Клятва Саламандера

Что я в себе ненавижу – так это самоедство. После вспышек счастливого неведения, когда я действую под влиянием момента, когда я весь – само действие, наступает своего рода мыслительный откат. Неприятное осознание, без которого я предпочёл бы обойтись. Вот и теперь мысли складывались в неприглядную картину. Вчера мне казалось, что я в ярости и готов уничтожить Снейпа. Теперь я понял, что причиной тому тоска. Когда стала известна правда о его роли в войне, я некоторое время мог позволить себе радоваться. Это было облегчение и обновление, я с каждым новым свободным вдохом и выдохом отпускал былую неприязнь. Всё стало так, как должно было быть. Снейп показал (как мне тогда думалось) свою истинную благородную натуру. И это было так правильно. Наверно, в глубине души я всегда подозревал что-то подобное. И вот предчувствие сбылось. Но после того как картина поменялась вновь, когда он запятнал себя связью с обществом Малфоя, мне... стало не хватать Снейпа. Я ощущал боль из-за того, что не мог больше доверять ему. Не хватало чистоты и благородства, на которые я, как мне казалось, мог опереться, как на что-то настоящее. Сейчас, поняв это, я больше не мог злиться. Мог только тосковать по разрушенным иллюзиям и винить себя за излишнюю доверчивость. Я стал размышлять, не может ли участие Снейпа в грязных делах быть его новой ролью. Но в чём могла бы теперь проявиться его борьба? Оправданные Пожиратели были официально чисты перед законом. Аврорат закрывал глаза на их новый «клуб чистокровных». Более того, в послевоенном мире идеи происхождения никто не порицал. Среди магов провели не один ликбез, чтобы донести мысль: Волдеморт был виновен только в том, что действовал, как бесчеловечный маньяк, а сам приоритет чистокровности имеет глубокие магические основы, в нём есть разумное зерно. И люди поверили – они слишком хорошо относились к Кингсли, чтобы сомневаться в той политике, которую он проводил. Даже Орден Феникса сдался, признав его правоту. Министр поддерживал маглорождённых, но отнюдь не как равных «представителям благородных семейств». В итоге избирателей это устраивало. И вот по всему выходило, что нет такой группы или организации, шпионом которой мог бы являться Снейп. А противостоять Пожирателям в одиночку – что он мог бы сделать в этом случае, не считая мелких диверсий? Ничего. И от этих размышлений у меня предсказуемо заныло сердце, потому что не было никакой надежды, что тот чистый и честный Снейп, в которого я поверил, вернётся. Лучше бы я был в гневе, чем эта безысходность. И всё-таки мне было тошно за вчерашнее. Не стыдно – именно тошно. Зачем я произносил фразы, достойные героев сериала? Корявые, безвкусные. И всего-то выпил бокал шампанского. Где же моя выдержка, которую я стремился в себе развить? ...Я обвёл взглядом свой «Магазин мирных артефактов», вызвал темпус – и понял, что провёл в тоске добрых два часа. Мне повезло, что мой покой не нарушил никакой ранний покупатель. Потому что ему пришлось бы иметь дело не с Поттером-артефактором, а с тем Поттером, который бормочет, который смотрит сквозь других людей, подвластный только своим внутренним демонам. Следовало взбодриться. Я приготовил с помощью магии двойной эспрессо. Затем стал просматривать каталог, чтобы проанализировать, не стоит ли добавить новые товары. Думалось плохо, но постепенно рабочие вопросы стали занимать меня больше, и затем... я не сразу понял, что случилось. Вот я стою и изучаю перечень моих устройств магической сигнализации, рассеянно отмечая, что они далеки от совершенства. Звенит дверной колокольчик. Ещё не переведя взгляда от страниц каталога, я понимаю: что-то происходит. Вот на какую-то долю миллиметра сдвинулась заклинательная курильница, дрогнула ритуальная свеча, отозвался каждый из камней очистительного набора, качнулся подвесной амулет – всё буквально встало на свои места, откликаясь на новый гармоничный порядок. Но тут я поднимаю голову и вижу его. Всё во мне вскипает: – Вы посмели прийти сюда? Ненавистный посетитель вдруг рассеянно поправляет волосы и спрашивает: – Простите... Мы знакомы? И я понимаю, что непоправимо обознался. Да, чёрная мантия, да, осанка, да, тёмные глаза, полудлинные волосы... но это не Северус Снейп. Передо мной незнакомец. – Простите, – вспыхиваю я от смущения, – принял вас за... одного человека. С кем имею честь? – Должно быть, неприятная личность тот человек. К вашим услугам – Ричард Мэйвис, мистер Поттер. Наслышан о вас, хоть и не довелось... – Просто Гарри, – я спешу выйти из-за прилавка, подойти к Мэйвису и пожать ему руку. – В таком случае просто Ричард. – Как Львиное Сердце? – мне всё ещё неловко, но я пытаюсь шутить. – Именно, – улыбается собеседник. – Вы ищете себе артефакт, Ричард? – Пока что нет: откровенно говоря, ваш магазин заинтересовал меня как идея. Позвольте спросить, почему именно мирные артефакты? – Это соответствует моим убеждениям. Непричинение вреда и всё такое, – я немного стесняюсь об этом говорить. – Гарри, – с недоверчивой мягкой усмешкой произносит Мэйвис, – вы не похожи на человека, который подметает перед собой дорогу, чтобы не раздавить букашку. Ваше военное прошлое... – Тогда мне не приходилось выбирать, знаете ли. А метёлка легко заменяется магией, – парирую я. – Не знал, что есть и такие заклинания, – удивляется Ричард. – Вообще-то я говорил образно... А могли бы вы мне рассказать немного про ваши изделия? Вы ведь своими руками изготавливаете? Кивнув, я начинаю небольшую вводную экскурсию, заготовленную на подобный случай. В конце Мэйвис приобретает «несуществующий» кошелёк, который невозможно украсть, так как вор не увидит его в своей картине мира. Расстаёмся мы вполне довольные друг другом. Перед уходом Ричард говорит: – Конечно же, я знаю, с кем вы меня перепутали. Мистер Снейп личность публичная, нас часто сравнивают. Наверно, я и вашу неприязнь к нему понимаю. Что ж поделать, иногда люди изменяют прежним идеалам... Я рад, что остались верные себе, как вы. Когда Мэйвис переступает порог, я чувствую: он ещё вернётся. **** В шесть вечера я закрыл магазин. Но мой рабочий день только начинался – если говорить о моей истинной работе. Я аппарировал на поляну, окружённую непроходимым лесом. Ближе к деревьям лежали четыре крупных булыжника, поросших мхом. Несведущий человек не смог бы распознать в них Живительный Портал: они выглядели максимально естественно и безыскусно. Поклявшиеся никогда не совершают ошибок, свойственных Риддлу: никакой роскоши и эксклюзивности, ибо маскировка важнее. Этот момент всегда прекрасен. Я достаю палочку и нацеливаю её на пространство между четырёх камней. Невербальное заклятие – и из палочки идёт расширяющимся потоком свет. Белый. Но в нём нет холодности снега. Я называю его «согревающий белый» – так он ласкает взгляд и все мои чувства. Я перестаю ощущать себя, есть лишь этот свет, который вливается в землю. И я слышу, как слегка удивлённо чирикают птицы, и чувствую, как на много миль вокруг меняются свойства времени и пространства. А в двух ближайших населённых пунктах люди ловят себя на внезапных мыслях и намерениях – которые, безусловно, были и до того, но словно бы распустились из бутонов, согретые белым излучением. Некоторое время спустя свет гаснет, и я, постелив, куртку на землю, сажусь немного восстановить силы. Я размышляю снова о несостоявшейся дуэли, не могу не размышлять. И думаю, как неосмотрительно я дал эту клятву – клятву Саламандера, которая теперь сковывает меня по рукам и ногам. «Всеми силами защищать живое и избегать причинения ему вреда» – а это значит, что оберегать и мерзавцев Пожирателей тоже. Хотя я бы отнёс их, скорее, к категории нежити. Разве не лучше было бы, если бы я и другие неравнодушные люди отказались дать клятву, а вместо этого объединили усилия, чтобы бороться с «аристократами»? Провокации, дуэли, аресты – вот меньшее, что можно было бы предпринять. Но всё это под запретом для поклявшихся, ибо причинение вреда. И я снова задаюсь вопросом: разве наше бездействие не есть тоже вред? Разве мы не губим живое, когда спускаем подлецам с рук всё, что они делают? Почему клятва не учитывает этого? Вероятно, её разработали мягкотелые личности вроде Слизнорта, которые вечно боятся выбежать на середину комнаты. Но я-то не боялся – как же я позволил себе совершенно добровольно сковать себя обещанием – и сделаться навсегда бездеятельным трусом? Сейчас мне остаётся только принять последствия. Но я не хочу и не могу их принять. Мне почти физически больно, когда я представляю, что могут сделать люди вроде Малфоя, будучи безнаказанными. Наверняка можно найти способ снять с себя ограничения. Я обязан отыскать этот способ, чтобы не подвести всех тех, кому могут причинить вред Пожиратели. Если за отмену клятвы придётся чем-то заплатить – я был бы только рад. Потому что нет другого выхода из ситуации, в которую я по глупости позволил себя загнать. Я готов исправить свою ошибку. И пусть я люблю этот белый согревающий свет. Но он не сможет меня остановить на пути к тому, что по-настоящему правильно.