. . .
Вы часто спите, но не отдыхаете. Так всегда было. Вы никогда не понимали, почему люди любят спать, почему называют сон лучшим лекарством; в городе для вас он означал уязвимость и опасность, из-за которой необходимо находить самые неудобные, но укромные места, и дремать в полглаза, оставаясь начеку. В Подземелье не получилось избавиться от этой привычки, а ещё здесь нет солнца и свет горит всегда, что не помогает, и, кроме того, вам постоянно мешают сны. Например о том, как вы перезапускали раз за разом. Как проходили один и тот же путь с меньшим или большим количеством убийств, как почти перестали видеть в монстрах живых существ и просто искали способ выбраться отсюда. Не оставаться в пустоте. Иногда Чара обещал, что определённое количество кругов исправит ситуацию, иногда насмехался и угрожал, что бросит вас во Мраке навсегда, отняв власть над сбросом, иногда сам впадал в отчаяние и не мешал попробовать что-то. Но не сейчас. Сейчас Чара ненавидит отсутствие контроля и любыми средствами пытается заставить вас делать то, что велит он. Чисто из упрямства, даже если это не имеет смысла или, по крайней мере, имеет не больше смысла, чем ваш изначальный план.«Ты думаешь, что добьёшься свободы, просто оставаясь на одном месте с каким-то глюком?!»
Вы так не думаете. Просто вы устали от срочных попыток добиться чего-то, а сохранение теперь не спасёт вас от случайностей. Из-за всей этой ситуации Чара просто в ярости. Время от времени он возвращается к идее убийства Незнакомца, но не выдерживает её в качестве единой линии, потому что сам понятия не имеет, что произойдёт, если её придерживаться. В другие дни Чара просто хочет дальше в Подземелье, и от того, что вы пока не торопитесь, занимаясь выяснением природы Незнакомца, ваше здоровье страдает особенно серьёзно. Вы практически перестали вставать с кровати по вечерам.«Какой вздор. Как ты собираешься выяснять о нём что-то, если вы оба просто играете в семью с этой козой!..»
***
— Тук-тук. — Кто там? О. Тот голос вернулся. И снова — Санс хмыкает: — …Скелет, который стучит в твою дверь. — Логично… — Ага. Не знаю, чего ты ожидал. Некто за дверью издаёт совсем тихий смешок. Стало быть, он всё-таки решил дать шанс тук-тук-шуткам… Санс стучит ещё раз. — Кто там? — покорно спрашивает голос, и Санс может различить капельку благосклонности, что добавилась туда с прошлого «тук-тука». — Сюртук. — Сюртук кто?.. — Сюртук, который был выбран, потому что рифмуется с тук-тук. — Ха, — голос улыбается теперь, — с одной стороны, это идиотизм. С другой — боже, какая шутка. Достойно фонда на оплату барных счетов. — У меня ещё скелетонна таких. Только успевай подходить к двери. — Что ты будешь делать, если рядом не найдётся двери? — Оу, чувак. Грубо с твоей стороны предполагать, что я не знаю никакого другого типа шуток. Ну, как говорит мой бро, узри — каламбуры. Что не так с ужином скелета? — И что же? — Он провалился. Секунду, другую до собеседника доходит смысл. Санс уже успевает философски пожать плечами, всегда спокойный на тему того, что не все шутки попадают в цель, но за дверью, наконец, раздаётся понимающее «А-а-а!» — Типа, смысл в том, что у скелетов нет...? — уточняет голос. Санс слегка морщится, не прекращая, впрочем, улыбаться: — Пожалуйста, не заставляй меня объяснять шутки, это неприлично. — О-оу… прости. — Ничего страшного, чувак. Раз мы так хорошо знакомы, то я тебя прощаю. Лучше скажи, почему у депрессивного скелета убежала собака? — Понятия не имею. — Потому что он бросил себя в трудную минуту. — …Я не понял. Физиологически Сансу дышать не нужно, но его рёбра всё равно вздымаются и опускаются в вентиляции, выполняющей только функцию искусственной паузы. Ему ещё не попадался кто-то, у кого возникало бы столько проблем с юмором, хе. Но Санс привык находить удовольствие в самых разнообразных разговорах. — Собаки бегают за костями, малой, — Санс легонько стучит по своей черепушке так, словно собеседник может видеть его. — Что случится, если скелет бросит себя? — О, боже… — сокрушённо отвечает голос, и Санс может представить, как этот тяжело сображающий бедняга роняет на руки голову. Впрочем, может, головы в наиболее распространённом виде у него нет. Такие монстры редко говорят вслух, но всякое ведь бывает… Или, что тоже возможно, у него нет рук. Санс никогда не предполагает, что у кого-то есть руки, без весомых оснований. Вот руинная леди — та хоть стучала… Кости чувствуют холодный камень через ткань куртки (принести сюда, что ли, одеяло?..) — Санс потягивается и перебирает каламбуры в голове. — Какой у скелета самый нелюбимый инструмент? — Э-э-э… костаньеты? — Это любимый. А вот óргáн, скажу тебе по секрету, скелеты терпеть не могут. — Так… Кажется, я уловил идею, — заявляет голос. — Почему на кладбище не собирают вишню? — Почему? — Никто не любит косточки. На тему людских кладбищ, но пойдёт. — Быстро учишься, приятель, — хвалит Санс, пока надевает варежки на руки, раз уж беседа свернула с тук-тук-дороги. — А знаешь ли ты, кто лучший друг скелета? — Кто? — Черепаха. — О-о-о! — Твоя очередь, вперёд. — Хм… Почему все скелеты богаты? — Очень интересно знать, потому что золотые шутки ещё не начали меня кормить, — Санс даже чуть поворачивает голову к двери. Собеседник, отвечая, придаёт голосу особую интонацию: — Потому что они о-бес-печены. Воу. А парень, кажется, в курсе этого редкого прикола про стоимость печени?.. Санс резко поднимает голову непонятно к чему, понимая, что на данный момент он единственный живой монстр в Подземелье, кто вообще может понять этот каламбур. Те, кто помнит поверхность (король с королевой, Герсон и, возможно, блуки-призраки) были там слишком давно. Альфис кое что знает о людях (наследственность королевских учёных, видимо), но у неё остались одни домыслы, основанные на аниме. Тем более, смех над шутками у неё идёт тяжело… — …Да это ведь новый претендент в фонд, — наконец отвечает Санс, ощутив за дверью волнение от его молчания. — Правда? — отзывается облегчённый голос, — ох, здорово. У меня есть наставник — он такое не любит. Говорит, если так шутить, то и вправду лишишься печени или что-то в этом роде. — Верит в силу слов? — Да он не просто верит. Он с их помощью колдует… О как. — Существует использование магии через голос? — переспрашивает Санс, научный интерес которого похоронен под ленью, но не совсем до конца. За дверью подбирают слова: — Ну, это произнесение заклинания вместо обычной последовательности действий. Так вариативность использования магии куда выше, да и ритуал же не всегда есть возможность провести… — Я бы очень хотел посмотреть на что-то подобное. — Оу, серьёзно? У вас там нет словесной магии? Погоди, чего бы припомнить… Санс ничего не ожидает, потому что не знает, чего ожидать, просто улыбается сам себе, а потом из-за двери доносится: «Травы, забудьте про звон января, лёд — это кладбище мыслей дождя». И из дверных стыков вдруг вырываются алые цветы с чёрной серединкой, резко выделяющиеся на фоне каменной плиты в снежном лесу. Это происходит так резко, что Санс срезает на метр назад, напуганный внезапностью, и распахнув глазницы наблюдает, как серо-фиолетовая дверь Руин получает растительный декор. Да уж. Это впечатляет. — …Классное стихозеленение, приятель, — произносит Санс после паузы, шагнув обратно, когда рост прекращается. — Да? Здорово, что тебе нравится, — отвечает голос, — мне ничего особенно не даётся, кроме растений… Удача, впрочем, если ты подмастерье травника. — И надолго они?.. — Санс дотрагивается до ближайшего лепестка лбом (варежки снова снимать лень) — совсем нежный. — Маки цветут мало. Опадут через пару дней. — Буду тут проходить в ближайшие пару дней, — невзначай улыбается Санс. — Как мило с твоей стороны… — он улыбается в ответ. — Слушай, я- эм, мне нужно идти сейчас. Но я ещё тоже приду. Спасибо тебе. Санс салютует двери: — Не за что, малой. Бывай.***
— …Вот ты где, мелочь… Вы приподнимаете голову с алых листьев, опавших под ловушку неизвестно откуда — Незнакомец заглядывает в дыру, через которую вы провалились. Заметив взгляд, он делает приветственный взмах исцелённой ладонью и спрыгивает к вам. Спустя секунду ложится на листья рядом, придерживая кепку за козырёк, чтобы не упала. — Госпожа Ториэль рассказала, что ловушки были построены на случай вторжения и как раз против людей, — негромко. — Она, конечно, не хотела бы, чтобы я тебе это говорил. Но ты знаешь больше, чем показываешь, так что, возможно, я даже не говорю ничего нового для тебя. Разумеется, не хотела бы. Она до последнего будет скрывать правду о монстрах из-за своего желания построить маленькую идиллию с заботливой матерью и послушным ребёнком, снова и снова. Чара всегда терпеть это не мог. Он не умел принимать любовь своих родителей, пока был жив, а потом погиб, и теперь не может справиться с тем, что её получает кто-то другой… *Вы спрашиваете у Незнакомца, сказал ли он о ловушках, чтобы ещё раз вам показать, какие монстры ужасные и как ненавидят людей. Незнакомец фыркает, но не возражает. Какое-то время вы молчите. Лежать тут довольно терапевтично, и прохлада остужает кожу. Неудивительно, что Напстублук постоянно этим занимается… — Слушай, мелочь, — снова начинает Незнакомец, — я действительно не знаю о тебе много важного. Например, почему цветок на входе узнал тебя. Что такое сброс и всё остальное. Вы кладёте руки под голову — волосы влажные от компрессов и пота. Не совсем ясно, как должен выглядеть такой разговор. В Подземелье есть некоторые существа, которые сохраняют воспоминания или, как минимум, догадываются о сбросах и сохранениях. Самые очевидные это, конечно, Флауи и Санс. Что известно последнему вы до сих пор до конца не в курсе, а происхождение первого — загадка на три миллиона. Но есть также, например, Азгор. Судя по всему, другие изгнанные дети что-то рассказывали ему перед смертью. Ториэль тоже иногда, в самых редких таймлайнах, упоминает, что испытывала ощущение узнавания рядом с предыдущими проклятыми. Народа, в общем, хватает… Но вы ни с кем не обсуждали перезапуски за исключением, разумеется, Чары. Раньше Флауи давал свои комментарии, потом взбесился от повторений и перестал, решив, что он главная звезда в этой вселенной и вы просто сбрасываете ради его реакции. Но даже это происходило в одностороннем порядке. Санс же… Наполовину не понимает вас (или делает вид), если заговорить об этом, наполовину игнорирует. Скрытный шутливый ушлёпок… Возможно, было бы проще, поделись он информацией. — Можешь не говорить, если не хочешь, мелочь, — Незнакомец сдвигает кепку на глаза двумя пальцами, закрываясь от света фонаря в потолке. — Придёт время, и ты расскажешь. Или нет. Не так важно, у всех десятилетних детей есть секреты. Просто знай, что я представляю, с какого такого интереса ты прыгаешь в подозрительные дыры на горе Эботт и бросаешься в объятия опасных монстров… Вы смотрите на него удивлённо. Не глядя он протягивает руку и опускает на вашу макушку тёплую ладонь. Возможность сброса вспыхивает в вашей душе. — Ты, мелочь, не торопись. Ториэль тебе рада и будет заботиться о тебе, сколько захочешь. Я тоже никуда не денусь. Не подходи, пожалуйста, к той двери, не обдумав всё хорошенько, ладно? Никто не осудит тебя за то, что ты просто останешься. Что бы он не подумал, звучит… до боли странно. Вы столько раз искали способ разбить барьер, или хотя бы просто пройти сквозь него. Сколько раз пытались сбежать из этого чёртового Подземелья, и всё напрасно. Имеют ли хоть какие-то новые пути смысл? Возможно, новый человек действительно что-то изменит, а возможно и нет. Вы можете остаться у Ториэль навсегда. Можете посидеть тут и пойти дальше. Можете что угодно делать, время всё равно никуда не пойдёт без вас… Вы легонько двигаете головой в кивке для Незнакомца, и он едва ощутимым движением треплет вас по волосам. Вы и Незнакомец лежите на пуховой лиственной подстилке и никуда не идёте на пока. Спокойствие момента, запах чабреца и ласковое прикосновение наполняет вас решимостью… Если бы только Чара согласился с вами..
.
.