"Пророк"

Легкомысленные люди склонны к двоедушию (Вовенарг)

На следующий день, Илай кое-как пришел в себя уже в своей теплой постельке. Его благополучно доставили из каюты Дезольнье в его выделенную, открыв ее ключом из связки общих ключей капитана. В карман за поиском выделенных самому журналисту лезть не стали. Судно еще не причалило к берегам – случились какие-то неполадки и проблемы с маршрутом, но из окошек уже можно было увидеть черты красивых белых гор с цветущей зеленью и пасущеюся на них сельскохозяйственную живность. С одной стороны — это плохо, но с другой - можно было понежиться в роскоши еще чуток побольше. Война никуда не денется, не оставит в покое каждый дом, не постучится в дрожащую дверь… Солнце приятно светило в округлое окошко каюты судна, осторожно укачиваемого волнами. В коридоре стоял приятный сладкий запах завтрака, ловко проскальзывающего под нижнюю щель дверей к гостям, вызывая зверский аппетит. Швейцары и повара во всю уже копошились в делах с самого раннего утра. Быть может, он и разбудил молодого вымученного журналиста. Или же соседние звуки рвоты из другой каюты... У кого-то был отходняк после вчерашнего сытного банкета и балов. Кто-то знатно решил оторваться так, будто жил последним днем. Что не сказать о журналисте, у которого вчерашний день и вправду мог быть окончательным. Пил сок на борту в креслице, никого не трогал, да любовался морским пейзажем, позволяя легкому бризу ласкать шевелюру, а солнышку перед сном в последний раз целовать щеки и лоб, испытывая умиротворение до тех пор, пока какой-то нелепый бзик большого ребенка всё не испортил... После вечернего душераздирающего стресса, который соизволил ему доставить пресловутый самовлюбленный граф, всё тело неприятно обмякло на постели, отказываясь вставать. Руки едва могли двигаться, пальцы всё ещё неприятно немели, а кончики их раздражающе покалывали, как и концы ног. Во всем теле ощущалась гулкая немая пустота, какое-то неосознанное чувство покинутости. Пару раз попытавшись сдунуть упавшие на лицо пряди, безрезультатно, Илай сдался. Больше всего болела голова, которой парень, когда отключился, затылком приложился об угол чайного столика, сбив пару предметов дорогого сервиза на пол, жалко разлетевшегося по паркету. Благо, капитан оказался понимающим. Никакого выговора или штрафа мальцу делать и выписывать не стал. Как никак, юноша не виноват, что его довели до такого состояния, да и контролировать падение куда-то в конкретное место, естественно, парнишка не мог. Продолжая нежиться под одеялом, безэмоционально и без мыслей смотря в потолок, время полетело как на зло еще быстрее. Вскоре, солнечный луч уже куда требовательнее теляпнул юношу за глаза, заставляя запищать и занырнуть в подушку, как маленького пушистого птенчика — М!.. Ну ещё 5 минуточек... Как же голова болит... Гх… Будто огрели чем-то тяжелым... Или я пил?.. А после он вынырнул и глянул на дверь с каким-то требовательным ответа взглядом. Помолчал. Потом еще помолчал и перевел взгляд на слегка сыроватые в области паха штаны, резко вспоминая все события до мельчайших подробностей, медленно вставая с постели — а нет... Лучше бы пил... Я что, обоссался?.. На фронте так совсем видать рожу от святого духа… Ладно, пора одеваться, пока все порции и буфеты не опустошили. Так стоп… Стоя в одной сорочке без трусов, держа в руках лишь одеяло, отчаянно цепляющееся за кровать, парень свел брови к переносице, когда опустил глаза на свое голое под полупрозрачной тканью тело. На нем не оказалось вчерашних вещей. Последующие две минуты он носился как фурия по каюте, приговаривая: - Боже, боже, боже… Не знаю кто, не знаю как, кто меня донес, сколько лиц видело, кто меня переодел… они же лицезрели этот позорный казус! -хватаясь за голову, прижав ладонь ко лбу, нервно хихикая на грани истерики, встав посреди каюты, парень нервно окидывал каждый предмет ненормальным взглядом - Вау, шикарное начало карьеры, Илай Кларк! -всплеснув рукой, он ворчливо пошел по комнате, надеясь, что соседние уши не слышат всего происходящего - Обоссаться прям в каюте богача, упасть в обморок, быть притащенным в свою каюту неизвестно кем и, самое сочное – быть переодетым чужими руками! Так еще и без трусов с голым причиндалом щеголять, ta mère! Бухнувшись на край кровати, Кларк раздраженно провел по лицу руками снизу вверх, заграбастывая волосы, а потом назад, складывая пальцы домиком над губами - Ладно. Ладно... Задница вроде не болит, рот тоже, засосов нет -уже прекрасный знак. По крайне мере никто надо мной еще не поиздевался до кучки. Подлетев к шкафчику, тот выудил оттуда нижнее белье, синюю рубашку, темно-зеленую жилетку и коричневые клетчатые брюки, быстренько собрался и подошел к мокрым штанам, и потупил взгляд, чувствуя себя опозоренным на все общество - Помыли, чтобы кровать не пачкал, а штаны прилежно положили на пол мимо ковра… Как умно и досадно. Забота из-за нежелания портить имущество… Что-ж. С легкой брезгливостью, сделав губки трубочкой и смухортив носик, парень поднял сыроватые брюки и для вида взял вчерашнюю рубашку и пару носков, прихватив несколько чистых. Мокрое интимное белье оказалось внутри. Кажется, все с него стягивали впопыхах. Спрятав первое под всю массу, он быстренько вынырнул из гнезда, закрыл дверь на замок и пошел в прачечную, мысленно благодаря указатели на стенах коридоров… Так, добравшись до пункта назначения, молча передав сонной девушке в чепчике вещи, которая закинула их в отдельную корзинку, передав деревянный номерок журналисту в руку, даже не глянув на предметы казуса, журналист облегченно выдохнул, выходя из прачечной, бубня, как старая бабка, в голове «какой кошмар… Благо, им плевать на то, какая предыстория грязных вещей… Тут, судя по рвоте и характерным стонам, бывает нечто и похуже того, чтобы просто обоссаться от страха…» Прокашлявшись, он поправил жилетку и направился на палубу. Народу сегодня там было не меньше, чем в первый день захода всей оравы в отправление. Нервозно окинув всю толпу взглядом и виднеющиеся просторы, парень случайно влетел в крепкую роскошную спину, когда засмотрелся на одного юношу, что торопливо делал наброски в своем альбоме. Эта спина была раза в два толще, чем туловище журналиста. Глянув на «преграду», мальчонка немного поежился. Мужчина с красивыми усиками и изумрудными глазами расплылся в улыбке, поворачиваясь к нему и протягивая для рукопожатия большую ладонь в белой перчатке - Ах, Господин Илай Кларк, какая приятная встреча! Как вы себя чувствуете? Юноша неуверенно пожал предложенную руку в ответ и слегка почтительно поклонился, чувствуя себя из-за разницы в росте и массе тела крайне ничтожным и уязвимым. Конечно, в голове мелькнул вопрос «откуда капитан знает его имя?». - Доброе утро, Господин Гартье, - спокойно глядя своими голубыми в изумрудные глаза, парень незаметно поправил край рубашки, - Терпимо. Ненароком в толпе услышал, что плавание немного задержится. Капитан виновато поправил усы, слегка прокашливаясь, словно в очередной раз получил этот вопрос - Верно. Непредвиденно отказал двигатель. Пару деталей повылетало, но всё уже на этапе починки. Журналист же мимолетно окинул судно взглядом - Получается, мы дрейфуем сейчас на волнах? - Верно. - Отклонение от курса будет большим? - Нет, вовсе нет. Не стоит волноваться, уверяю. Тут всего может минут 40, и мы бы уже ступили на сушу, если бы не это непредвиденное событие. Его сладкий басовый голосок, монотонно разливающийся по телу, как парное молоко, приятно ласкал слух, очаровывал, расслаблял. - Волны и ветер слишком малы, чтобы унести нас далеко. Скоро ремонт закончится и всё придет в норму. Курс по маршруту восстановится. Думаю, через час мы уже ступим на причал порта. Может через 2. Илай лишь кивнул и хотел было уйти, развернувшись, но Гартье окликнул его, слегка наклонив голову на бок - Касательно вчерашнего -приношу извинения самолично. С графом я милостиво побеседовал. Вопрос решён. Больше такого не повторится. Моя команда и я лично тщательно следим за порядком… - он сделал паузу, понимая, насколько это странно звучало в связи со случившимся, -Стараемся следить, буду честным. Касательно револьвера -не переживайте и выдохните. Это была зажигалка, которую швейцар не убрал, когда судно причаливало к порту посадки. Из-за похожих, как у вас с господином Дезольнье, ситуаций, было решено убрать все подобные модели, заменив их на обычные. Мне очень жаль, что так вышло. Парень как-то осуждающе с круглыми глазами посмотрел на капитана, пытаясь во взгляде увидеть хоть малейший намек на интересующий его больше всего вопрос, - А за причинение морального ущерба, я так полагаю, графу выговора не было и мне ничего не дадут? И… Кто всё-таки влетел в каюту графа? Ваши швейцары, сэр? - В моей компетенции выписать ему штраф, но препирательства с господином Дезольнье будут крайне долгими. Достаточно сказать моему старому другу- его отцу, о произошедшем, как молодой бездетный граф самолично придёт извиниться. Вы практически правы касательно того, кто спас вас от дальнейшей участи. Даже я не в силах предсказать, на что отпрыск моего глубокоуважаемого друга мог вытворить. Я самолично навестил каюту, - после чего Гартье вновь задержал паузу, но уже как-то еле заметно хищно улыбаясь, ожидая дальнейшей реакции -и я самолично донёс вас в вашу каюту. Переодела вас моя подручная. Ей не впервой. Журналист чего угодно ожидал, но никак не того, чтобы капитан сам на своих руках донёс его как малое уснувшее в кресле дитя, слушавшее сказку, в покои. Бледные щеки обдало жаром, от чего румянец выступил и на щеках, и на кончиках ушей. Гартье был доволен результатом, заговорщески улыбаясь -Ах, Элай Кларк, ну что за взгляд. Не переживайте, вам компенсация будет в полной мере. Но чуть позже. А теперь, прошу меня простить, мне нужно вернуться к своим делам. Взяв руку юноши, мужчина чуть склонился и невесомо в почтительном жесте поцеловал выступающие костяшки кисти, заставляя Кларка смутиться еще больше. Прокашлявшись и пользуясь случаем после, когда Гартье отвернулся, парень тенью быстренько выскользнул из толпы, не став спрашивать про обмоченные брюки. Раз капитан не сказал -смысла спрашивать не было. Быть может, не видел. Либо, интеллигентно промолчал о столь деликатной теме. Откидывая мысли об этом, журналист сел в знакомое кресло, но прежде раз 10 покрутил головой в поисках знакомых неприятных лиц, доставивших проблем вчера по горло. Никого. Достав записной блокнот и обнажив угольный карандаш с островатым концом, он быстренько накидал несколько связующих тем и послесловий у каждой. Прикусив металлический край, юноша посмотрел на игривую стаю проплывающих неподалеку дельфинов. " может, всё же писать какую-то часть о себе? Написать про графа, но не назвать ни имени, ни во внешность вдаваться... А лишь описать то, что было. Быть может, кому-то будет интересно прочитать про мое путешествие... Тому же Шарлю или Джорджу... " Так, просидев несколько часов, изредка перекусывая, парень заметил порт, ознаменовавший конец пути. " несколько часов поездки сухопутно и привет Париж... Даже несмотря на то, что меня заставляли учить французский язык, говорю я на нем всё ещё очень и очень плохо. " В это же время, еще с утра, когда только солнечный свет пробрался в каюту аристократа, француз неохотно проснулся в своих роскошных апартаментах, сладко потягиваясь. Всё показывало и говорило о его статусе, о богатстве: роскошная мебель, которая была украшена золотом и драгоценными камнями, одежда по последнему писку моды, висящая в шкафу. Персидский ковер, лежащий на полу, стены, украшенные различными незамысловатыми узорами, и куча побрякушек и вещей, стоящих на трюме. Вся эта роскошь была для него обыденностью, как для простого человека завтрак из двух яиц. Открыв свои небесные очи и посмотрев на всё вокруг, Джозеф резко закрыл их ладонями, сдавленно промычав –О-о-ох как же мне это всё надоело... ну что за скука... Освободив глаза от ухоженных рук, которые, казалось, были сделаны из фарфора, да и сам он был целиком похож на фарфоровую куклу, но только живую, мужчина вспомнил вчерашний инцидент, и понимал, что последствий ему не избежать. Капитан Гартье с раннего детства дружил с его отцом. Вначале он думал поговорить с ним, но хорошо знал этого старика и в каких отношениях тот был с его родителем, поэтому подкупить или уговорить умолчать не было смысла. Это усугубило бы положение дел. Приблизившись к зеркалу, Дезольнье осмотрел себя. Таким неряшливым, натуральным, как сейчас, он нравится себе намного больше. Приняв теплый душ с душистым мылом, который варили в Париже специально для него, мужчина оделся в более простой наряд, по его меркам: золотые часы, рубашка, сшитая из редкого китайского шёлка, брюки и ботинки из натуральной кожи молодого оленя. Для завершения своего образа, без которого он никак не мог обойтись, он завязал свои пуховые кудри в легкий золотой, вышитый мелкими незамысловатыми узорами бант. Закончив, тот ушёл в ресторан, где уже завтракали все сливки общества этого судна. Там же он и узнал об задержке рейса, что его ни капельки не удивило. –Хоть судно и очень престижное, но ему больше, чем мне, я ещё ребенком на нём плавал пару раз, - Промурлыкал тот себе под нос, а в мыслях добавил: "ce vieil homme tient tellement à ce navire qui l'a rendu riche, je ne serais pas surpris s'il demandait à être enterré dans cette ferraille. " Присев за самый лучший столик, который он забронировал ещё вчера на последующее время до прибытия, мужчине принесли очень много экзотических блюд. Из всего его взгляд привлек лишь свежий омар с шампиньонами и ньюбургским соусом. Под блюдо граф решил взять апельсиновый сок в хрустальном бокале с прикрепленной долькой апельсина на краю. Хотя, тут больше подошёл бы бокал белого вина или шампанское, но Джозеф не хотел баловать себя алкоголем в такой спокойный и вполне уютный момент. "Надеюсь, я смогу сегодня отдохнуть…" Про вчерашний инцидент он вообще забыл. Забыл и о тех прекрасных глазах, которые ему запали в душу, что оказались для его ледяной души мимолетным интересом. Граф даже не беспокоился о благополучии того малыша. Ему, откровенно говоря, было все равно на него, где он или как он. Жив ли или мертв. Лишь пустота и лед гнездились в его одинокой душе. Сейчас он только думал о себе и о встрече с отцом, которому уже, скорее всего, сообщили по телеграфу о его выходке. От одной мысли об этом аппетит сходил на нет. Ковыряясь в блюде вилкой, мужчина немного поник, опустив плечи. Подперев голову рукой, Джозеф вскоре заметил Гартье, что мило беседовал с придворной дамой в пышном розовом платье, недобро пыхнув огоньком в глазах. Пересиливая свое отвращение, граф пошёл прямо к капитану, оставив дорогие, практически не тронутые блюда без внимания. –Доброе утро, Господин Гартье... Натянув фальшивую улыбку, он слегка поклонился, тем самым выражая уважение к старшему. –Сегодня прекрасная погода... Не хотите ли вы со мной позавтракать? Говорят, в компании, еда лучше усваивается... "Послал бы куда подальше, но нельзя. Интересно узнать, сообщил ли он отцу об случившемся" Капитан дураком не был, в столь почтенном-то возрасте. Он эту пелену лжи в фарфоровом лице раскусил сразу, но меньше от того улыбаться не стал, будто издеваясь над напыщенностью молодняка. Всё же, характером Джозеф напоминал ему своего отца. - Я знаю, что в мыслях и на душе у вас лежит, капризный молодой граф, и догадываюсь, о чём сейчас язык не соизволил пролепетать. И, думаю, я знаю, что за вопрос вас гложет. Тянуть не буду. Весть вашему отцу донёс, чтобы направить на здравый путь. Быть может, кнут направит ваш пылкий нрав в нужное человеческое русло. Скажем так, отец ваш в шоке и, мягко говоря, в ярости. Не успеете вы ступить на причал -вас заберёт такси и отправит прямиком в особняк отчего дома. Спросите, как я догадался? Вы за другим попросту и не подошли бы ко мне. Заметив перемену в лице юноши, как стекло дерзкой лжи радушного приветствия треснуло и громко посыпалось вниз, мужчина хмыкнул, поправляя капитанскую фуражку, обходя парня стороной. Угадал. Голубые глаза с легкой обреченностью опустились и уставились в пол, а в душе закипела ненависть, но улыбка не позволила себе слететь ни на мгновение. Чуть нагнув голову, губы капитана оказались у самого уха француза, дыхание обжигало бледную кожу - теперь вы чувствуете эту загнанность, сударь?.. Этот страх, эту неохоту подчиняться и узду от обстоятельств, которая затягивает удушающую петлю на вашей очаровательной шейке. Тоже самое чувствовало то прекрасное нежное дитя, над которым вы столь изощренно подшутили, доведя до обморока. После, Гартье выпрямился и посмотрел вперед на толпу, а после косо на юношу - Я был высшего мнения о вас. Но вижу в вас лишь то легкомысленное дитя, которое однажды в наглую стащило и уронило макет моего корабля. Француз же проявил сдержанность, ни на миллиметр не опустил уголки с губ, обернулся и игриво произнёс, пока внутри когти рвали плоть наружу. –Ох, Гартье, ты посмотри на меня, это же было так давно. Тот непоседа, что уронил твой кораблик, давно вырос. Сами вчера после инцидента говорили о женитьбе, но сами всё ещё не признаёте во мне мужчину. Раз отец теперь всё знает, быть мне в беде. Жаль, конечно, но, возможно, это развеет мою скуку и тоску, не знаю почему, но последнее время мне так хочется чего-то радикального, с металлическим привкусом во рту, но не в силах понять конкретику. Грациозно поклонившись, тот посмел, как можно быстрее уйти с глаз долой от капитана корабля, что еле слышно бросил ему в спину: - Потому и говорил, что пора в свои года повзрослеть, а не быть импульсивным дитем. Обернувшись, Картье посмотрел в след удаляющейся юной спине, с ностальгией о былых временах вздохнув, поправляя белые дорогие перчатки - так похож на своего отца. Такой же набалованный, глупый, упертый и недолюбленный. Так же и погрязнет в долгах... Из которых выбираться будет чужими залитыми кровью руками… Вскоре, мужчина вернулся к прежним гостеприимным делам, встречая старых друзей. Через час, как и было обещано, судно приплыло на берега Герцеговины к одному небольшому городочку, от которого веяло летними и, местами, Гавайскими мотивами - солнце, знойно и беспощадно слепящее глаза, песок, забивающийся меж пальцев легких летних ботинок или босоножек, пальмы, пляж и вокруг простирающаяся зелень… Разноцветные домики, что уходили в бугор, как и улицы с дорогами, красиво украшали просторы, издалека напоминая полянки цветов. Ступив с собранными чемоданами на порт, ранее забрав кое-как высохшие вещи из прачечной, Илай пошёл по набережной, выискивая взглядом хоть малейший намек на транспорт. Но, как на зло, вдалеке мелькнули знакомые белые пуховые волосы. В этот раз, журналист еще одной участи ждать не стал и сразу же свернул за угол, скрываясь в тени домиков, то и дело смахивая с себя капли пота из-за жары. Опросив пару местных на английском языке, юноша нашел стоянку, решив заказать себе более дорогой вариант -новые модели машин со съемной крышей и окнами. Чем быстрее – тем лучше. Заплатив водителю десяток золотых монет, немного удивив того своей щедростью, юноша закинул чемоданы на заднее сиденье и сел рядом с мужчиной, аккуратно закрыв за собой дверь. "вроде бы, адрес отеля указан верно, а там уже с номером сам разберусь... Придется какое-то время пожить во Франции. Не был здесь никогда... Так красиво, хоть еще и не провинция… Интересно, какие чудеса меня там ждут? " Он посмотрел на море из окна с тоской на душе. Красивая бирюзовая у берегов вода, уходя дальше, темнела и темнела, подобно небу на горизонте с центра верхушки. Ветер шелестел растительностью, что на лучах солнца пыла похожа на переливающийся шелк издалека. Окинув местных людей взглядом в последний раз, парень кивнул таксисту езжать. Время -деньги. Завелся двигатель, а после, транспорт двинулся в путь. «Когда-нибудь, я обязательно заработаю много денег и поселюсь где-нибудь здесь… Заведу собственный небольшой милый дворик, в котором будет приятно сочинять стишки и истории. Построю домик в прибрежном стиле, какую-нибудь крошечную виллу, обыкновенную, не роскошную… и заведу себе жеребца породы Фризской Аппалузы… Уж больно прекрасна порода…» -предаётесь мечтам, господин? – внезапно отвлек его голос таксиста, которому на вид было чуть больше чем Кларку - а? – парень даже немного растерялся, будучи захваченным врасплох - да, есть немного, - Илай облокотился о локоть, поставленный на край спущенного окна, -а по мне так видно? Таксист улыбнулся, не сводя взгляд с дороги - я уже долго езжу и возил не мало людей, особенно приезжих. У всех такой же взгляд был. Вроде бы любуется на всё, а вроде бы и не здесь вовсе, смотрит куда-то вглубь, а тело само не двигается. Но, я не мог не заметить, у вас очень редкий цвет глаз, - улыбка юноши вышла неловкой, натянутой. Чрезмерная любезность, не более. Илай лишь хихикнул, так ничего и не ответив. Путь предстоял быть не близким. Джозеф же, что расхаживал по набережной, заметил знакомый автомобиль, что выделялась среди остальных дизайном и чистотой. Его сердце ускорило свой темп в десять раз. Казалось, что оно вот-вот выпрыгнет из груди, обнажив ребра и внутреннюю пустоту души. Некогда смелый наглый граф превратился в испуганного щенка, когда из черной двери вылезла на землю знакомая нога в дорогой обуви. Через несколько секунд, высокий мужчина лет 50-55 с ровной спиной и тяжелым взглядом стоял и спокойно ждал своего провинившегося и опозорившего их фамилию и имя сына. Его лицо, озаренное небольшим количеством морщин, не передавало никаких эмоций, в отличие от взгляда, которым мужчина испепелял юнца на месте. Отец Джозефа, Лоренс Дезольнье, был одет с иголочки, в принципе, как и всегда. Волосы белые как снег, уложенные на плечах по бокам, глаза оттенка пасмурного голубого неба, кожа чистое и ухоженное фарфоровое произведение искусства, а черты – вырезанные творения мастером скульптурного дела. Несмотря на свой возраст, выглядел он очень привлекательно, даже завидно для многих молодых дам, мечтающих хоть немного побыть в обществе с ним или на балах разделить хоть один незабываемый танец. "Отец, как всегда, прекрасен, но где матушка? Она же всегда вместе с ним меня встретила." Джозеф не оставил отсутствие самого дорогого для него человека без внимания. На ватных ногах он подошёл к отцу, не говоря ни слова, смотря вниз. - Что же ты так голову повесил и в глаза отцу родному не соизволишь взглянуть? Раздался знакомый до боли спокойный утонченный голос мужчины, что слегка пошуршал по асфальту дорогой тростью из дуба. При толпе, что мельком шла и кланялась мужчине чуть ли не в ноги, граф сдерживал себя, но в его взгляде читалось разочарование с подступающим вновь гневом. Парень понимал, что в обществе его отец не покажет гнева на него, но, когда они приедут домой и, если рядом не будет матери- можно считать его без вести пропавшим. Чтобы не усугублять ситуацию, юный граф, не поднимая головы, ответил: –Здравствуй отец... Я не хочу об этом говорить и смысла не вижу... Гартье тебе уже всё рассказал. Зачем мне, как попугаю это повторять? - Но я же повторял тебе и не раз вести себя подобающе? Мужчина чуть наклонил голову, - получается, я попугай? Джозеф дрогнул от такого провокационного вопроса, оступившись назад, не оставив эту слабость и страх, не подобающие графу, без внимания. Лоренс вздохнул и ловко поднял трость. Без зазрения совести или жалости, он самым ее концом, который касался грязной земли, приподнял голову сына за чистый бледный подбородок, слегка давя на кожу, с нотками режущей стали бросив: - я не услышал ответа. –Я не говорил, что ты попугай и никогда не осмелюсь вас так назвать. Отец. Француз сейчас был очень жалок и немощен, но со стороны прохожих этого не было видно. Дезольнье младший умел на публике сдерживать эмоции и хладнокровие, сжимая кулаки до побеления костяшек. –Прошу вас, давайте не при людях, не хочу себя и уж тем более вас опозорить еще больше. Поедем домой. Блондин решил сменить тему. –Лучше расскажите, почему матушка не с вами, обычно она всегда с вами меня встречает. Граф от такой проявленной дерзости со стороны юноши внутренне разозлился сильнее, но виду не подал, поправляя край воротника, отставив трость в бок. Монотонно вздохнув, старший кивнул на предложение отправиться домой, а на вопрос прямолинейно ответил — стало плохо с сердцем из-за твоей наиглупейшей выходки, молодой граф. Дома лежит под присмотром лекарей и лучших врачей. Твоя мать, Изабель Дезольнье, умирает. Глаза француза расширились, а всё внутри будто опустело. Впервые с уст родителя он услышал такие ужасные слова. Мать была на 10 лет моложе отца и всегда цвела красотой, здоровьем и стойкостью к происходящим вещам. А теперь, ее хрупкое тело, поцелованное самой Афродитой, медленно покидает этот бренный мир, как угасающая свеча во мраке.