Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья / Падая в глубокое синее небо

Шэнь Фэйсяо был так оглушён чувствами от встречи, что даже не пытался вырваться из рук конвоиров, пока его вели обратно в направлении камер. Чувство опустошения и обманутых ожиданий о свободе, казалось, иссушили все мысли настолько, что он не замечал хромающего рядом мастера, которого то и дело подталкивали в спину из-за слишком медленного шага. Подойдя к камере, Шэнь Фэйсяо вздрогнул от скрежета открывающейся решётчатой двери. В этот момент чувство опустошения стало намного сильней, а мысли о том, что решётчатые ограды будут его ежедневным видом до конца дней, заставили всё тело покрыться мурашками от озноба. Отчаяние и гнев соединились в одну жалящую цепь и обвили собой горло, не давая вздохнуть. Услышав копошение за спиной и звук сильного удара, Шэнь Фэйсяо развернулся. Едва успев подхватить втолкнутого внутрь мастера, он не дал ему встретиться с полом и тут же осел вместе с ним наземь. Заметив, что Лю Синь слабо моргает и находится на грани потери сознания, Шэнь Фэйсяо вышел из себя, почувствовав, как глаза наливаются злостью, а дрожь ослабленного тела отдаётся в его руки. Силы, казалось, покинули мастера после двух дней пыток, голода и гнёта тяжёлых чувств от Призрачной встречи. – Что вы с ним делали?! – хрипло закричал Шэнь Фэйсяо во весь голос на видневшегося сквозь решётку человека. – Сукин сын блядь! Подойди сюда! Я снесу тебе голову и надену её на пику! Почувствовав слабую хватку на руке, Шэнь Фэйсяо опустил голову. Лю Синь накрыл его ладонь своей в попытке усмирить пыл разгневанного ученика. Силуэт по ту сторону решётки не ответил и также безмолвно удалился. Одна из тварей Гун Шу, что принялась сторожить камеры пленников, лязгая когтями, побрела по длинному коридору. Шэнь Фэйсяо проглотил новый поток ругательств и немного сместился, помогая Лю Синю привалиться к стене. – Мастер Лю, вы... – позвал он, заглядывая в бледное, как мел, лицо. Несмотря на то, что на мастере не было никаких видимых ран, Шэнь Фэйсяо сразу сообразил, что простым разговором его двухдневное отсутствие не обошлось. А то, как Лю Синь изредка поджимал губы и не спешил открывать глаза, говорило о том, что он испытывал боль от каждого, даже небольшого движения. «И откуда в нём нашлись силы, чтобы держать себя в руках при мучителях?» – пронеслось в голове, когда Шэнь Фэйсяо вспомнил его непоколебимый взгляд. А когда Лю Синь открыл глаза, ученик вздрогнул от плещущегося в них едва заметного отчаяния и опустошения, которое тот подавлял всё это время и даже сейчас старался сокрыть. Глядя на то, как брови мастера в очередной раз немного сошлись к переносице в болезненном жесте, Шэнь Фэйсяо внезапно почувствовал вспышку злости и вопросил: – Разве стоило оно того?! Лю Синь, прочему ты просто не сказал, сколько нас на самом деле? Неужели это что-то бы изменило? Ублюдки просто вымещали на тебе свою злость! Лю Синь чуть опустил голову и долго молчал. Шэнь Фэйсяо решил было, что мастер уснул, когда тот внезапно тихо произнёс: – Фэйсяо... ты должен медитировать, как они и сказали. – Что? – вздрогнул юноша, уставившись на него. Решив, что ему просто послышалось, он решил уточнить: – О чём ты? Лю Синь вновь прикрыл глаза и тяжело выдохнул на грани слышимости: – Ты должен медитировать. Подчинись их воле. Боюсь, в этой ситуации сохранить свои жизни мы сможем лишь так. Ты сам слышал, что сказал Сяо Вэнь. Сказав последние слова, Лю Синь склонил голову ещё ниже, так и не открыв глаз. Шэнь Фэйсяо глядел на него остекленевшим взглядом без малого пять минут в надежде на то, что мастер добавит ещё что-то. А поняв, что Лю Синь и не собирается продолжать, подобрался ближе и увидел, что на его шее виднеется несколько синяков и кровоподтёков, а одежда была холодной и мокрой. Съёжившись, Шэнь Фэйсяо растерянно тихо позвал: – Лю Синь. Увидев, что мастер уснул или потерял сознание, Шэнь Фэйсяо потрогал его мокрую одежду и обернулся в сторону очага. Будучи заклинателем, он был не столь подвержен холоду, как простой человек. Но заметив, что Лю Синь сквозь сон начинает мелко дрожать и поджимать ноги к груди, тут же ощутил холод гуляющего в пещере сквозняка. – Я забыл поддерживать огонь, – вспомнил он и поджал губы. – Даже этого не смог сделать. Быстро разведя новое пламя в масляной чаше, Шэнь Фэйсяо перетащил мастера ближе к огню, расположив у подножия статуи.

༄ ༄ ༄

Тихий шорох падающих мелких камней с потолка был единственным звуком в пещере на протяжении нескольких часов. Грохот с поверхности впервые замолк в эти дни, отчего тишина этого места начала давить с новыми силами. Запах крови, гуляющий по подземельям, не выветрился даже спустя несколько часов, словно застыв в этом пространстве. Лю Синь изредка приходил в себя, глотал подаваемую Шэнь Фэйсяо подогретую воду и вновь кутался в обрывки одежды, лёжа у подножия статуи. Вспоминая о его просьбе, Шэнь Фэйсяо содрогался всякий раз, едва думал о ней. «Неужели ситуация хуже некуда, что даже мастер потерял всякую надежду и решил смириться со своей участью?» – задавался он вопросом, испытывая желание разрыдаться. За последние пять лет Шэнь Фэйсяо редко когда медитировал. Потенциал его духовного моря был довольно обширен, и в восполнении ци он никогда не нуждался, так что уже и не помнил, когда накапливал духовную энергию в последний раз. Медитации всегда проводились за закрытыми дверьми в полной тишине и состоянии единения со своим сознанием. Как можно было сосредоточиться на духовном море внутри себя, будучи окружённым бесконечным грохотом и завываниями – Шэнь Фэйсяо не имел ни малейшего представления. Сидя в стороне и глядя на неподвижного мастера, который в свои редкие пробуждения просто сидел у стены и пустым взглядом смотрел в одну точку, Шэнь Фэйсяо не мог унять дрожь и успокоить ноющее сердце. Тварь возле двери порыкивала, неся стражу, и то и дело прожигала их своим взглядом, когда проходила мимо камеры. Состояние полного отчаяния и болезненной опустошённости, казалось, заполонили всю пещеру, не оставив в себе ни толики света. Очаг погас, и больше его никто не спешил зажигать, чтобы согреться и осветить тьму. Шэнь Фэйсяо сидел возле лестницы, когда со стороны двери послышался скрип и внутрь кто-то бросил миску с парой чёрствых маньтоу – скудный обед, что давали пленным раз в пару дней. К тому времени, немного придя в чувства, Лю Синь тяжёло поднялся со своего места и побрёл к миске, чтобы подхватить снедь. Вернувшись, он протянул одну булочку Шэнь Фэйсяо, на что парень лишь медленно отвернул голову. Когда Лю Синь обошёл его и протянул снедь с другой стороны, в попытке убедить ученика поесть, тот вдруг резко выбросил руку вперёд и ударил мастера по запястью. Булочка выскользнула из пальцев и покатилась по грязному полу. Посмотрев на Шэнь Фэйсяо, Лю Синь внезапно столкнулся с его злым блестящим взглядом, в котором плескалась обида. Бледные потрескавшиеся губы Шэнь Фэйсяо мелко задрожали, когда сиплым от гнева голосом он сказал: – В вас нет ни капли гордости, раз вы готовы принимать от этих ублюдков еду?! Лю Синь никак не отреагировал на выпад и отошёл в сторону, чтобы поднять отброшенный маньтоу. Оттряхнув булочку от пыли, он вернулся и вновь протянул её сидящему на полу ученику. Шэнь Фэйсяо отвернул голову и проглотил ком в горле. В пещере повисла тишина, после чего Лю Синь сказал, продолжая протягивать булочку: – В такой ситуации нет места гордости. Ешь. Тебе нужны силы. Шэнь Фэйсяо поджал губы, чувствуя, как горло сдавило от подкативших тяжёлых чувств. Не удержав себя, он хрипло сказал: – Будь здесь Цзэмин... Лю Синь вздохнул и отвернулся. Отломив от одного маньтоу половину, оставшуюся часть он положил обратно в миску и поставил ту рядом с Шэнь Фэйсяо. Затем отошёл к другой стене и присел. Шэнь Фэйсяо долго молчал, стараясь ослабить неприятное давление в горле. Спустя некоторое время, когда лязганье когтей твари стало невыносимым и словно царапало по рассудку, он нарушил тишину: – Цзэмин говорил, что когда встретил вас, вы были не сильнее одомашненного кота. Как вы... как вы стали таким сильным? Лю Синь опустил взгляд на половину маньтоу в своей руке и понял, что сейчас не в силах протолкнуть даже крошку в сдавившее горло. Он подумал: «В стремлении стать сильнее и постичь боевое искусство мной двигал лишь страх. Впервые столкнувшись с нечистью, я едва не лишился рассудка от ужаса. И ужас этот никуда не ушёл до сих пор. Я просто привык сражаться с тёмными тварями и злыми людьми. Но мне всё ещё страшно от того, что в любой момент их клыки и мечи могут разорвать моё тело как тряпичную куклу». – Я просто понял кое-что. – Что? – спросил Шэнь Фэйсяо. Тень горькой улыбки скользнула по губам Лю Синя, когда он ответил: – Никто не спасёт меня, кроме меня самого. Поэтому я должен был взять жизнь в свои руки и стать сильнее, чтобы в момент беды быть способным дать отпор. Шэнь Фэйсяо растерянно моргнул влажными глазами и подумал о том, что, должно быть, этот человек всегда был очень одинок. Он тренировался и стремился стать сильнее потому как понимал, что рядом с ним не было никого, кто мог бы спасти его и подарить чувство полной защищённости. Взвалив тяжёлый груз на свои плечи, он ступал по кривой тернистой тропе в одиночестве, не жалуясь на свою ношу и не прося ни у кого помощи. Находил ли Лю Синь хоть раз в своей жизни настоящий покой? Или в своём стремлении стать сильнее из-за страха не знал ни минуты отдыха даже во снах? Ранее, узнав от Тан Цзэмина о прошлом мастера Лю, Шэнь Фэйсяо был поражён и растерян. Начавший с ничего, не имея за душой ни гроша и меча, этот юноша за год взлетел по ступеням к посту судьи Вольных городов и разоблачил преступника, творящего кровавые бесчинства на протяжении десятилетий. Шэнь Фэйсяо сглотнул ком в горле и посмотрел на Лю Синя. Он и представить себе не мог, насколько силён должен быть человек, чтобы в одиночку пройти тернистый путь к власти и в конечном итоге стать никем, презираемым большинством в ордене. Это всё равно, что оказаться сброшенным с высокой горы и разбить своё тело у её подножия. Но даже так он никого и ни о чём не просил, пребывая в самом низу. Была ли это гордость или Лю Синь просто наплевательски относился к своей жизни, намеренно не делая никаких попыток подняться со дна – Шэнь Фэйсяо не знал. Но испытал желание разобраться. Прошло некоторое время, за которое тварь в коридоре успела шесть раз пройтись от стены до стены, когда Шэнь Фэйсяо спросил: – Это правда, что сказал Сяо Вэнь? Они заберут нас лишь через несколько дней после того, как печать будет снята и те люди получат желаемое? Лю Синь прикрыл глаза и помолчал немного, словно собираясь с мыслями, прежде чем тихо выдохнуть: – Возможно, за эти пару дней Сяо Вэнь намеревается сделать шаг, чтобы не дать Иню вырваться на свободу. Он прибыл сюда с целью не только разобраться в случившемся, но и не дать пробудить Иня. Это существо лишь в начале своего воплощения из духа в Божество, и никто не может знать наверняка, добрым оно будет или же злым, возжелая уничтожить всё живое в этом округе. Сяо Вэнь всё же князь этих земель, поэтому хочет остановить его появление на свет любой ценой. – Лю Синь сделал паузу, затем перевёл дыхание и добавил: – Нам не стоит мешать ему и что-либо делать. – Но... но мастер! – Шэнь Фэйсяо вскочил на ноги, внезапно испытав воодушевляющий прилив сил. – Они же тоже ослаблены. Разве мы можем просто ждать? Давайте... давайте придумаем что-нибудь, чтобы помочь им! Я не поверю в то, что вы так просто опустили руки! Вы ведь так сильны!.. – Силён? – Лю Синь опустил голову и тихо усмехнулся. В полумраке его фигура выглядела болезненной и истощённой. Словно сломленной. Кутаясь в рваный халат, он выдохнул: – Я никогда не был сильным. Это правда. У всего есть предел, и у меня он есть тоже. – Но!.. – Если заклинатели не смогли с этим справиться, то чего ты ждёшь от меня? – внезапно спросил Лю Синь тяжёлым голосом. Шэнь Фэйсяо опустил голову и поджал губы. – Поешь, – спокойней сказал Лю Синь и прикрыл глаза, отложив маньтоу. – Ты должен иметь силы, когда наступит подходящее время. Шэнь Фэйсяо открыл и закрыл рот несколько раз, но так ничего и не сказал, вместо этого опустив голову. Поджав дрогнувшие губы, он подхватил с миски чёрствый маньтоу и принялся с остервенением жевать, вместе с снедью пережёвывая разочарование и обиду. Лю Синь повернул голову и заметил, что твари у двери уже не было. Шэнь Фэйсяо не знал, сколько прошло времени, а Лю Синь, казалось, и не был занят внутренними подсчётами. Всё также сидя у стены, он смотрел в пустоту, отвернув голову и не шевелясь. Тишина стала столь невыносимой, что Шэнь Фэйсяо завалился набок и накрылся плащом, словно спрятавшись от всего мира. Он не помнил, когда задремал. Громкий скрежет распахнувшихся дверей вырвал его из зыбкой дрёмы, но не успел Шэнь Фэйсяо выглянуть из-под плаща, как тут же почувствовал, что его рывком поднимают на ноги и тянут в сторону выхода. Мастера Лю сбоку от него тащил за собой ещё один конвоир, не скупясь на удары из-за его медленного шага. – Что происходит? Куда нас ведут? – спросил Шэнь Фэйсяо, попытав удачу спросить одного из мужчин. Но тут же болезненно зашипел, получив удар под рёбра. Лю Синь брёл без всяких вопросов, стараясь подстроиться под быстрый шаг конвоиров и игнорируя боль в ногах – почти не прихрамывая. Минуя несколько тоннелей, Шэнь Фэйсяо крутил головой по сторонам, стараясь запоминать маршрут передвижения. Некоторое время на пути четырёх человек царила тишина, но стоило им выйти на перекрёсток нескольких пещер, как отовсюду послышались точно такие же шаркающие шаги и звон цепей. Несколько десятков человек брели под надзором сопровождающих, низко опустив головы и позволяя растрёпанным волосам закрывать их грязные лица. Крупные фигуры мужчин шагали в ногу, следуя друг за другом по цепочке. И хотя лица их были закрыты, а сами они одеты в рвань, как и два присоединившихся пленника, Шэнь Фэйсяо и не нужно было знать большего, чтобы округлить глаза и ошеломлённо выдохнуть, уставившись на золотые широкие браслеты на их запястьях. – Гвардейцы княжеского двора... – хрипло произнёс он и тут же повернулся к Лю Синю с вспыхнувшим огоньком надежды в глазах. – Это... это гвардейцы!.. Лю Синь лишь повернул голову и незаинтересованным взглядом мазнул по веренице мужчин. Затем вновь отвернулся и продолжил прихрамывать дальше. Шэнь Фэйсяо, лишь на мгновение увидев в свете настенных огней его мутные тусклые глаза, потерявшие свой блеск, тут же вздрогнул и почувствовал тяжесть внутри, словно он проглотил большой камень. – Лю Синь... Сопровождающий подтолкнул Шэнь Фэйсяо, заставив отвернуть голову и устремить взгляд в спину впереди идущего человека. Тот самый зал оказался в самом деле огромен. Настенные факелы ярко горели длинным алым пламенем, освещая собой всё пространство, в которое из тоннелей выводили пленных людей. Кто-то щурился от яркого света, проведя несколько месяцев в кромешной тьме; кто-то с опустошением глядел вперёд, как и Лю Синь; а кто-то вздрагивал, как Шэнь Фэйсяо, увидевший пять огромных чаш, возвышающихся над каменным полом. Вспомнив, что одну из них он разбил при отступлении своим духовным пламенем, сейчас парень не мог поверить глазам – та чаша возвышалась над полом абсолютно целая, без единой трещины и с всё теми же выгравированными на ней заклинаниями. Не было никаких сомнений, что сосуд был тем же, поскольку выглядел таким же древним и исполнен был явно руками не молодых мастеров. Сил на сотворение заклинания даже для одной такой чаши потребовалось бы немерено, которые были только у Божества. – Будь всё так просто, чаши можно было бы просто разбить, – прозвучал вдруг ехидный голос у мастера и ученика за спиной. Шэнь Фэйсяо резко обернулся, тут же встречаясь прищуренными глазами с Гун Шу, который по обыкновению скалился. – Рыбка потратила много сил на уничтожение чаши, поэтому друзей спасти не смогла. Глупая рыбка. – Заткнись, тв..! – Шэнь Фэйсяо осёкся, испытав желание вжать голову в плечи. Кто знал, как этот безумец отреагирует на очередное оскорбление и не продемонстрирует ли показную порку зарвавшемуся пленнику перед всеми. Вряд ли на этот раз мастер Лю найдёт в себе силы отвести его от удара. Гун Шу, казалось, пребывал в хорошем расположении духа, потому проигнорировал выпад. Повернув голову к Лю Синю, он прищёлкнул языком, сменив выражение лица на прохладное. Затем внезапно прищурился и, растягивая слова, заявил: – У твоего мастера слишком длинный язык, рыбка. Огненная тварь медленно выступила из-за его спины, порыкивая и скалясь в сторону Лю Синя. Казалось, нечисти не терпелось отведать тёплой крови, но Гун Шу лишь отмахнулся: – Пока рано. После, можешь забрать его руку. Правую или левую – тебе выбирать. Зверь облизнулся и нетерпеливо переступил тяжёлыми лапами. Шэнь Фэйсяо настороженно следил за Гун Шу, глядя исподлобья. Лю Синь продолжал стоять на месте, чуть опустив голову и смотря в пол, словно не являясь предметом разговора. Он даже ни разу не оглянулся по сторонам, чтобы понять, куда их привели и зачем. Вокруг них были люди. Гвардейцы княжеского двора. Посмотрев на них, Шэнь Фэйсяо испытал надежду, увидев их мощные натренированные тела. Казалось, даже почти полное отсутствие ци в телах этих мужчин нисколько не умаляло их физической силы. Но, словно потерявшие направление в темноте, они, после месяцев заточения и пыток, с обречением шли туда, куда их вели. Шэнь Фэйсяо тихо выдохнул. Это место действительно способно лишать всяких надежд на спасение. Он был уверен вне всяких сомнений, что гвардейцы княжеского двора предприняли несколько попыток к освобождению, но, каждый раз сталкиваясь с неудачей, в конце концов, они стали похожи на людей, потерявших всю веру. Если столь сильные мужи не были способны противостоять заточению этого места, что было говорить о неопытном юнце и на половину сломленном мастере? Лю Синь был прав. «У нас действительно... нет никакой надежды», – Шэнь Фэйсяо опустил глаза с медленно затухающим в них огоньком. В отличие от него, глаза Гун Шу ярко заблестели, когда он широко улыбнулся, глядя на мастера: – Я заметил ваши гляделки с тем недоноском. Знал, что на этой встрече что-то интересное да удастся вызнать. Кто же знал, что вы преподнесёте мне такой подарок? Лишь услышав это, Лю Синь словно застыл, забыв сделать новый вдох. Его брови чуть дёрнулись к переносице, а глаза вперились в одну точку на полу. Гун Шу, нагнувшись, заглянул ему в лицо, чтобы разглядеть эмоции. Поняв это, Лю Синь мигом принял прохладный отрешённый вид и только ниже опустил голову. – Ха-ха-ха! – Гун Шу выпрямился и продолжил: – Говоришь, тот ублюдок нашёл бы лазейку за эти дни? Вероятней всего, так оно и было бы, да только он не успеет, потому что церемония открытия печати произойдёт сегодня. Лю Синь, стоя с всё также опущенной головой, медленно прикрыл глаза. Его напряженные плечи опустились, а фигура словно стала ещё меньше. Шэнь Фэйсяо, также услышав сказанное, испытал чувство обречённости, едва не раздавившее все внутренности. Брови Лю Синя чуть подломились, а по лицу скользнула тень напряжённых эмоций. И всё же, он ничего не сказал: за эти дни было сказано и сделано слишком многое, чтобы принять сейчас факт смещения планов с молчаливой обречённостью. Повернув голову к Шэнь Фэйсяо, Гун Шу улыбнулся чуть мягче и участливо спросил: – Рыбка, я надеюсь, тебе удалось восстановить часть ци с помощью того духовного камня, что я дал тебе? А иначе мне придётся иссушить тебя досуха. Ты же не хочешь погибнуть здесь, рыбка? У меня на тебя большие планы. Шэнь Фэйсяо поднял испуганный взгляд и беспомощно посмотрел на мастера. А увидев, что тот и головы не повернул, тихо выдохнул и отвернулся, лишь коротко кивнув на вопрос. – Вот и славно, – улыбнулся Гун Шу, поглаживая свою тварь по загривку. Спустя некоторое время зал был наполнен людьми и животными. Когда вереница пленных закончилась, процессия оказалась выстроенной в несколько рядов полукругом по периметру огромной печати, испещрённой траншеями, что вели к пяти чашам. Вся огромная зала представляла собой высокие стены со множеством горящих на них факелов. Многочисленным огням под силу было осветить всё пространство, однако помимо них свет исходил также и от сотен талисманов, парящих в воздухе и излучающих зеленоватое свечение. Пять чаш устрашающе возвышались над землёй, а ведущие к ним траншеи напоминали скопище чёрных змей. Переплетаясь друг с другом, они испещряли всё каменное поле, и лишь при одном взгляде на них каждого из присутствующих пленных пробрал стылый ужас. Многие из этих людей ранее подвергались насильственному иссушению духовной энергии, чтобы наполнить сосуды своей силой духовного корня. Учжи – пять стихий. Пять массивных сосудов, безжалостно пожирающих духовные силы. Огонь, вода, дерево, земля и металл. Казалось, несколько присутствующих думали об одном и том же: откуда бы взяться силе воды, если духовный корень этой стихии был столь редок из-за своей разрушительности, что рождался лишь раз в несколько сотен лет? Ответ пришёл вместе с лёгким потоком ветра, скользившим в просторном зале. Сквозняк принёс с собой тошнотворный запах крови, исходившей от одной из чаш. Четыре каменных сосуда наполняли ци заклинателей – чистая золотая энергия, содержащая в себе стихийную магию. Последний же до краёв был наполнен людской кровью, так же содержащей духовную ци, пусть и не имеющую магической составляющей. Несколько пленников подняли глаза, чтобы посмотреть на чаши. При свете огней и парящих печатей те представляли вид массивных древних сооружений, пугающих одним своим видом. От них веяло холодом и запахом крови. Заклинание печати Учжи, завязанное на солнечной энергии, питало в себя силу небесного светила день за днём из года в год, набирая свою мощь. Подобное сильное заклинание требовалось разбить при полной луне, когда оно наиболее уязвимо. Казалось, нужное время почти подошло. Вслед за пленными в зал начали заходить ряды солдат в чёрных плащах. В отличие от первых, они, сняв свои маски, взирали на развернувшееся поле с ожиданием и благоговением, словно люди, наконец-то дождавшиеся долгожданной победы. Оказавшись в оцеплении полукругом, и практически прижимаясь плечом к плечу, никто из пленников более не желал поднять взгляд. Стены каменного зала, впитавшие одиночество и отчаяние единственного пленника, словно излучали собой его чувства, щедро напитывая ими всех невольных и позволяя ощутить всё его отчаяние и опустошение на себе. Бившийся несколько первых лет, сейчас Инь спал, скованный цепью. Порываясь освободиться первые годы, он разбивал своё тело о каменные стены и потолок, но всё было тщетно. Точно как и пленники, столпившиеся сейчас рядом с местом его заточения. Их тела были вымотаны бесполезными попытками к освобождению и истощены без физических сил и духовных. Словно такие же раздавленные огромной плитой, что давила на их плечи. Горькая обида трещала в воздухе, проникая в тела всех присутствующих. Шэнь Фэйсяо, поддавшись давящим чувствам, внезапно испытал стыд. Несколько слёз сорвались с дрожащих ресниц, прочертили дорожки по пыльному лицу, чтобы собраться в одну каплю на подбородке и сорваться вниз. – Сукины дети! – прогрохотал внезапно голос Гун Шу по всему залу, усиленный заклинанием, чтобы долететь до каждого из присутствующих. – Сегодня мы наконец-то откроем печать и выпустим зверя, и ваши жизни наконец-то обретут смысл, послужив нашему делу! Широко раскинув руки в стороны, мужчина прошествовал меж рядов своих людей и вышел в центр печати. Солдаты расправили плечи, встречая своего командира лязганьем чжаньмадао. Шо Вэнь, как бы ни стремился скрыть волнение, всё равно не удержался от нескольких судорожных вдохов и утёр пот со лба. Взглянув на него, Гун Шу на миг скривил губы, но тут же расплылся в вежливой улыбке, чтобы не дать своей неприязни к своему командиру просочиться наружу. Поскольку траншеи под его ногами так и остались пусты, не испив ни капли ци из его тела, можно было бы предположить, что по всему периметру наложено сдерживающее заклинание. Однако печать Учжи, созданная Божеством, вбирала в себя лишь чистую и светлую энергию, оставшись незаинтересованной к тёмной, что текла в Гун Шу и ему подобным заклинателям. Толпа пленных хранила молчание; никто не поднимал головы. Гун Шу оглядел всех собравшихся и перевёл взгляд над их макушками, с наслаждением втягивая плывущий по воздуху запах страха и боли. Лю Синь, погружённый в свои мысли и стоя среди пленных, не сразу заметил, что те начали расступаться, чтобы освободить кому-то дорогу. Вскоре оттеснённые направленными на них чжаньмадао, мужчины расступились, образовав небольшой коридор. Лю Синь остался стоять сбоку, отступив лишь на пару шагов. В абсолютной тишине раздались шаги. Едва различимые, словно те ступали по воздуху и почти не касались земли. И всё же, даже так можно было различить, что идущий меж пленников был явно ребёнком. Смотря в спину стоящего впереди мужчины, Лю Синь не обратил внимания, когда тот остановился рядом с ним в проходе. Байян, одетый в чёрно-алое одеяние, поравнявшись плечом к плечу с мастером молчал некоторое время, глядя вперёд на пять чаш. – Ничего не скажешь? – спросил он в итоге. Лю Синь в ответ лишь продолжил смотреть в спину мужчины отрешённым усталым взглядом и даже не повернул головы, словно присутствие мальчика нисколько не взволновало его. Разумеется, какое же событие обходится без главного виновника всего действа? Байян повернул голову, чтобы посмотреть на Лю Синя. А заметив его усталый и истощённый вид, хотел было сказать что-то ещё, когда внезапно из одного из проходов появилась ещё одна фигура. В отличие от пленных, солдаты в костяных масках тотчас отступили перед этим человеком. В их склоненных головах прослеживалась покорность, пока мужчина в алом халате и золотой маске ступал меж них по каменному полу. Увидев его, Байян медленно набрал полную грудь воздуха и тихо сказал: – Иногда даже враг может обернуться другом, если посмотреть на ситуацию под другим углом. Свобода стоит того. Внезапно стоящий перед Лю Синем мужчина хрипло усмехнулся и дрожащим от усталости и измождения голосом сказал: – Ты станешь их рабом, мальчик... Твоя свобода закончится здесь и сейчас. Кто-то сбоку таким же едва слышимым голосом произнёс: – Они выпускают тебя не потому, что пожалели тебя и желают подарить мир и спокойствие истерзанному пленнику, а чтобы ты стал грозным оружием в их руках. Чуть поодаль послышался тихий скулёж нескольких зверей. Байян, никак не отреагировав на слова гвардейцев, вновь посмотрел на Лю Синя и спустя небольшую паузу спросил: – Так ты скажешь что-нибудь? Голос его на этот раз звучал несколько напряжённо, словно он не спрашивал этого человека, а именно просил произнести хоть что-то перед возможным концом. Гун Шу лгал, когда говорил, что продаст всех пленных. Некоторую часть может и да, а вот большая пойдёт на корм Иню. Когда измученный голодный зверь вырвется на свободу, единственным его желанием будет утолить голод, мучивший его долгие столетия. Казалось, каждый из пленных если не понимал этого, то догадывался, поэтому вскоре среди толпы то и дело начали слышаться тихие шепоты о прощении и покаянии за грехи перед Богами. О помощи больше никто не просил. Люди Гун Шу, обнажив чжаньмадао, наставили их на пленников, чтобы те не смели сделать и шагу за пределы периметра. Когда Инь вырвется, они должны будут отдать свои жизни, чтобы восполнить его силы вместе с животными. Словно скот, охраняемый псами, люди тесно толпились в небольшом пространстве. Глаза Байяна, прикованные к Лю Синю, налились злостью, когда этот человек отвернул от него голову, словно испытывая отвращение и устав от его присутствия. Он всё сказал в их последнюю встречу. О чём ещё было говорить? Байян сделал свой выбор, лишив выбора всех остальных. Был ли среди пленных хоть кто-то, кто был бы способным повлиять на решение могущественного создания, жаждущего свободы? Прохладный взгляд Лю Синя нашёл другую точку для вида, чтобы избежать лицезреть стоящего рядом мальчика даже боковым зрением. Губы Байяна дрогнули и сжались на миг, спустя который он уверенно заявил со сквозящей в голосе стылой злостью: – Это мой выбор, в этом и заключается свобода. После чего тряхнул широким рукавом и быстро прошествовал в направлении мужчины в золотой маске. Гун Шу и стоящий рядом Шо Вэнь тут же удалились из центра печати, встав в рядах своих людей. На лицах двух командиров читалось ожидание и удовлетворение от хорошо проделанной работы, – даже несмотря на то, что мужчина в красных одеждах ни разу не посмотрел в их сторону, – а также предвкушение о скорой возможности покинуть это место с увесистой наградой. Под взмах руки Золотой маски в зале смолкли даже тихие шепотки, погрузив всё пространство в абсолютную тишину торжественности и ожидания неминуемого. Воздух наполнился трескучей энергией, от которой все заклинатели в рядах пленников испытали болезненное ощущение во всём теле, словно по их меридианам потекло жидкое пламя. Подобное чувство, выкованное в сражениях, невозможно было ни с чем перепутать. Окружённые тёмными тварями, гвардейцы княжеского двора, повинуясь инстинктам, желали расквитаться с врагом и стереть всех их со свету. Но, скованные одной цепью, они так и продолжили стоять на местах, словно вылепленная из глины грязная армия. Негромкий голос человека в золотой маске, раздавшийся в тишине, набирал свою мощь с каждым словом, воспевая древнее заклинание. Парящие над головами пленных сотни талисманов принялись светиться ярче от каждого слова, а энергия внутри чаш бурлить, словно поставленные над огнём чаны. В толпе пленных послышался негромкий голос одного из солдат: – Мы что, вот так и погибнем?.. – Бля... – с мрачной усмешкой выдохнул кто-то. – А я-то надеялся погибнуть в бою как герой. – Это безумие – выпускать эту тёмную тварь на свободу. – Оно уничтожит весь округ... Слушая тихие голоса солдат, мужчина, стоящий перед Лю Синем, ниже опустил голову, чтобы взглянуть на руки, скованные тяжёлой цепью. Судя по всему, он являлся старшим командиром присланных сюда солдат, и слушать сейчас их речи, готовящиеся к гибели, казалось, было для него худшей пыткой. Вскоре все присутствующие в зале ощутили мощное давление. Казалось, потолок рухнул и давил всем на плечи. Тёмная энергия бушевала в воздухе точно порывистый ветер на обрыве скалы, заставляя распространяющийся гул нарастать с каждой секундой. Даже голос молодого мужчины в центре зала вскоре стал едва различим за прибоем действия заклинания, что ткалось, растекалось по всему пространству. Лю Синь, краем уха слушая тихие голоса солдат, всё также смотря в спину мужчины тихо выдохнул и прикрыл глаза: – Желать выпустить подобное существо на свободу – всё равно, что с поклоном ожидать прихода поветрия. На такое действительно способны только безумцы. Солдатские шепотки тут же смолкли. По мере действия тёмной магии, выгравированные символы на чашах проявляли золотое свечение, медленно подбираясь к краям. Массивные стены зала задрожали, будто помещение являло собой закрытый сосуд, не готовый принять вливаемое в него давление. Шэнь Фэйсяо не успел оглянуться на мастера, когда один из вражеских солдат схватил его за предплечье и поволок к центру зала. Оказавшись перед небольшой каменной лестницей, ведущей к вершине одной из чаш, он желал было отступить назад, но вдруг столкнулся спиной с грудью человека в золотой маске, что стоял словно каменная стена, не позволяя отступить дальше. Повернув голову, Шэнь Фэйсяо столкнулся с взглядом насыщенных тёмно-карих глаз, что, не моргая, глядели на него сверху вниз. Глаза, словно принадлежащие мертвецу, не излучали собой ни капли участия к происходящему, словно этот мужчина желал быть в другом месте. Не увидев в них ни злости, ни кровожадности, Шэнь Фэйсяо вдруг испытал совершенно неожиданное желание попросить о помощи. Но мужчина в маске прохладно сказал: – Ступай. Мучаясь от давящих чувств и тревоги, Шэнь Фэйсяо, тяжело и быстро дыша, перевёл взгляд на уже обнажённый клинок Гун Шу, что поднял брови и выжидательно глядел на него, словно обещая кровавую расправу за неподчинение. Проглотив ком в горле, Шэнь Фэйсяо, чувствуя слабость в ногах, медленно шагнул на первую ступень. Уже оказавшись на вершине, он ощутил жар, исходящий от чаши с огненной ци. Бегущие по щекам слёзы высохли в один миг, а лицо осветил яркий водоворот, который медленно вращался по кругу, напоминая собой раскалённую лаву. Зрелище можно было бы назвать завораживающим – мало кому доводилось увидеть скопление чистой ци своими глазами, – но в мыслях смотрящего на эту картину был лишь ужас и желание закрыть глаза, чтобы открыть их уже в другом месте. – Давай же, твою мать, – угрожающе прошипел где-то позади Гун Шу. Медленно выдохнув через дрожащие губы, Шэнь Фэйсяо поднял взгляд, чтобы найти в толпе мастера, будто ожидал от него каких-либо действий. Но тот стоял всё в той же позе. Лишь глаза его стали ещё более тусклыми. Они все ждали помощи. Предприняли несколько попыток предотвратить появление огромного зверя и не теряли надежд на спасение. И вот они все здесь, пленники в одном зале. Казалось, общее понимание последствий в сердцах этих людей билось воедино. Бух. Бух. Бух. Шэнь Фэйсяо не сразу понял, что и его сердце бьётся со всеми, гулко отдаваясь в ушах под звук беснующейся крови. Сделав несколько судорожных вдохов, чтобы подавить желание разрыдаться, он поднял руку к груди и сложил дрожащие пальцы в печать, прикрыв глаза. Золотое свечение сформировалось на кончиках пальцев, и в следующий миг Шэнь Фэйсяо протянул их к центру воронки, пуская слабый поток духовной энергии. Последней, что у него осталась. Последние капли, что были нужны для насыщения магической чаши и сотворения заклинания. Оставшиеся несколько начертаний на сосуде вспыхнули, свидетельствуя о завершении. Шэнь Фэйсяо, осев прямо на вершине каменной лестницы, опустил голову, теперь даже не пытаясь сдержать слёз. Мужчина в золотой маске, посмотрев на Байяна, указал ему выйти в центр печати. Кивнув, тот, помешкав лишь на мгновение, хотел было взглянуть на пленённых людей и животных, но в последний момент передумал и быстро сделал несколько шагов в указанном направлении. Сложив два пальца в печать и прижав ладонь к груди, Байян закрыл глаза. Его губы чуть шевельнулись, заканчивая последние слова заклинания. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем на зал словно обрушилась лавина духовной энергии, резко ударив по всем присутствующим. Теперь даже вражеские командиры со своими солдатами не могли не измениться в лицах, чувствуя, словно на плечи давит что-то, прижимая к земле. Оставшись стоять на местах, все боролись с внутренним подавляющим ощущением. Веки Байяна дрогнули, а глаза под ними начало нестерпимо жечь. Спустя несколько мгновений на его лице проступило болезненное выражение. Судя по всему, одолевшие его эмоции были столь необычны и противоречивы, что он оказался растерян. Некоторое время борясь с другой своей стороной, он, наконец, распахнул глаза, явившие чёрный цвет. Моргнул ещё раз – глаза стали тёмно-зелёными, а после абсолютно белыми, потеряв цвет. Снизу раздался мощный удар, заставив всех присутствующих приложить силы, чтобы удержаться на ногах. Бух. Бух. Бух. Гулкий грохот не оставил никого равнодушным, накрыв всех волнением и страхом. Трещины, поползшие по печати, переплетались вместе с траншеями точно паутина, покрывая весь круг. Однако казалось, нечто внутри было настолько ослаблено, словно ему не хватало сил выбраться. Пять чаш задрожали, а содержимое в них внезапно окутало плотным серебряным дымом. Звери заскулили, став отступать ближе к пленным людям. Байян внезапно схватился за голову и с силой закричал от нестерпимой боли. Глаза под смеженными веками завращались из стороны в сторону, словно чужой взор старался рассмотреть, где оказался его владелец. – Выпусти его! – рявкнул во всё горло Гун Шу. – Выпускай, твою мать! Байян, чьи сомнения в последний момент перевесили чашу весов под скулёж обитателей этих гор, задыхался от боли в груди. Казалось, словно кто-то вонзил длинный меч со спины, медленно проворачивая и заставляя испытать сводящую с ума агонию. Инь бесновался под гнётом печати, пробудившись не до конца. И горный дух и его маленькое воплощение оказались растеряны, не найдя связи друг с другом – такими разными они были. Инь, жадное глупое существо, никем не обученное состраданию и любви, был ведом лишь инстинктами, как и любой голодный зверь. И Байян – часть его души, что сформировалась из единственной чистой и светлой капли, зарождённой в понимании Инем во тьме, что есть свет на самом деле, и чего в этом мире делать нельзя. Байян, не желая сливаться с жестокой частью своей души, испуганно заметался из стороны в сторону, не желая вновь быть поглощённым кровью и тьмой. Инь же, потеряв последнюю каплю своего здравомыслия, ранее отпустив её в мир, словно вновь вернулся к своему первоначальному пониманию и инстинктам. Байян продолжал кричать, сопротивляясь изо всех сил. Потоки сильного ветра трепали одежды всех в зале. Четыре дрожащие чаши замерли на мгновение, погрузив в тишину всё пространство. А затем раздался звук громоподобного раската, пролетевший от центра печати по всему округу на многие ли. Из четырёх сосудов вырвались потоки духовной энергии. Золотая ци взвилась к самому потолку, и в следующий миг слилась воедино. Четыре стихии: огонь, металл, дерево и земля бушевали, словно сражаясь друг с другом. Люди и звери задрали головы, наблюдая за тем, как переплетение духовной энергии начинает обретать форму. Снизу под полом послышался шорох, словно громоздкое тело скользнуло по печати с обратной стороны своим чешуйчатым боком. Раздался громкий треск энергетических всполохов, и потоки духовной энергии вдруг стремительно хлынули вниз в свои чаши, породив всплеск со дна сосудов. Все в зале замерли, ожидая дальнейшего. Кто-то глядел с ужасом и напряжением; кто-то с замиранием сердца и будто бы в предвкушении. А кто-то и вовсе не стремился поднять головы, словно всё происходящее его не касалось. Все прикованные к чашам глаза были озарены пляшущими огнями на стенах. Но внезапно потухли в один миг, когда парящий дым сгустился под потолком и хлынул вниз, прокатившись потоком по людям. Журчание стало громче. Из четырёх чаш поднималось нечто, словно обретя единство, и скользило всё выше и выше. Некоторые не сдержали судорожных вдохов и отступили на несколько шагов в страхе, когда, подняв голову, наткнулись на парящие золотые круги, окутанные дымом. Пара огромных глаз, словно парящие под сводом огни, сияли среди чёрного дыма, взирая на толпу под собой. Не было видно полного тела создания, но каждый в душе понимал, что именно это за воплощение – стоило лишь взглянуть на узкие зрачки в этих глазах, похожих на огромные золотые щиты. Сформировавшись в потоки духовной энергии, воплощение Иня явило себя, сотканное из духовной энергии четырёх стихий, не найдя связи с осколком своей души. Шо Вэнь вышел вперёд и только тогда заметил распахнутые глаза их главнокомандующего сквозь прорези в золотой маске, глядящие на происходящее с долей недоумения и растерянности. Каждый из солдат вражеской армии ждал, что Инь набросится на стоящих перед ним пленных, чтобы насытить плоть и утолить голод. А после истощённые животные насытят своего нового покровителя. На лице Гун Шу растянулась кровожадная улыбка, а глаза заблестели жаждой поскорей увидеть жуткую казнь, именующуюся пиром. За туманом слышалось, как пасть огромного нечто раскрылась, породив голодное шипение, и устремилась прямиком к пленникам, стоящим как стадо овец, приготовленных на заклание. Одежды пленников затрепетали от сильного потока ветра, набросившегося на них. Лю Синь, стоя в первом ряду плечом к плечу с остальными, увидев окутанную туманом несущуюся прямо на него скалящуюся морду, внезапно сделал шаг вперёд и с тихим стуком опустился на колени. Вытянув руки перед собой, он коснулся лбом пола и громко произнёс: – Последователи приветствуют Божество! В то же мгновение толпа из десятков гвардейцев за его спиной с таким же тихим стуком враз опустилась на колени и в один голос громогласно прокричала: – Последователи приветствуют Божество! Стоящие неподалёку звери припали к земле, склонившись в поклоне. Лю Синь медленно поднял голову и явил глаза, пышущие ярким буйным цветом, словно отшлифованные янтарные камни, раскалённые бушующим внутри духовным огнём. – Поклонись Божеству, и оно примет тебя как последователя, – тихо произнёс он, медленно переводя взгляд на Гун Шу. Лицо Гун Шу, словно застывшая маска, запечатлело выражение дикости и ярого неприятия происходящего. Казалось, от гнева он даже не имеет сил сдвинуться с места, пригвождённый к полу тяжестью своей злобы и ненависти. Меч в его руке задрожал. Шо Вэнь отступил назад, когда увидел, что окутанное нечто в дыме поворачивает скалящуюся морду к нему и его людям – единственным оставшимся непокорными в этом зале.