Странности

У Мики Кагехиры много странностей. Странные глаза. Кажется, это называется гетерохромией? Примерно так говорит Шу Ицуки, ее Оши-сан. А еще она говорит, что глаза ее красивых цветов: желтый, как у Ван Гога, и голубой, как у Шагала и Вермеера. И Мика верит ей, потому что никто не разбирается в искусстве лучше, чем ее Оши-сан. Странный вкус в еде. Почему-то нормальная еда кажется ей безвкусной. А вот подгоревшую уже можно есть! Может, дело привычки? В любом случае, Шу Ицуки, ее Оши-сан, всегда хмурится и забирает у нее тарелку с «донельзя испорченной пищей», напоминая, что Мика должна «беречь себя» и «питаться нор-маль-но». А после ставит порцию, которую приготовила якобы для себя. Но, как бы мастерски не приготовлены блюда Оши-сан, для Мики, увы, они все равно остаются безвкусными. Да и хобби у Мики Кагехиры странное. Ей нравится собирать плюшевые игрушки. Только забирает она их с мест специфичных — помоек. Брошенных и ненужных, девушке становится их попросту жаль. Так что она приносит их домой, хорошенько отмывает, чистит, а после заштопывает уже наловчившимися пальцами. Трудно сказать, одобряет ли это Шу Ицуки, ее Оши-сан. В любом случае, та любезно соглашается отдать кусочек ткани или так сильно приглянувшуюся Мике пуговку для починки ее нового любимца. Но страннее всего были пристрастия Мики Кагехиры, или, говоря откровенно, кинки. Их много. Унижения, связывания и… Кровь. Потому что Мике Кагехире до жути нравится кровь. Ее цвет, запах, вкус… Вкус особенно. Кажется, она влюбилась в него с первой кровоточащей лункой, оставшейся после выпавшего зуба, в десне. С первой кровью, которая стекала по внутренним стенкам носа через носоглотку в рот, когда Мика задирала голову высоко-высоко, чтобы не дай Бог не испачкать и без того потрепанную одежку. Красный, то ярко-кричащий, то глубоко-бордовый, кружил ей голову приятной, отнюдь нерезкой соленой и чуть горькой ноткой. И такие пристрастия Шу Ицуки, ее Оши-сан и уже как несколько месяцев девушка, не могла одобрить. Так искренне считала Мика. Да, несмотря на все странности, Мика и Шу встречаются. Как и другие пары, они занимаются совершенно обычными для большинства пар вещами. Например, «любовью» — эвфемизм, за котором Шу любит скрывать секс. Мика находит очаровательным, как — даже не разговор — одно слово может сбить с горделивой девушки спесь и заставить ее щечки налиться очаровательным румянцем. Как она ворчит, — но не противится, — стоит поцелуям Мики спуститься на шею и ниже, ниже… Пока она не снимет с нее блузку, обнажая ее гибкий стан, пухлые, округлые груди, нежный животик с мягким, женственным объемом внизу. Как можно не хотеть, не желать, не сгорать от вожделения покрыть поцелуями каждый изгиб, каждый холм, каждую впадинку этого чудесного тела? Как можно не отдаться этому взгляду, томному и ленному, подернутому стыдливой влагой слез? Возможно, «любовь» не была эвфемизмом. Все, что касается Оши-сан, не может быть ни низменным, ни пошлым. Мика любит интимность, которую они разделяют в момент секса, и отдает Шу всю любовь, которую, как ей казалось, никак нельзя уместить в одном жалком сердце. И чем больше совместных моментов запечатлевали их тела, тем сильнее Мика страдала от «странностей». Нелепые фантазии въедались в мякоть мозга как червячки. Оши-сан права — голова Мики полна ими. Наверное, она отчитала бы ее за это. Так, как делала это раньше… …«Ошибка» — чеканит. «Бесполезная кукла» — она смотрит пристально, и тонкие пальцы крепко держат за подбородок, не позволяя отвести взгляд. «Почему бы мне не избавиться от тебя?..» — ее голос утробный, рычащий. Он пробирает Мику до костей, отдает вибрацией по всему телу, вплоть до нутра. Ей и жарко, и холодно, и боязно, но почему-то дурманяще сладко. Она — вся в ее власти. Стоит Шу мягко, но требовательно надавить на грудь Мики, как та валится на спину, словно тряпичная кукла. Она и есть кукла. Безропотная в руках своего мастера и податливая ему. Пышные бедра Шу нависают над ее лицом: «Докажи, что от тебя есть толк». И Мика… — Тц, хоть этот комплект не так откровенен, как другие, но все еще вульгарен, — Шу недовольно поджала губы. Она сосредоточена на отражении в зеркале. Придирчивым и опытным взглядом мастера девушка оценивает нижнее белье на себе, благо, не замечая взгляд Мики, пристальный и жаждущий, чуть затуманенный так не вовремя всплывшей грезой. — Стыдно для такого именитого бренда одевать своих покупательниц как… Кхм, дешевок. Что думаешь, Кагехира? — Н-на-а, во что бы не оделась Оши-сан, ей все к лицу! — Мика довольно, по-кошачьи щурит глаза, напевно растягивая гласные. Да, в сравнении с другими моделями, комплект Шу сдержанней, но по-своему прелестный. Однако в этом магазине есть вещи куда интересней… …Шелк стянул запястья. Мика закрепила ленту крупным бантом. Лоск мягко обвил руки, но, как не была нежна ткань, Мика все равно могла разглядеть красные следы на тонкой коже в тех местах, где она соприкасалась с лентой. — Не слишком туго?.. — Нет… Шу отвела взгляд. Сердце стучало быстро-быстро. Мика приложила руку к ее груди, и биение вибрацией отдалось в ладонь. — Боишься? — Нет... Ах!.. — вздох как вскрик вырвался из груди девушки, когда Мика мягко, но чувственно прикусила кожу на тонкой шее. — Кхм, немного. И постарайся не оставлять следов! Мика зализывает укус, надавливая лишь кончиком языка на налившееся багрянцем пятно. Она спускается ниже, к ключицам, кусает еще раз, но нежно, едва потягивая кожу резцами: — Хорошо. Ее руки на широких, округлых бедрах, Мика оглаживает ягодицы Шу, и от пальцев на белой коже проявляются алые полосы. Колени Шу дрожат, они то и дело дергаются, пытаясь свестись, но кожаная распорка держит ноги девушки широко раскрытыми, своим весом придавливая щиколотки к постели. Откровенно. Слишком откровенно. И это белье… Атласные ленты, мягко огибающие бедра. Они обнимают талию, выделяют тазовые выступы, а после спускаются ниже, проходя по внутренней стороне бедер и закрепляясь сзади на талии, очертив большие половые губы и ягодицы. Рукой Мика ведет по внутренней части бедра Шу до ее вагины и раздвигает пухлые половые губы, обнажая розовую изнанку, набухшую от возбуждения. Пальцами Мика чувствует влажность смазки, скопившейся у входа во влагалище. Она слегка надавливает, буквально подушечками, и… — На-а! — Мика вскрикивает от испуга, когда Шу больно щипает ее за щеку. — Кагехира, что с тобой такое! О чем, позволь меня спросить, ты думаешь? Шу все еще крепко держит Микину щеку. Мика, расслабившись, прильнула к ее руке: — Я всегда думаю только об Оши-сан! — Забудь, что я говорила. Знать не хочу, что творится в твоей голове! Собирайся и уходим, не хочу больше тратить время на эту безвкусицу. Мика чуть ли не валится, стоит Шу убрать руку от ее лица. Н-да… Видимо, девушка замечталась — Шу успела одеться. Но, что странно, Мику не заставили нести сумки — их попросту не было. Да и настроение Шу заметно испортилось. Может ли… Лицо Мики вспыхнуло. Нет, Оши-сан точно не могла прочитать ее мысли — иначе реакция была бы совсем другой. Но что-то точно не так! И все оставшееся время Мика не могла свести с Шу встревоженного взгляда. Когда они добрались до апартаментов Шу, та, не сказав ни слова, пошла в ванную комнату. Мика хвостиком зашла вслед за ней. — Оши-сан, — она приоткрыла шторку ванны, робко заглянув. — Можно с тобой? — Нет, зайдешь, когда я закончу. — Ну О-о-оши-саан, на улице так жарко… Ко мне одежда прилипла! Шу продолжала игнорировать капризы своей девушки, но все еще чувствовала ее жалобный взгляд. Раздраженная, она обернулась, но, встретившись с намеренно (ли?..) слезливыми глазами, лишь обреченно вздохнула: — Только ты можешь вить из меня веревки, Кагехира. Залезай, но не смей липнуть! — Н-на-а!.. Хе-хе, сегодня Оши-сан такая добрая!.. Шу фыркнула, но все же улыбнулась. Пока не почувствовала чужую ладонь на своем животе и мягкие груди, прижавшиеся со спины. Эта девчонка… — Что я говорила насчет «липнуть», Кагехира?.. Тон Шу звучал в равной степени угрожающе и возмущенно. Мика, не обращая внимания, прижалась сильнее. — На-а?.. О чем ты? Я просто тянусь за мочалкой. Но Шу определенно слышала хитрую улыбку в ее голосе. Мика положила голову ей на плечо и уткнулась носом в изгиб тонкой шеи. Горячее дыхание щекотало кожу, и жар чужого, такого близкого тела дурманил голову. — Мика… Не стоит, — смягчив голос, сказала Шу. Ее щеки покрылись румянцем, и она стыдливо отвела взгляд. Мика, обхватив свободной рукой пышную грудь девушки, начала ее мять. Мягкая тяжесть упиралась в ладонь, и, осторожно сминая кожу, Мика едва надавливала на твердь молочных желез, чтобы не сделать больно. — Оши-сан… — протянула девушка. — Мне кажется, или она стала больше?.. — Кхм, не кажется. — Оши-сан… Шу посмотрела с немым вопросом. Мика, чуть нахмурив брови, придала своему взгляду серьезности: — Ты беременна?.. Громкое «ой» сорвалось у девушки, когда Шу хорошенько стукнула ее по голове. — Идиотка! Crétine! Тебе черви все мозги проели? Ты думаешь, что я сплю с кем-то еще?! — Ай! — удар. — Оши-сан! — еще один. Мика только крепче обняла Шу, стоически терпя тумаки. — Я не это имела в виду! — А что же? — Ну, мы же часто с тобой тра… — Кагехира! — Занимаемся любовью! Ну, вот, я подумала… Шу тяжко вздохнула. Она только и могла, что, прижав ладонь к лицу, с нажимом растирать виски. — Что ты подумала? Mon Dieu, Кагехира, мы обе девушки, как это физически возможно? — А… Значит, не беременна? — Значит не беременна. — И хорошо! — Мика улыбнулась. Блестящие хитрецой глаза не предвещали ничего хорошего. — Значит, с тобой можно делать «всякое»! — Мика! — Хе-хе! Ей определенно нравились французские ванны. В отличие от японских, они больше, и в них можно не только вытянуться, но и спокойно разместиться вдвоем. Так что без всяких проблем она развернула Шу лицом к себе, схватив за пышные бедра и придвинув ближе. — Бесстыдница, — беззлобно прокомментировала Шу. — Я ценю твое… Рвение, но сегодня правда не лучший день. — Разве ты не хочешь? — Хочу, но… Мика! Мика игриво куснула Шу за шею, опустив ладонь на гладко выбритый лобок девушки. Спустившись ниже, она пальцами развела набухшие половые губы, медленно растирая складки. Шу не ругалась, принимая ласку. Но все же Мика чувствовала, что что-то ее гнетет. Мика подвела подушечки к преддверию. — Точно не хочешь? Ты уже такая влажная. Я чувствую, как сочится твоя смазка… — Не говори такие грязные вещи! Я вовсе… — Шу опустила взгляд вниз, и краска сошла с ее лица. Она в испуге приоткрыла рот, не в силах вымолвить слова. Мика посмотрела туда же. Ох… На ее пальцах была кровь. Мика, как завороженная, смотрела на красные разводы. Надоедливые мошки фантазий взбалмошно кружились в ее голове. Внутри рта как будто бы стало больше слюни. Кровь… Ее Оши-сан… Хотелось попробовать. Шу через силу прервала молчание: — Прости. Это грязно. Мика тут же отвлеклась от фантазий: — Ничто в Оши-сан не может быть грязным! Но, если у тебя болит живот, можем прекратить. Тебе принести обезболивающее? — Не стоит. Я заранее выпила по пути домой. — Тогда… Ты не против продолжить? Некоторое время Шу молчала. — Тебе… Не противно? — Ничто в тебе не может быть противным, Шу, — в нежности Мика прикрыла глаза и тепло улыбнулась. — Разве что характер иногда. Шу легонько стукнула ее по макушке: — Бессовестная. Она улыбнулась в ответ. Мягко и искренне. И обняла Мику за шею, поддавшись ласке: — Только пальцы, хорошо? — Только пальцы, — в согласии кивнула Мика. Девушка потянулась за поцелуем, и, когда сладкий бальзам для губ почувствовала на ее языке, она вновь прижала пальцы ко входу, на этот раз слегка проталкивая внутрь. Шу на мгновение задержала дыхание. Легкий стон растворился в поцелуе. Мика ввела пальцы до первой фаланги, и, прижав подушечки к изгибу входа, мелкой пульсацией двигала по ребристой стенке. Внутри было тесно. Смазка смешивалась с кровью, и, стоило сделать чуть размашистей толчок, как пальцы входили и выходили с влажным хлюпаньем. Шу как можно ближе прижалась к девушке и крепко сцепила руки на ее шее. Тела липли друг другу, и, разгоряченные, совсем не чувствовали холода. Не встретив сопротивления, Мика с нажимом провела по передней стенке, медленно вводя пальцы глубже. Изогнув их, она уперлась костяшками в податливую плоть. — На-а… Сегодня внутри особенно горячо, — Мика восторженно щебетала Шу на ухо. — И так мягко… Будто пудинг! — Что… За мысли! — Шу тяжело дышала. Яркий румянец спустился на пышную грудь, покрыл мягкие изгибы плеч. С каждым движением внутри ей сложнее не потеряться в неге. — Ты же уже ела сладкое… — Такое не ела! — Мика хитро-хитро улыбнулась, перед тем как снова уйти с головой в поцелуй. Целовалась она «грязно» — слюняво и неряшливо. Шу не поспевала за ней, и Мика, чувствуя, замедлялась, подстраивалась под темп. Но это сложно. Мика прикусила, чуть оттянув, нижнюю губу Шу, и закрепила нежную дерзость легким касанием. Такие мягкие губы… Мика чуть наклонила голову, углубляя поцелуй. Она не могла обуздать свое желание прикасаться к ним снова и снова, прикасаться к ней снова и снова. Так что Мика не сразу отреагировала, когда почувствовала легкое давление на груди. Но стоило ему усилиться, как она, нехотя, остановилась и оторвалась от поцелуя, растерянно смотря на Шу. И… Ох… Ее лицо!.. Розовые прядки слиплись затейливыми узорами на ее лице. Она горела. Ее лицо пылало, ярко-ярко, и влажные глаза, подернутые пеленой стыда, смотрели моляще. Тонкие брови изогнуты в просьбе. В нерешительности сминая губы, Шу, все же, сказала: — Потрогай меня… там. — Н-на-а?.. Я же тебя уже трогаю?.. — Нет, — Шу чуть свела брови к переносице. Она раздраженно выдохнула, проявляя нетерпение. — Ты не трогаешь меня там. Долгое время шестеренки в голове Мики крутились, складывая два плюс два. И, стоило им сложится, как хитрая улыбка проскользнула на ее лице: — Там, это где? — с причмокиванием Мика вытащила пальцы из Шу, с намеренной медленностью массируя влажный вход. Дыхание Шу стало ломаным и дерганным. — Не строй дурочку! Ты знаешь, где! — Ну как же я узнаю, когда ты мне не говоришь, — Мика откровенно горячила шепотом пламенно-красное ушко. Она растягивала процесс, медленно водя пальцами по всей вагине, растирая складки меж губами, или же проводя по нежной, розовой каемке малых. И слегка подводила их к тому месту, чтобы после, почувствовав, как в желанном предвкушении напряглось тело Шу, тут же увести обратно. Бедра Шу инстинктивно дернулись. Было видно, как она пытается держать лицо и достоинство, но желание и похоть все больше брали над ней контроль. — Мика, пожалуйста… — девушка стыдливо спряталась в изгибе шеи Мики. От умиления защемило сердце. Такая Шу — нежная и дурашливая, очаровательно капризная, как ребенок, открытая к ласке — это только ее Шу. Поцеловав мокрую розовую макушку, Мика проворковала: — Хорошо. Девушка вызвала у Шу громкий вдох. Клитор набух, и, касаясь твёрдой головки, Мика медленно растирала ее большим пальцем. Вместе с сильным нажимом на чувствительную точку Мика ввела средний и указательный. Манящим движением она сдавливала чуть шероховатое место, наслаждаясь, как узко ее обхватывали жадные до касаний стенки. Комната наполнилась влажными, липкими звуками и тяжкими стонами. Движения становились все хаотичней и дерганей. Мика с трудом сдерживала себя. Свободной рукой она приподняла голову Шу за подбородок — глаза девушки потерялись в неге. Только смотря на лицо: изогнутые тонкие брови, затуманенный взгляд, пунцовые щеки и раскрасневшиеся от долгих поцелуев губы, блестящие и влажные от их слюны, — Мика чувствовала, как внутри нее все сжималось. Еще немного полюбовавшись, она вновь поцеловала Шу. Девушка замерла. Она крепко сжала пальцы внутри, и Мика чувствовала, как их слегка засасывало, будто не желая отпускать. С долгим стоном, поглощенным поцелуем, Шу кончила. Тягостно сладкое напряжение спало. Девушка обмякла, и свободной рукой Мика придерживала ее, чтобы та не повалилась на холодный акрил. Медленно, Мика достала пальцы. Она посмотрела вниз — ванна, их бедра, и конечно же ее пальцы были в крови. Ее не было много, но, разбавленная с водой, она поплыла красными разводами. Шу, тяжело дыша, уткнулась в острое плечо. Она закрыла глаза, наслаждаясь теплом чужого, но такого родного тела. Но все же, жар спадал. Потихоньку, девушка начала замерзать. Нужно как можно скорее все смыть, помыться и укрыться в теплой постели. Да и Месье, скорее всего, волнуется, почему они так задержались. Вялыми руками Шу отстранилась от Мики. И увидела, как та жадно облизывает свои пальцы. Те самые, которые были внутри нее. В ее крови и смазке. . . . — Значит, тебе нравится кровь?.. — Ну, на вкус… Мика спрятала личико в груди Шу. Наконец-то помывшись, сейчас они нежились в постели, разделяя объятья. Шу задумчиво протянула «м». Мика, затаив дыхание, робко спросила: — Ты не считаешь меня… странной? — Считаю, но… — девушка гладила Микину щеку, мягко упрашивая посмотреть ей в глаза. Немного поколебавшись, Мика подняла взгляд. И увидела прищуренные в нежности глаза, так тепло светившиеся пурпуром: — Именно за эти странности я тебя и люблю.