Кинцуги

Выправить свой режим за оставшееся время было непросто, но Джин справился. Он даже умудрился выкроить время и сходить в салон, чтобы ему сделали маникюр и немного поухаживали за лицом — ему понравилось. Хотелось бы в последний день своей жизни выглядеть сногсшибательно. Ах, ушёл таким молодым, во цвете лет, такой красавец, всё такое. Чонгук подарил ему элегантное, дорогущее колье, не слишком броское, но роскошное. И Сокджин собирался его надеть вместе со своей багровой блузкой. Стоит ли надевать каблуки? Он будет выше Чонгука… ну и ладно. Джин достал свою обувь, наряд и вынул колье из футляра. У него дрожали руки, но он убедил себя не волноваться. Может, стоит потом продать это колье и на вырученные деньги просто сбежать?.. — Нет, нет, — Джин застегнул его на своей шее и прижал ладонь к груди, унимая сердцебиение. Это подарок. Так нельзя. Тем более это подарок от Чонгука… Он надел блузку, ярко подвёл глаза и брови, губы окрасил матовой помадой в цвет наряда. Со светлым цветом волос тёмная помада не слишком его старила, и Сокджин нашёл свой облик тяжёлым и роскошным. В самый раз для панихиды. Узкие, облегающие чёрные брюки, багровый, кровавый бархатный цвет, окутавший его плечи, туго обхвативший его узкую талию поясом и снова расходившийся вокруг его бёдер фалдами с небольшими разрезами на бёдрах, плотные манжеты на рукавах, небольшое декольте спереди и глубокое — сзади, серебристо-белоснежное сияние драгоценных камней, подсвечивающее аристократичную бледность его кожи и лёгкий румянец, простые чёрные, но толстые стрелки, бордовый, матовый цвет на губах, туфли на небольшом толстом каблуке и шнуровке — кто знает, может, ему придётся спасать жизнь бегством, обувь должна быть всё-таки удобной. Стройные ноги, изящная осанка, обворожительный взгляд, полные губы, парфюм и бриллианты, он был бы не против, чтобы именно так его положили в могилу. Он выглядит превосходно. В дверь постучали. — Ты скоро? — послышался голос Хосока. — Я выхожу, — Сокджин только коснулся парфюмом запястий. — А Чонгук? — Чонгук велел мне забрать тебя, он уже на месте. Ого… выглядишь потрясающе, — Хосок смерил его взглядом. — Это… восхитительно. — Хватит смотреть, — слабо проговорил Джин. У него совсем не было настроения. — Прости. Конечно. Видимо, Чонгук заехал домой или отправил кого-то оставить колье. Сокджину нужно было присутствовать только на торжественной части, и почему он решил, что Чонгук лично за ним заедет… Это колье — всего лишь подачка, так как есть повод показать себя хорошим мужем на публике. Сокджин не мог не отругать себя за наивность и глупую надежду, всё-таки вселённую в него Дахён. — На всякий случай скажу — ты в любой момент можешь сказать, что ты устал и хочешь уйти, — Хосок открыл перед ним дверь автомобиля. — Спасибо. Боже, зачем он вообще туда едет. Притворяться безумно влюблённым в Чонгука мужем и послушным благоразумным сыном? Первое больно, второе ложно. Во всяком случае, он должен увидеться с Урамом, посмотреть, что тот сделает, и стойко выдержать этот удар. Возможно, даже отбить. Или убежать. Посмотрим. Почему все эти вечера проводят в скучных ресторанах? Выбрали бы, что ли, парк аттракционов для разнообразия. Сокджин сейчас с удовольствием прокатился бы на американских горках прямо в своём роскошном наряде, чтобы потом оправдать тошноту, как будто кто-то зарядил ему в печень с силой Дуэйна Джонсона. — Удачи, — пожелал ему Хосок. — Я буду ждать здесь, на всякий случай. — Если мне понадобится, я вызову такси, — ответил Сокджин. — Не хочешь ехать со мной, я вызову такси. На мгновение Сокджин ощутил укол совести. Хосок искренне за него волнуется. И знает, что у него нет денег, даже если он выглядит сейчас на миллион. Но Сокджин правда не хотел принимать эту помощь. Если честно, ему уже просто хотелось умереть, и эта мысль была у него в голове вместе с убийственным равнодушием. — Господин Ким прибыл, — негромко возвестили о его прибытии. Он пришёл довольно рано — ему ведь нужно приветствовать гостей и делать вид, что он хозяин вечера так же, как Чонгук — хозяин сделки. К его неудовольствию, Чонгука ещё не было, зато были госпожа Ким и Урам, раздававшие последние указания. Увидев его, мачеха вся перекосилась от ярости — она думала, что он придёт, как детская кукла, обряженный в белые рюши. Тот факт, что он покрасил волосы, да не в какой-то каштановый или шоколадный, а в белоснежный, разъярил её ещё больше. — Ты что себе позволяешь, обрядившись как шлюха? — прошипела она ему на ухо вместо приветствия. — Ты позоришь нашу семью! Как ты посмел голову покрасить?! Ты себя в зеркале видел?! Ты, уродец, ещё бы кольцо в нос вставил! Джин отвёл взгляд в поисках Чонгука, но наткнулся только на Урама, криво ухмылявшегося ему. И чего он ухмыляется? Пусть рассказывает. — Значит так, едешь сейчас домой и переодеваешься в нормальную… — У вас, мачеха, декольте глубже моего, — прервал её Джин. — Вы, получается, ещё больше шлюха, чем я?.. Ну-ну, не хватайтесь за стакан с водой, подождите хотя бы, пока принесут вино. Я не ваш сын. И одеваться так, как вам угодно, я больше не обязан. Я одеваюсь, чтобы понравиться своему мужу, — он произнёс эти слова с горделивым трепетом и превосходством, наслаждаясь непониманием в её глазах. — Это колье — его подарок, и к вашему наряду оно совершенно не подходит. — Верно, — раздался мягкий голос за его спиной. — Ты потрясающе выглядишь, крошка. Чонгук положил свою ладонь на его талию, чуточку прижимая к себе. — Я разве не предупреждал вас, госпожа Ким, что вам не следует больше и пальцем трогать моего мужа? Что-то в моих словах было непонятно? — с доброжелательной угрозой в тоне спросил альфа, поглаживая талию Сокджина. Женщина скривила губы, но затем выдавила из себя улыбку: — Если это правда желание господина Чона, мне нечего сказать. Будто она уважала решения Чонгука, но звучало так, словно она имела в виду: «Чего с убогими препираться.» — Благодарю, — пробормотал Сокджин, как только женщина ретировалась. Он немного удивился тому факту, что смотрит чуть сверху вниз, а затем вспомнил, что он сейчас не каблуках, а Чонгук с ним одного роста. Неожиданно встретившись в мужем взглядом, Сокджин чуть не поперхнулся, заливаясь краской: в глазах альфы было что-то, похожее на тепло. — Я вижу, ты надел мой подарок, — заметил Чонгук, пальцами касаясь лица Сокджина. — Выглядишь… потрясающе. — Вы тоже, — признался Сокджин, ничуть не соврав: хотя на альфе был лишь простой, но дорогой чёрный костюм с белой рубашкой, ткань вся едва заметно искрилась и переливалась, а ещё на нём были сочетающиеся с колье Сокджина серьги и запонки. Явно принарядился для торжественной части. — Расслабься, это просто скучная вечеринка, — сказал Чонгук, — просто приветствуй всех, заведи пару знакомств. Выпей, если хочешь, главное не буянь. И держись поближе ко мне, я скоро вернусь. — Куда вы? — вырвалось у Джина. — Просто выйду позвонить. Здесь скоро станет шумно. О. Нетрудно было догадаться, кому он звонит. Сокджин шумно сглотнул, глядя альфе в спину и подавив порыв кинуться за ним и всё рассказать. Он не должен. Не он должен. И не в этом месте, не в это время. — Недолго ты со своим благоверным проворковал, — послышался знакомый до отвращения голос. Явился наконец. — Как твоя жена? — спросил Сокджин. Урам не станет его бить на людях. — В хорошем настроении? Уверен, она всё поняла о тебе и своих попытках дышать маткой над домашним очагом. — Что за убогие выражения, прямо как ты, — проворковал Урам, хватая его под локоток и приветствуя гостей радушной улыбкой: — Не дёргайся, Джини, мы же братья. — Вот именно, больной ты ублюдок, мы братья, — с улыбкой процедил сквозь зубы Джин. — Ты совсем рехнулся, пытаться затащить меня в постель? Ты больной. — Не кипишуй, я тебя не хочу и не люблю, — осклабился Урам. — Мне просто нравится тебя унижать и мучить. И как только я представляю эти порочные губы, растянутые на моем члене, у меня кровь кипит. Это не имеет никакого отношения к моей жене, просто так уж получилось, что с самого детства мне нравится, как ты плачешь. А тут моя игрушка вдруг решила, что она человек, — он издал смешок. — Брось, Джин. Ты же омега. Ты создан для того, чтобы ублажать людей, и ты этого хочешь, это просто сущность такой развратной суки, как ты. Разве не для меня ты на самом деле так оделся? — Я скорее буду землю жрать, чем раздвину перед тобой ноги, — тихо проговорил Сокджин, приветливо улыбаясь гостям. — Я могу это устроить. Ты не думай, не сам, конечно, но у меня есть пара знакомых из мест не столь отдалённых, которые будут очень рады вломиться к тебе в дом и разрезать тебе рот, чтобы ты мог принимать столько членов, сколько захочешь, шлюха. — Эти угрозы и оскорбления становятся скучными, меня звали и похуже, — Джин деликатно прикрыл рот ладонью, словно зевая. — Например? — усмехнулся Урам, поглаживая его по ладони. — Твоим братом, — брезгливо Джин сбросил с себя его ладонь. — Болтай, что хочешь, мне похуй. Чонгуку я уже рассказал, ему всё равно. А продолжишь мне угрожать, и… — Ну? Что ты сделаешь, давалка? — глаза Урама заискрились неподдельным весельем. — Ты даже угрожать мне не можешь. — Я нет, но мой муж может, — Сокджин решил врать до конца. — Как думаешь, отец будет тобой доволен, если Чонгук свернёт ваш перспективный бизнес? О, как обидно будет, если он узнает, что ты угробил всю эту работу лишь ради омеги. И ради какого? Ради меня, — Сокджин фыркнул. — Я всю жизнь живу в твоих угрозах меня порвать, изнасиловать, искалечить и убить, Урам. Мне уже всё равно. Ты меня не получишь, для меня есть только один мужчина, и это мой муж. Он развернулся и пошёл прочь, невзирая на то, что ему нужно было приветствовать людей. На самом деле сходиться с Урамом в словесных пикировках было отнюдь не просто, и всё превосходство и оборонная тактика Сокджина были построены целиком на Чонгуке и том факте, что Урам ничего не знает об их отношениях. Подхватив со стола изящный бокальчик с шампанским, Сокджин ушёл на балкон, в конце концов, его муж должен быть где-то здесь… Он не ошибся, Чонгук стоял там, копаясь в телефоне. На пару секунд Джин остановился, просто чтобы полюбоваться супругом. Может, всё не так плохо? Крошечное усилие воли потребовалось, чтобы вспомнить, как Чонгук кружил его в своих руках на свадьбе, как собрал для него закуски, как спас из рук семьи и как обнимал. Сокджин не был уверен, что это не серьёзно. Он думал, что сможет забыть Чонгука с Хосоком, но затем чувства к альфе вспыхнули с новой силой, стоило тому сделать подарок, который на самом деле наверняка для Чонгука был пустяком. Чонгук был… так красив. Красив той чистой, ребяческой красотой, которой у Сокджина никогда не было. У Чонгука были сияющие глаза от запертой внутри радости, у Сокджина были томные очи сирены, губящей своим голосом. У Чонгука была детская улыбка, с выступающими передними зубиками, рот Сокджина был обрамлён порочными полными губами. У Чонгука была яркая золотистая кожа, пышущая здоровьем и естественной смуглостью портового ребёнка, которым он был, а Сокджин сиял аристократической бледностью холёной кожи. Чонгук, будучи серьёзным или рассерженным, пугал, словно кто-то разозлил порядочного человека. Сокджин во время своих срывов походил на испорченную избалованную диву, которая никогда не знала настоящих бед. — Ты здесь? — спросил Чонгук, заметив Сокджина. Тот отвлёкся от любования альфой и приблизился к нему. — Что-то случилось? — спросил Джин, облокачиваясь на балкон. — Нет, ничего, — вздохнул Чонгук и уставился на него, рассматривая. — Вау. Ты, правда, очень эффектно выглядишь. Тебе к лицу этот цвет волос. — Спасибо, — поблагодарил Джин. Чонгук протянул руку и вдруг прижал его к себе, тиская тонкую талию. В глазах альфы сверкнул опасный огонёк. — Твоя помада стойкая? — Да? — Твой брат здесь и смотрит на нас, и меня это раздражает, — прошептал он Джину на ухо, кладя тёплую, шероховатую ладонь ему на оголённую спину. — Поэтому я сейчас тебя поцелую. Сокджин не успел ни возразить, ни согласиться. Чонгук жадно приник к нему ртом, раскрывая его губы, выбивая весь воздух. Ресницы Джина, трепеща, опустились, он только пискнул, позволяя рукам и губам Чонгука сминать себя, он был мягким, податливым, плавясь под чужим напором. Их языки столкнулись, губы издали звонкий влажный звук, и Чонгук ненадолго отстранился, нежно скользя ладонью по обнажённой спине Джина. — Чего пялишься? — пророкотал его хрипловатый голос над ухом, явно обращаясь к Ураму. — Это моё. Джин задыхался от чувств, затопивших его. Один внутренний Сокджин вопил от возмущения, требуя отхлестать наглого мальчишку по щекам за то, что он так его использовал, чтобы досадить его брату. Другой внутренний Сокджин восторженно визжал, хватаясь за каждое ощущение, за каждое воспоминания: этот жаркий поцелуй, интимный шёпот на ухо, бережные прикосновения альфы к его спине и крепкие пальцы над его талией, сила чужого тела, к которому он был прижат… о боже мой. Сокджин прикрыл глаза, опуская голову и утыкаясь альфе в плечо. — Если он решит, что мне это неприятно, — пробормотал он, — то Урам только порадуется. Так что я поцелую вас тоже. Сокджин схватил Чонгука за галстук, привлекая к себе, и прижался к его губам, довольный своей проделкой. В конце концов, это третий поцелуй в его жизни, можно сказать, он уже опытный. Во всяком случае, он уже в курсе, что нравится Чонгуку. Сокджин одной рукой продолжал стискивать его галстук, второй обвил его шею, практически повиснув на альфе. Может, этот самый человек его сегодня убьёт, а перед смертью, как известно, не надышишься. Он позволил Чонгуку целовать себя снова, обхватывать свои губы, приятно засасывая или неторопливо скользя по ним. Это чувствовалось так странно удовлетворительно, сам процесс поцелуя был физически невыразимо приятен. То ли потому что Чонгук потрясающе целовался, то ли потому что Сокджин был до одури в него влюблён. Чонгук коснулся его губ напоследок нежным, даже игривым чмоком, продолжая удерживать в своих руках. — Он ушёл, куколка, — с лёгкой насмешкой проговорил альфа. — Жаль, что ты не видел его лица. Сокджин сфокусировал взгляд, не торопясь убирать свои руки с плеч мужа. У него в голове до сих пор звучало жаркое и властное: «Это моё.» Ох, Кюнмин бы его за такое не погладила по голове. Но он слабый омега, и у него подкашиваются колени. — Почему ты смотришь на меня так? — спросил Чонгук тихо. Сокджин отвёл взгляд. — Как?.. — Как будто тебе меня жаль. О, Сокджину было безумно жаль Чонгука. Они оба бежали в бесконечном поиске любви — и всё напрасно. — Не уходите, — Сокджин едва удержался от того, чтобы плаксиво умолять. — Давайте побудем так ещё немного. — Хорошо, — к его удивлению, Чонгук согласился. — Если честно, твои родичи ужасно утомляют. — Я знаю, — невесело усмехнулся Сокджин. — Новое платье? — Блузка. — Да уж, для платья коротковато, — Чонгук смешливо скривил губы, пошуршав складками одежды за спиной Сокджина. Тот начал подумывать, а не два ли Чонгука существует на белом свете? Один злобный мальчишка, второй добродушный смешливый ребёнок. — Вы прочитали моё сообщение? — спросил Сокджин, зная ответ. — Какое? — Я отправил вам сообщение. Что у меня есть работа, — сейчас или никогда. — Работа? — Именно поэтому Урам мне угрожал. Я пою и играю на фортепиано… — пробормотал Сокджин. — Но это… уже в прошлом. — Почему? — спокойно спросил Чонгук, с интересом склонив голову. Надо же, у Сокджина получилось его заинтриговать. — Я и сам себе задаю этот вопрос, — вздохнул омега. — Мне это нравилось… мне нравится петь. И выступать. — Хорошо поёшь? — спросил Чонгук. Сокджин залился краской, воровато оглянулся, касаясь пальцами своего ожерелья, и пропел, похваставшись вставкой деликатных мелизмов: — Diamonds are girls’ best friends!.. — Ого!.. Чонгук выглядел впечатлённым этой короткой демонстрацией. Сокджин был опьянён удивлением в его глазах. Это было похоже, словно альфа сегодня впервые увидел в нём человека. Впервые понял, что он красив, впервые понял, что с ним можно разговаривать, впервые понял, что Сокджин что-то умеет. От этого становилось немного грустно, ведь на свадьбе Чонгук был точно таким же, а значит, впечатление это — всего лишь мираж. — У тебя удивительный голос, — проговорил Чонгук. — Где ты учился?.. Сокджин коротко рассмеялся. — Господин Чон, вы наверняка знаете. Нигде я не учился, а мой рабочий кабинет — это подвал, мой концертный зал — ванная комната. Меня не выпускали из дома после окончания школы, и на работу я ускользал тайком. — Тай… — Господин Чон, господин Ким, председатель Ким хочет произнести речь, — кто-то появился на балконе, чтобы позвать их. — Ждут только вас. — Пойдём, — Чонгук взял его под руку, и Джин прильнул к его плечу. — Кажется, мы слишком задержались. Сокджин не мог удержать раздосадованного вздоха от того, что их впервые настолько тёплое общение прервали, но тёплая рука Чонгука на его запястье немного разбавляла эту горечь и обещала, что Сокджин ещё получит пару чудесных мгновений этим вечером. Что на Чонгука нашло? Может, он просто рад удачному течению бизнеса и благополучному заключению контракта? — Нам сюда, куколка, — Чонгук увлёк его за собой. Сокджин не отлипал от него, и краем взгляда видел, как на него смотрят люди. Кто-то пожирал его взглядом, кто-то искал в нём недостатки, кривил губы и шептал соседу на ухо: «Высоковат… ещё и каблуки надел. Макияж слишком броский… ещё не родил? Странно… наряд вульгарный. Плечи слишком широкие… может, личико и хорошенькое, но больше на альфу смахивает. Боже, у него такой размер ноги…» Его взгляд упал на Урама. Сокджин неосознанно прижался к плечу Чонгука сильнее, ища защиты, и альфа снова положил ладонь на его пояс, поглаживая большим пальцем. Его отец что-то вещал с небольшой сцены, но Сокджин не смотрел и не слушал, только немного прикрыв глаза и сосредоточившись на ощущении тёплой, бережной ладони на талии. — … И дабы ознаменовать наше сотрудничество, а также в качестве извинительного подарка я преподношу своему зятю скромный презент. Сокджин уцепился за эту, казалось бы, незначительную ремарку. Тяжесть ладони Чонгука исчезла, так как его муж поднялся принять поздравления и сказать пару слов в ответ. Редкие, полные достоинства аплодисменты не могли заглушить тихие бормочущие вопросы: — Какого подарка? Извинительного? — За что председатель Ким извиняется? — Кто-то чем-то провинился? Сокджин ощутил дрожь по телу. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, про кого идёт речь. Он думал, что это будет гром среди ясного неба, но оказалось, это было мерзким, мутным, затягивающим в свои глубины чёрным болотом, вязким, нахлынувшим колючими шепотками, забивавшимися в уши. — Я слышала, дело в супружеской неверности… — Говорят, его новоиспечённый супруг был застукан в борделе. — А я слышал, что в стриптиз-клубе. — Да какая разница? Явно не в приличном заведении… — Самое ужасное, что он там работал… Словно тысячи взглядов с презрением впились в него, словно тысячи рук указывали на него обвиняющими жестами, и тысячи голосов смеялись над ним. Сокджин сжал кулаки, смотря прямо перед собой, но ничего не видя. — Да, мой брат, к сожалению, оказался плохим супругом, — рядом с Сокджином появился Урам, наслаждаясь его беспомощностью и затравленным взглядом. — Он работал в бор… ах, бурлеске. Что сказать, на омег нельзя положиться, только дай им свободу, и они воспользуются ей… по назначению. Эта вещь оказалась порченой, так что мы вынуждены извиниться и преподнести достойную замену. Сокджин залился краской гнева и стыда. Кто-нибудь… скажите что-нибудь, вступитесь за него… Но он ничего не мог поделать с тем, что все собравшиеся действительно считали его ничем иным, как вещью. Игрушкой, живой игрушкой, недостойной, кусающей кормящую руку. — Не вижу в этом ничего плохого, — проговорил Чонгук. Сокджин вскинул голову, смотря на своего мужа. Свет сцены, льющийся на него сверху, делал его похожим на ангела, сиял вокруг него голубовато-молочным нимбом. — У моего супруга дивный голос, — добавил Чонгук в микрофон, смотря на него. — Если он хочет петь, пусть поёт, нельзя зарывать такой талант в землю. Я самый его большой поклонник. Крошка, иди ко мне, — он обратился к Сокджину, и тот, не контролируя себя, принял поданную ему руку, делая пару шагов навстречу. Свет показался ему ослепляющим, словно он не поднялся на одну крошечную ступеньку, а взобрался на священный Олимп и присоединился к самим богам. — Это тебе, в награду за твоё прелестное пение, — промурчал Чонгук, вкладывая ему в руку какой-то небольшой предмет. Сокджин заставил себя отвлечься от нежного голоса и сконцентрироваться на штучке в его руке, сверкнувшей логотипом быка. Ламборгини. Сокджин мельком бросил взгляд на позеленевшего от ярости отца, улыбка которого так и осталась на лице, словно приклеенная. Господи, Чонгук не только отмёл все колкие комментарии, но ещё и передарил ему подарок его отца… В его голове со звоном вставали знаки равенства. Чонгук знает, что Сокджин работал в бурлеске. Дзинь! Чонгуку нравится пение Сокджина. Дзинь! Сокджин хороший муж. Дзинь! Семейство Ким не может выставить претензии. Дзинь! Нет оснований вычёркивать его из семейного реестра. Боже, если Чонгук не гений, то кто же он? — Ну разве он не прекрасен? — самодовольно проговорил Чонгук, собственнически поглаживая поясницу Сокджина, всё ещё ошеломлённого. — Куколка, что нужно сказать любимому? — Благодарю, муж мой, — просипел Сокджин, в другое время пожав бы горло альфе за этот охуительно снисходительный тон. Чонгук передарил ему Ламборгини… — Она красная, а тебе так идёт этот цвет, — сказал Чонгук. — Тебе нравится? Сокджину было плевать, как выглядит машина. Он был ошеломлён тем, как играючи Чонгук обставил семью Ким и заодно спас его шкуру от позора, и пялился на своего мужа сверкающими глазами. — Да, — подрагивая от благоговения и счастья, проговорил он. — Мне очень нравится, любимый. И даже не соврал. — Боже, господин Чон так великодушен! — Такой щедрый подарок. — Так его муж просто поёт? А шуму-то было… — Ну господин Чон же в курсе, наверняка он контролирует. Всё в порядке, значит. — Говорят, он и на музыкальных инструментах играет. Способный юноша. — И выглядит очень эффектно. Мог бы стать звездой. — Ему очень повезло с мужем. — Наверное, там просто безумная любовь! Чонгук, лёгким манёвром не только решив проблемы Сокджина, но и набив себе очков социального рейтинга, спустил со сцены всё ещё ошарашенного Сокджина, сжимавшего в руках Ламбо-брелок. — Но что мне делать с машиной? — спросил Сокджин тихо. — Вы правда… дарите мне машину? — Мне не нужен автопарк, мне и одной машины слишком много, — отрезал Чонгук. — Хосок подготовит документы. Хочешь, катайся, хочешь — продай. Сокджин содрогнулся. А вот и второй Чонгук. Несмотря на то, что внешне эта перемена была почти незаметна, Джин чувствовал — альфа в бешенстве.