Твой лик, желанный и любимый

С концепцией в прошлый раз так и не определились, поэтому через пару дней, когда у Андреа снова выдался выходной от базилики, утро начали с обсуждения. Обсуждение протекало крайне вяло, с прошлой встречи идей ни у кого из них не появилось, поэтому синьор дель Риннегато с обреченным лицом сел в кресло, приняв величественную позу, Андреа с чуть менее обреченным лицом сел за мольберт, но тут прохладной чистой струей нестандартного мышления в их творческое болото ворвался Микеле. — А че это синьор Алессандро просто так сидит? — спросил он. — А как ему сидеть? — уныло спросил Андреа. — Не просто так! — заявил Микеле, а потом задумался. — Может, как-нибудь… ну… разнообразить сюжет? Андреа и синьор Алессандро внимательно смотрели на него. Микеле почесал затылок, побурчал что-то себе под нос, а потом его озарило: — Нужно какое-нибудь животное! Синьор Андреа, помните, вы мне девицу с хорьком показывали? Или с горностаем. С волосатой длинной штукой, в общем. Вот бы синьору Алессандро тоже что-нибудь такое. Или кошечку с собачкой, на крайний случай. — Или тебя на коленки посадить, — пробормотал Андреа, но Микеле услышал и оскорбился: — Сами вы животное, синьор Андреа. Да и тяжеловат я… — Он кашлянул и добавил: — и не надо вам меня на портрете писать. — Я могу синьора Андреа на колени взять, — подал голос синьор Алессандро, но тут же сам неловко замялся. — Я тоже не животное, синьор, — буркнул Андреа. — И как я буду рисовать, сидя у вас на коленях? Никак, ответил сам себе Андреа. Но можно и без живописи. Андреа и синьор Алессандро переглянулись и неловко отвели глаза. Разговор шел куда-то не туда. Микеле громко и очень укоризненно вздохнул. — Никуда не уходите, — скомандовал он. — Я сейчас. Полчаса прошли в неловком молчании — синьор Алессандро рассеянно смотрел в окно, Андреа бессмысленно перебирал баночки с красками, а затем в мастерскую вихрем ворвался Микеле, держа в руках что-то маленькое и попискивающее. — Вот, — сказал он и водрузил свое подношение на кушетку. Андреа и синьор Алессандро мигом оказались рядом и узрели маленькую бульдожку, которая от такого внимания мило хрюкнула и легла пузиком кверху. — Какая прелесть, — умиленно выдохнул синьор Алессандро. — Это ваша собака, Микеле? — Не, — Микеле почесал затылок, — у соседей сука родила недавно, этсамое, как раз щенят пристраивают. Я взял на пару дней. Синьор Алессандро, правда, уже не слушал — все его внимание было поглощено щенком, которого он щекотал за пузико, гладил за ушком и сопровождал это ласковыми “Кто у нас тут такой хорошенький?”. — Да, — Андреа кивнул Микеле. — Попробуем. — Синьор Микеле, — отвлекся на секунду синьор Алессандро. — А как зовут это прелестное создание? — А… — растерялся Микеле. — Пера. Пера, да. — Перучча, — ласково позвал щенка синьор Алессандро. — Посидишь у меня на руках ближайшие дня этак три? Перучча мило пискнула. Она не знала, что ее ждет. Впрочем, Перуччу ждали два дня внимания, чесания животика и обнимашек. Это Андреа ждала головная боль. У синьора Алессандро дела шли прекрасно — он ласково смотрел на копошащуюся на его коленях бульдожку, гладил щенячью спинку, тихо ворковал, что Перучча самая славная собачка, и нежно спрашивал, у кого такие маленькие милые лапочки. Это вы милый, синьор Алессандро, подумал про себя Андреа и вздохнул. — Не знал, что вы так любите животных, — сказал он между делом, пытаясь как-то запечатлеть на картине маленький комок радости, находящийся в постоянном движении. Синьор Алессандро рассмеялся совершенно счастливым смехом. — Как их можно не любить, синьор? Вы только посмотрите, разве она не чудесная? Это вы чудесный, подумал Андреа и вздохнул снова. Писать портрет, тем временем, было решительно невозможно — щенок вертелся на коленях у синьора Алессандро, тот, презрев необходимость удерживать величественную позу и серьезное выражение лица, предался своей любви к животным, приходилось часто делать перерывы, чтобы Перучча могла подкрепиться и сходить в туалет прямо на свежевымытый накануне прихода синьора Алессандро пол мастерской. После обеда так и вовсе ворвался Микеле, который, наплевав на свой внешний вид, плюхнулся на пол и радостно ржал, пока бульдожка кусала его за пальцы. Синьор Алессандро, к удивлению Андреа, тоже сполз на пол и устроился рядом, и они с Микеле радостно заржали вдвоем в аккомпанемент весело попискивающей Перучче. Андреа ощутил укол ревности. Вдруг подумалось, что общаться с Микеле синьору Алессандро нравится больше, чем с ним. С другой стороны, подумал он, это неважно. Вместе с портретом все закончится, и они больше не увидятся. Но всегда можно будет ржать с Микеле, и это прекрасно. Впрочем, животных он сам очень любил, поэтому, несмотря на свои мрачные мысли, тоже уселся на пол. Перучча тут же подбежала к нему, весело хрюкая, ткнулась в ладонь и обслюнявила край рукава. Работу пришлось закончить раньше, чем обычно, потому что бульдожка все-таки обмочила штаны синьора Алессандро. — Упс, — сдержанно сказал он. — Маэстро, кажется у нас произошел конфуз. Андреа вздохнул. — Мы могли бы выйти из положения, наверное, — задумался он. — Я могу одолжить вам свои штаны, например. — Премного благодарен, — так же задумчиво отозвался синьор Алессандро, рассеянно поглаживая щенка за ушком, — но, боюсь, мне не подойдет размер. — Действительно, — ответил Андреа и зачем-то добавил: — У вас такие длинные красивые ноги… — Что? — вскинул голову синьор Алессандро. — А? — вздрогнул вырванный из своих мыслей Андреа. Осознав, что только что сказал, он неудержимо захотел закрыть лицо руками и убежать куда подальше. — Я, пожалуй, поеду домой, мне нужно переодеться, — неловко сказал синьор Алессандро, нервно сжав на коленях руки (в которые тут же радостно вцепилась бульдожка). — Продолжим завтра, — кивнул Андреа, пытаясь скрыть охватившее его чувство стыда, и, в ответ на немой вопрос синьора Алессандро, добавил: — Я присмотрю за собачкой. На этом и распрощались, не глядя друг другу в глаза. Оба с красными от стыда ушами, а синьор Алессандро еще и в испачканных штанах. Следующий день невероятных изменений не принес — собачка все так же вертелась на руках у синьора Алессандро, синьор Алессандро все так же не мог замереть в одной позе, потому что играл с ней, ласково говорил ей, какая она прекрасная, и счастливо смеялся. Микеле влетел в мастерскую с разбегу, рухнул на колени перед креслом синьора Алессандро, и они вдвоем опять стали дружно сюсюкать над щенком. Андреа пытался, но не выдержал. — Синьор дель Риннегато, — позвал он. — Я так не могу. Синьор Алессандро поднял на него взгляд, счастливый и ласковый, с которым только что смотрел на собачку. — Наверняка действительно великий художник сможет поймать момент и подобающим образом запечатлеть портрет с животным, — обреченно продолжил Андреа, — но мне не удается. Синьор Алессандро моргнул, переключаясь с собачки на деловой разговор. — Маэстро, — сказал он, ни секунды не размышляя. — Каждый раз, когда вы принижаете свои достоинства и ошибочно утверждаете, что есть художники лучше, я чувствую себя глубоко опечаленным. Конечно же, одна неудачная попытка ничего не меняет, и я все так же хочу, чтобы мой портрет писали именно вы. Мы придумаем что-нибудь еще. Строго говоря, неудачная попытка у нас с вами далеко не одна, подумал про себя Андреа, но вслух ничего не сказал. На самом деле, он был благодарен синьору Алессандро за его слова, ведь в этот раз именно по вине Андреа портрет не удался. Синьор Алессандро жалобно сдвинул брови и, глядя на Микеле, спросил, можно ли ему забрать Перуччу. Микеле в ответ тоже сдвинул брови, посмотрел на синьора Алессандро пронзительными печальными глазами и ответил, что соседи будут только рады тому, что щенок попадет в хорошие руки. Синьор Алессандро просиял, осторожно подхватил бульдожку, которая тут же принялась жевать его рукав, и отбыл домой. — Не расстраивайтесь, — Микеле хлопнул Андреа по плечу. — Это же щенок, ему надо много двигаться. Возможно, просто эти длинные волосатые штуки, которых вы мне показывали на картинах, все время спят и висят себе на плече, рисуй не хочу. — И все равно я облажался, — грустно ответил Андреа. — Зато собачке дом нашли, — пожал плечами Микеле. — Да и синьор Алессандро, кажется, не особо расстроен. В следующий раз получится. И Микеле тоже ушел, оставив Андреа в одиночестве. Андреа вернулся в мастерскую, откинул покрывало, наброшенное на холст, и снова посмотрел на свою работу. Строго говоря, кое-что на картине все-таки получилось идеально. Лицо синьора Алессандро. Полуопущенные веки, длинные ресницы, упавшая на лицо прядь темных волос и нежная улыбка, с которой он смотрел на пятно, на месте которого должна была быть Перучча. Андреа старался не думать, но не получилось — до боли захотелось, чтобы синьор Алессандро когда-нибудь так же посмотрел на него. С такой же улыбкой и с мягкой радостью в глазах. Он, как зачарованный, просидел перед портретом еще час, пока за окном не стало темнеть. Затем со вздохом напомнил себе, что все скоро кончится, накрыл холст покрывалом и вышел.