Разговоры о любви по обе стороны Стены

Армин. Юноша который ищет причину.

      Перед ним открыто три книги, и все три об одном: «Топливно-добывающая промышленность Элдии». Но несмотря на то что они все об одном, каждая затрагивала нечто иное: одна рассказывала больше про промышленность, другая про само топливо, а третья про географию распределения богатств прячущихся в землях острова Парадиз. Ему всё кажется, что он вот-вот уловит какой-то паттерн, поймёт очевиднейшую связь между тем и этим, и, наконец, придёт к определённым выводам. Только о чём именно будет эта связь, и какими окажутся выводы он пока не знает.       Почему же вообще его заинтересовали эти конкретные книги? Всё довольно просто. Тот камень, что так походил на обычное стекло, до боли напоминал ему другой — тот, что он лишь однажды видел в ладонях матери.       Армин много лет пытался найти нечто похожее, но безрезультатно. Наткнулся на то, что искал абсолютно случайно — в затопленной шахте. Он уверен, камень этот, льдинка в ладонях его матери спрятанная ею когда-то в передник напрямую связана с тем, над чем мать и отец работали так допоздна, в будни и выходные. Этот камень был связан со всем, и их арест так же имел к нему явное отношение. Но тогда, пять лет тому назад — ему было всего тринадцать, и он был слишком юн, чтобы что-то понять. Теперь же, чтобы это не было, оно вело его куда-то, что имело довольно определённое название — «Промышленный город».       Одна из нужных ему книг — простой учебник по географии, он необходим, чтобы помочь сложить всё воедино, но как Армин ни старается, когда видит его думает совсем о другом. Вспоминает, что именно эта книга лежала как-то перед носом рядовой Браун.       Рядовая Браун…человек…что постоянно появляется в его жизни… Хотя, конечно, нечто подобное он мог сказать и про Жана Кирштейна, верно? И про Конни Спрингера… Армин складывает ладони вместе и утыкается лбом в большие пальцы. Попытки проанализировать свои отношения с другими людьми мешают, отвлекают от работы, от ситуации с диверсантами, и от поисков ответов о судьбе родителей.       Армин Арлерт — не дурак, ему довольно очевидно, что в ту ночь, у озера, Анни Браун подобрала слова именно так, чтобы переключить его внимание — отвлечь. Или же…он всё-таки дурак? Дурак из-за того, что ищет потаённый смысл там, где его нет? Чрезмерно думает, там, где не стоит? Но и не думать он попросту не может, ведь второй вариант объяснения случившегося, кажется, ему несостоятельным. Искренность её слов…нет ни единой причины, почему суровая и неприветливая девушка с севера, может испытывать к нему какие-либо чувства.       Да и признаться честно, для Армина подобное было чем-то очень далёким. Многие солдаты состояли в самого разного рода отношениях, но сам он оставался в стороне. Он часто и вполне искренне радовался за тех, кто нашёл друг в друге опору и поддержку — кусочек яркого света посреди непроглядной тьмы военного времени. К тому же хорошо помнил, как тепло любили друг друга его родители — это являлось одним из самых драгоценных его воспоминаний. Да и в отличие от Эрена, Армин никогда не отзывался о любви пренебрежительно. И всё же, сам он не имел к этому никакого отношения, ему было не до этого.       Чужие чувства для него не пустой звук, из уважения к тем, ему приходится задуматься, о том, что слова рядовой Браун, могут и не являться простой попыткой запудрить ему мозги. В этом случае ему следует, что-то сказать ей в ответ. Тогда у озера, он не смог подобрать правильных слов. И кажется искать, информацию в книгах, представленных в библиотеке, будет бесполезным. Так, всё ещё не совсем уверенный, что же ему предпринять, он поднимается из-за стола, закрывает одну книгу, вторую, третью, затем складывает те стопкой и разносит обратно по местам.       — Вернулся? — встречает он взгляд Жана, сразу как заходит в их общий с лейтенантом кабинет.       — Да.       — Так…и что там было на обед? Картошка?       — А…я не дошёл до столовой…       — И правильно, будем голодать вместе!       — Жан…только ты один виноват, что не подготовил отчёт вовремя.       — Что было, то было… — возвращает друг лицо к пергаменту, который скребёт пером с самого раннего утра. Майор Зое хоть и относилась к отчётности спустя рукава, но Жан в этот раз умудрился пересечь все уровни безответственности.       Армин присаживается за стол, находит свой журнал в котором, в отличие от товарища, крайне своевременно, вёл всю свою документацию. Касается блокнота ладонью скорее по привычке, на деле заглянул сюда вовсе не для этого. Жан, делая сложное лицо, продолжает скрести кончиком пера по пергаменту, будет так давить, и перо сломается. Это и происходит — щёлк, и наконечник отлетает вбок. Лейтенант втягивает воздух сквозь сжатые зубы, затем ругается:       — Чёрт! — вскидывает ладонь так, словно может спасти бумагу от грязной чернильной кляксы, — Почему у нас нет ручек?       — Потому что мы не в столице… — протягивает Армин, продолжая наблюдать за другом. Жан поднимается из-за стола, парой движений оказывается у шкафа, где должна была храниться ещё пара перьев, — Жан…       Касаясь чуть выдвинутого на себя ящика, Кирштейн оборачивается.       — Что? Да не буду я брать твой запас…где-то тут было…       — Нет…я просто хотел тебя кое о чём спросить.       — О чём же?       — Гипотетически… — произносит он сдержанно, уставившись в свои сложенные вместе ладони.       — Гипотетически…?       — Вопрос гипотетический.       — Ага, понял…       По лицу товарища видно, что понял он, нечто совсем другое, не то, что Армин имел в виду. Жан снова пересекает комнату, всего парой выверенных шагов, теперь уже от шкафа к столу. Перо он так и не нашёл, зато облокотился о своё рабочее место, кажется, хочет лучше видеть лицо Армина.       — Как думаешь, есть во мне что-то такое, в чём мог бы заинтересоваться другой человек… Нет, не так…насколько бы это было реалистично, заинтересуйся мной ни с того ни с сего другой человек?       — Другой человек?       — Угу.       — Мы о женщине говорим?       Армин приподнимает глаза на друга, сверлящего его взглядом, ему сейчас думается сразу о двух вещах — Жан кажется ему лучшим советчиком из всех тех, кого он знает, с другой же стороны — Жан может оказаться и наихудшим, позволив себе вольности интерпретаций.       — Да…о гипотетической женщине, — всё же позволяет себе уточнить Армин. Задавая расплывчатые вопросы, получишь расплывчатые ответы, а вся эта ситуация и так была крайне неясной.       — Дай угадаю, тебя это волнует, потому что ты уверен, что люди влюбляются только по серьёзным причинам?       Нет ничего удивительного, что Жан довольно неплохо улавливает суть его сомнений — лейтенант крайне сообразительный парень, хоть и пытается казаться несерьёзным. В ответ Армин просто кивает, желая узнать, что же Кирштейн думает на этот счёт.       — Ха…ну тут такое дело, я думаю, можно влюбиться из-за чего угодно, буквально из-за чего угодно: фигура, улыбка, одна какая-то отпущенная шутка, манера речи…волосы…       — Волосы? — Армин даже переспрашивает, это кажется ему немного нерациональным, влюбляться в кого-то из-за волос.       — Да, волосы! Ну то есть, нет, конечно, не именно волосы…просто ты видишь их…эти волосы…и не можешь о них больше не думать, и, конечно, о том…чьи это волосы…понимаешь?       — Хм…       — С чувствами всё сложно, но в то же время и просто. Не обязательно должна быть серьёзная причина, если ты об этом.       — Я, наверно да, наверно об этом.       — Ну и кто она?       — Ха?       — Та девчонка внимание которой тебя так напугало? Ты себя недооцениваешь, может, и не каждая предпочтиает парней вроде тебя, но какая-нибудь точно приметит такого, как ты.       — Вроде меня?       — Ну такого…то ли аристократишка из Митры, то ли твой папаня загулял с марлийкой, ну… — друг вскидывает ладонь и указывает пальцем на его макушку, —наградив тебя этой блондинистой шевелюрой.       — Жан…то, что марлийцы все подряд голубоглазые блондины не больше чем стереотип…у них там много…       — Прости, прости…просто шучу. Так что там с девчонкой? Я вмиг расскажу тебе, какая у неё тут репутация.       — Я же говорил…вопрос гипотетический.       — Ага, как скажешь…гипотетический.       В конце концов, возможно, Жан и вёл себя самую малость бестактно, но некоторые сомнения Армина он всё же развеял. Вероятно, Армин, в силу отсутствия опыта, мало смыслит, как именно между людьми зарождается симпатия, возможно это та самая ситуация где свою подозрительность ему стоит унять. Ему самому даже сложно сказать, являлся Эрен ему другом, потому что спас однажды от соседских задир, что кидали в него камни, или…или просто Эрен был особенным, да и всё тут? Необычным, странным, притягательным и в то же время таким похожим на самого Армина. Словно им двоим было предначертано дружить самой судьбой, без какой-либо на то серьёзной причины? Может и со всем остальным в этом мире было вот так просто?       — Ай…ай…ай! — выволакивают его из вороха мыслей крики. Раздумывая о природе чужих чувств, он успел дойти до главной залы госпиталя и теперь отчётливо слышал, как кто-то стонет. Там у больничной койки столпилась уйма солдат, и половина из них — это королевские гвардейцы. Армину толком ничего не видно, спины людей плотно окружили пространство, да и каждый из вояк обладает немалым ростом.       — Эй… — слышит он из другого, пустого от охраны угла. Оборачивается — там в сумраке притаился его друг.       — Эрен…       — Ищешь кого?       — А нет…что тут происходит?       — Принцесса дала приказ перевести диверсантку в госпиталь…обработать ей раны нормально, по-человечески, а не так, как принято поступать с марлийцами.       — Ты, кажется, недоволен?       — Такая милость, мерзкой шпионке? Конечно, я недоволен.       — А…ну кажется…принцесса Хистория милостива…       — Ага… настоящая святоша…       Армин снова слышит посторонний звук, на этот раз чужой обуви, постукивающей о плитку, так, как если бы кто-то двигался к ним, но вынужден был развернуться и уйти прочь. Он быстро оглядывается, ловит образ удаляющейся сестры Аккерман. Возможно она что-то забыла, вот и пошла обратно? Раздумывать об этом нет времени, в их сторону уже движется небольшая процессия из королевской гвардии. Когда принцесса с охранниками проходят мимо — Эрен и Армин вскидывают ладони в отдающем честь жесте. Так, он впервые видит принцессу Хисторию. Бастардку короля Рода Рейсса. Она крайне миниатюрная, со светлого, цвета колосящегося пшена волосами, собранными в аккуратную высокую причёску. Изящный нос, большие голубые глаза. Поговаривали, принцесса совсем не походила на других наследников и наследниц королевского рода.       В их направлении девушка не смотрит, но со стороны кажется собранной и спокойной. В народе шептались о той как о перерождении самой богини Имир, и хоть эти слухи совсем не нравились её отцу, на всех фресках, что Армин видел, богиня представала такой же светловолосой юной девой.       Когда гвардейцы и принцесса скрываются из виду, Эрен произносит так, будто собирался сказать это с самого начала:       — Браун у старшей медсестры.       — А?       — Девчонка. Ты же её искал? Должна скоро вернуться.       — А…спасибо…       Искомая им рядовая и правда возвращается, не одна, и с несколькими склянками в ладонях, замечает его только тогда, когда избавляется от своей ноши. Встречается с ним глазами, и даже с далёкого расстояния ему хорошо заметен её хмурый вид, ещё более хмурый, чем был до этого. Что по ней точно не скажешь, так это то, что она хотела бы обратить на себя его внимание, что для неё такое было бы чем-то важным и волнительным. Рядом с девушкой черноволосая спутница. Имя другой рядовой Армин не помнит, кажется, им не удосуживалось беседовать. Но вот сама рядовая похоже его знает, подбегает к нему, словно к старому знакомому:       — Младший лейтенант Арлерт!       — Рядовая…       Девчушка бодро поднимает ладонь ко лбу и отдаёт честь.       — Рядовая Мина Каролина!       Он кивает ей, давая понять, что та может не раскланиваться. Осторожно переводит взгляд на Анни Браун, и проговаривает с такой же великой осторожностью:       — Рядовая Браун, мне необходимо задать вам пару вопросов.       — Хорошо, — только и отзывается она.       Черноволосая девчушка обводит их обоих глазами, с нескрываемым интересом в тех, затем же, снова резво отдавая честь, разворачивается на каблуках и бросает краткое:       — Не буду мешать!       Армин указывает поворотом головы на коридор, предлагая покинуть помещение. Не разговаривать же им посреди больничной залы? Анни это его желание разделяет.       — Ваша подруга? — спрашивает он, оказавшись у окна.       — Да. Подруга.       Он уверен, что уже видел их вместе, похоже, они были близки, вроде бы даже делили один обеденный стол. Да и сам вопрос он задал только оттого, что неожиданно для себя понял, что продолжить разговор, который завязался между ними этой ночью, у озера, не так просто как представлялось парой минут ранее.       Он — Армин Арлерт, далёк от межличностных отношений. Он — Армин Арлерт считает девушку перед собой, просто очередным сослуживцем, с которым жизнь сталкивала его чуть чаще, чем с остальными. И всё равно, открыть рот и сказать то, что собирался, оказалось непросто. Это вызывало и путаницу в голове и сухость во рту, да и слова, что обычно он легко сочетает между собой и складывает в витиеватые предложения, а затем крайне достойно переносит на бумагу, сейчас кажутся ему тяжёлыми и неповоротливыми.       Всё это время пока он борется с мыслями, она смотрит на него выжидающе, ждёт, что же такого он скажет. И, на первый взгляд, молчание её никак не смущает, она, вовсе не из тех, кто поспешит его нарушить лишь бы не стоять в тишине. Сейчас…ещё секунда и Армин соберётся с духом и скажет именно то, что и планировал:       — Как ваше бедро?       — В госпитале сказали всё в порядке.       — Это…славно…       И снова ему не удалось высказать свою мысль, это путает ещё больше, он отводит взгляд себе под ноги, а ладони складывает одна с другой. Слышит шаги, слегка оборачивается, видит, как мимо проходят несколько рядовых, бросая на них свои заинтересованные взгляды. Рядовые отдают ему честь и он легонько ведёт подбородком вниз, показывая им, что понял и принял их выучку. Когда их шаги пропадают в глубине коридора, он снова пробует наладить контакт своих мыслей и действий:       — Мисс Браун…       Останавливается на середине сказанного, в его голове «Мисс Браун» звучало куда лучше, а вот так, вслух, сущий кошмар — будто он в театре, отыгрывает какую-то дешёвую драму.       — Мисс Браун, — не подобрав лучшего варианта всё же повторяет он, — Я хотел поговорить, о том, что вы вчера мне сказали.       — Я догадалась, — лицо девушки всё такое же беспристрастное. Можно только удивиться, насколько мало оно взволнованно, когда затронута такая животрепещущая тема. Сам Армин просто пришёл всё прояснить, он не испытывает никаких симпатий и чувств, и не ждёт от неё ничего в ответ, но, кажется, даже так, он волнуется больше самой рядовой.       — В связи с вашими словами…я не мог не вспомнить о том, что вас связывают особые отношения с господином Хувером.       Это…это…она сейчас закатила глаза или ему показалось?       — Вас интересуют мои отношения с Густавом?       — Э-э-э нет…никак нет, любые ваши отношения меня мало интересуют.       — Тогда, чего вы хотите?       — Я боюсь понять ваши те слова неверно…но не кажется ли вам, что-то о чём вы мне сказали, и ваши особенные отношения с господином Хувером…всё это несколько противоречиво?       — Так вас всё-таки интересуют мои отношения с Густавом?       Армин чувствует себя потерянным словно ребёнок, вконец запутался, он, что, вчера и сегодня разговаривал с разными людьми? Здесь, в этом военном штабе есть две разные Анни Браун?       — Только в рамках этого нашего разговора и абсолютно точно не вне его.       — Хорошо…и что же у нас за разговор?       — Не совсем правильно будет назвать это разговором…я ведь не предлагаю никакой дискуссии, просто вынужден сказать, что если у вас и есть какая-то во мне заинтересованность, то я при всём своём уважении к вам, её не разделяю.       Её выражение лица всё такое же. Ничего в нём не изменилось, ни одна мышца не дрогнула. Он не знает, должен ли испытывать облегчение или удивляться. Он никогда раньше не говорил девушкам таких слов…он рад, что она не расстроена и всё же…       — Я знаю об этом лейтенант, вы могли не утруждать себя. Я прекрасно понимаю разницу наших с вами положений.       — Нет…тут дело совсем не в положениях.       В голосе её слышится откровенная скука.       — Не надо быть таким вежливым, я никогда ничего от вас не хотела, ничего большего чем простого уважения. Я не из тех, кто лелеет нереалистичные ожидания.       — Но зачем же вы тогда…вчера мне…сказали то, что сказали? Не проще было бы не говорить?       — Лейтенант, я натворила глупостей и была в шаге от того, чтобы вы сделали обо мне неверные выводы. Думаете, мне хочется умереть? — голова её дёргается в сторону места, где перед дверьми штаба возведён деревянный помост и виселица, — Мне пришлось сказать вам правду, хоть я собиралась держать это при себе.       — А…вот оно как. Анни…вы, извините меня, но я и так вас…я очень вас уважаю…вы всегда такая собранная и решительная…мне до вас далеко…       — Спасибо лейтенант, ваша такая оценка мотивирует меня становиться лучше.       — Становиться лучше это то, к чему мы все должны стремиться… — проговаривает он несколько ошарашенно.       — Что ж…если мы с вами всё прояснили, то у меня караул…       — Ах…да…идите, конечно…       Из большого окна падает свет, разделяет коридорную тьму чёткими линиями. Спина рядовой всё отдаляется от него, оставляя их по разные стороны света и тьмы. Как бы всё ни прошло, а дело сделало. Сейчас на первый план для него снова должна выйти работа и отец с матерью.       Но всё вовсе не так просто, тяжёлые мысли никуда не уходят, те ворочаются и ворочаются внутри, из головы попав в самое сердце. Армин пытаясь покинуть госпиталь, но идёт сначала не в ту сторону, а затем петляя по больничным коридорам, останавливается у маленькой кладовки с распахнутой деревянной дверью. Останавливается только оттого, что слышит знакомые голоса. Заглядывая внутрь видит, что на полках стоят бутылки, на полу несколько ящиков, а на тех сидят Жан и Эрен. Армин растерянно замирает, разглядывая, как оба его друга пьют медицинский спирт.       — Эй, Армин! Давай к нам! — заметив его призывно машет ладонью Жан.       — О Армин! — Эрен и вовсе уже навеселе. И когда он только успел, они ведь виделись только что...разве что ребята очень плохо разбавляли сорокаградусный спирт. И сколько казённого имущества уже выпито? Армину бы очень не хотелось, чтобы после всего пережитого Эрен пристрастился к алкоголю.       — Вы…ведь в курсе, что не имеете права этого делать?       — Да ладно тебе, один раз можно.       — В штабе сейчас сама принцесса…       Жан внимательно оглядывает стены кладовой, так словно среди тех, могла затеряться монаршая персона, но затем только весело произносит:       — Ну…здесь, кажется, никого нет.       — Армин, они выгнали меня с моей койки, теперь весь тот зал принадлежит марлейской шпионке, подумать только!       — И где же ты теперь…       — Где я…и правда…где я…теперь…       — Не слушай этого жалобщика. Капитан нашёл для него уютную комнату, и готов уже, наконец, найти и достойное место.       — Я так привык к своей койке…к своему местечку…оттуда открывался такой хороший вид…       Армин абсолютно точно уверен, что никакого хорошего вида оттуда не открывалось. Только вид на стену и стол главной медсестры, возле которого толпились остальные медички. Он хочет напомнить об этом Эрену, но Жан опережает его своим вопросом:       — Армин…а ты то, чего как в воду опущенный?       — Я…       И правда…он забрёл сюда, в дальний коридор госпиталя…только оттого, что мысли походили на валуны, которые невозможно было ворочать в одиночку.       — Потерял чего?       Он долгие часы пытается понять свои ощущения. Они сложные. Непонятные. Сбивающие с толку. Он растерянно присаживается на свободный ящик, и Жан тут же наливает ему стопку спирта, разведённого с чем-то непонятным.       — У вас когда-нибудь было…ощущение, что вас отшили…       — Тебя отшили? Кто? Та? Гипотетическая?       — …хотя вас не отшивали…       — Ничего не понял, расскажи подробнее!       Он ничего не расскажет, ни подробнее, не вкратце. Армин берёт стопку в пальцы…подносит ко рту, но пить не решается.       — Если эта девчонка тебя отшила…так в этом нет ничего удивительного, ты что вообще сделал, чтобы она тебя не отшила? — в пьяных словах Эрен, в которых нет никакой логики, Армин умудряется уловить толику смысла.       — Кто она? О ком вы? — всё так же не понимает Жан.       Эрен же просто отмахивается…и берёт в руки бутылёк со спиртом.       — Меня вот никогда не отшивали, я всегда делал это сам…в столице девчонки только и делали, что…       — Красиво стелешь Жан…да кто ж тебе поверит…       — Говорит парень, который женщину даже за руку не держал. Тебе помимо ноги не отстрелили и достоинство?       — Иди к чёрту…не нашлась ещё та женщина, что достойна моего сердца.       Армин замечает резкое движение перед своим лицом, чья-то очень ловкая рука выхватывает у него из-под носа стопку, а из рук Эрена бутылку. Это сестра Аккерман.       — Если хотите жить, я даю вам минуту, чтобы вы убрались, — проговаривает девушка тихо.       Анни. Девушка, который оливковый идёт больше фиолетового, но цвет всё равно не её.       — Анни, ну, расскажи мне! О чём вы разговаривали с тем лейтенантом?       — О поимке диверсанта, сказала же…       — Ты меня обманываешь, что-то там ещё было, я по глазам вижу.       — Перестань. У тебя есть платье?       — А? Платье? Да, конечно.       — Одолжи мне.       — Оооой…так вот о чём вы разговаривали с лейтенантом?! Только не говори, что он пригласил тебя на танцы…как же мне хочется на танцы!       — На танцы? Что? Нет. И знать не хочу, как ты всё это связала воедино…       — Я тебе тогда и шарфик дам…он надушен сладким ароматом…       — Обойдусь.       То платье, что Мина для неё находит, пыльно-оливкового цвета. В подобном скучном цвете нет ничего удивительного, вся экономика и производство Элдий направлены на войну — одежда гражданских, всё чаще делалась из остатков того, что нужно было фронту. Анни почти уверена, что и её собственная форма, сделана точно из той же ткани, что и это приталенное платье с поясом. Мина предлагает ей и надушенный алый платок в крупную белую крапинку, что сейчас так популярны. Девушки в Элдии очень старались хотя бы платками, да разнообразить сплошную оливково-зелёную массу одежды. Но от её предложения Анни отказывается — она хочет быть незаметной, а не наоборот. Платье садится в точности по фигуре, да и туфли как раз её размера. Она кладёт льдинку-камешек в боковой кармашек сумки. До города путь пешком займёт около получаса.       Неудобные туфли быстро натирают ей ноги и она злится. Несмотря на то что у них с Миной один и тот же размер, после военных сапог, туфли кажутся настоящей пыткой. Хотя…целый день в армейской обуви тоже та ещё пытка, просто более привычная. Марлийские сапоги были высшего качества и Анни даже немного по ним скучает. А ещё по своей белоснежной форме, что была на десять порядков удобнее, и не создавала между кожей и тканью настоящий парниковый эффект. Так, Анни и идёт вдоль дороги, раздумывая о своих неудобствах.       Райнер раздобыл ей адрес ювелира, который работал в городе…если быть точным, подпольного ювелира. Поговаривали, тому барышни приносили украшения, чтобы выменять на них дорогие ткани и платья. И конечно же, к нему обращались воры, и прочего вида мошенники. Пойти в такое место то же, что поставить на себя метку недобропорядочности. Но в то же время такое место довольно неочевидное. В городе работало более десятка обычных ювелиров, и ещё дюжина подпольных.       Анни замечает вокруг уйму военных — далеко не всё здесь из штаба, большая часть проездом, какая-то рота непременно выбрала этот городок перевалочным пунктом, отсюда они отправятся к линии моря, там сядут на корабль, и сквозь синие волны высадятся на далёкий берег Марлии. Казалось таким странным, что страна где она выросла сейчас от неё так далеко. Иногда оттуда им поступали весточки, редко…это было опасно, но связные находились и тут, и повсюду по всей Элдии. Приходили сводки с полей, сообщали об успехе. Повышалась вероятность того, что элдийцам придётся убраться к себе. Но даже так, Марлия не остановится, просто война перейдёт с одной стороны моря на другую. Взгляд Анни утыкается в Стену, что возвышается так далеко от города. Кто и как её построил? Ни в одной книге об этом ни слова. Но кто бы её ни возвёл, над ней сейчас разливалось голубое небо, а мягкие белоснежные облака, словно пытались выбраться из-за той. Ей вспоминаются слова лейтенанта Арлерта: «Как вам Стена?»       Тогда она ответила честно — смотря на ту, чувствует себя запертой в клетке. Когда местные связные помогли им пробраться внутрь, эта Стена давила на неё всем своим видом. Элдийцы загнали себя сюда добровольно, так сильно они боялись поражения. И всё же…куда ни иди, а везде были клетки. Дома улицы люди…куда ни беги — не вырваться.       Вместе со словами лейтенанта, мысли невольно касаются и его самого. Хорошо, что он сам разрешил всю сложившуюся между ними путаницу. Ей очень повезло, что она ему совсем не интересна. И чёрт побери…ей надо поговорить с Бертольдом, сказать, чтобы он больше никогда не проявлял подобных инициатив. «Невеста…»…когда она пыталась обхитрить Арлерта, у неё это совсем из головы вылетело. Вот почему нельзя бездумно дополнять легенду, легенда должна быть заучена, внятно оговорена и превратиться во вторую кожу.       Старик ювелир принимает от неё камень и с нескрываемым, просто огромным интересом изучает тот. На вид мужчина, вылитый контрабандист. Он не знает, что в камне за материал, но за дополнительную плату, обещает «поспрашивать». Анни соглашается, давая слово вернуться снова в оговорённый срок. И кажется, к её радости, старик-ювелир не примечает в ней солдата.       Так покинув душный полуподвал, пропахший железом, она надеется вдохнуть полной грудью, но в городе стоит запах пороха, гари, смога, и совсем немного выпечки. Выпечки? Она обгоняя свои мысли тут же разворачивается и идёт в сторону пекарни. Может чаще другого, в город солдаты заглядывали просто выпить, но находились тут и другие маленькие радости. В столовой штаба кормили просто отвратительно, ту еду, даже едой назвать оскорбление. Хотя, ей ли жаловаться? В Марлии, их, элдийцев, кормили так же ужасно. Хотя бы здесь, две эти страны друг от друга не отставали.       На дощатых подносах разложена сдоба. Анни пробегает глазами по небольшому, но крайне соблазнительному ассортименту, и замечает с краю кусочек лимонного пирога, тот остался совсем один на целом большом блюде. Его-то она и возьмёт. Лимонный пирог ей нравился. Таким её, угощала соседка по комнате, когда Анни притворялась ученицей музыкальной академии.       Анни тянет ладонь за металлическими щипцами, чтобы упрятать выпечку в пакет, но у неё появляется конкурент и другие щипцы уже тянутся к её пирогу. Не тут-то было, годы обучения на элитного шпиона-разведчика научили её быстро соображать. Она резво опережает соперника и вот уже кладёт кусочек в свой бумажный пакет. Чувствуя удовлетворение от этой маленькой победы, Анни поднимает взгляд на женщину за прилавком, протягивая ей свой выбор.       — Только пирог? — спрашивайте та будто недовольно.       Анни не отвечает, просто посылает ей такой же недобрый взгляд.       Наконец, оплатив покупку, она может отправиться обратно в штаб. Поворачиваясь к выходу из лавки, только сейчас замечает, что тот, кто чуть не утащил её любимый пирог — это лейтенант Арлерт. Ситуация кажется ей настолько абсурдной, что она даже на секунду замирает, несколько мгновений глупо моргая. Лейтенант же…этот молодой голубоглазый блондин ей улыбается…да нет же…даже смеётся.       — Похоже, вы меня обставили с лимонным пирогом.       — Я не знала, что это вы.       — Это было заметно, вы так больно врезали мне по руке…       Врезала? Когда это? Она и не запомнила. Пирог, это всё, что её интересовало в тот момент.       — Уверена, что совсем не больно…вы просто…       — Слабак?       — Э-э-э…       — Не сдерживайте себя, я постоянно это слышу.       — Тогда да…слабак. Но я вас не оскорбляю, это просто факт.       — Эй-эй-эй, солдатик или покупай что-то, или если решил ухлёстывать за ней, так делай это на улице!       Младший лейтенант посматривает на женщину с небольшим сомнением, и то ли из-за её дерзких слов, то ли из-за того, что лимонного пирога больше нет, покидает лавку так ничего и не купив. Анни двигается за ним следом. Странно было бы делать вид, что они только, что не разговаривали, и просто разойтись в разные стороны. Она бросает взгляд на бумажный пакет в своих руках и произносит:       — Вам стоило, что-то купить. Пирогом я не поделюсь.       Он оглядывается на неё с большим удивлением во взгляде. Солнечный свет, попадая в эти его глаза, создаёт впечатление, что волнуется само море. Эта ассоциация возникает в её голове абсолютно внезапно, и вызывает смущение, которого быть не должно. Когда это, ты Анни Леонхарт, стала такой поэтичной, спрашивает она у себя.       — Я и не собирался…что-то у вас просить…любите сладкое?       — А кто его не любит?       — Ну некоторые…некоторые не любят…       — Не любят те, у кого была сладкая жизнь.       Сладкое — её маленькая радость. Посреди всего, что с ней было, да и ещё будет, существовал этот островок стабильности, к которому всегда можно вернуться. Она хорошо помнит, как тот мужчина, что звал себя её отцом, раз в год, не всегда в один и тот же день, но обязательно раз в год, приносил домой что-то отличающееся от всего остального — не мерзкое, кислое, безвкусное, а сахарное, липкое, пахнущее сдобой и ванилью. Что-то иное, позволяющее думать, что мир вокруг не одна сплошная гадость.       — Вы сегодня выглядите крайне необычно…я вас даже сразу не узнал... — отвлекают её от воспоминаний чужие слова. Она пару секунд пытается понять, о чём он, а затем взгляд падает на собственное оливковое платье.       — И как я должна понимать эти слова?       — Как факт?       — Вы имеете в виду платье?       — Ну да…не стоило этого говорить?       — Зависит от того, что вы имели в виду… Но учитывая, что вы сказали мне вчера, я уже знаю, что у вас никаких скрытых мотивов.       — Да…точно…никаких.       Не стоило ей этого упоминать — плохое решение ворошить то, что так стройно и ловко окончилось. Да и лейтенанту неловко. Он вообще, вчера днём, выглядел крайне смущённым, когда подбирал слова. Это было настолько заметно, что и её повергло в непонятные для самой себя чувства.       На секунду ей тогда показалось, что всё происходящее — реально. Что она глупая девчонка, что влюбилась в вышестоящего по званию офицера, а тот вынужден отказать ей, ведь она совсем не обладает нужным для таких дел шармом. На секундочку ей тогда показалось, что её и правда отшили. Но парой секунд после — она выдохнула с облегчением.       А самое странное то, что прямо сейчас та глупая реальность снова коснулась её разума, аккуратно словно дуновение ветерка. С одной стороны, она точно знает кто она Анни Леонхарт — высококвалифицированная разведчица, гражданка Марлии прибывшая узнать секрет своих врагов, и помочь родине одержать победу. Но, сейчас и здесь, будто бы вместе с ней существует и Анни Браун, юная рядовая родом с севера острова Парадиз, прогуливающаяся с молодым лейтенантом, с тем самым который ей небезразличен, одетая в оливковое платье своей подруги и думающая только о том, нравится ли оно ему.       — У вас сегодня выходной, лейтенант?       — Ааа…нет. Вовсе нет. Я здесь по работе. Майор заказала кое-что в типографии…ну…и…там всё перепутали, и почему-то именно меня отправили вычитывать текст.       — Секретные документы? — она спрашивает вроде бы и в шутку…но вдруг и правда, там, что-то важное. Вся эта неловкость их невольно сблизила, возможно, всё не зря, возможно, он расскажет ей что-то, что поможет им троим вернуться домой.       — Нет, там просто брошюры о том, как распознать шпиона.       — Полезная штука…       — Нет, на самом деле совсем нет.       — Вы так думаете?       — Я более чем уверен.       — У вас большой опыт в распознавании шпионов?       — Нет…но и единой методики распознавания шпионов не существует.       Всё же он довольно умён, раз понимает это. А вот ей сейчас надо включить полную дуру.       — Правда? Очень жаль, но, мне кажется, можно же…как-то понять…кто шпион…       — Да, конечно, но это, если шпион совершает ошибки. Но их учат их не совершать. — лейтенант поглядывает на неё время от времени словно проверяет, слушает ли его собеседница. Впереди них уже показались ворота, что вели прочь из города.       — То есть…хотите сказать, если шпион не ошибётся, его невозможно поймать?       — Если это хороший шпион. И даже больше, если он всё же ошибётся, можно этого не заметить, потому что ты не знаешь, куда смотреть.       — Тогда наверно просто стоит пытать всех, кто выглядит хоть сколько-то подозрительно.       Именно так и сказал бы хороший, но глуповатый солдат, тот, что ревностно служит Элдии, стараясь не разбираться в деталях.       — Вы правда так думаете? — смотрит он на неё внимательно, словно желает видеть ответ на её лице, — Мне кажется, вы так не думаете…       Анни останавливается, всё так же поддерживая зрительный контакт. Ненавидит, когда мужчины, да и вообще люди пытаются делать о ней выводы. Следующий вопрос она задаёт, не как влюблённая рядовая, а как Анни Леонхарт, хоть этого он никогда и не узнает.       — А вы что, думаете, что хорошо меня знаете?       — Мне кажется, неплохо.       — И на основании чего вы сделали такой вывод?       — Ха…как вам сказать…не сочтите за дерзость, но, мне кажется, мы с вами чем-то похожи.       «Похожи? Похожи? С чего он взял?»       — А это с чего?       — Признаться честно, я нечасто встречаю людей, с которыми можно поговорить как с вами…и чаще всего это люди с которыми, у меня есть что-то общее. Я много думал о вас, и пришёл к такому выводу.       «Если решил ухлёстывать за ней, так делай это на улице» — резонирует в её ушах голос женщины из пекарни. Он что воспринял её совет буквально? Нет, конечно…он же сказал ей вчера, что дела любовные его не интересуют. Или это какая-то игра? Ближе? Дальше? Горячо? Холодно? Пик рассказывала ей, что так можно привязать к себе человека очень сильно. Анни не слушала, её не интересовали лекции о том, как затащить жертву в постель, чтобы перерезать той горло. Она чувствует себя странно. По шее разливается тепло, подкрадывается к лицу, вверх к самым щекам. Она сдувает чёлку, что попала в глаз, затем так же резко поправляет её рукой, словно хочет рваными движениями как-то отогнать неуместные ощущения.       — Анни! Лейтенант Арлерт! — слышится ей голос откуда-то справа. Кто-то подходит к ним, быстро и резво, поднимая при этом дорожную пыль. Людей этих двое — Райнер и Бертольд. — Отлично выглядишь, сестра!       — Что…что вы тут делаете? — негромко спрашивает у них подоспевший Бертольд.       — Заткнись…Р…Роберт, — только и кидает она Райнеру.