Армин. Юноша, что не смотрит на виселицу.
Казнь диверсантов обещана на вечер, куча солдат соберётся для того, чтобы улюлюкая поглазеть на парочку предателей, развешенных на столбах. Дикость, варварство — такого Армин никогда не одобрял. Но и отрицать то, что такой метод запугивания был вполне действенным, не мог. Вот только когда дело касается казней, Армин только и думает, что о своих родителях. За измену тоже полагалось повешение или расстрел. Лишь одна вещь давала ему иллюзорную надежду, что они ещё живы: слабая уверенность в том, что в деле его родителей не всё так просто. — Армин, не выспался? Что за серьёзный вид? — окликаете его Жан. Тому как и обычно скучно — здесь ему не столица. — А? Да я просто…задумался. — Не хочешь завтра сходить с нами на озеро? — На озеро? С кем? — Ребята решили собраться, такая жара стоит, хоть освежимся. Твой друг, как его… Йегер? Он тоже будет. — Ты сам его позвал? — Я. Возможно это и к лучшему, возможно, Эрену просто необходим хороший друг, такой, чтобы не знал о нём ничего, чтобы не лез в душу. — И много будет людей? — Полно. Но только обойдёмся без девчонок…они все отказались. Вот если бы с нами пошли медсестрички…дело другое… Жан — большой любитель потрепаться о девчонках, да похвастаться своими заслугами на любовном поле. Подтверждений таковым не было, но рассказов целая уйма. Судя по словам Кирштейна, когда, он, молодой лейтенант, садился в поезд, который ехал на запад, весь перрон был забит столичными девушками, слезливо уткнувшимися в надушенные платки, они рыдали навзрыд и умоляли его писать им почаще. Иногда Армин даже заставал Жана, за написанием таких писем. Не сильно вслушиваясь в бубнёж Жана, Армин замечает за окном небольшое столпотворение, маленькая горстка людей быстро передвигается к воротам, а за ними, другая, кажется, нечто особенное привлекает внимание одних, затем других, и так по цепочке. — Что, там, Арлерт? — Кто-то приехал, кажется. — Ох, может это генерал Эрвин Смит? — Эрвин Смит? Что ему тут делать, он же на передовой… — Не знаю, но величина-то какая…эй, ты куда? — Пойду посмотрю, кто приехал. — Не оставляй меня одного, я же тут со скуки умру! Быстро сбегая по каменным лестницам, они вместе следуют во двор. У ворот уже целая толпа. Армин крутит головой, находит среди окружающих его людей Сашу и Конни — те заняли место чуть поодаль. — Чёрт! Не пролезть! — ругается Саша. — Давай я сяду тебе на плечи! — Сдурел? Я девушка! — А точно…но я хочу знать правда ли она так красива, как все говорят. — Конни, вы про кого? — Да, про кого, кто красивый? — немедля загорается интересом Жан. — Принцесса! — Принцесса? Которая из них? Количество принцесс в Элдии не ограничивалось одной или двумя. Фрида Рейсс являлась старшей, после неё шла юная Абель, и третьей следовала самая младшая — Флориана. Но даже на трёх, принцессы Элдии не заканчивались. Саша наклоняется к его уху, корчит лицо и делает вид, что шепчет, хотя это очевидно не так: — Бастардка. — Хистория? Что она тут забыла? — удивляется Армин. — А ты вот не верил, что может прибыть Эрвин Смит! Да я скорее ожидал его, чем принцессу. От слов Жана его снова отвлекает толпа, точнее её движение, люди расступаются, пропуская кого-то вперёд. Он видит охрану: не меньше шести человек. Часть из них, королевские гвардейцы, но высокий мужчина в шляпе, кажется ему — преступником. Армин и слышал что-то о личной гвардии принцессы-бастардки, только вот… никогда этим особенно не интересовался. Сама же девушка прячется под капюшоном, похоже, будто специально желая оставить Жана и Конни, без ответа на вопрос «Так ли она красива, как о ней говорят?». Понятно одно — принцесса прибыла к ним одетой в дорожную простую одежду, что отдавала милитаристами нотками. Это вовсе не странно, монаршая семья не носила аристократичных одеяний уже больше десятка лет — отдавая предпочтение строгим военным мотивам. Нетерпеливая толпа интуитивно следует за девушкой, люди текут словно вода, пытаясь биться о её ноги, они как беспокойный прилив — но, в тоже время, они осторожны. Охрана смотрит на всех так, словно стоит сделать одно неверное движение и любой тут получит пулю в лоб. Чтобы дойти до здания штаба, принцессе придётся пройти ровно через то место, где сейчас готовилась казнь — деревянный помост возведённый усилиями многих солдат. На секундочку Армин даже задумывается — неужели, принцесса приехала сюда, чтобы лично казнить диверсантов? Глупости. Может быть, у короля и была привычка посещать казни врагов, но точно не у юной принцессы, что в народе вполголоса называли перерождением самой богини Имир. — Принцесса!!! — раздаётся единственный голос, что отчаяннее других голосов, в том Армину слышится мольба. Он пытается понять, кто именно отчаянно требует внимания принцессы, и тоже самое делает сама девушка. Она, скрытая под капюшоном, оглядывается по сторонам, останавливает взгляд на место, отведённое под повешение, — Принцесса, умоляю, помогите мне, не дайте им меня казнить, это ошибка! Принцесса! На мгновение кажется, что слова пленной, той, чьи руки перевязаны верёвками, той на чьих щеках Армин замечает веснушки, той, которую Анни Браун спутала со старой знакомой, немного да привлекли внимания юной принцессы. Если бы здесь и сейчас случился акт невиданного ему доселе милосердия, Армин не был бы разочарован, но точно, был бы удивлён. — Принцесса, меня зовут Имир! Моё имя Имир, отец и мать дали мне имя нашей светлой богини! Вы так на неё похожа! Принцесса…они все ошиблись, я элдийка! Но милосердия не происходит, девушка, скрытая под капюшоном, отворачивается, быстро сбегая под шёпот возбуждённой толпы. Армин разворачивается на каблуках и как можно скорее стремится покинуть место, в котором скоро кто-то, по глупости ли, по злому умыслу, или по глубокому несчастью, лишится жизни. У него есть работа, а смотреть на казнь нет никакого желания. Когда перо в ладонях Армина ломается, и чернильный след разделяет лист на две части, он понимает, что задремал прямо над тонким пергаментом. Исписал около двадцати листов, мелким почерком, где буквы жались одна к другой. Всё там, выводы о проделанной ими за этот месяц работе. Выводы и рекомендации. Поднимая глаза от стола, он понимает, что на дворе уже ночь, а за соседним рабочим место никого. Жан так и не вернулся после того, как они ходили смотреть на юную принцессу. Кажется, столичный лейтенант и вовсе ушёл куда-то с Эреном. Сам же Эрен всё ещё числился пациентом госпиталя. Вопрос о том, что с ним будет дальше, витал в воздухе. Они были друзьями детства. Ему не хотелось с ним расставаться, но время от времени Армин раздумывал, что возможно другу лучше вернуться в Шиганшину, и там, с почётом и медалями на груди, заняться семейным делом. И возможно, встретить хорошую девушку, осесть, и прожить ту жизнь, которой война могла его лишить. Армину отчего-то Эрен очень хорошо представлялся в роли заботливого отца, хоть, возможно, того отца, которому до конца жизни и будут сниться кошмары. Армин, опираясь на ладони, приподнимается из-за стола, гасит тлеющую лампу и покидает кабинет. На дворе ночь, ему давно пора спать. Путь до казармы идёт через двор, мимо виселицы, мимо покойника, который будет вертеться там на ветру. Он не видит этих образов в ночи, но уверен, что чувствует гнилостный запах разложения — дневная жара, сделала из трупа источник невыносимой вони. В нём заведутся белёсые личинки, а затем…одного из рядовых заставят это тело снять и бросить в яму. Заставят того, кто больше всех провинился на этой неделе. Он хочет миновать это место, не поднимая глаз, опустив голову, но тут ему приходится дёрнуться и обернуться. Раздаётся громкий звук свистка…что-то не так. Этот сигнал мог означать разное, но чаще всего — присутствие врага. Армин за долю секунды вспоминает, что при себе у него нет оружия. Не носит его, ведь не стоит в карауле. Он мог бы брать с собой пистолет, но тот оттягивал пояс и создавал неудобства. Это не так важно…раз он здесь и сейчас слышит свисток, ему нужно что-то предпринять. — Эй, Форстер! — видит он рыжего парня, когда достигает источника сигнала, — Доложись! — Сэр… Арлерт…сэр! Один из диверсантов бежал! — Бежал? Как такое возможно? — Охранники…кто-то ранен, другие без сознания! Это кажется ему странным, даже безумным, военный штаб — это настоящая крепость, защищённый, полный солдат, если диверсант и бежал, тут было только одно логичное объяснение — кто-то помог ему изнутри. К беде Армина вокруг уже толпятся и другие солдаты, а из офицеров, тех, кто может отдавать им приказы здесь только он. Армин ненавидит отдавать приказы. — Форстер, — вскрикивает он немного волнуясь, — Что ты видел, куда направился диверсант? — Я не знаю…не уверен… кажется, туда, — указывает парень на ворота, — В лес. — Он был один? — Я не знаю, не знаю, — почти трясётся от нервов рыжий солдат, — Да? Нет? Не знаю! Штаб размещался на краю лесной опушки, а дальше местность, полная оврагов, и большое озеро, заросшее камышом, в другую от леса сторону широкая дорога вела в пригород. Собравшись с духом, Армин разворачивается на каблуках в сторону солдат и уверенно, как может, говорит: — Поделитесь на пары, возьмите оружие, фонари, прочешите лес…территорию поделить на квадраты, сейчас! Он не любил командовать, не любил поучать рядовых, говорить им, что делать. Ну какой из него лидер? Разве что лидер чернильных перьев, и пыльных талмудов. Это всё было не для него. Но порой, делать подобное ему приходилось. Армин легко читает в глазах солдат неуверенность, им бы хотелось услышать приказ кого угодно другого, а не этого неуверенного в себе блондина. — Форстер…доложи майору Зое…всё, что видел и слышал, дай ей знать сколько людей отправились на поиски, и куда. — Есть сэр! — трясущейся рукой отдавая честь, произносит рядовой Флок и убегает. Несмотря на желания самого Армина, участвовать во всей этой заварушке ему придётся, здесь и сейчас, где густая темнота в сто крат осложнит их задачу. Даже если диверсанта найти не удастся, то хотя бы зацепку, как именно враг совершил побег. Какое-то время он направляет солдат в разные направления, координирует их действия, запоминает территорию и ожидает появления майора, или других офицеров. Если явится Жан, друг сможет взять командование на себя. Или капитан — тот быстро поймёт, в какую именно сторону стоит прочёсывать лес, если вообще — лес. Но, к его разочарованию, подкрепление не спешит. В конце концов, он остаётся на опушке один, издалека наблюдая, как в чаще скрываются и тонут огоньки света — фонари и факелы, что солдаты успели взять с собой. Тьма всеобъемлющая, а тишина липкая, тяжёлая, наполненная стрекотом насекомых, скрытых в траве. На дворе ночь, дневной зной давно спал, пожалуй, ему здесь даже слегка прохладно. Армин на секунду прикрывает глаза, хочет сконцентрироваться на мыслях о побеге, подумать о планах диверсанта, но именно в это мгновение он слышит посторонний звук. Может Армин и небольшой любитель работать вне своего кабинета, но Армина бы здесь не было, если бы он не прошёл военную подготовку. Он оборачивается быстро, смотрит внимательно. Звук похож на тот, какой бы издала ветка, наступи на неё человек. Армин прищуривается, пытается рассмотреть хоть что-то в темноте. Уверен — видит фигуру во тьме, очень приземистую, там за кустом, она прижалась к земле, в надежде быть незаметной. Идея идти туда одному ужасна. Идея идти туда одному без оружия ещё хуже. Идея дать диверсанту сбежать — постыдная. Армин на мгновение оборачивается на горящие окна штаба вдалеке за забором и не замечая там движения, устремляется в лес. Сходит с опушки, и оказывается у тех самых кустов, где ему привиделась тёмная фигура. В первые секунды уверен — просто показалось. Странно ведь будет окликать диверсанта, верно? Будь это солдат, он бы не стал играть с ним в прятки. Армин разворачивается и делает несколько уверенных шагов прочь, но только затем, чтобы повернуться снова. Фигура скрывалась за деревом, фигура завидила, что её подловили простой хитростью — фигура бросается прочь. Он следом срывается с места, где впереди его ждут новые кусты и бьющие в лицо ветки деревьев. Так или иначе, ему придётся бежать сквозь них. С преследованием у Армина проблем столько же, сколько и с любой другой формой физической активности. Не хватает ни ловкости, ни умений, ни сноровки. Поворот, вправо, влево, глаза мечутся от дерева к дереву, от ствола к стволу. В темноте он еле видит того, кого преследует, но тот человек, тоже ломится сквозь лес, неосторожно и шумно, куда-то в сторону оврагов и озера. Был бы у Армина свисток, он бы позвал подкрепление, но вокруг нет ни одного яркого пятнышка света. Подкрепления он не дозовётся, только потратит воздух в лёгких. Он спотыкается о корни дерева и чуть не падает. Когда выравнивает своё положение в пространстве, на долю секунды теряет убегающего из виду, но хруст веток помогает ему сориентироваться вновь. Лёгкие горят огнём, ночной воздух обжигающе дерёт горло…он огибает очередной ствол и там вынужден замереть, натолкнувшись на другого живого человека, не диверсанта, человека вполне ему знакомого: — А… — вырывается у него. Девушка перед ним тоже отшатывается назад и замирает, хочет так избежать столкновения. Судя по её лицу, она удивлена не меньше его: — Лейтенант… — В эту сторону бежал кто-то, ты видела? Прямо здесь?! — он ощущает, как задыхается. — Я никого не видела… Армин снова оглядывается по сторонам. Подходит ближе к девушке, рядом с той чернеет темнота лесного оврага — она замерла на самом его краю. «Быть может…если диверсант был здесь, он побежал вниз?» — заглядывает Армин в овраг. Спуститься отсюда не так просто…не спрыгнуть, здесь бы понадобилась верёвка. Да и будь здесь, этот диверсант — Анни Браун точно бы его заметила. Когда все его предположения о направлении движения диверсанта заходят в тупик, в голову закрадывается иной вопрос: — Почему вы… здесь? Почему вы тут одна? — Одна? Он прислушивается к каждому звуку. Чувствует, что враг не мог далеко уйти. Может это всего-навсего наваждение, но оно кажется ему достоверным. Тот где-то рядом. Он затаился, где-то здесь. — Я же сказал всем разбиться по парам… — Для меня пары не нашлось. — А…вот оно что… Хруст ветки справа… Армин дёргается вбок, и тут же чувствует, что его за локоть хватает чужая ладонь. Оборачивается, Анни Браун смотрит ему прямо в глаза. Он секунду думает только вот об этих глазах, не о лесе вокруг, не о шорохе справа, не о преследовании, только об этих огромных голубых глазах, внимательно смотрящих на него на тёмной опушке. Это длится всего секунду, а потом мир перед ним кубарем катится вниз.Анни. Девушка, что выводит из леса.
Как бы она ни пыталась сгруппироваться, когда тянешь за собой в падении, другого человека, проконтролировать что-то просто невозможно. Так что, тот факт, что боль разливается в бедре и колене, можно расценивать одновременно как успех и как неудачу. Будет синяк, но вряд ли появится трещина. Когда окружение приходит в норму она и вовсе понимает, что приземлилась на что-то мягкое. Значит, всё же повезло? Но после понимает и другое, везение это относительное, под её ладонями ткань чужой армейской формы. А у лица металлические пуговицы. Анни резко приподнимается на руках. Упала прямо на юного лейтенанта. Сама идея с падением была отчаянной и откровенно глупой, ну, а что ей ещё было делать, если этот придурок, как его там звали? Кольт? Если этот придурок нёсся по лесу как испуганный кролик. Чему он вообще учился в разведке? Да и эти двое остолопов Бертольд и Райнер, провернули своё дело с таким шумом, словно они не из элитного подразделения шпионов, а бездарные, набранные с улицы пропойцы. Из-за них ей пришлось лезть в этот чёртов лес, увести соотечественника от преследования и направить по иному пути. Правда, и там, когда тот следовал в обход, ему и встретился этот чёртов лейтенант Арлерт. — Лейтенант… — проговаривает она, — Вы в сознании? Он не отвечает сразу. Ударился головой? В паре сантиметров от его лица, из земли, торчит приличного размера острый булыжник, в темноте ей кажется, что крови на том нет, но абсолютно уверенной она быть не может. Что ж, если он умрёт, Анни свалит всё на диверсанта. Подумать об этом в деталях она не успевает, лейтенант всё же раскрывает глаза и глядит на неё крайне растерянно. Возможно это из-за того, что она так и не сдвинулась с места, зависнув над его лицом. — Да…я вполне…в сознании… Мгновение назад она была уверена, что в его взгляде читается растерянность, но нет, всё не так, взгляд его куда более странный, и точного определения она ему дать не может, он слишком внимательный, слишком. — У меня, что, что-то на лице? — Нет. Просто вы не даёте мне подняться. Конечно, она не даёт…пусть тот кретин успеет убраться подальше. Но и бесконечно это длиться не может. Она с усилием упирается ладонью в землю, и всё же приподнимается. Немногим дольше и вся ситуация будет выглядеть двусмысленной. Двусмысленной? Может…это именно то, что сейчас нужно? Ей совсем не хочется выбирать такой способ, но что если она сможет завладеть вниманием этого парня, да так, что он никогда и ни в чём не будет её подозревать? Она обдумывает эту мысль ровно три секунды, которые у неё занимает время встать на ноги и отряхнуться от земли. Нет уж, из-за тупоголового Райнера, она не будет прибегать к таким методам. Да и чёртово бедро болит. Во всём этом виноват Райнер… Лейтенант поднимается вслед за ней. Он, как и она, весь в грязи, даже его это светлое, доброе лицо, даже волосы. Но на первый взгляд юноша цел, даже целее неё. — Простите меня лейтенант, я оступилась…и пытаясь удержаться на ногах…вцепилась в первое, что попалось мне под руку. — Я это понял… — проговаривает он, посматривая вверх, — Кажется, обратно нам никак не попасть… Анни тоже осматривает овраг, из глиняного склона тут и там торчат корни деревьев. Если постараться, подняться вполне реально, у неё бы точно получилось. Лейтенанту же об этом знать не обязательно. — Нам остаётся только вернуться по берегу. — Да, вы правы. Пока они идут по мелкой гальке, что укрывала край озера вперемешку с землёй и травой, её спутник выглядит задумчивым. Анни надеется, что в его голове, сейчас не выстраиваются, вполне очевидные логические цепочки о том, что между погоней за диверсантом и встречей с ней была связь. Даже она, на его месте об этом подумала. Но и защитить заранее себя было бы странно, по крайней мере, пока она не поймёт, о чём юноша рядом с ней думает. Вокруг темно, только звёзды горят над головой. Её бедро сильно болит, да и на ногу наступать неприятно. — Рядовая… Браун…вы сами ничего не видели? — интересуется юноша. — Вы о диверсанте? Нет, абсолютно ничего. Видела как тот плутал по двору штаба, видела как ломанулся в лес, видела как по пятам за ним следовали солдаты, видела потерянное лицо Кольта Грайса которому спасла шкуру. — Где вы находились в момент побега? — Шла в казарму с тренировочного поля. Следила, чтобы Райнер и Бертольд не наворотили дел. Они — наворотили. — Что же вы там делали в такое позднее время? — Снимала стресс, уничтожая манекены… Теперь, у неё вместо манекенов, Хувер и Браун. — И после вы услышали свисток? — Так точно. Услышала с лесной опушки. — Вам не стоили идти одной…это опасно. Я просил всех пойти по парам. — Просили? Вы и сам тут один… Она давно заметила, командовать молодой лейтенант толком не умел, слишком нервничал, хоть приказы отдавал и толковые. Ей остаётся надеется, что он вряд ли запомнил всех солдат которых отправил прочёсывать лес. Потому что, если он запомнил каждого, он легко поймёт, что её среди них не было, ведь она настигла диверсанта раньше других. В раздумьях своих Анни упирается во вполне очевидную, и довольно настораживающую мысль — она «надеется», что он не подумает, «надеется», что не вспомнит, «надеется», что не загонит её в угол. Вся эта надежда, откуда она здесь? Почему она вообще даёт такой кредит доверия этому человеку? Если она, прирежет его здесь и сейчас, а тело справит по реке…вот тогда она будет в полной безопасности. Какая-то там надежда никогда не дарует ей ни безопасности, ни дороги домой. Анни слегка поворачивает голову в сторону юноши. Здесь темно…но она легко замечает, как и он сам скользит взглядом по её лицу, лишь слегка скосив на неё глаза. Стоило ей обернуться, и его взор ускользает вперёд, на берег по которому они идут. Никакой надежды тут быть не может… В сапоге у неё нож, тонкий и острый, словно бритва. Наклон, разворот, оборот, один чёткий взмах рукой и лезвие пройдёт через горло юноши… Она жмурится как от головной боли. Касается ладонью лица, проводит пальцами по переносице, затем произносит: — Извините, лейтенант, я вам соврала. — Соврали? — Меня не было среди людей, что вы отправляли в лес. Юноша рядом с ней останавливается, без промедления, сразу как её слова срываются с губ. Она — вслед за ним. Человек перед ней, этот невысокий блондин — он сейчас весь одно сплошное подозрение. — Верно…вас там не было… — со странным спокойствием проговаривает он. Анни отводит глаза, фокусируется на блестящей глади озера. Это было очевидно, что он поймёт, очевидно, что запомнил всех и каждого. — Я узнала обо всём чуть позже, чем все отправились…и пошла одна, потому что была уверена, что легко справляюсь с поимкой диверсанта, не хотела, чтобы кто-то отнимал у меня эту заслугу…не хотела, чтобы вы меня остановили. — Вы отдаёте себе отчёт, насколько это безрассудно? — Я подумала, если я достигну чего-то такого одна, сама со всем разберусь, это произведёт на вас впечатление…выделит меня… Он клонит голову набок, словно из такого положения ему станет понятнее, что она пытается сказать. — Впечатлит…меня? Я кажется...я понял, но…не думаю, что вам стоит надеяться, что я как-то могу помочь вам получить повышение, я не тот человек, что вам… Анни быстро скользит к его лицу глазами, посылая сигнал, что он не прав, что его интерпретация неверная, затем снова отворачивается к озеру. — Вы совсем не понимаете, что я хочу сказать. — Возможно, не понимаю… Теперь ей снова необходимо взглянуть на него — почти уставиться, произнести всё так, чтобы звенящие в воздухе эмоции взяли верх над происходящей сейчас реальностью. Немного с вызовом, немного недовольно, самую малость наивно: — Ну разумеется, вряд ли бы вы обратили внимание на чувства девушки вроде меня. Такие простые слова — слова о чувствах, они легко избавляют от любых подозрений, и неважно, чувствует жертва тоже в ответ, или нет — ставя жертву в неудобное положение, ты не даёшь ей возможности думать о том, что по-настоящему важно. Нужного эффекта она достигает, по одному дурацкому выражению лица лейтенанта ей понятно, что мысли его отчаянно путаются. Логические цепочки, те самые, что вели к пока ещё смутным подозрениям, рушатся. Все их ему придётся восстанавливать вновь. Восстанавливать и учитывать её слова о странных поступках совершённых во имя искренних чувств. Ей и самой как-то придётся разбираться с этим дальше, но сейчас — сейчас она себя обезопасила.