместно, — что Сынмин просто хотел похоронить себя в еще одном холмике стыда. - Прости, я... - пробормотал он, не в силах оторвать глаз от метки на рубашке Хенджина, - просто дай мне свою рубашку, я постираю ее для тебя. - Почему ты всегда просишь меня снять рубашку? - спросил Хван и притянул его ближе, отчего его руки легли на плечи старшего. Усмешка растянулась на губах Хенджина, когда его глаза блуждали по лицу Сынмина, замечая румянец на щеках и отведенный взгляд, прежде чем, наконец, остановиться на этих губах, поджатых в явном смущении. - Я знал, что ты какой-то скрытный извращенец, - добавил он шепотом, почти потеряв ход мыслей, когда Сынмин прикусил губу, явно усиленно обдумывая надлежащий ответ на такое обвинение. - Я не извращенец! - наконец сказал Сынмин, раздражаясь еще больше, когда ухмылка на лице Хенджина стала только шире. - Я просто просил тебя… - Ты извращенец. Сначала ты нападаешь на меня во сне с поцелуем, — сказал Хенджин, протягивая руку, чтобы провести по щеке Сынмина, наслаждаясь жаром, который разлился по коже младшего от его прикосновения, - а потом ты просишь меня снять… - Я не нападал на тебя с поцелуем! - воскликнул Сынмин, негодующе усмехаясь, даже когда прикосновение Хенджина к его щеке в сотый раз заставило его сердце биться быстрее. - Ты поцеловал меня в ответ, когда… - Так ты помнишь тот поцелуй. Я думал, ты пытался забыть об этом или что-то в этом роде, - Хенджин напевал, рисуя маленькие круги на щеке Сынмина большим пальцем. Боже, как он вообще назвал младшего "хмурым Сынмином", когда было намного легче заставить его покраснеть, чем нахмуриться? Становилось так трудно сдерживаться, чтобы не совершить что-нибудь безумное и не отпугнуть Кима, особенно когда такой великолепный румянец заливал лицо Сынмина от малейшего прикосновения. - Итак, как это было? - спросил Хенджин, стараясь не слишком заострять внимание на том факте, что Сынмин буквально сидел у него на коленях. - Тебе понравился поцелуй? Ким сглотнул, сжимая пальцами ткань толстовки Хенджина, когда воспоминания о том поцелуе вернулись в его мозг в "одержимом Хенджином экспрессе". Воспоминание о губах Хвана на его губах, от которых у него перехватывало дыхание. Воспоминание о руке Хенджина, обнимающей его тело, прижимающей их ближе, пока между ними не осталось пространства. Воспоминание о его собственных руках в волосах старшего, отчаянное желание почувствовать больше Хенджина. Ему понравился поцелуй? У него был часовой слот, посвященный исключительно визгу и хихиканью над тем поцелуем, изображения которого имели тенденцию просачиваться и в другие части его повседневной жизни. - Да, я… это было здорово, - пробормотал Сынмин, глядя куда угодно, только не на лицо Хенджина, в то время как его пальцы рассеянно играли с воротником рубашки Хвана. - Да? Насколько мило? Стоит визжать и хихикать над этим каждую ночь? - Хенджин ухмыльнулся, решив вытащить правду изо рта Сынмина, и Ким фыркнул, скрестив руки на груди, как будто сдерживая сердце, угрожающее вырваться из его тела и раскрыть все его скрытые чувства. - В любом случае, — Сынмин прочистил горло, пытаясь сосредоточиться на других, гораздо более важных вещах, - ты закончил писать отчет по книге? Ты же знаешь, что крайний срок - завтра, верно? Ухмылка мгновенно сползла с лица Хенджина, когда он бросил на Сынмина раздраженный взгляд, прежде чем выудить телефон из кармана, бормоча себе под нос: - Способ испортить настроение, честно, - он открыл документ на своем телефоне, внезапно занервничав из-за того мусора, который ему удалось написать прошлой ночью, прежде чем, наконец, показать его Сынмину. Очевидно, это было хуже, чем мусор, потому что Ким вздохнул и покачал головой через несколько секунд после прочтения и посмотрел на него таким же взбешенным взглядом. - Ты говорил мне, что тебе нравится читать эту книгу, - заявил Сынмин, бросив взгляд на телефон и недовольно поджав губы. - Ты не можешь просто написать «боже, Дориан - такая задница» в своем отчете о книге! Хенджин сжал губы, отчего его щеки превратились в маленькие очаровательные пельмени, и Сынмин вздохнул, устраиваясь так, чтобы его спина упиралась в грудь Хвана. - Дай мне мой ноутбук вон оттуда, - сказал он, указывая на стол, и Хенджин быстро потянулся, чтобы выполнить его команду. Сынмин положил открытый ноутбук на колени, откидываясь назад к старшему, как раз в тот момент, когда чья-то рука обняла его за талию, чтобы прижать к себе. Ким бросил на Хенджина быстрый взгляд через плечо, внезапно почувствовав себя придурком из-за того, что нашел утешение в объятиях парня и воспоминаниях о поцелуе Хенджина, не дав объяснения ни одному из этих действий. Он знал, что Хван был терпелив с ним, но Джисон был прав — это было несправедливо по отношению к Хенджину, если Ким продолжал путаться в собственных чувствах подобным образом. Ему нужно было обнажить свое сердце в руках Хенджина, со всей его неразберихой и неуверенностью, и доверять старшему настолько, чтобы не позволить ему упасть. Ему нужно было доверять Хенджину полностью. Но, верно, ему нужно было превратить все «адвдчжбужажудв» Хенджина и «я кричал в этот момент???» в правильные, связные предложения, которые заставили бы профессора Бана поставить Хенджину пятерку или хотя бы четверку. Чтобы воплотить эту трудную, но не совсем невыполнимую мечту в реальность, он потратил следующие полчаса на то, чтобы просмотреть весь отчет Хенджина, отмечая и набрасывая ключевые слова почти к каждому предложению, и, к его удивлению, Хван выслушал каждое из его предложений, не делая никаких неподобающих заявлений, зайдя так далеко, что задал ему определенные, не совсем глупые, вопросы. - Мне снова хочется спать, - заявил Сынмин, потирая руками горящие глаза после того, как он, наконец, отправил отредактированный файл Хенджину. Вздох сорвался с его губ, когда он почувствовал руки Хвана на своих плечах, пальцы сжимали и разжимали неподатливые узлы на его мышцах. Полученный эффект был настолько хорошим и успокаивающим, что он откинул голову на грудь Хенджина, удовлетворенно выдохнув, когда парень надавил на особенно больное место в центре его плеча. - Почему ты так устал за эти дни? - спросил Хенджин, потирая большими пальцами плечи Сынмина маленькими круговыми движениями, улыбаясь, когда Ким рефлекторно слегка наклонил шею. - Ты недостаточно высыпаешься? Ты не можешь больше спать теперь, когда ты спал в моих объятиях? Сынмин усмехнулся, даже когда румянец разлился по его затылку, прежде чем покачать головой. - Это Джисон. Я беспокоюсь за него, - сказал он, немного поворчав, прежде чем продолжить, - теперь ему ежедневно снятся кошмары, и я не знаю, как ему помочь. Я позвонил маме, я заварил для него травяные чаи, которые велела мне бабушка, я сжег все твои свечи вокруг него, я держал его в объятиях всю ночь, пока он спал. Но, похоже, ничего не помогает. Он продолжает просыпаться и тянуться к его горлу. Это вызывает у меня желание убить Донхэ, и я, вероятно, совершу преступление в один прекрасный день, говорю тебе. Хенджин промычал, откинул назад прядь волос Сынмина, чтобы медленно помассировать виски младшего. - Я говорил тебе, что убийство Донхэ - это не решение проблемы. Ты ничего не можешь с этим поделать, кроме как дать Джисону время и пространство для выздоровления. Минхо хен также ведет себя как статист из «Ходячих мертвецов", за исключением того, что теперь это "Спящие мертвецы», - сказал Хенджин, встревоженно качая головой. - Он просто спит до полудня, идет на общественные работы, затем возвращается и спит еще, пока я не заставляю его поужинать. С момента инцидента прошло всего четыре дня, и хотя нельзя ожидать, что ни Джисон, ни Минхо оправятся от удара, нанесенного по их психическому, а в случае Ли и физическому здоровью, это не помешало Хенджину и Сынмину утопить себя в беспокойстве за своих лучших друзей. Или, в случае Хвана, за своего соседа по комнате. После нескольких секунд размышлений и вздохов в мозгу Хенджина загорелась искра смутной идеи, и он наклонился вперед, обнимая Сынмина и кладя голову ему на плечо. - У меня есть план, как избавить их обоих от страданий, - сказал он, слегка сжимая руку Сынмина, как раз в тот момент, когда Ким оглянулся на него, его глаза уже сузились от подозрения. - Какой план? Ты собираешься снова запереть их в комнате? Хенджин покачал головой, почти потершись щекой о щеку Сынмина. - Давайте все сходим куда-нибудь. Куда-нибудь в хорошее место. Куда-нибудь, где можно расслабиться, - он объяснил, понизив голос до шепота, прежде чем продолжить, - где-нибудь в романтическом месте.