Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья / Падая в глубокое синее небо

Мао Цимэй оправился от ранений только спустя два месяца и с того времени был вездесущ. Куда бы Сяо Вэнь не отправился – всюду ощущал присутствие этого человека. На рынке, у домов своих пациентов, в тканых лавках и на пристани, где лекарь полюбил гулять с недавнего времени. Мао Цимэй был словно тенью. Повернувшись назад – можно было увидеть лишь пустую улицу, но Сяо Вэнь знал, что тот неотступно следует за ним по пятам, просто не показывается на глаза. Первое время Сяо Вэнь злился, думая, что выдаёт желаемое за действительное, тогда как этот человек, должно быть, уже давно покинул пределы Цзянаня. Но в один из дней на рынке, покупая овощи у одного из торговцев, оказался застигнут врасплох, когда кто-то за его спиной взвизгнул звонким детским голосом, следом осыпав кого-то бранью. Обернувшись, Сяо Вэнь увидел бойкого маленького воришку, которого держал за шиворот Мао Цимэй. Тот попискивал, силясь вырваться, и сыпал тихой бранью, шипя сквозь зубы. Мао Цимэя это, судя по всему, никак не тревожило. Встряхнув мальца, он с тенью угрозы сказал: – Верни, пока я не отрубил тебе руку. – Не знаю я ничего! Пошёл ты в… – заворчал мальчишка. – И язык! – рявкнул Мао Цимэй. Подняв голову и увидев мрачное лицо с парой тёмных, пугающих глаз, малец вздрогнул и только тогда дрожащей рукой достал из-за пазухи чужой кошель. Тут же распознав в нём свою вещь, Сяо Вэнь в удивлении приоткрыл рот. Ощупав рукав, он и в самом деле не обнаружил там своего кошеля. Забрав мешочек, Мао Цимэй отшвырнул парнишку. Тот тут же затерялся среди толпы горожан, выплюнув напоследок пару ругательств, оттянув нижнее веко и показав язык. Попав в неловкую ситуацию, Сяо Вэнь отвёл взгляд. А наткнувшись на рядом виляющего хвостом Ча, что глядел на прилавок с мясом блестящими глазами, Сяо Вэнь нахмурился и спросил, чтобы хоть как-то уйти от произошедшего: – Ты что, совсем не кормишь своего зверя? Теперь настала очередь Мао Цимэя отводить взгляд, силясь скрыть неловкость. В тот день Сяо Вэнь, переборов внутренние противоречия и оправдывая себя заботой о звере, купил в соседней лавке кусок жирного мяса. С того времени Мао Цимэй перестал скрываться в тени и ступал за ним по улицам в открытую. Некоторые горожане, уже завязавшие отношения с новым лекарем, нередко предупреждали его о подозрительном типе, что ходит за ним по пятам, должно быть, с целью ограбить. Сяо Вэнь лишь вздыхал на предостережения, не зная, как оправдать присутствие своего преследователя. Поэтому просто благодарил посетителей за заботу и обещался быть осмотрительней. Мао Цимэй было словно бродячий кот, что появлялся и исчезал по своему усмотрению, но всегда в соответствии с настроением самого Сяо Вэня. Когда лекарь был раздражён или злился, Мао Цимэя и след простывал, словно он боялся попасть под горячую руку, что нарушило бы их шаткое сосуществование. А если же Сяо Вэнь пребывал в хорошем расположении духа, то, вернувшись домой, мог обнаружить лежащего на его кушетке Мао Цимэя, что вольготно листал бы книгу, а на вопрос в глазах лекаря пояснял что-то вроде: – Ты же говорил выпить те укрепляющие снадобья после еды. У меня нет еды. А если в округе случалась беда или какая-то мелкая нечисть показывала зубы, Мао Цимэй исчезал на пару дней, по исходу которых возвращался, а по городу начинали звучать новые выкрики горожан: – Вы уже слышали?! – Кто-то расправился с тем неугомонным призраком в соседней деревне! – Герой опять объявился! – Это точно не эти напыщенные местные заклинатели! Сяо Вэнь не уставал закатывать глаза и тяжело вздыхать. Он знал, как любить Чоу Лицзы. Он знал, как ненавидеть того тёмного заклинателя. Но как уживаться с таким Мао Цимэем – не понимал, а потому был немного растерян. Что он знал абсолютно точно – так это то, что если этот человек опять пропадёт, едва заживающие раны на сердце вновь откроются, и уже не заживут никогда. Однажды в один из весенних дней произошло непредвиденное, что Сяо Вэнь, погружённый в водоворот охвативших его старых и новых чувств, не учёл. И вот, сидя напротив друга, что всего полчаса назад перешагнул порог его дома, Сяо Вэнь то и дело нервно ёрзал на месте. – Так значит, ты занял Цзэмину много денег для его дел? – уточнил Лю Синь, сделав глоток чая. – Мм, семь миллионов, если точнее. Но часть денег уже вернулась в казну, поскольку торговля в Луанъяне идёт весьма хорошо. – На вопросительный взгляд Лю Синя Сяо Вэнь пояснил: – Северяне – лучшие кузнецы. В этом деле им нет равных. После войны эти люди долгие годы отказывались ковать оружие для других областей и снабжали им только своих земляков, и впервые за долгое время сейчас железо из-под их рук направляется на западные рынки, а оттуда по всем землям империи. И стоит оно весьма и весьма большие деньги. – Подумав немного, Сяо Вэнь добавил: – Я тоже хочу приобрести партию клинков для своих гвардейцев. Не стоит упускать такую возможность. Лю Синь вскинул бровь: – Разве ты не покинул свой княжеский двор? Прочтя вопрос в его глазах, Сяо Вэнь улыбнулся: – И всё же я до сих пор князь. Я нахожусь на своём месте – в собственных землях. Стенами только княжеской резиденции я не ограничен. – Приблизив пиалу ко рту и втянув аромат, он продолжил: – Таким образом, я ближе к своему народу, я лучше понимаю его и знаю, чем он живёт. Здоровье моего деда не позволяло ему ездить верхом, и большую часть жизни он пребывал в целительной медитации за закрытыми дверьми. Так что совету привычно отсутствие их главы в стенах двора. Совет старейшин держит меня в курсе всех важных дел, которые требуют моего внимания. Лю Синь слабо улыбнулся и кивнул, поправив широкий рукав своего светлого халата. Он уже открыл рот, чтобы сказать что-то, как в мастерской, вход в которую был как изнутри дома, так и с заднего двора, скрипнуло. Сяо Вэнь будто задеревенел, застыв с чашей на весу, а все краски вмиг отхлынули с его лица. Поняв, кто стал причиной этого звука, он почувствовал, как в животе сворачивается ледяной ком из беспокойства. Бросив взгляд в сторону мастерской, Лю Синь помолчал некоторое время, затем сделал глоток чая и спокойно спросил, словно ничего не заметив: – Разве такой приток северных клинков на западные рынки не вызовет вопросы? Слишком взволнованный, Сяо Вэнь замешкался, но, выдохнув запертый в груди глоток воздуха, произнёс: – Вопросы возникают всегда, и получить ответы тоже можно всегда, но не все останутся удовлетворены чужими решениями. Однако угождать каждому – значит, в конечном итоге склонить голову перед чужой слабостью. Сделав глоток чая, Сяо Вэнь кашлянул, прочистив горло, и уверенней добавил: – Цзэмин поступил верно, разместив людей в Луанъяне. Чжу Ханъюй является человеком слова, а также одним из моих самых преданных подданных. Его жена также является северянкой, а потому он заинтересован в помощи её одноземцам. Вольные города больше ненадёжны, с тех пор, как власть над гильдией попала в руки Дянь Цыжэнь. А в Луанъяне они могут быть в безопасности. Заметив, как при упоминании имени женщины в Лю Сине проскользнуло напряжение, а взгляд похолодел, Сяо Вэнь ненадолго замолчал, после чего всё же продолжил: – Говорят, её муж, Шу Уди, после своего восшествия на пост главы гильдии, передал большую часть своих дел в руки Дянь Цыжэнь. Остальные главы вольных городов были категорически против такого решения и заподозрили его в предательстве. В их рядах появились слухи, что Дянь Цыжэнь является сторонницей Императора, действующей из тени от его воли. И хотя твёрдых доказательств этому нет, один лишь слух внёс в ряды гильдии разлад. Гу Шичэн не зря упомянул об этом в нашу прошлую встречу. Власть этой женщины в вольных городах висит на волоске. Подняв взгляд, Сяо Вэнь увидел, что глаза Лю Синя будто остекленели – выглядели такими неживыми, что на мгновение ему показалось, будто перед ним сидит кукла. Точно та же, что использовали и Дянь Цыжэнь в те дни в Яотине, и Мао Цимэй, с его помощью вытащивший чудовище в лице Дун Чжунши на поверхность, но так и не смогший убить его. Как бы Лю Синь поступил, встреться он сейчас с Мао Цимэем? С самого прихода Лю Синя в его дом этим утром, Сяо Вэнь был взвинчен настолько, что едва находил силы усидеть на месте. Мао Цимэй действительно блуждал по округе, как бродячий кот, которого невозможно было прогнать. А Хунча и Байлинь и вовсе нередко с клёкотом летали по дому, чем вызывали грохот, слышимый даже на улице. Сяо Вэнь нёс тяжёлую вину за случившееся, и не знал, как отреагирует его друг на появление в его жизни человека, от которого в прошлом хотел его уберечь. А сам Сяо Вэнь, поглощённый чувствами, просто выгнал его за порог. Разрываясь от противоречивых чувств, Сяо Вэнь, больше не в силах выдержать напряжение, быстро выпалил напрямую: – Если бы однажды ты встретился с одним из этих людей, как бы ты поступил? Как бы ты поступил, узнай, что Мао Цимэй сейчас в моём доме? И я снова не в силах прогнать его. Лю Синь медленно моргнул, посмотрел на Сяо Вэня, что опустил глаза на свою чашу, затем перевёл нечитаемый взгляд в сторону мастерской. – Не мне решать, как поступать с кем-то. Я больше не судья. – Глубоко втянув в себя воздух, Лю Синь прищурился от яркого солнечного света. – Но если тебе нужно моё мнение, то я думаю… – сделав паузу, он немного помедлил, краем глаза видя, как Сяо Вэнь приподнял плечи, – что все люди заслуживают второй шанс. Поражённый услышанным, Сяо Вэнь произнёс, вскинув на него взгляд: – Разве не он виновен в том, что так много людей погибло в ту ночь в Яотине? Если бы не его месть Дун Чжунши, ничего не произошло бы! Лю Синь медленно перевёл на него взгляд. – Мао Цимэй не преуспел бы в своих планах. Если бы не моё вмешательство и согласие помочь ему, ничего бы не произошло. – Откуда ты можешь знать это? На мгновение Сяо Вэню показалось, что глаза друга заволокло неясной для него пеленой, будто он погрузился в воспоминания. – Потому что я знаю это, Вэнь-гэ. Яотин бы не пал той ночью. Допив чай в один глоток, Лю Синь встал с кушетки, оправил рукава своего широкополого светло-серого халата и направился в сторону двери. – И неужели ты даже не злишься на него? Лю Синь остановился и сказал: – Если человек сходит с пути убийств и старается устранить ранее причинённые злодеяния, он заслуживает ещё одной попытки. – Повернув голову в сторону мастерской, он с прохладой и предупреждением в голосе добавил: – Это касается всех людей. Затем, больше ничего не сказав, покинул дом друга, чтобы немного прогуляться по городу. Услышав звук закрывающейся двери, Сяо Вэнь тяжело вздохнул и поднялся на ноги. А развернувшись в сторону мастерской, оцепенел всем телом и прирос к полу. В дверях мастерской стоял Мао Цимэй, а спящий у его ног Ча явно говорил о том, что его хозяин появился здесь намного раньше, а не в эту самую минуту. Глаза Сяо Вэня округлились, а сердце, казалось, ухнуло вниз и быстро взметнулось, ударив в голову. Быстро метнув взгляд в сторону двери, за которой только что скрылся Лю Синь, он почувствовал растерянность такую, что даже не нашёл, что сказать. Вскинув бровь, Мао Цимэй, наблюдая за его растерянностью, тихо хмыкнул: – Надо же, кажется, я стал ненавидеть твоего друга чуть меньше.

༄ ༄ ༄

В следующие летние месяцы вплоть до самой осени на море очагами вспыхивали жестокие битвы. Щепки от разбитых кораблей выбрасывало к суше, образовывая собой новые берега. Бай Шицзянь был вынужден направить в самую гущу сражений своих сына и дочь, тем самым потеряв некоторые территории и подставив пролив к Нефритовому морю под удар. Секира и Молот, ведущие за собой половину армады, добрались к месту сражения спустя несколько дней. Их суда были быстрыми, оснащёнными пороховыми снарядами и помимо этого окружённые магическими щитами. Но даже так, ещё не подойдя к Куй ближе, чем на двадцать чжанов, они уже лишились нескольких кораблей. В те дни было принято решение задействовать все силы флота для последнего боя, направив к главной твари все корабли. Ведя ожесточённое сражение три дня, они так и не пробились к лютующему демону, чтобы общими силами усмирить его. Припасов оставалось всё меньше и меньше, а корабли для подкрепления были разбиты морскими монстрами, что отрезали пути и заперли весь флот в море. Оснащённые снарядами пушки обстреливали демона дни напролёт из последних оставшихся сил, на исходе которых Куй, наконец, стих. Решив было, что одолели морского демона, корабли направились ближе по приказу двух командиров. Секира и Молот вознамерились снести голову твари, чтобы после вернуться к отцу с трофеем, множащим силу ордена Дэгуань. И вот, когда корабли уже были на подходе к затянутому туманом огромному телу, Куй внезапно распахнул огромные хищные глаза. На теле твари не было ни единой раны, все снаряды оказались выпущены впустую. Взмахнув огромным хвостом, демон вызвал волны, разбив несколько ближайших кораблей. Против такого удара не могли совладать даже зачарованные судна, а потому матросы наравне с капитанами в одно мгновение поняли всю безвыходность своего положения. Море погрузилось в хаос и крики людей. Кто-то бросал всё и вставал на колени, молясь Богам перед неминуемой гибелью; кто-то добровольно выпрыгивал за борт, не намереваясь найти смерть в пасти Куй. А кто-то, как два последних главнокомандующих, со смирением оставались на борту своих кораблей, и лишь переглянулись друг с другом, кивнув на прощание и обнажив мечи, чтобы дать последний бой демону, что впервые одолел армаду ордена Дэгуань. Грохотнул гром, вдали полыхнула зарница, озарив чудовище на фоне чёрных туч, что уже готовился одним махом расправиться с оставшимися судами. Но внезапно, среди ветра и шторма, в тумане и сере запальных орудий, раздался одиночный пушечный залп. Весь оставшийся перед Куй флот поднял головы, увидев летящий словно комета в тишине снаряд, что прорезал собой чёрные плотные тучи, оставляя за собой голубой свет. Над морем вдруг стало тихо, как бывает при погружении под толщу воды. Даже Куй, зачарованный тихим снарядом, замер, наблюдая за его медленным приближением. Чёрные мутные глаза озарило голубое свечение, и спустя миг зверь неистово взревел, опалённый разорвавшимся снарядом. Ядовитый ледяной туман жёг плоть, заставляя чешую на шее демона опадать лоскутами. Громкий всплеск со всех сторон породил десятки кораблей, что вынырнули прямо из воды и сразу же зашлись в пушечных залпах. Ещё часть суден, появившаяся с другой стороны, двинулась в другом направлении организованным строем. Тяжёлые длинные цепи на их корме, сотканные изо льда, окутали тело демона и сковали хвост, не позволяя ему погрузиться в море и избежать заготовленной для него ловушки. От огня выстрелов стало светло, как днём. Чёрное небо светлело и сразу темнело, содрогаясь от звуков разрывных ядер. Зверь ревел и метался из стороны в сторону, поднимая огромные волны, стремясь отбросить корабли назад. Но армада, движущаяся на него с новыми силами, шла прямо сквозь толщу воды как клинки сквозь огонь. Самый большой и тяжёлый корабль, вынырнувший из тумана, как призрак, взял курс и поравнялся с двумя флагманами главнокомандующих Дэгуаня. Переглянувшись, Секира и Молот увидели одного из пропавших солдат в море, что стоял сейчас на носу корабля вместе со своим белым волком. Ранее не уделив ему должного внимания, они уже зачислили его в список погибших в этих страшных сражениях, как и десятки экипажей кораблей, которые теперь организовано обстреливали огромного демона. Громкий голос Тан Цзэмина раздался на палубе, отдавая приказ своим людям к залпу снарядов. И два других флагмана последовали за ним. Окружающий флот обтёк три больших корабля. Тяжёлые пушки выстреливали один залп за другим, погружая море в густой туман и плотный запах серы. Голубые кометы снарядов с главного корабля продолжали обстреливать демона, заставляя его реветь и метаться в агонии. Тогда как остальные пушки других кораблей поражали открывшиеся места в его плоти. Но морской великий зверь не являлся бы таковым, если бы сдался так просто. Тем временем снаряды начали иссякать. В одно мгновение повернув головы, брат и сестра Бай увидели, что капитан корабля между ними уже стоит на носу судна. Глаза его во мраке ночи светились двумя сапфирами, будто давным-давно затерянными на дне моря и только теперь вновь увидевшими звёздный свет. Обдуваемый всеми ветрами в хаосе сражения, медленно приподняв руки, Тан Цзэмин поднял со дна моря десятки толстых цепей, тянутых его кораблями. И, сделав взмах, натянул их с гулким звоном, заставившим всё море пойти мелкой дрожью. Зверь прогремел, и стал крениться набок. Открытые уязвимые живот и грудь тотчас оказались под прицелом истощающихся снарядов. Молнии сверкали, озаряя всё своим светом, и делая картину ещё более жуткой. А несмолкающий гром был разбавлен криками людей со всех кораблей, что уже не молили Богов о прощении, а кидали свои последние силы в бой, горя глазами и заставляя монстра тонуть в их ярости. На фоне взрываемых пушек и морском хаосе, зверь был повержен. А остальные, более мелкие морские твари, тут же бросились прочь от кораблей. Вернувшихся чествовали как героев. Бай Шицзянь в награду за свершённое, наградил Тан Цзэмина наравне со своими детьми, осыпав почестями и пожаловал ему сотню золотых слитков. Помимо этого в награду глава также отдал ему тот корабль, на которой Тан Цзэмин временно вступил в должности капитана, приняв пост после гибели капитана Кэ. Имя Тан Ванъюя прогремело под столицей, разнёсшись по всем берегам и прибрежным городам. На фоне Куй остальные монстры уже не представлялись для всех столь уж огромной проблемой, а потому всё больше и больше молодых мужчин желали примкнуть к флоту, чтобы прославить своё имя, как и вернувшиеся герои. Впоследствии происходящее на море превратилось скорее в охоту для забавы, где корабли загоняли растерявших прежний запал монстров, как обычных зверей в лесной чаще. Тем временем орден Дэгуань праздновал свою победу, и, как говорил Цзян Фэйсин, действительно, стоило Бай Шицзяню укорениться в своей победе над демонами, как он принялся бахвалиться и сыпать подробностями побед. Новости, что приходили с Юга, уже не были столь скудными, а изобиловали фактами и именами героев, не забывая отдавать львиную долю в победе самому главе Бай. Как выяснилось чуть позже, Тан Цзэмин, вместо того, чтобы остаться на берегу и праздновать, уже спустя пару дней вернулся в море, где принял участие в охоте за оставшимися чудовищами. Его корабль был столь быстр, что никто не мог угнаться за ним. И поговаривали, что как только он выходил в море, его повсюду сопровождал гром. Лишь впоследствии всем стало ясно, что то был рык его зверя, – молодого волка, бьющегося с ним бок о бок в боях. Его белая шерсть сверкала серебром среди чёрных вод, а рык был таким громким, что действительно едва не перекрывал собой небесный рокот. – Я слышал, что когда Тяньгоу взмахивает своим мечом, а его молодой волк, Аолэй¹, издаёт рык, в море поднимаются волны не менее чем в семь чжанов! Аолэй был похож на призрака, что мог атаковать лютую тварь лоб в лоб, оставаясь при этом для неё незамеченной. В воде он был точно выпущенной стрелой, разрезающей водной пространство и оставляющей за собой ледяной след. А на поверхности мог бежать по льду, что создавался под его лапами при лёгком прикосновении. Вой его мог быть столь свирепым, что слыша его, твари тотчас бросали врассыпную. Тан Цзэмина чествовали во всех прибрежных городах под знаменитым прозвищем Тяньгоу. Во время его битв луна скрывалась за облаками, погружая всё море в густой мрак, точно этот заклинатель и впрямь был тем, кто помимо уничтожения монстров пожирает луну, не давая ей и шанса засвидетельствовать свои свершения. Он не любил славу, почёт и признание, а потому редко появлялся на публике, чаще предпочитая компании заклинательской знати простых матросов, с которыми прошёл плечом к плечу трудный путь. – А я слышал, что иногда, когда он возвращается из очередного выхода в море, то отдыхает в домах куртизанок, – поделился слухами какой-то ученик. – Оно и не удивительно, – хохотнул другой ученик. – Все танцовщицы и куртизанки жаждут пригласить Тяньгоу в свои увеселительные дома! – Ещё бы, знали бы вы, как после битв кипит кровь! – интригующим тоном проговорил кто-то. Вслед за чем раздались понимающие смешки. Все ученики смолкли, стоило им увидеть лицо Лю Синя, перешагнувшего порог площадки Лан. В последнее время ученикам казалось, что их мастер пребывает в отличном расположении духа, однако сегодня отчего-то был несколько мрачен.

༄ ༄ ༄

Спустя несколько недель, неожиданно для всех, Тан Цзэмин оповестил всех, что примет участие в Императорском турнире, что состоится осенью. Поговаривали, что Чжан Хэцзянь, услышав весть, тут же побледнел лицом. Следующие пару дней он провёл за закрытыми дверьми на тренировочной площадке, оттачивая мастерство с утра до ночи и едва прерываясь на сон. В конце концов, Чжан Хэцзянь настолько переусердствовал в своих тренировках, что разломал здание павильона надвое своей алебардой. Что неминуемо вызвало последствия в виде наказания от Ци Сюаньцзы, который отправил ученика в кузню старейшины Гао. И Чжан Хэцзянь, всегда готовый отвечать за проступки, в этот раз был категорически недоволен, поскольку время отработки сокращало его тренировки. Но выбора не было, а потому следующие несколько месяцев он помогал кузнецу в его деле. Как оказалось, новость об участии Тан Цзэмина взволновала не только его. Все ученики, которым в будущем предстояло принять участие в турнире, так же стали тренироваться куда более усердно, изредка появляясь на людях. Совет же старейшин облегчённо вздохнул. Ранее многие из них пытались привлечь и убедить ученика главы ордена к участию в состязании, но никто так и не добился успеха. Что повлияло на решение Тан Цзэмина внезапно согласиться на участие – оставалось загадкой. Середина зимы выдалась особенно морозной. Неторопливо с небес падал снег, меж гор пел свою песню северный ветер. Лю Синь немного простыл, и его голос на тренировках уже не звучал столь громко. Но ученики подозревали, что тот просто растерял свою суровость, становясь день ото дня всё мягче, словно только что выпавший снег. Даже его одежды постепенно светлели, словно сбрасывая с него сажу и горечь. Кутаясь в свой белый плащ, Лю Синь наставлял учеников ежедневно, никак не в силах вылечиться до конца. Голос его то и дело проседал от недавно подхваченной простуды, а всё тело покрывалось гусиной кожей, стоило ветру наброситься на него. В перерывах меж тренировок иногда он заглядывал в кузню к старейшине Гао, чтобы отогреть кости, и там, встретившись с Лян Банци, то и дело выслушивал её брань: – Разве можно быть таким идиотом?! Ежедневно бегаешь на площадку Лан, чтобы тренироваться и обучать этих мелких бесстыдников! Неужели ты не можешь взять перерыв на несколько дней, чтобы отдохнуть, как следует?! - по обыкновению отчитывала Лян Банци, не забывая хлопнуть Лю Синя по спине. А после, закончив, метала взгляд в старейшину Гао, что желал слиться со стеной, и тому ничего не оставалось, кроме как соглашаться: – Период больших снегов в этом году действительно выдался жутким. Эти ученики приходят к тебе по три раза на дню, но остальную часть времени они сидят в своих тёплых павильонах, тогда как ты вынужден весь день торчать на холоде. Кивая на наставления своих старших товарищей, Лю Синь обещал позаботиться о себе, но уже на следующий же день всё равно шёл на площадку Лан. Он едва выбрался из ямы пренебрежения окружающих к своей человеческой сути, так что именно сейчас никак не мог дать слабину. Простуда преследовала его две недели, на исходе которых, возвращаясь домой в один из дней и медленно бредя по тропинке, он услышал вдруг: – Мастер Лю! Мастер Лю! – кричал кто-то, быстро приближаясь к нему позади. Обернувшись, Лю Синь увидел одного из своих подмастерьев. Запыхавшись от долгого бега и выдыхая клубы белого пара, Пин Цюань громко крикнул: – Только что посыльный доставил в Целительский павильон несколько коробок! На них не значится отправитель! Лю Синь глядел на подмастерье несколько долгих секунд, что будто намекал ему на что-то своими выразительными глазами, прежде чем сорваться с места. Пин Цюань мог поклясться, что ещё ни разу не видел, чтобы его мастер бегал так быстро. Добравшись до павильона в считанные минуты, Лю Синь влетел внутрь и сразу же нашёл глазами несколько деревянных ящиков, лежащих на столе, вокруг которого уже топтались остальные два подмастерья и Сяо Вэнь. Под внимательные взгляды всех остальных, не мешкая, Лю Синь открыл первый ящик и увидел в ней только аккуратную коробку из белого дерева. Затем быстро открыл ещё две, обнаружив то же содержимое, прежде чем отворить последнюю. И только там, рядом с глиняным горшочком его острый взгляд нацелился на небольшой свиток. Сердце подпрыгнуло к горлу, а нетерпение обожгло пальцы, когда Лю Синь торопливо развернул послание и прочёл: «Зима в этом году особенно холодная». Лю Синь быстро заморгал в недоумении, затем нахмурился и перевернул листок в поисках других слов. Но тех не было. – !!! Затем осмотрел листок не менее десяти раз с обеих сторон, но по-прежнему безрезультатно. В конце концов, Лю Синь шумно выдохнул и прошипел на грани слышимости: – Мерзавец!.. От тебя столько месяцев не было ни единой вести, и всё, что ты написал – это несколько глупых слов?!.. Глаза словно приросли к одной строчке, написанной рукой Тан Цзэмина. Лю Синь перепрочёл её не менее дюжины раз, прежде чем обратить внимание на происходящее за спиной. Подмастерья кружили вокруг стола, принюхиваясь и глотая слюни. Сяо Вэнь с улыбкой сидел на стуле рядом, обмахиваясь веером и лукаво поглядывая на своего друга. Принюхавшись, Лю Синь и впрямь почувствовал аромат, исходящий от коробов. Под выжидательными взглядами в нетерпении перетаптывающихся подмастерьев и друга, Лю Синь протянул руку и открыл горшочек перед собой. Облако пара вырвалось из-под крышки, на мгновение закрыв за собой содержимое. А после вкусный пряный аромат поплыл по помещению, заставляя всех присутствующих глубже втянуть в себя воздух. Ароматно пахнущих горшочек с горячим супом, в котором плавали пухленькие клёцки и кусочки ровно нарезанных овощей, заставил Лю Синя тяжело сглотнуть. Не меньше минуты он просто смотрел на содержимое, не зная, как описать свои чувства. Глаза затянуло влажной пеленой. Горячий, будто сваренный самое большее полчаса назад, наваристый суп источал жар и пряный запах острых приправ и красного масла, соблазняя своим ароматом. – Эти зачарованные коробки могут хранить блюда свежими несколько месяцев! – воскликнул Сян Ян, осматривая ящики. – Торговые суда часто берут их с собой. Подняв тёмный горшочек, Лю Синь увидел, что под тем лежала ещё одна записка. «Этот господин приготовил суп только для тебя, так что ты должен съесть его весь! Но не волнуйся, твои маленькие подмастерья не останутся голодными». Лю Синь почувствовал, как его нижняя губа мелко дрогнула, а к горлу подкатил ком. Отставив горшочек, он открыл остальные коробки. Яичные пирожные в форме маленьких жёлтых цыплят с чёрными глазками и маленькими красными клювами выстроились в ряд. Песочные печенья в форме морских звёзд, и османтусовые пироги с бобовой начинкой, присыпанные сахарной пудрой, поражали своей красотой и сладким запахом. – Господин Тан самый лучший! – крикнули подмастерья, уже подхватив по паре яичных цыплят и разливая вино. Лю Синь съел ложку горячего супа и ненадолго задержал глоток во рту, поражённый вкусом. Действительно, так, попадая во все его предпочтения, мог готовить только Тан Цзэмин. Острое чувство тоски нахлынуло вдруг, заставив Лю Синя испытать желание, чтобы суп действительно был приготовлен всего полчаса назад, а не за несколько тысяч ли отсюда. Следующие месяцы подарки приходили стабильно раз в две недели. Редкие травы, растущие только на Юге и имеющие сильные свойства, способствующие в лечении трудных заболеваний; поражающие своим разнообразием сладости и фрукты, названия которых Лю Синь и не знал до определённого момента; и даже изящные статуэтки, инкрустированные драгоценными камнями, а также множество других южных диковин. Всё сопровождалось небольшими записками, которые Лю Синь разворачивал в первую очередь, а после перечитывал по нескольку раз, внимательно рассматривая ровную и уверенную каллиграфию. Письма всегда приходили с содержимым в несколько строк, отчего Лю Синь не мог не испытывать недовольство. Ответ послать также не представлялось возможным из-за опасений, что переписку между простым мастером и учеником главы ордена могут неправильно понять. Большую часть времени Тан Цзэмин был в море, и все новости о нём Цзян Фэйсин узнавал из переписки с главой Бай, тогда как его ученик было словно ветер, бродящий по побережьям и не имеющий постоянного пристанища. Как сам Тан Цзэмин находил возможности присылать свои подарки – Лю Синь так же не знал. Коробки просто появлялись будто из ниоткуда на территории Целительского павильона, но кто доставил их – не представлялось возможности выяснить. Весенним днём, в свой день рождения, получив несколько коробов, Лю Синь первым делом хотел было найти послание, но, открыв коробки с сочными плодами личи и ароматными сладостями, замер вдруг, прикипев взглядом к тому, что было внутри. Увидев его реакцию, Сяо Вэнь обогнул стол, с интересом заглянув внутрь и так же поражённо распахнул глаза. Лю Синь неуверенно протянул руку к ящику. Белая плотная ткань с искусной сложной вышивкой из серебряных нитей, маленьких белых камней, бисера из хрусталя и маленьких жемчужин, на мгновение ослепила его. Вытащив её, Лю Синь обнаружил, что то было изысканное длинное одеяние. Даже в Яотине он не мог позволить себе одежды со столь богатой вышивкой и из такой ткани, что ранее будто вобрала в себе лунный свет, напитанный звёздами. Бисерины прилегали к бисеринам, вышивка из серебра и железа была плотной, проявляя изящный рисунок, складывающийся из замысловатых тонких узоров, растекающийся по рукавам, талии и высокому воротнику, края которого были сцеплены белой тонкой цепочкой. И в то же время сама ткань была лёгкой, скользя по рукам и обтекая предплечья, точно он держал в руках туман, источающий прохладу. Опустив взгляд, Лю Синь увидел небольшой свёрток на дне коробки: «Невозможно утаить жемчужину под пылью». ____________________ 1. 奥雷 (àoléi) – таинственный/скрытный громовой удар.