Love's aim

      Раз в полгода Бутхиллу приходилось посещать техосмотр. Это стандартная процедура, во время которой его проверяли на наличие внутренних или внешних повреждений, устраняли неполадки в системе, заменяли износившиеся части, обновляли драйвера и все такое, лишь бы тело не столкнулось со сбоем в самый неожиданный момент. Никому не хотелось бы, чтобы прямо посреди какой-нибудь потасовки отказала доминантная рука — вот и Бутхиллу приходилось переступать через себя и отдаваться на растерзание ученым-кибернетикам. Он был их личной лабораторной крысой, единственным в своем роде таким вот киборгом, что на добровольно-принудительной основе соглашался терпеть долгие часы диагностики, сидя в звуконепроницаемой капсуле из сверхпрочного стекла. Она не пропускала ни самые громкие крики, ни даже дробь механических кулаков — только показывала застывшее в немой ярости лицо испытуемого каждый раз, когда его задерживали на лишние полчаса.       – Доктор! Мать твою, выпусти меня отсюда! Мы так не договаривались! Меня дома ждут, ты слышишь? Я должен был вернуться два системных часа назад!       Сам Бутхилл никогда не считал свое тело чем-то отягощающим, а скорее принимал как данность, словно иначе и быть не могло. Никогда не задумывался о том, что было бы, останься он обычным органиком; не сетовал на трудности, которые приносил образ жизни киборга — по крайней мере, сетовал не больше, чем мог бы любой другой человек из плоти и крови. Техосмотры были для него подобны походам ко врачу: такими же раздражающими, как консультации у стоматолога, на которых сразу всплывали те заоблачные суммы денег, что придется отвалить всего за пару коронок. Только больше его нервировала именно сама потребность в посещении приемов.       – Если я задержусь здесь еще хотя бы на минуту, то отчитываться перед нашим семейным психологом, когда ему придет жалоба от моего мужа на то, что мы мало времени проводим вместе, будешь ты! Клянусь Ланем, зараза...       – Вы свободны.       – О! — как только дверь капсулы с шумом отворилась, он спустился на кафельный пол. Перевернул руки сначала ладонями вверх, а потом вниз, сжал и разжал кулаки, проверяя работоспособность конечностей. Все извилины в его голове, отвечавшие за генерацию изощренной ругани, которая не попала бы под цензуру маяка синестезии, перестали скрипеть и дымиться. Люди вокруг постоянно удивлялись методам, к которым Бутхиллу приходилось прибегать, чтобы обойти его ограничения — это же был отдельный вид искусства! К сожалению, даже по прошествии стольких лет, ни взятки, ни дипломатичные уговоры, ни даже отчаянные мольбы не смогли никого убедить хорошенько порыться в нем и убрать эту скотскую функцию, лишающую его свободы слова. Зато ему добавили много других. – Ну наконец-то! Думал, скопычусь прямо там... Хотя торчать здесь и так ощущается хуже смерти, а ведь я, док, знаю, каково это, лучше всех — уже однажды умирал, ха-ха-ха!       Каждый сеанс был тяжелым: для Бутхилла, его личного «доктора» и даже ассистентов. С его суровым нравом было нелегко совладать, но все же оно того стоило, и все прекрасно это понимали.       Домой Бутхилл забирал флешку с файлами, которые нужно было всего лишь загрузить в себя, если что-то пойдет не так — будет работать криво или обнаружится несовместимость. Еще он выслушивал долгую лекцию с предостережениями «доктора» о том, что делать и чего не делать в следующие несколько часов, а то и дней: «в срочном порядке сообщите мне, если вас начнут беспокоить странные звуки, необычные фантомные ощущения или боли... Такое бывает даже после внесения незначительных изменений в код». Почти всегда эта информация моментально вылетала у него из головы.       По возвращении он всегда веселел, даже несмотря на то, что с порога начинал делиться с Аргенти самыми неприятными моментами пережитого. Они оба лежали на кровати: Бутхилл — на спине, активно жестикулируя во время рассказа, а Аргенти рядом на боку, повернувшись к нему лицом.       – ...отключили и зрение, и слух, а потом выкрутили болевые на максимум. Представь себе! Я, как крот, бился о каждый выступ то лбом, то коленом, то еще чем... И ведь обставили же, черти, этот кабинет всякой дрянью прямо перед моим приходом, как будто специально хотели, чтоб я помучался! До сих пор не отошел: свет глаза режет, в ушах шумит и вообще... Ну, странное что-то, такое чувство, знаешь? Как мигрень.       – Как мигрень? Доктор ни о чем таком тебя не предупреждал?       Бутхилл задумался на несколько секунд, мысленно прокручивая в памяти все диалоги прошедшего дня, как пленку. Ему вспомнились только наставления о том, что стоит избежать лишнего стресса и не перегреваться слишком сильно, потому что старые кулеры, которые они еще не поменяли, могут плохо справляться со своей задачей. Доктор не говорил ни о неисправностях, ни о каких-либо еще проблемах, которые могли бы возникнуть на пустом месте — вот так, за разговором, сидя в спальне.       – Да нет! Не было ничего такого.       – И вправду очень странно, – Аргенти, прежде игравшийся с чужими волосами, потянулся к ладони, чтобы утешительно взять ее в свою, но стоило ему коснуться Бутхилла, как он сразу же дернулся в сторону, словно обжегся. Оба синхронно подскочили и уселись на постели, хлопая глазами от удивления.       – Подожди...       – Душа моя, в чем дело?       Было непонятно, как ответить на этот вопрос. Такой непредвиденной реакцией на простейший жест любви и ласки, какие на дню случались десятки раз, Аргенти пугать хотелось меньше всего, но Бутхилл действительно и сам не думал, что что-то подобное могло произойти. Встроенная в него программа выявления всяких внутренних поломок ничего не обнаружила, поочередная проверка модулей вручную на наличие чего-то лишнего — тоже. Бутхилл даже немного запаниковал, пока, не говоря ни слова, мысленно вводил на панели быстрого доступа один и тот же запрос. Он даже перефразировал его несколько раз, попробовал переставить слова в предложении, проверил на наличие опечаток и грамматических ошибок, но поиск по-прежнему упрямился, высвечивая надпись «ничего не найдено». Идиот, собиравший его, не додумался добавить в графу частозадаваемых вопросов даже такую элементарную вещь!       – Я не знаю, – наконец отозвался он барахлящим голосом. — Что-то сбоит.       – Можешь описать? – явно встревоженный, но не подающий виду Аргенти снова приблизился. Трогать Бутхилла он не стал, хотя ему и хотелось по привычке приложить руку к чужому лбу или обнять его за плечи.       – Да не знаю я! Говорю же: какой-то сбой. В сенсорах, наверное. В меня как будто тысячу игл воткнули, когда ты... – Бутхилл вдруг замолчал, заметив то, как от расстройства у Аргенти дрогнули уголки губ. Ощущать себя засранцем во время разговоров с ним уже стало чем-то привычным, если не само собой разумеющимся. – Аргенти, свет. Расслабься. Мне не больно, просто... Это странно.       Они сколько-то посидели в тишине, смотря друг на друга так растерянно, как будто только закончили обсуждать дележку детей, которых у них даже не было, при разводе. Бутхилл все это время отчаянно сопротивлялся нужде признаться в том, что на самом деле ему не больно и даже не странно, а просто-напросто неловко: когда Аргенти его коснулся, он как будто снова стал подростком, впервые держащим журнал для взрослых с голыми тетками на обложке; как будто впервые увидел, как это называют дети в таком возрасте, «сиськи» — и обомлел от возбуждения, не открыв даже первой страницы, с которой картинки становились даже краше и интереснее. Так что просто взять и описать свои чувства он не мог. Во-первых, Аргенти не поймет, потому что «а как такое вообще возможно?», и во-вторых, Бутхилл сгорит со стыда.       Но долго думать над тем, как подступиться, ему не пришлось.       – Послушай, душа моя...       – Ладно! — он сдался, вскинув руки, когда понял, что продолжать молчать уже нельзя. — Ладно, ладно, вот тебе честный ответ: мне кажется, эти уроды что-то сделали с модулем, отвечающим за возбуждение, может, обновили его или пытались как-то апгрейднуть, но — вот ведь незадача — руки у них всех растут не из того места, чтобы правильно выполнять свою работу... Или они где-то просчитались... Или...       Бутхилл на секунду прервался и судорожно вздохнул. Он чувствовал, что еще немного, и воспламенится. Не буквально, конечно, но ощущение было не из приятных — ужаснее него казалась только та волна жара, прокатившаяся по телу от кончиков пальцев. Сидящий напротив Аргенти смотрел на него по-прежнему озабоченно, очевидно, места себе не находил, переживая за возлюбленного в таком тяжелом и неудобном положении...       Так казалось Бутхиллу ровно до того момента, пока к нему снова не протянули раскрытую ладонь.

***

      – А здесь? Здесь тоже чувствуешь?       С последнего внятного слова, вылетевшего изо рта Бутхилла, прошло... Какое-то время. Четко и ясно отвечать «да» или «нет» он не мог, не говоря уже о том, чтобы складывать целые предложения, а только унизительно скулил — его голосовые связки не могли формировать такие высокие звуки, поэтому иногда они обрывались на середине, переходя определенный порог.       Все началось с того, что он позволил Аргенти взять себя за руку снова: осторожно, с нежностью, едва соприкасаясь пальцами — но даже от этого его передернуло. Потом, сжав зубы, дал погладить запястья, бицепсы и плечи. К этому моменту все его тело уже заходилось бесконтрольной вибрацией — дрожью, если выражаться по-человечески. Бутхилл с десяток раз успел проклянуть всех сотрудников центра, куда приходил несколькими часами ранее. Он успел и пообещать при случае оторвать Аргенти с корнем руки. Благо, атмосферу испортить ему не удалось, ведь в выражениях он не стеснялся, и все они волшебным образом превратились в сладострастные комплименты, хотя тот и понял, что Бутхилл пытался до него донести. Это, наверное, стало последней осмысленной фразой, которую он произнес — когда его повалили на кровать, вся его речь обернулась шквалом из помех, рычания и бессмысленного нытья. Аргенти ничего не разбирал, поэтому иногда просто просил кивать или мотать головой, блуждая руками по металлическому корпусу. Он знал, в каких местах находились сенсоры, но пока плохо представлял, какие из них вызывали реакцию ярче всего.       Бутхилл наконец обработал последний заданный ему вопрос и активно закивал, а потом снова уткнулся лицом в мокрую подушку.       – И здесь? – он обвел отверстие на пояснице по краю указательным пальцем, на что Бутхилл отчаянно взвыл. Его согнутые колени разъехались, и он полностью обмяк. Аргенти в свою очередь пришлось подхватить его под животом, чтобы оставить бедра приподнятыми. – Душа моя, мы только начали. Прошу тебя, держись в сознании и не забывай контролировать температуру тела.       Попросить об этом было легко, а вот исполнять просьбу — в сотню, если не в тысячу раз сложнее.       Аргенти подвергал его самой страшной пытке из всех возможных: обычно Бутхилл просто впадал в спящий режим после первого «оргазма», чтобы быстро восстановить силы. Во время секса его чувствительность всегда была стандартной, возможно, чуть притупленной относительно чувствительности обычных людей, поэтому проблемы сверхстимуляции никогда не возникало. Они с Аргенти, разумеется, часто экспериментировали с чем-то в постели, что было популярно у других оупен-майндед парочек: использовали на полную все модификации тела Бутхилла, которые были доступны, например, но в подобных вещах негласно сходились на том, что это им не подходит. Видимо, Аргенти передумал.       Не дав ни секунды на то, чтобы передохнуть, Аргенти медленно ввел два пальца в отверстие, свободной рукой все еще держа Бутхилла над кроватью.       – Чувствуешь?       Как и всем, Бутхиллу требовалась подготовка. Вообще-то приносить друг другу удовольствие можно было и без дополнительных вставных частей, но все же процедура менялась в зависимости от того, что именно они планировали делать друг с другом. В этом плане Бутхилл был уникальным партнером, с которым можно было заниматься любым видом секса в зависимости от общего настроения, желаний, погоды или расположения звезд в небе. Но отверстие на его пояснице не предназначалось для каких-либо плотских утех — там когда-то находился бензобак, потом его просто убрали за ненадобностью, и Бутхилл стал подзаряжаться, а не заправляться. Оно казалось широким снаружи, но сужалось внутрь и было отделано каким-то эластичным материалом.       Никто из них до этого момента наверняка и подумать не мог о том, что оно может служить для этой цели, но, как выяснилось, служило и вполне себе исправно — сенсоры посылали в мозг сигналы о стимуляции, а у Бутхилла не оставалось выбора, кроме как содрогаться и стонать. Аргенти, прекрасно понимая, что так сделает еще хуже, откинул волосы в сторону и расцеловал ему затылок: влажно мазнул губами по линии роста волос, задел зубами кожу за ухом.       – Ты чувствуешь это, душа моя?       Бутхилл, захлебываясь словами, снова заскулил:       – Да! Да, да, чувствую, – он говорил тихо и с надрывом. — Аргенти, остановись... Остановись, я больше не могу.       – Последний раз, еще немного. Я знаю, ты можешь — первые два ведь получилось.       У Бутхилла не оставалось сил на протест, так что он не знал, хватит ли их на еще один «оргазм», но Аргенти был непреклонен и очень хотел добиться своего. Похвала и прочие глупости, которые он шептал, ничем не помогали — из-за них тело и вовсе рисковало отключиться преждевременно, не дойдя ни до какой кульминации. Обычно весь бессмысленный лепет Аргенти, сопровождавший ласки от самого их начала и до конца, никак его не трогал — ну бормочет себе и бормочет, ничего такого. Но в этот раз Бутхилл внимал каждому слову из-за обострения чувствительности, иначе не получалось, и даже несмотря на обилие комплиментов, все же находил в себе энергию на то, чтобы мысленно адресовать их обратно отправителю. Его пальцы, черт бы их побрал — вот, что было по-настоящему красиво, и хотя Аргенти много что умел, такие фокусы он показывал впервые: каждый раз, когда толкался ими глубже, он заставлял Бутхилла не просто видеть звезды или искры — от истощения казалось, будто ему улыбался светлый лик самой Идрилы.       После того, как Аргенти выжал из него все, Бутхилла стало понемногу отпускать. Он чувствовал, как большим пальцем тот выводил круги ему на бедрах и целовал нагревшуюся спину, но больше не извивался от каждого невесомого касания, словно его жалили током. Возможно, модуль даже пришел в норму — для этого потребовалось всего лишь вымучать бедного киборга до появления синего экрана, звона расшатанных болтов и скрипа шестеренок внутри.