Твой лик, желанный и любимый

На следующий день синьор дель Риннегато пришел в болотно-зеленом, который действительно подходил ему больше, чем бирюзовый. Андреа усадил его в кресло, поправил драпировку на заднем фоне, несколько раз обежал мастерскую по кругу, регулируя зеркала для идеального освещения, подошел к своей модели, критически осмотрел синьора дель Риннегато, а потом легко коснулся его шеи и приподнял подбородок, заставляя посмотреть на себя. В серо-зеленых пронзительных глазах синьора дель Риннегато читалось недоумение и что-то еще. — Приподнимите голову, синьор, — сипло сказал Андреа. В горле пересохло. Он почувствовал, что краснеет. — Это придаст позе утонченности. — Хорошо, — тихо, почти шепотом ответил синьор дель Риннегато, наконец-то опуская взгляд. Кончики его ушей покраснели. Андреа отвел взгляд, потом неловко схватил запястье синьора дель Риннегато, расположил его руку в наиболее соответствующем его художественному видению положении и вернулся к себе за мольберт. Перерыв за вином в кабинете Андреа проходил в некотором напряжении, которое, однако, после пары бокалов улетучилось. В мастерской Андреа снова позволил себе коснуться молодого господина, помогая ему принять прежнее положение. Синьор дель Риннегато, кажется, не возражал. Вторая картина синьору дель Риннегато тоже не понравилась — снова цвет одежды не подходил, и ноги толстые получились. — Я не сомневаюсь в ваших навыках, маэстро дель Принчипе, — мягко сказал он. — И дело вовсе не в вас, вы с вашим талантом и со свойственным вам выдающимся мастерством крайне метко и элегантно переносите на холст окружающую реальность, делая неприглядное красивым и заставляя красивое сиять еще ярче. Возможно, мы с вами просто выбрали неудачную позу. Я был бы признателен, если бы у вас нашлось время для того, чтобы попробовать еще раз. Андреа снова обиделся, а потом понял, что у него появились еще три дня, когда можно будет вести непринужденные беседы с синьором дель Риннегато за бокалом вина и два раза в день легко касаться его кожи, чтобы он принял нужную позу. — Давно хотел сказать, маэстро дель Принчипе, — сказал синьор дель Риннегато, когда они в очередной раз пили вино в кабинете в перерыве. — Я очень признателен вам за то, что вы не отвергли мое предложение. Я наслышан о том, что никому пока не удавалось получить портрет вашей работы, и безмерно польщен тем, что вы сделали для меня исключение. Знали бы вы, молодой господин, подумал про себя Андреа. — Что вы, право, это я благодарен вам за оказанное доверие, — он попытался поклониться, насколько позволяло немного продавленное кресло, в котором он слегка тонул. — Для меня большая честь работать с вами. Синьор дель Риннегато задумчиво нахмурился, немного помолчал, а затем сказал: — Молодая донья Катарина очень вас рекомендовала. По ее словам, если кто-то сможет написать мой идеальный портрет, то только вы. — Приятно слышать, — снова попытался поклониться Андреа, однако внутренне напрягся. Портрет доньи Катарины не входил в число тех, которыми он гордился. — Однако меня удивляет, — столь же задумчиво продолжал синьор дель Риннегато, — почему я не видел портрета доньи Катарины вашего авторства. Вы ведь ее тоже писали? Андреа не удержался и тяжело вздохнул. Потом сориентировался и ответил: — Я, к сожалению, не успел закончить — меня срочно призвали на работы в Базилику Святого Венчезлао, а молодая госпожа хотела портрет в кратчайшие сроки. — Понятно, — кивнул синьор дель Риннегато. — Удивительно тогда, что донья Катарина, не увидев результата вашей работы, все-таки решила вас рекомендовать. И невероятное совпадение, что именно мне, из всей римской знати, вы не отказали. — Донья Катарина наверняка знала, что я не смогу не попробовать запечатлеть на холсте совершенство. Такую красоту нечасто встретишь, — не задумываясь выпалил Андреа, а потом прикусил язык и покраснел. Синьор дель Риннегато опустил глаза и покраснел тоже. Андреа кашлянул и, чтобы как-то сгладить неловкость, завел разговор о своих недавних свершениях в Базилике Святого Венчезлао. Синьор дель Риннегато внимал с преувеличенным энтузиазмом. Неловкость все равно сгладилась недостаточно, и остаток дня они провели в молчании. Андреа рисовал благородные черты синьора дель Риннегато, черные кудри до плеч и стройные (точно-точно стройные) ноги и думал, что такую красоту нечасто встретишь. Третий портрет синьор дель Риннегато тоже забраковал. — Превосходная работа, маэстро, — сказал он, подпирая рукой подбородок с видом ценителя искусства и критически озирая собственное изображение. — Но что-то не то. Андреа обиделся в третий, юбилейный раз. — Может быть, синьор соблаговолит указать конкретные недостатки работы, чтобы я мог учесть их в дальнейшем? — как мог невозмутимо спросил он. — Не уверен, что смогу, — растерянно развел руками синьор дель Риннегато. — Работа действительно восхитительная, маэстро дель Принчипе. Вероятно, дело во мне — должно быть, я неудачно повернулся. И голову опустил. В следующий раз, пожалуйста, проследите, чтобы я, кхм, повернулся к вам нужным ракурсом и, кхм, подправьте, если что. Сквозь обиду до Андреа дошло, что, во-первых, будет следующий раз, а, во-вторых, ему официально разрешено синьора Алессандро, э, трогать. — Значит, — медленно сказал он, стараясь не обращать внимание на то, что синьор Алессандро оперся рукой о спинку стула за его плечом и наклонился настолько, что Андреа чувствовал его дыхание над ухом, — вы полагаете, что дело действительно в ракурсе? В остальном вас все устраивает? Синьор дель Риннегато выпрямился, при этом словно бы случайно скользнув ладонью по плечу Андреа. — Да, — уверенно сказал он. — Когда приступаем?