Кинцуги

Наверное, впервые возвращения Джина домой действительно ждали. — Свадьбу я хочу сыграть через месяц, — ответил Чонгук. — Я заеду ещё пару раз в будущем. Обсудим детали немного позже, назначьте дату встречи. После свадьбы я заберу его, — он кивнул на омегу. — Ну наконец-то! — вскричал отец после того, как Чонгук покинул дом. — Все предыдущие неудачи явно небо послало для того, чтобы им заинтересовался Чон Чонгук, — вторила ему мачеха. — Верно говоришь! Отлично. Он был тобой доволен? — обратился господин Ким к Джину. — Да, господин Ким, — кивнул омега. — Он сам сказал, что мы замечательно друг другу подходим. Он не хочет тянуть со свадьбой. — Уж не знаю, чем ты ему приглянулся, но для тебя это самый выгодный альянс, который ты можешь заключить в своей жизни. Поэтому не тяни с детьми, привяжи его к себе как можно скорее, — велела госпожа Ким. Уж она-то была так привязана к мужу, что даже взяла его фамилию… — Верно, верно. За этот месяц ты должен показать себя с лучшей стороны, чтобы он, не дай бог, не передумал, или я не знаю, что с тобой сделаю, — пригрозил отец. — Ты уже почти тридцать лет сидишь у меня на шее и жрёшь мой рис, пора отблагодарить семью, приютившую тебя. Когда Сокджин был ещё подростком, у него, конечно, тоже случались срывы. Он много кричал, много ругался, один раз даже что-то разбил — правда, потом после избиения пришёл в себя только через неделю и в больнице. Он мог говорить, что у него не было выбора, рождаться или нет, но тогда ему советовали просто пойти сдохнуть. Он мог говорить, что отец сам ему не разрешил учиться или работать, но господин Ким считал, что омега из хорошей семьи, раз уж такая беда с этой семьёй приключилась, должен только работать по дому и не показывать оттуда нос, и его дело готовить и убираться, а не задницей в офисе вертеть или, упаси боже, в каких-то ещё более позорных местах. Работа для альф. Женщины могут побаловаться играми в секретарш и кухарок, или что там ещё для женщин выдумали. Омега должен сидеть дома. Примерно один из восьми, может, десяти людей рождался омегой — это была редкость, но не слишком. И по какой-то причине некоторые семьи считали, что родиться омегой это позор. Особенно такие косные, как семья Ким. Возможно, дело в застарелом поверье, что омеги сочетают в себе кобелиную сущность альф и развратность женщин. А может, им просто не нравилось, что в мужчине, венце творения господа, появились стыдные женские черты и женские органы. — Пусть расходы возьмёт на себя Чон, а мы только организуем. — Верно, верно, он ведь не знает, как устраивать подобные мероприятия, а мы должны блюсти свой образ… Свадьба должна быть небольшой, но роскошной. Всё должно идеально, чтобы нас не обвинили в отсутствии вкуса. Вы только посмотрите на них. Сокджин закатил глаза, отвернувшись. Он просто любимый сын Шрёдингера: для него шикарная свадьба и угрозы и унижения. — Иди в свою комнату. Скоро Ушик и Урам вернутся, мы должны заняться работой. — Да, госпожа. Уже стемнело, и у Джина было только часа полтора на то, чтобы вздремнуть. В его небольшой комнатушке в подвале места было всего ничего: на стол, постель и шкаф с вещами, ещё крохотный уголочек Джин себе выбрал для творчества. Кухня, где он обычно готовил, находилась в другом крыле от жилого сектора, так что ночью он мог готовить в своё удовольствие, не боясь никого разбудить ни шумом, ни запахами. Местная прислуга, как правило, его игнорировала, но те, что обучали его всяческим житейским премудростям, были к нему достаточно снисходительны. Однако сегодня Джин не планировал снимать тиктоки или пробовать новый рецепт. Вместо этого он зарылся в шкаф, чтобы найти себе подходящую одежду: на свет была извлечена белая полупрозрачная блузка из искрящейся, струящейся ткани с узорчатым бантом на шее тёмно-зелёного цвета, тёмные облегающие брюки с небольшой плиссировкой по бокам, кружевные белые перчатки и броги. Покопавшись в шкатулке с бижутерией, Сокджин вынул только длинные серебряные серёжки и колечко, украшенное довольно громоздким цветком. Этого будет вполне достаточно. Блузка была новая и, конечно, достаточно открытая, чтобы схлопотать по щеке, но Сокджин и не собирался носить её на виду у своих родителей. Посмотрев на часы, Сокджин повесил одежду на вешалку на шкафу и лёг спать — вряд ли он понадобится кому-то так поздно. Родители, скорее всего, больше не позовут его сегодня. Ближе к одиннадцати омега проснулся. У двери он обнаружил остывший ужин — видимо, горничная прикатила ему тарелку с пастой, когда семья уже поела. Сокджин забрал тарелку: хотя ему не разрешалось есть вместе с семьёй, ему приносили остатки после ужина. Стандарты пищи для семьи с ресторанным бизнесом были очень высоки, поэтому еда всегда была вкусной; и Сокджина учили лучшие повара, так что он тоже готовил неплохо. Быстро поужинав, Сокджин прислушался: дом засыпал. У него оставался час до выхода. Он быстро переоделся в выбранный наряд и приступил к макияжу. На веки легли тяжёлые, тёмные цвета, растушёванные в острые стрелки, брови, что были только немного подчёркнуты, подведены тёмной краской, придавая лицу хищное выражение, на губы лёг красный цвет, чистый и яркий, словно маковый цветок. Лицо Джин оставил бледным, словно у Белоснежки, только подчеркнул скулы блёстками; последним штрихом он уложил волосы, зачесав их с гелем назад и оставив только пару прядей обрамлять его лицо. Он оценил себя в небольшом круглом зеркальце и довольно поцокал языком. Как же он хорош! Выйдя замуж за Чонгука, ему не придётся ждать наступления ночи. Он сможет ходить так и днём! Никто ему не запретит, раз он уйдёт в супружескую жизнь. Джину не терпелось рассказать об этом друзьям, но он хотел увидеть их лица, так что отложил это на потом. Подставив стул к стене, Сокджин открыл небольшое окно, что было под потолком, как и полагалось подвалу, и вышел в него, накинув на плечи длинную плащ-ветровку, скрыв голову капюшоном. Если знать, как, выйти из дома можно было без проблем. С этой стороны не располагалось ни одной спальни, так что даже случайно его нельзя было увидеть, а тёмная одежда и ночное время надёжно укрывали его. Сокджин знал, что братья отогнули один прут в ограде, ещё когда им было шестнадцать, а ему четырнадцать, чтобы лазать в город, и он пользовался тем же путём. Нужно только быть осторожным, чтобы не вытоптать траву в этом месте. Сокджин спешил неспроста: в полночь ходил последний автобус по шоссе, что мог его доставить в город. Ехать было не так далеко, но пешком не менее часа. А шесть утра был первый автобус обратно. Это была одна из тайн Сокджина. Он работал в бурлеск-баре, принадлежащем сестре Намджуна, Кюнмин. Они все работали там. Намджун был со-владельцем, Юнги выбирал выступающих. Выступления обычно были по выходным, но по будням бар тоже работал, и иногда там выступали такие одиночки, как Джин. На выходных обычно было большое шоу, по будням же Юнги обычно отбирал кандидатов и готовил программу, пока Намджун присматривал за залом. Бар был довольно небольшим, всего двенадцать столиков плюс барная стойка, но в выходные от количества народу было не протолкнуться, при том, что половину помещения занимала сцена. Всё было в духе бурлеска: обилие перьев, страз, бусин, зеркала и лампы… Воздух насыщал дым от дымовых машин, запахи кальяна и сигарет, лёгкий алкогольный аромат и запах пота от танцовщиц и танцовщиков, щекочущая вонь от гари, сопровождающая обжигающие огни прожекторов. У Намджуна и Кюнмин не было много денег, когда они открывали это заведение, и Кюнмин поначалу даже сама выступала, как и Юнги, она танцевала и пела, он играл на рояле. Из декораций они вложились лишь в одну вещь: чуть приподнятое над сценой и наклонённое гигантское зеркало, окружённое кругленькими лампочками. Так зрители могли видеть не только вид спереди, но и вид сзади, кроме того, оно визуально увеличивало количество людей на сцене, отражало свет и делало помещение будто больше. За зеркалом располагался большой экран, который мог включаться и здорово экономить затраты на любые другие декорации: Юнги сам монтировал клипы для проигрывания, так что на сцене всегда что-то мелькало, даже если никто не выступал. Это был очень разумный ход: даже если не было выступающих, всегда можно было врубить запись, в конце концов. Джин почти не танцевал — он умел, и у него даже неплохо получилось, по крайней мере, Кюнмин похвалила его выступление, которое он подготовил, но его собственные ощущения от того, что на него, откровенно одетого, глазеют, вызвали у него не ощущение восторга, а скорее разочарование. Кюнмин и Юнги оставляли раздевание на усмотрение выступающих, хочешь — хоть весь разденься, хочешь — хоть не раздевайся вообще, главное, предоставь хорошее шоу. Сокджин тогда выступил с песней под аккомпанемент Юнги с каким-то лёгким танцем, и ему понравилось танцевать, но не понравилось выступать. В баре он обычно проводил свои будни, репетируя, выступая и тренируясь, у них была очень большая подсобка, разделённая на зал и служебку с большим холодильником, который использовали в равной степени для обедов работников и для ингредиентов для закусок. В зале стояли зеркала, стулья, свет и всё, что нужно для репетиций и смены костюма, но по сути это была огромная бетонная камера, для которой больше не было никакого варианта использования — расположить столы там было нельзя по правилам пожарной безопасности или типа того. — А вот и наш мастер на все руки, — пропыхтела Кюнмин, не вынимая сигарету изо рта. Она курила сигарету через длинный мундштук, как, наверное, и полагалось бы хозяйке бурлеска, но в остальном она больше походила на госпожу: вся утянутая в латекс с ремнями и заклёпками. Сокджин был уверен, что она могла бы отхлестать плохо ведущего себя гостя и поставить платформу своих туфель ему на голову: «Ты вёл себя очень плохо, мой дорогой мальчик.» Мальчиков в заведении было немного, больше омег и женщин, Сокджин подозревал, что альфам просто не интересно смотреть на танцы и красивые костюмы, если им не показывают половые органы. К тому же, здесь выступали и юноши тоже, это ещё одна причина обходить такие заведения стороной. Сокджину это нравилось. Он надеялся, что он почувствует себя достаточно уверенно, чтобы снова выступить с танцем, и немного завидовал раскованности артистов. — Привет, Кюнмин. Намджун и Юнги здесь? — Прослушивают одного мальчугана внизу, — отозвалась она. — Будешь петь сегодня? Ты голодный? — Да, да, на всё, — отозвался Джин. — У меня большие новости. — О-о. Ну тогда спускайся, я тоже скоро приду. Народ прибывает, шоу начнётся через час, — она бросила взгляд на часы. — Пока девочки выступают, будешь менять Юнги на рояле, потом успокоишь зал под утро. — Идёт, — согласился Джин. Репертуар ему был прекрасно знаком, с фортепиано он тоже был на «ты», благодаря Юнги, который ещё в школе принялся его учить. Если честно, Сокджин не знал, что бы с ним стало без Юнги и Кюнмин. Кюнмин ещё будучи совсем девчонкой с восторгом в глазах рассказывала, какой она откроет клуб, и как там будут танцевать самые разные люди, и как у них будет оборудована сцена… — И ещё мы сделаем балконы! И такую огромную клетку с прозрачным дном, и люди могут выступать прямо в ней над залом! И ещё у нас будет мелкий бассейн, чтобы танцевать в нём тоже! И ещё у нас будет светящаяся барная стойка! О, и огромный экран-зеркало! Из всего пока получилось сделать только экран-зеркало, но Сокджин был рад, что мечта Кюнмин сбылась. Несмотря на то, что заведение было полно людей, они едва сводили концы с концами, чтобы платить артистам, закупать алкоголь и продукты и выплачивать налоги. Но это была какая-никакая прибыль. — Надо повышать цены. Из-за инфляции мы скоро разоримся, — качал головой Юнги. — У нас и так нет денег даже на официантов. Везде были развешаны таблички «самообслуживание» и «приносите стаканы на барную стойку». — Привет, — Сокджин спустился в подвал, снимая куртку. Намджун улыбнулся ему: — Каков красавец! Проходи! — Мы как раз прослушали нашего нового артиста, — сказал Юнги и обернулся в молодому пареньку: — Чимин, верно? Это наш певец и пианист. Что могу сказать, выступление очень чувственное и техничное, но… твоя форма. Нам такое не подходит. — Я думал, школьная форма это довольно популярная тема, — расстроенно проговорил Чимин, поправляя на себе рубашку с галстуком а-ля Сэйлор Мун. — Может быть. Но у нас здесь сидят взрослые люди, мы воспеваем красоту созревшего тела, все наши артисты полны самого разного вида артистизма и чувственности, но мы не можем продвигать сомнительную философию соблазнительности школьника, каким ты себя преподносишь. Если тебе так хочется ходить в матроске, попробуй настоящую форму, но не школьную. Тут взрослые развлечения для взрослых. — Значит, меня не взяли? — спросил Чимин, почему-то смотря на Намджуна. Тот покачал головой: — Ты можешь выступать, просто смени наряд и, возможно, музыку. Ты сам ставишь хореографию, у тебя продуманная история в танце. — О, минутку, — губы Чимина сложились в пухлое колечко. — Вообще-то у меня есть ещё пара хореографий, с которыми я могу выступить… и я могу переодеться в другую одежду, если, хм, если у вас есть для меня запасной веер или пуховка?.. — Другое дело, — с важным видом кивнул Юнги. — Тогда переоденься, можешь остаться в белье, если хочешь, или у тебя есть другой костюм? — Нет, я думал выступить в том, в чём пришёл… можно в белье? Сокджин взглянул на его короткие шортики и подумал, что вряд ли бельё будет более открытым, чем это. — Иди переодевайся. Так, хён, что у тебя случилось? У тебя вид, как будто тебе язык жжёт, — проговорил Намджун, поворачиваясь к нему снова. Сокджин удовлетворённо улыбнулся: — Я выхожу замуж! — Ты выходишь замуж! — ахнул Юнги. — Ну наконец-то! Нуна, ты слышала? Сокджин выходит замуж! — Кто он? Он хороший? — поторопил его Намджун. — Ты его знаешь? — Нет, совсем не знаю, мы встретились только сегодня, — поделился Сокджин. — Но я думаю, что мне с ним очень повезло! Его зовут Чон Чонгук, вы слышали о нём? — Нет, понятия не имею, кто это, — покачал головой Юнги. Кюнмин щёлкнула пальцами: — Я знаю! Это тот миллионер, который торгует рыбой! Ты теперь выйдешь замуж за рыбака? — Это лучший вариант для меня, он разрешит мне работать, — поделился Сокджин. — То, что он не из высшего общества, означает, что я могу делать, что хочу, его не волнует, что я где-то кого-то позорю. И, — он понизил голос до шёпота, чтобы никто посторонний не услышал: — У него есть девушка. За меня он выходит замуж для отвода глаз. Это замечательно, значит, мне даже не придётся с ним спать! — Ого! Это жизнь мечты! Тебя всем обеспечивают, и ничего не запрещают! Теперь я завидую, — хихикнул Юнги. — Если бы у меня был богатый муж, я бы все его деньги спустил на бурлеск. — Ты и так все деньги спускаешь на бурлеск, — проворчал Намджун. — Может, нам попробовать заключить контракт, —задумалась Кюнмин. — Не думаю, что это хорошая идея, — покачал головой Сокджин. — Если только на рыбные консервы. Даже если Чонгук будет продавать вам тунца по себестоимости, вы всё равно не сможете его себе позволить… это слишком дорого. Я был в его изакая, он отвёз меня туда на… эээ, свидание? Цены там довольно средние, но… — Мы поняли, средние для тебя, не для нас, — проворчал Юнги. Сокджин виновато посмотрел на него. На самом деле у Сокджина не было своих денег, кроме тех, что он зарабатывал в бурлеске. Но он, во-первых, знал, какие суммы тратят Урам и Ушик, и также он знал, в какую стоимость встаёт его собственный гардероб. Иногда он продавал свои вещи, чтобы купить наряды для бурлеска, вроде того, что был на нём сейчас. Ему самому запрещалось не то что открыто покупать, а вообще выходить из дома куда-либо — после того, как Сокджин закончил школу, он не мог покидать свой дом вообще. — После того, как его девушка закончит учёбу, он разведётся со мной, — продолжил Сокджин. — Просто она не нравится его родителям, которые считают, что он должен взять в супруги кого-то из хорошей семьи. Я после развода смогу делать всё, что захочу, а он получит шанс переубедить родителей, если омега из хорошей семьи, то есть я, окажется не таким уж и классным выбором. Только это секрет, никто не должен знать об этом. Так что, — Джин кивнул на раздевалку. — Не обсуждайте это при посторонних. Для всех я будущий любящий муж Чонгука. Намджун и Юнги переглянулись. — Не знаю, малыш, — проговорила Кюнмин. — Ты уверен, что твоя ёбнутая наглухо семейка простит тебе развод с Чонгуком? — Мне уже будет всё равно, — заверил её Сокджин. — Да, сейчас мне ещё не хватает духу, чтобы уйти от них, но в замужестве я окрепну, подзаработаю деньжат, смогу ускорить свой карьерный рост, возможно, даже накоплю на квартиру! Если не на свою, то хотя бы на съём. А может, Чонгук купит мне какое-нибудь жильё, я ведь ему тоже очень сильно помогаю. — Хотел бы я тоже так просто говорить о покупке жилья, — проговорил Юнги. — Все деньги сжирает эта проклятая дыра! Он зло сплюнул. Сокджин улыбнулся: — Если смогу выпросить у Чонгука квартиру, можем все вместе жить. Зуб даю, мои родители задохнутся от злости на месте. — Твоя семейка это действительно нечто, — вздохнул Намджун. — Милая, ты можешь не курить в подвале, тут и так дышать нечем… — Миль пардон, — Кюнмин потушила сигарету. — Это, конечно, отдельный вид кринжа, когда люди считают, что омеги могут ходить на работу или учёбу только ради того, чтобы упасть в объятия разврата и стать прислужниками дьявола, или что-то в этом роде. Да, много денег это хорошо, но жить в таком окружении, — она поцокала языком. — Я пошла обратно. Мои поздравления с грядущим браком. — Жаль, что я не могу вас пригласить на свадьбу, — улыбнулся Сокджин. — Не очень-то и хотелось, тот ещё гадюшник, — помахал рукой Намджун. Юнги коснулся его плеча: — И Джин будет в этом гадюшнике целый день совсем один. Мы бы там не помешали. — Ничего, по крайней мере, Чонгук мне показался довольно адекватным человеком, — отмахнулся Сокджин. — Скорее всего, ничего страшного не случится. — Простите? Я готов, — Чимин показался из-за небольшой складной ширмы — в одном белье. — И я нашёл музыку… можно мне пару вееров? Я обычно работаю с фазаньими, но страусиные тоже подойдут… — Держи, страусиные у нас есть. — Это первобытный танец, — предупредил Чимин, включая на телефоне музыку и вдруг припадая к полу в резком движении. Сокджин очень любил смотреть на эти выступления. Каждое из них было уникальное и по-своему интересное, и, наверное, ещё ни разу не повторилось. Некоторые выступали в готических корсетах, утягивающих талию так, что можно было обхватить ладонями, другие грациозно двигались в усыпанных жемчугом нарядах русалки, третьи танцевали в платьях в стиле арт-нуво, кто-то предпочитал классический образ с пышной юбкой и чулками, кто-то выступал в стиле пин-ап, кто-то надевал латексные чёрные костюмы, кто-то показывал прекрасных нимф и ангелов, а кто-то становился дьяволом. За каждым образом стояла соответствующая хореография, сочетавшая в себе чувственность и страсть вместе со стилем, выбранным артистом, и доля эротики. Иногда было достаточно оголить бедро или плечо, а иногда стриптиз был выполнен полностью, догола, и у Джина кажды раз уши полыхали, когда он наблюдал это на сцене. Каждый танец был невероятно красивым и артистичным, каждый артист находил свой способ подчеркнуть свои движения и чудо своего тело, было ли оно тонким и изящным, пышным, или полным чувственных изгибов. Танец Чимина был диким и резким, и Сокджин даже не назвал бы его первобытным, юноша походил на притаившегося в зарослях тигра, что внезапно бросается на свою добычу, хотя некоторые элементы напоминали оригинальность индийских и тантрических танцев, но с чувственностью и изяществом традиционного кабаре. В этом танце не было никакого обнажения, но Юнги он очень понравился. — Отлично, отлично, то, что нужно, — он похлопал в ладоши. — У тебя есть для этого костюм? Отлично, у нас такого ещё не было. Музыка тоже классная. Сможешь прийти в воскресенье? Великолепно, да, да. Давай устроим прогон утром в пятницу или в среду, у нас вроде есть окошко. — Ха-ха, парень отлично танцует, — согласился Джин. — Я завидую. Такие смелые движения! — Ты тоже отлично двигаешься, — утешил его Намджун. Джин это знал. Он действительно неплохо танцевал, но это был не бурлеск. Просто танец. Прожив всю жизнь в такой семье, где даже красная помада считалась признаком распущенности, ему было физически трудно подвигать бёдрами в нужной манере или шлёпнуть себя по ягодицам. Умом он понимал, что это не стыдно и никто его за это здесь не осудит, но всё равно не мог себя заставить даже немного раздвинуть ноги в эротичной манере, не говоря уже о том, чтобы покрутиться вокруг шеста или раздеться. Для него ношение полупрозрачной одежды и тяжёлая косметика на лице уже было чем-то революционным. А если его семья узнает, что он работает в бурлеск-баре, да и вообще работает, тайком ускользая ночью в город, его, наверное, пристрелят. Хорошо, что Чонгуку нет до этого дела. Сокджин задумался. Но что, если есть вещи, где Чонгук тоже проведёт черту?.. Стоит ли ему об этом говорить?.. Нет, нет-нет. Его в такой косметике никто не узнает, и вряд ли их общие знакомые появятся в таком месте, лучше держать это в секрете. Сокджин не хотел рисковать своим браком. Может, попозже, когда-нибудь, если у них с Чонгуком установятся какие-то товарищеские отношения… — Первый жених на моей памяти, который радуется, что у его мужа есть любовница, — проворчала Кюнмин. — Детка, я хочу, чтобы ты вышел замуж за того человека, которого действительно полюбишь. — Ничего страшного, я на пути к этому, — заверил её Джин. — К тому же, сама посуди, скорее я — третий лишний, хаха! — Нигде ты никакой не лишний. Ну-ка, дай нуна поправит тебе бантик. Она покрепче перевязала его пышный бант на шее и нежно коснулась поясницы. — Скоро твой выход, не робей. Всё будет хорошо. И, если что, ты знаешь, что всегда можешь заночевать у нас. Сокджин кивнул. На самом деле вряд ли бы он мог — здесь, в подсобке, за холодильником, где было душно и тепло, или в квартире Намджуна и Юнги, которую они снимали с ещё несколькими парнями, или в прокуренной насквозь комнате Кюнмин в женской общаге, куда можно было приводить омег… Джин не был уверен, избалован ли он, но ему было страшновато. Он полностью доверял своим друзьям, но что, если его хватятся? Что, если учуят на его волосах запах Намджуна или запах сигарет… Сокджин всегда возвращался домой засветло, чтобы успеть смыть с себя макияж и посторонние запахи и превратиться в невзрачного омегу, немного сутулящегося, чтобы сбавить свой рост. Ночь пролетела незаметно. Под утро у Сокджина, как обычно, начали ныть запястья от игры на фортепиано, а голос немного садился — сколько бы он ни выступал, он всё ещё выбивался из сил за несколько часов работы. Юнги рассчитался с ним сразу же и пообещал, как обычно: — Скоро повысим цены, думаю, будет больше деньжат. — Ты уже месяц это говоришь, — улыбнулся Джин. — Думаешь, это так просто, — проворчал омега. — Поторопись, скоро солнце взойдёт, Золушка ты наша. Сокджин кивнул и поспешил на остановку. Ему всегда было неловко возвращаться утром — хотя ветровка скрывала его наряд, а капюшон накрывал голову, всё равно можно было увидеть его лицо, и Сокджин знал, какое впечатление он производил — кутившего всю ночь юноши, не обременённого моралью. И хотя, будучи знакомым с Юнги и Намджуном, он не порицал ни множественные половые связи, ни «кутёж», как таковой, он знал, как к этому относятся посторонние. И ему было некомфортно от этих взглядов, словно, выходя из бара, он из ласковой тёплой постели попадал прямиком в сугроб. Он благополучно вернулся домой до пробуждения кого-то из прислуги или тем более родственников, принял душ, смывая всю косметику, запрятал красивую одежду поглубже в шкаф и улёгся спать. Его мысли занимали вовсе не Чон Чонгук и предстоящая свадьба, а грядущее шоу на выходных и его собственная роль в этом. Свадьбой пусть занимаются другие люди, не Сокджин. Это дело решённое, ему остаётся только порадоваться, что после череды неудач ему выпал такой потрясающий шанс.

***

Чон Чонгук в это время напротив, не мог перестать думать о Сокджине. Он забил целиком его мысли, и он спорил со своей девушкой, Дахён. — Я уже согласился на то, чтобы он жил с нами, я согласился на то, чтобы он вышел за меня замуж, но ты ещё просишь меня о чём-то? Зачем? Может, пусть он ещё нам над постелью свечку держит? — раздражённо спросил он, наматывая круги по комнате. — Кто говорит о свечке, кроме тебя, — вздохнула Дахён. — Он будет жить здесь, конечно, нужно, чтобы он нормально себя здесь чувствовал. — Я не хочу дружиться с этим человеком, — процедил Чонгук. — Он меня раздражает! Ему двадцать восемь лет, а он не умеет абсолютно ни-че-го, кроме как хлопать глазками! Отвёл я его на это «свидание», и что? Он еле-еле может поддержать разговор, тупой, как пробка! Говорит, как будто блеет овцой, взгляд на меня не поднимает, как будто у него голова тяжелее тела. Я ему сразу сказал, что у нас сделка, и я не планирую с ним шашни крутить, а он: «Ой, господин Чон, у вас бизнес, у вас сеть изакая, так интересно!» — он спародировал голос Сокджина. — Меня тошнит от этих белоручек, которые могут только по дому шоркать и ничего тяжелее айфона в руках не держали! — Это вынужденная мера, — возразила ему Дахён. — Подумай сам, это распространённое явление. Тебе не приходило в голову, что омегам в таких семьях попросту запрещают работать? Они могут только выходить замуж и рожать детей, выхаживать их и смотреть за семейным очагом. Поэтому твои родители хотят, чтобы ты взял его в супруги. Такой муж не изменит, потому что весь его круг интересов — это ты, твой дом и твои дети. Он даже не сможет выходить. Но это же не его вина! Кроме того, насколько я слышала, твой жених незаконнорожденный. Скорее всего, его положение в семье не такое уж завидное. — Выглядит он прекрасно, — фыркнул Чонгук. — Не похоже, чтобы его там морили голодом! И вообще, было бы желание, уж к двадцати восьми годам можно что-то сделать со своей жизнью! — Можно сделать, а можно и не сделать, — спокойно ответила Дахён. — Ты ведь его почти не знаешь, как ты можешь его порицать за принятые решения, если ты не знаешь его обстоятельств? — Почему ты вообще защищаешь его, Дахён? Тебе что, нравится эта мысль, что он будет здесь, в нашем доме, жить, и ты поощряешь меня разрешить ему врываться в нашу собственную семейную жизнь и… — Чонгук, успокойся, ты слишком завёлся, — девушка коснулась его руки, поглаживая по запястью. — Мне очень повезло, что ты есть у меня. Но я знаю, насколько иногда людям приходится нелегко. Я ненамного младше Сокджина, но у меня, например, часто не хватает денег, чтобы оплатить учёбу. Если бы не ты, я бы уже сгорела на работе или вылетела бы из университета. Знаешь, сколько раз меня обвиняли в том, что я ленивая, хотя я зашивалась до полусмерти? Не суди по первому впечатлению. — Дахён, — Чонгук грустно посмотрел на неё. — Ты такая добрая. — Никакая я не добрая. Просто дай юноше шанс, — девушка улыбнулась. — Даже если он глуповат, может статься, что он приятный собеседник или просто хороший человек. Думай о нём, как если бы ты снимал с кем-то комнату вскладчину. Или как если бы ты просто кому-то помог встать на ноги перед тем, как встретиться со взрослой жизнью. Ты стал миллионером в двадцать пять, милый, но далеко не все добиваются таких успехов. Чонгук положил ладони на узкую талию девушки, прижимаясь к её лбу своим и закрывая глаза. — Мне сказали добиться успеха, и я это сделал, — сказал он. — Любимая, давай поступим так. Для начала закончим все дела с этой идиотской свадьбой и переездом этого омеги сюда. Для начала мне нужно привыкнуть, что кто-то ещё, кто не Хосок и не мои родители, бывают в этом доме, спят в постели, ходят по коридорам и вообще находятся постоянно в нашем любовном гнёздышке. Я всегда хотел, чтобы это было твоё и моё место. И я верю, что однажды так и будет, поэтому мне тяжело даётся мысль, что на грядущей свадьбе я поведу под венец не тебя, и в этот дом, как хозяйку, я приведу не тебя. Мне больно от этого. Я даже не понимаю, как ты остаёшься такой спокойной. — Потому что в моей жизни бывали вещи и похуже, — она щёлкнула его по носу. — Я знаю, почему мы это делаем, почему ты соврал родителям, что бросил меня, и почему теперь мы встречаемся тайно. Я не тот человек, который будет обижаться, что ты куда-то не туда посмотришь, и просматривать переписки в твоём телефоне. В будущем мы попробуем снова, обязательно, и однажды у нас всё получится. Даже если твои родители не примут меня, я тебя украду и увезу в Америку. Чонгук едва слышно усмехнулся. — Ты меня украдёшь? — Ага. — Хорошо. Ловлю на слове. Он поцеловал девушку, затем подхватил её и усадил на кухонную столешницу. Дахён довольно пискнула, обвивая его шею руками, и проворковала: — Мы это на кухне делали уже?.. — Нет, но я готов исправить это, — шепнул Чонгук. — У нас есть ещё двадцать минут, чтобы испробовать эту поверхность, а потом мне нужно будет возвращаться в офис. Сойдёт? — Поехали, ковбой, — Дахён клюнула его в губы. — Я знаю, что омеги не в твоём вкусе. — Почему ты продолжаешь его вспоминать? — Чонгук прихватил губами её шею, целуя и бормоча на ухо. — Я только вспомню его, и у меня всё падает. Дахён игриво шлёпнула его по плечу и отстранила на минутку. — Чонгук, он ведь не настолько уродливый, а? — Ну что, — недовольно отозвался альфа. — Он высокий и весит наверняка примерно как я, он больше на альфу похож! Извините, что меня такие формы не возбуждают! — У мальчика скоро свадьба, — предупредила Дахён. — Для тебя это всего лишь фарс, но для него это большое событие. Будь с ним мил и вежлив в этот день, если доведёшь несчастного омегу до слёз в этот праздник, я на тебя обижусь. Так что сделай милость и для него, и для себя, веди себя так, как будто ты влюблён в него. — Я постараюсь, — проворчал Чонгук, гладя талию девушки и задирая её блузку. — Только ради тебя, любимая. Ты слишком великодушна. — Теперь давай продолжим, если ты всё усвоил и запомнил, — Дахён потянулась к его губам. — Отлично, это меня устраивает…