***
Спустя несколько дней, когда Уилл бездумно валялся на диване, ему позвонил Джек и сообщил о трупе женщины в лошади. Дело о смерти 16-ти женщин от рук Кларка Ингрема, который пытался обвинить во всём Питера Бернардоне, изменило их отношения. Массовое убийство было почти раскрыто и Уилл был уверен, что это Ингрем. Он действительно не увидел в нем искренних чувств, его глаза были пустыми, и эта жуткая улыбка создавала впечатление очень отталкивающее. Но Джек выпустил его, не послушав профайлера. А Ганнибал, стоявший все это время рядом, наблюдал не столько за Ингремом, сколько за Уиллом. Его нервная поза говорила о внутреннем беспокойстве и Лектер заметил это практически сразу. Они не общались, лишь перекидывались общими фразами и обсуждением профиля Ингрема, чтобы сойтись в догадках. Эти разговоры были беспрестрастными, деловыми. — Отпустите его, — приказал Джек в громкоговоритель. — Ты совершаешь ошибку, Джек, — Уилл казался спокойным и безразличным, он знал, что скажет ему Кроуфорд, знал, как посмотрит Ганнибал. — У меня нет оснований для его ареста. — Питер Бернардоне психологически слаб, им манипулировали. Как его соцработник он втерся в доверие и предал его. — Это не доказательство его вины, Уилл, — отрезал Джек и исчез за дверью. Уилл облокатился руками на металлическую стойку перед ним и прикусил нижнюю губу, согнувшись. Сейчас он бы хотел, чтобы Ганнибал обнял его, но между ними так и не исчезла пропасть, отделившая их друг от друга. Он мечтал хотя бы о легком прикосновении, самом незначительном. В один момент Ганнибал прервал молчание: — Ты должен знать, что ситуация, в которую мы попали, результат нашего бездействия. Мы топчемся вокруг этого луча света, но не можем прикоснуться к нему из-за страха обжечься. — Я допустил множество ошибок, которые стоили людям жизни… Все еще думаешь, что мы тянемся к свету? — голос слегка дрожал, — Есть нечто в моем сердце, что заставляет меня тянуться к тебе. Будто терновник, на котором проросли розы, — профайлер оглянулся и поймал взгляд доктора. — Жизнь без сожаления — это не жизнь, Уилл. Мы лишь ищем повод, чтобы оправдать бездействие, и часто эта причина скрывается в сердце… — Ганнибал подошёл ближе и сжал плечо профайлера, от тяжести чужой руки Уилл вздрогнул, будто не ожидал этого, — Хочу видеть тебя на ужине сегодня. — Это прекрасно, — от этой фразы у Уилла кольнуло в сердце и глаза, скрывавшие всю боль и скорбь, наконец выдали их. Уилл долго держал эти чувства в себе и теперь они давили с большей силой. Ему не хотелось плакать перед Ганнибалом, он не желал показывать слабость сейчас. — Прости меня еще раз. Я знаю, что ты прощаешь людей подобно Богу, и я не хочу допускать этого снова, — продолжил Уилл, только через секунду осознав, что оговорился. — Боишься гнева Божьего? — Ганнибал изменился в лице, взгляд его стал жёстче, а янтарный цвет глаз близился к винному. — Боюсь… разрушить твою жизнь, — произнес профайлер, и взгляд Ганнибала стал заметно мягче. Он мог услышать, что угодно, но не переживания о своей жизни.***
Перед тем как поехать на этот ужин, Уилл как обычно заехал за бутылкой вина. Он успел доехать до Вулф Трэп и обратно, чтобы выглядеть как с иголочки. Уилл чувствовал себя комфортно на этот раз. И стоя у двери, профайлер подумал о том, что теперь все изменится. Наконец нажав на кнопку, он напрягся всем телом. — Добрый вечер, Уилл, — Ганнибал улыбнулся ему, был рад видеть перед собой. — Привет, — более смущённо, но все же Уилл ответил на улыбку, — Я как обычно с вином, — он протянул бутылку. — Проходи, дорогой, — слова Ганнибала странным комом отразились в сердце, но он все равно прошёл в дом. Ганнибал сразу же провел Уилла в столовую и скрылся на кухне. В первую очередь профайлер заметил на столе два идентичных букета в синих оттенках: глоксинии и амаралисс, расположенные по краям композиции, с вкраплениями цветов жасмина и гипсофилы, а по центру, образуя своебразную воронку стояли белые гвоздики сорта «Sweet William». Профайлер улыбнулся, распознав значение букетов. Между этими цветами располагались свечи и, Уилл решил, что было бы правильно зажечь их для создания большей интимности. Когда из кухни с двумя блюдами Ганнибал вышел с серьёзным выражением лица, без каких-либо эмоций и увидел горящие свечи, он еле сдержал улыбку. Ему нравилось, когда Уилл позволял себе немного хозяйничать в его доме. Это не раздражало, не вызывало желания убить профайлера, напротив, хотелось поощрять эту самодеятельность. — Оленина в брусничном соусе с можжевеловой солью и черной икрой, Bon appétit, Уилл. Уилл любил каждое блюдо, которое готовил Ганнибал, он с большим удовольствием ел эту еду, несмотря ни на что. Конечно, пару раз возникали сомнения и они были обоснованы, но сейчас он с наслаждением смаковал красное вино и отрезал кусочек мяса, обмакивая в соусе. Они улыбались друг другу, будто до этого не возникало ссор и недопонимания. Воздух вокруг словно схлопнулся. — Мне важно сохранить нашу дружбу, несмотря на все трудности, с которыми мы столкнулись. В целом я ожидал такой реакции от тебя на мои увлечения, но сейчас я вижу в тебе другого человека, не того, который направлял дуло пистолета в мою сторону. — Я уже говорил, что изменился благодаря тебе, и стараюсь принять ту часть меня, которая требует свободы. — Что это за часть, Уилл? — он снова психоанализировал, но Грэм позволил ему, несмотря на внутренние противоречия. — Она жаждет крови и признания. Наказание плохих людей действительно приносит ей удовольствие, — Ганнибал невозмутимо отпил вина и положил кусок мяса в рот, а Уилл сощурил глаза и продолжал, — но… она получает удовольствие и от любви. Смерть и любовь едины и друг без друга не смогут существовать. — Делать то, что доставляет удовольствие, — значит быть свободным. В твоем мире смерть и любовь взаимно дополняют друг друга, в моем они исключают друг друга, но сейчас они начали сливаться. — доктор дотронулся до руки Уилла и тот поднял глаза. — Я принимаю тот дар, что ты даёшь мне сейчас, — прошептал профайлер и игриво поднял брови, как в тот день, когда сказал, что нуждается в нем, но холодность, с которой он убрал руку, все еще намекала лишь на дружбу, хотя Уилл и начал принимать концепцию романтики между ними. Они продолжили трапезу, и достаточно долгое время обсуждали искусство. Конечно, это больше было похоже на своебразную лекцию от Ганнибала, которую Уилл внимательно слушал. Профайлер был готов признаться, что если бы доктор говорил самую бессмысленную вещь в мире, он продолжал бы слушать. Его привлекал акцент, привлекал тембр голоса Ганнибала, манера его речи. И Уилл просто наслаждался этим вечером. Вино отлично сочеталось с мясом и закусками. Во время десерта они вновь вернулись к изначальной теме. Все это время Уилл чувствовал себя уютно и ловил себя на мысли, что хочет чаще проводить вечера с этим мужчиной. — Ты что-то скрываешь? — спросил Ганнибал. — Все люди что-то скрывают, тебе ли не знать. У меня лишь одна тайна от тебя, в остальном я полностью открыт. — Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу. — Если я расскажу тебе этот секрет, то буду выглядеть в твоих глазах еще более ненормально. — Я никогда не считал тебя ненормальным, Уилл, но и настаивать на каких-то признаниях я не собираюсь, — Ганнибал наполнил бокалы снова. Уилл кусал губы, его тайна казалась слишком обширной, но теперь он должен был отказаться от прошлого, чтобы сделать все так, как оно должно было сложится изначально. Профайлер отвел взгляд и сожаление накрыло его волной. Он вернулся в прошлое, ставшее настоящим, уже изменившимся. — Прошлое осталось в прошлом и не нужно искать ответы там, где лежит пепел прежних сожалений, — Уилл произнес и поднял бокал, они цокнулись. И если Ганнибал сделал небольшой глоток, как и подобает в высшем обществе, то Уилл выпил залпом, что не осталось незамеченным. — Только тот, кто строит будущее, имеет право быть судьей прошлого. Ганнибал смотрел в глаза профайлера с нескрываемым обожанием. Единственный человек, которому он прощал дерзость и наглость — Уилл Грэм. Он стал его зависимостью, стал его частью. И мужчине хватало одного взгляда на профайлера, чтобы насытиться. Уилл резко поднялся из-за стола и чуть пошатнулся. Его мысли метались из одной стороны в другую, и обе не имели в себе какого-то смысла. Он хотел прикоснуться, хотел быть ближе, чем они были сейчас. Его чувства расцветали постепенно, но каждый новый виток был безупречно страстным и нежным одновременно. Уилл всегда знал, кто перед ним, но не решался сделать шаг, а Ганнибал по-видимому давал ему волю. Обойдя доктора, профайлер положил руки на его плечи и прошептал на ухо: — Дружба с тобой стала моей мечтой. — Ну так держи ее и не отпускай, — Ганнибал повернул голову в его сторону, но Уилл не отстранился. Они почувствовали горячее дыхание друг друга и сохраняли зрительный контакт до тех пор, пока Лектер едва не коснулся Уилла носом. Критическое расстояние между их губами обжигало. Адамово яблоко Грэма дернулось, и он мгновенно отстранился. Напряжение между ними заполняло всю комнату. — Ганнибал, нам нужно поехать на ферму к Питеру. Ингрем попытается убить его. Спустя двадцать минут они уже сидели в машине. Ганнибал включил классическую музыку и они отправились в путь. Шел снег, в машине было по-уютному тепло. Поначалу они молчали. Ганнибал редко сбрасывал с себя человеческий костюм, чтобы показать эмоции, но сейчас был точно на пределе. Он не винил Уилла за эту неуверенность и все же это вызывало раздражение. Это казалось игрой. И Уилл будто играл его чувствами, но они так пьянили, что не хотелось отказываться от этого вновь. Прежде Ганнибал не испытывал такой едкой страсти и нежной привязанности, это казалось чужим, но он умел принимать себя и умел принимать Уилла. И поэтому начал разговор первый. Они могли бы снова вернуться к тем беседам, но теперь в этом не было необходимости. Он просто наслаждался непринужденным разговором с человеком, которого очень любил. — Это я убил священника, — Уилл даже не повел взглядом, глядя в окно. — Я знаю. Было красиво. Правда, сердце удалено с ошибками, но это не так уж и страшно… Для первого раза. — Делаешь мне комплимент? — Ганнибал ничего не ответил, но улыбнулся. По приезде на ферму они практически не говорили, лишь следовали в конюшню, чтобы найти там Питера и Ингрема. Уилл знал, что сейчас происходит, помнил этот момент отчетливо и теперь точно без сожаления мог убить Кларка. Нужно было лишь сделать все чуточку иначе. Он попросил Барнардоне покинуть конюшню, а сам наблюдал за происходящим. Ганнибал точно не мог предсказать действий Уилла сейчас, так как был уверен, что Ингрем мертв и заточен в тело лошади. Профайлер же последовал за Питером, чтобы поговорить о случившемся, а когда вернулся, то увидел уже знакомую картину: уверенного Ганнибала, разъяренного и грязного Ингрема. Тот начал говорить все те же слова, потом начал умолять и, о, как смешно наблюдать за таким видом унижения, когда хочется выжить во чтобы то ни стало, когда хищнику приходится быть овечкой. — Возьми чертов молоток в руки! — в отличие от своей прежней версии он не дрожал, напротив, стоял уверенно и направлял пистолет в голову мужчины, а когда тот послушался, Грэм продолжил, — Встань! — Уилл, эффект будет не тот. Ты уверен, что делаешь это для себя, а не для Питера? — Ганнибал умел влиять на разум, как змей-искуситель, но и Уилл теперь не отставал от него. — Подними молоток вверх и замахнись, — Уиллу нравился контроль, нравилось знать, что он держит чью-то жизнь в руках. Ганнибалу же стало еще любопытнее. Ингрем же весь дрожал и не решался сделать этот шаг, — Подними гребанную руку! — крикнул он, — Кларк послушался, а Ганнибал усмехнулся. Это вызывало у него веселье. И когда пришел момент, когда Кларк действительно замахнулся, но не для того, чтобы подыграть, а действительно ударить Уилла, Ганнибал подставил руку, защищая друга, а Грэм выстрелил в голову Ингрема. Снова почувствовав адреналин, Уилл тяжело выдохнул и прижался к Лектеру, обнимая. Он слышал размеренный стук сердца доктора, ощущал его горячее дыхание на макушке. На секунду профайлер перенесся в ту ночь, он помнил ее лучше всего, помнил каждую эмоцию, каждое движение, каждую каплю крови. Ганнибал ответил на эти объятия, но не сделал ничего, кроме легкого дружеского похлопывания по спине. Но из глаз Уилла все равно текли слёзы. Он не мог поверить, что это происходит, не мог прийти в себя сейчас, ему хотелось остаться в его руках дольше, все тело содрогалось от чувств, что переполнили его, но Ганнибалу позвонили на телефон, и, увидев фотографию Аланы, он извинился и ушёл к выходу. Уилл сам не понял, что сделал в следующий миг, когда выстрелил в потолок несколько раз, и один раз в стекло двери, которое разлетелось на мелкие осколки. Ганнибал испуганно сжался, а когда истерика Уилла прошла, он развернулся к нему, сбросил звонок и произнес: — Какого черта ты творишь?